Глупец

Спаситель

Приходя в сознание, мальчик начинал стонать от просыпающейся во всём теле боли. Он ещё не осознавал, какие испытания его ждут впереди, но догадывался — Ад, ещё только начинается.

— Ну, что очухался, сучёнок? — склонившись над ним, спросила Селёдка.

— Ничего, шустряк… Побегать он захотел… Отрыгнуться ещё мышке, кошкины сопли, — решил съязвить Шрам. — Ты у меня ещё надолго запомнишь эту ночку. Халява закончилась. Теперь ты дома. Ха-ха-ха….

Смех у Шрама получился очень зловещим. Оставалось только догадываться, какой извращённый смысл, он пытался вложить в этот не присущий нормальному человеку садистский хохот.

Они свернули в неосвещённый переулок. Илья понимал, что если он сейчас ничего не предпримет, то это будет конец. Быть униженным рабом, у этого сборища негодяев будет хуже, чем смерть. Он предпринял попытку взбрыкнуться, но тут же получил удар ногой по почкам, и с тяжёлым выдохом сполз обратно на землю и скорчился от боли.

— Оставьте мальчика, твари, — раздался зычный бас, непонятно откуда.

Бомжи завертели головами в поисках источника обратившегося к ним голоса. Эта шайка подонков могла геройствовать безнаказанно, только по отношению к таким же отбросам, какими являлись сами и то, к более слабым. С теми же, кто их не боялся, и знал цену их «героизма», они вели себя сдержанно и осторожно, подобно злобной, но трусливой собаке, в присутствии рассерженного на неё хозяина.

— Кто это там такой грозный? А ну-ка, покажись… — произнёс в темноту Шрам, доставая из-за пояса свой ржавый нож.

Из сводов арки, кирпичного старого дома, под лунный свет вышел человек лет пятидесяти. Он был высокого, почти исполинского роста, и наголо выбрит. Отражающую лунный свет лысину, украшали замысловатые татуировки. Гладко выбритые щёки, контрастировали с аккуратными седыми усиками, перетекающими в испанскую бородку клинышком. Его лицо выражало прямолинейность и благородство характера. Не смотря на июльскую жару, на нём была потёртая кожаная куртка. Парусиновые брюки, со множественными накладными карманами, которые были тщательно заправлены в высокие армейские ботинки на толстой, рифлёной подошве.

— Тебе чего дядя? Шёл бы ты своей дорогой… — увещевающим голосом просипел Вонючка.

— Отпустите мальчика. И мы с ним уйдём. Да и вам спокойней будет, пробасил великан.

— Мальчик это наш. И никто тебе ничего отдавать не собирается. Где это видано, чтобы родную кровиночку от сердца отрывали, да в чужие руки, выступил Шрам, заслоняя собой мальчика и делая знаки Бороде и Вонючке, чтобы те заходили сзади и сбоку мужчины, для неожиданного нападения.

Селёдка, во избежание неприятностей, зажала Илье рот рукой, и приставила к его горлу, не весть, откуда, взявшуюся бритву.

— Значит, не хотите по добру, окаянные? В последний раз спрашиваю, нахмурил брови великан.

— А ты чё… отец? Угрожать нам вздумал?… — пытался потянуть время Шрам, поигрывая ножом.

За спиной у встретившегося им незнакомца раздался звон битого стекла. Это, подкравшийся сзади бородач разбил об угол арки, найденную им там бутылку. В его руке, играя бликами света, ощерила свои острые лепестки бутылочная розочка. Справа, стоял наизготовку, с кусками кирпича в руке, Вонючка.

— Ну что дядя… Только не говори, что мы тебя не предупреждали, ощерился Шрам, и жестом дал команду к наступлению.

Троица отморозков, подобно стае, выходящих на ночную охоту шакалов, медленно и осторожно, стала надвигаться на великана. Тот с осуждением покачал головой. Приподняв одну бровь, он ухмыльнулся. В его глазах читался боевой азарт и сочувствие к наступавшим злодеям. Он тихонько присвистнул. И из кустов к его ногам выпрыгнул здоровенный пёс.

