На город легли вечерние тени.
Центральные улицы фемона освещались фонарями, укрепленными на шестах и на краях крыш, а боковые улочки и переулки погрузились в темноту.
Геракл и Иолай направлялись решительным шагом в центр города, не разговаривая и не обращая внимания на пешеходов, бродивших от лавки к лавке, от харчевни к харчевне. Теперь их стало меньше; в основном это искали ночлег гости, поздно прибывшие на праздник. Город затих, словно накапливал или приберегал силы для завтрашних торжеств.
Главная площадь почти опустела.
Несколько мастеровых все еще лазили по трибунам, сооруженным с двух сторон площади, — восточной и западной, чтобы убедиться, что сиденья не рухнут под тяжестью тех горожан, которые обладают достаточными привилегиями, чтобы восседать на них во время праздничных представлений. Между колоннами уже висели длинные гирлянды цветов, от орхидей до маргариток. Уборщики в последний раз дочиста отскребали камни мостовой. Зажигали новые факелы, новые фонари, и их пламя разгоралось все ярче и ярче по мере того, как солнце скрывалось за горизонтом.
Геракл и Иолай вышли с главной улицы на площадь и остановились.
В дальнем ее конце они увидели группу из десяти человек. Эти люди стояли в портике, к которому вели восемь широких мраморных ступеней, под крышей, украшенной изысканной резьбой.
— Ареопаг, совет старейшин, — догадался Иолай. В его голосе почти не осталось прежнего энтузиазма.
Геракл промолчал.
К тому времени, когда Голикс закончил свой рассказ и спросил, достаточно робко, нельзя ли ему сесть, потому что мучительно болела спина, Геракл уже оправился от первого впечатления. Ему хватило нескольких точных вопросов, чтобы убедиться, что парень не лжет. Теперь он уже не сомневался, что его подозрения подтвердились и что в этом году фемонский праздник обернулся одной из самых коварных ловушек его мачехи Геры.
Однако ему теперь требовались еще кое-какие сведения, и услышать их он мог только от… Но прежде всего им следовало предстать перед местным ареопагом.
— Знаешь, — сказал Иолай, когда они пошли к совету старейшин, — мы всегда можем уйти. Думаю, что тогда нам будет гораздо проще встретиться с этими заговорщиками.
Геракл покачал головой:
— Мы не можем уйти. Мы уже здесь.
— Я знаю, что мы сейчас здесь. Но это не означает, что мы обязаны оставаться здесь и завтра.
— Обязаны.
Иолай вздохнул:
— Что ж, возможно, ты и прав. — Тут его лицо просветлело. — Но ведь мы все-таки должны посмотреть на претенденток, верно?
Геракл кивнул и даже слегка улыбнулся.
— Тогда все в порядке.
Когда они подошли к мраморным ступеням, один из старейшин, облаченный в пышную темно-зеленую хламиду, отороченную золотыми нитями, повернулся к ним и нахмурился. Это был немолодой мужчина среднего роста, с густыми седыми волосами; лишь над ушами оставалось несколько черных прядей. На его лице, некрасивом, но приятном, Геракла поразили глаза — очень темные, глубоко посаженные под черными бровями.
— Что вам надо? — спросил мужчина. — Здесь никому не позволено находиться до завтрашнего утра.
Тихое позвякивание металла сообщило Гераклу о стражниках, стоящих за каждой колонной.
— Я Иолай, — важно объявил друг Геракла, поставив ногу на нижнюю ступеньку и положив руку на бедро. — Ваш судья на состязании красавиц. Вы ведь посылали мне приглашение, помните? А это Геракл, другой ваш судья.
Члены совета старейшин зашевелились и стали перешептываться между собой.
Тит Перикал — а человек в зеленой хламиде был именно он — заставил их замолчать властным жестом, а его приветливая улыбка напомнила Гераклу старого волка, который не ел целую неделю.
Томное, подзывающее мановение руки пригласило путников наверх, в портик, и после того как все были представлены друг другу, а перешептывание утихло, радушным жестом Тит положил руку на плечо Иолая.
— Ты опоздал, друг мой, — сказал он с легкой укоризной. — Мы волновались, уж не случилось ли с вами чего.
— Так, ерунда, повздорили малость со здешними разбойниками, то есть с заговорщиками, — небрежно ответил Иолай.
Старейшины снова тревожно зашумели, и Тит еще раз остановил их взглядом.
— Надеюсь, вы не пострадали? Не ранены?
Иолай рассмеялся:
— Нет, мы не пострадали. Но вот о разбойниках я бы этого не сказал.
Советники тоже засмеялись, отдавая должное его мужеству, и Тит объяснил, что заговорщики — именно данная группа — являются скорей досадной помехой, чем настоящей, реальной опасностью. Им, конечно же, не позволят испортить праздник. А личность их главаря уже почти установлена.
— Данная группа? — переспросил Геракл.
— Да. Они иногда заявляют о себе. Заблудшая молодежь, которая стремится править миром.
«А ты как будто не стремишься, — подумал Геракл, — нечего морочить мне голову».
— Мы знаем достаточно определенно, кто они такие, — продолжал Тит. — Скоро мы их всех к ногтю прижмем. — Он снисходительно махнул рукой: — Одно слово, малолетние шалапуты.
Тут все принялись обсуждать, где будут жить почетные гости праздника, что они будут делать и как пройдут торжества. Как выяснилось, им оплатят все их дорожные расходы, а еще они получат по увесистому мешочку с монетами за труды. Их обязанности были следующие: принимать восхищенное поклонение ликующей толпы, сидеть на следующий день перед заходом солнца на пиру вместе с советом старейшин и в тот же самый вечер участвовать в выборе царицы лета.
— А как же красавицы? — с невинным видом поинтересовался Иолай.
Тит шутливо погрозил ему пальцем:
— Ну уж нет, Иолай. Совет старейшин не допустит, чтобы они попытались вас подкупить. Разумно?
Иолай, казалось, потерял дар речи.
— Ну разумеется… — выдавил он из себя.
— Тогда, чем меньше вы будете их видеть, тем меньше они увидят вас. Вы встретитесь только на состязании. — Последовал ханжеский взгляд в небеса. — Мы не хотим вызвать гнев богов, предоставив какой-нибудь из них несправедливое преимущество.
Иолай молчал до тех пор, пока Геракл не ущипнул его за бок.
— Ну да! Боги такого не допустят.
— Конечно. — Тит поглядел на остальных старейшин. — А теперь, друзья мои, мы просим прощения, однако у нас еще много дел.
Иолай кивнул, подробно расспросил дорогу до постоялого двора, где были приготовлены комнаты для него и Геракла, и пожал всем старейшинам руки. Геракл сделал то же самое и потащил Иолая вниз по ступеням.
— Ох! Геракл! — крикнул Тит.
Геракл оглянулся.
— Будьте осторожны, хорошо? Если те заговорщики проведают, что вы в городе, они могут предпринять что-нибудь… вредное. Я совсем не хочу, чтобы с тобой случилось несчастье. И с твоим другом, разумеется, тоже.
— По-моему, я пока еще в состоянии защитить себя, однако спасибо за предупреждение, — ответил Геракл, махнул на прощание рукой и догнал Иолая уже на середине площади.
— Знаешь, приятель, — произнес Иолай, грустно качая головой, — все на поверку выходит совсем не так, как я думал. А от этого Тита Перикала у меня по спине ползут мурашки омерзения.
Геракл не сумел удержаться от добродушной издевки.
— Ну а как же быть со всеми этими девушками? С их мечтами, их надеждами, их чаяниями, их…
— Ладно, ладно, — заворчал Иолай. — Какой ты вредный! Ничего уж и сказать нельзя!
Геракл обнял его за плечи, и они вышли с площади на главную улицу.
— Иолай, ты кое про что забыл.
— Разве?
— Этот город наверняка наполнен красивыми женщинами. Он вот-вот взорвется пирами и пирушками, парадами и всяческими развлечениями. В Фемоне многие слышали про легендарного Иолая и…
Иолай остановил его, выставив вперед ладонь.
— Понял, понял. Я становлюсь жадным эгоистом, верно?
— Верно.
— Я начинаю заботиться только о своем собственном удовольствии, верно?
— Верно.
— И мне не нужно тратить силы и искать парочку поистине…
Рука, лежавшая на его плече, поднялась и накрыла его рот.
— Не торопи события, Иолай. Не торопи.
Через пять минут они добрались до постоялого двора под названием «Красный вепрь». Это вполне приличное заведение было расположено, как сразу же отметил Иолай, в поразительной близости к другим не менее приличным постоялым дворам, откуда уже плыли по ночному воздуху звуки веселья. Когда он направился ко входу, Геракл его остановил.
— Позаботься о комнатах, — сказал он Иолаю. — Увидимся позже.
Иолай нахмурился:
— Эй, ты ведь не собираешься развлекаться без меня?
— Нет, клянусь. — Лицо Геракла было мрачным. — Однако я должен кое с кем повидаться и сделать это немедленно.
Иолай пожал плечами:
— Я пойду с тобой.
— Нет, не нужно.
Иолай открыл было рот, собираясь привести свои доводы, но неожиданно сообразил, что затеял Геракл.
— A-а, ладно. Я обо всем позабочусь, не беспокойся. — Его ладонь дотронулась до плеча Геракла. — Только обещай мне, что не станешь захватывать Геру в одиночку.
Геракл мог дать такое обещание и сделал это.
— Но только я иду искать не Геру, — добавил он и от души шлепнул Иолая по плечу. — Ты позаботься, чтобы, когда я вернусь, в моей постели не прятались разбойники.
И он пошел вниз по главной улице.
Направлялся он к морю.
Тит пропустил мимо ушей пожелания доброй ночи, которые произносили его подчиненные. Он неотрывно следил за двумя мужчинами, уходившими с главной площади, и размышлял, что, вероятно, совершил ошибку, пригласив их на торжества. Хотя во внешности Геракла не было ничего внушающего ужас, тиран невольно ощутил исходящую от него огромную силу.
Не знай даже он ничего про связи Геракла с богами, Тит был бы полнейшим идиотом, если бы не разглядел в нем нечто такое, что выделяло его среди простых смертных.
Геракл был одновременно и человеком, и больше чем человеком.
Даже при взгляде на него Титу становилось не по себе.
Мягкие шаги за спиной заставили его улыбнуться, и он не глядя протянул руку. Ее ласково сжала гораздо более нежная рука.
— Твои люди, — сказал он, — кажется, не смогли его удержать.
Женщина засмеялась:
— Такая задача перед ними и не стояла, дорогой.
— Ты сказала им это?
— Конечно, нет. Однако моим людям это не удалось бы даже в том случае, если бы их было вдвое, втрое больше. Жаль только, что задержка получилась слишком недолгой. Я думаю… — Она шумно вздохнула — Я боюсь, что у него теперь появится слишком много времени на размышления.
Тит обдумал ее намек и отмахнулся:
— Нет. Он не самый общительный человек, каких я встречал, — в основном за него говорил этот хлыщ, однако я начинаю подозревать, что слава Геракла все-таки завышена.
Женщина еще раз сжала его пальцы, а потом обняла рукой за талию.
— И он даже не заставил тебя понервничать?
— Меня? — Тит беззвучно засмеялся. — Не говори глупостей.
— Ты вспотел, любовь моя.
— Ночь слишком жаркая.
— Ты постукиваешь ногой.
Тит поглядел вниз, увидел, что его левая нога постукивает по плиткам площадки, и приказал ей остановиться. Нога не подчинилась. Он переместил на нее вес своего тела, сделав это как можно незаметней и небрежней. Ступня дернулась еще несколько раз и затихла, зато теперь он принялся пощелкивать пальцами правой руки.
Женщина тихонько засмеялась и прижалась щекой к его руке.
— Ты действительно не создан для подобных вещей.
— Ты о чем? — сердито спросил он, прикидываясь оскорбленным. — Я занимаюсь этим много лет.
— Нет, любовь моя, — ласково возразила она. — Ты только произносишь речи. Все остальное делаю я.
Он повернулся в руках жены, обхвативших его кольцом, обнял ее сам и сказал:
— Ты думаешь, это и в самом деле конец? Что она и вправду прогонит нас и… — Он взглянул на площадь. — Пощадит город?
Иокаста Перикал заглянула в глаза мужа.
— Я считаю, нам нужно убраться отсюда, пока Гера нас не поджарила.
Он с тревогой посмотрел на небо.
— Ты думаешь, она на это способна? После всех своих посулов?
— Она даже глазом не моргнет.
Он размышлял, он думал, он спорил сам с собой, и его нога снова задергалась.
— Тогда, может, надо упаковывать вещи?
Иокаста улыбнулась:
— Милый, как ты думаешь, чем я занималась весь день?
Город остался позади, и вокруг Геракла не было ничего, кроме звезд над головой да серебряной лунной дорожки на воде, разбивающейся рябью волн.
Начался отлив, и Геракл без труда прошел между огромными камнями, отмечавшими западную оконечность берега. Пройдя их, он еще почти час не останавливался, до тех пор пока не исполнился уверенности, что его никто не увидит и не услышит — ни случайно, ни нарочно.
Он также удостоверился, что путь на сушу не окажется загорожен камнями или скалами, заболоченными участками или густым кустарником. Такая предосторожность могла оказаться нелишней, если бы встреча прошла неудачно и ему пришлось бы спешно улепетывать.
«Ты завяз, — сказал ему насмешливый внутренний голос, — ты прочно завяз».
«Ну и что? — недовольно возразил он. — Если я завяз надолго, может, я и сам отыщу какой-нибудь выход».
Он и сам не имел представления, почему выбрал именно этот план из всех прочих. Сейчас план показался ему глупым, и потенциально опасным, и, скорей всего, пустой тратой времени. Если бы он поведал об этом плане Иолаю, тот наверняка бы решил, что Геракл сошел со своего маленького полубожественного ума.
И все-таки, если Голикс прав и если справедливо его собственное впечатление от Тита Перикала, ему с Иолаем понадобится как можно больше преимуществ. А без них остается очень высокая вероятность того, что Гера на этот раз одержит верх.
Завяз.
Он застонал от внезапного и острого приступа жалости к себе и наконец повернулся к воде. Набрал в легкие воздуха и вошел в море. Он шел вперед, пока волны не стали лизать его колени. Луна заливала его холодным светом.
Тогда он произнес одно слово, на таком языке, какой не смог бы понять никто из смертных.
Вообще-то он его прошептал. Еле слышно, так, что почти не услышал сам своего голоса.
Но это было все равно.
Через несколько мгновений, когда море бешено забурлило и вспенилось, он почти испуганно пробормотал: «О боги…»