Это был огромный кобель, породы среднеазиатской овчарки, серебристо стального окраса. Он без лая, ощерил свои внушительные клыки и широким гребнем, вздыбил шерсть, от хвоста до загривка. Его гулкое утробное рычание, произвело на подонков, серьезное впечатление. Но отступать было уже поздно.

Чтобы в конец не утратить боевой дух и не дать подельникам испугаться и дать дёру, Шрам с истошным воплем бросился на незнакомца. На бегу, он делал обманчивые движения левой рукой, чтобы зажатым в правой руке ножом, нанести расчётливый удар в горло.

Дальше всё происходило стремительно и быстро. Старик бросил собаке отрывистую команду, на непонятном им языке. И та в миг испарилась, словно её тут и не было.

Угадав манёвр противника, незнакомец, быстро выхватил из-под полы куртки, внушительных размеров боевой тесак.

Это был нож, размерам и заточке которого, мог бы позавидовать, даже самый опытный мясник.

Старик увернулся от коварного выпада Шрама, и совершая новое круговое движение, словно исполняя обрядовый танец, с рассекающим воздух свистом, рубящим движением, опустил тесак, на кисть негодяя, сжимавшую нож.

Ночь разрезалась душераздирающим криком. На дороге валялась отрубленная кисть, с пульсирующими, содрогающимися пальцами.

Шрам упал на колени. Злобно матерясь, он сжимал обрубок руки и не верил в только что с ним случившееся. Вены вздулись на его покрывшемся холодной испариной лбу. Он с недоумением таращился на руку, наблюдая как из раны дозированными порциями, выплескивалась, тёмно-бурая, густая кровь.

Селёдка, даже не успела заметить, как с подрубленными под коленями, сухожилиями, направляемый точным движением незнакомца, Борода, грузным кулем, свалился на землю. Её удивила, незаметная перемена в его лице, когда тот, вставая на четвереньки, откинул в сторону, мешающую ему шляпу. Ледяной ужас пронзил бомжиху, когда она своим взглядом, встретилась с бородачом. Вместо правого глаза бомжа, на неё смотрело, холодным оком, круглое горлышко бутылки, из которого, как из крана, на дорогу вытекала струйка багровой крови.

А мужчина продолжал исполнять свой причудливый и замысловатый танец. В три кульбита он оказался возле Вонючки. Причём делал он это с такой грацией и лёгкостью, словно это был не бой, а балетное представление. Брошенные, в его сторону и пролетающие мимо цели кирпичи, подчёркивали контрастно, всю убогость и несовершенство бросающего их «Ворошиловского стрелка».

Незнакомец описал молниеносное, и едва заметное хороводное движение, вокруг Вонючки. И его тесак, сделал навсегда угрюмое лицо подонка, вечно улыбающимся, дьявольской улыбкой. От уха до уха…

Всё это произошло за считанные секунды. Растерявшаяся Селёдка, не успела опомниться, как её рука, держащая бритву, онемела в могучих тисках, собачей пасти.

Удар клыков был настолько ощутимым и сильным, что казалось, будто кисть бомжихи оказалась между наковальней и кузнечным молотом.

Кости хрустнули, как раздавленная галета. Пёс, ещё пол минуты, урча и мотая головой в разные стороны, швырял Селёдку, словно тряпичную куклу, пока не услышал команду, подошедшего к ним хозяина:

— Хватит, Баян. Молодец.

Пёс предупредительно посмотрел, в расширенные испуганные зрачки Селёдки. Ещё раз, беззвучно ощерив свои саблевидные клыки, прочитал в её взгляде панический ужас и покорность, после чего, удовлетворённо повиливая обрубком хвоста, засеменил к своему хозяину.

Тот, подошёл к Илье и присев перед ним на корточки спросил:

— Сам идти можешь?

После утвердительного кивка мальчика, добавил:

— Эко они тебя… Вот жежь сволочи. Ну, ничего, мы с Баяном тебя быстро поправим. Ты нас не боись. Мы тебя в обиду не дадим.

Мальчик начал осторожно подниматься с земли. Всё тело ныло тупой не унимающейся болью.

— Спасибо дяденька, — вытирая слёзы, поблагодарил он спасителей.

— Ты не меня, ты его благодари, — кивнул мужчина на пса — Это он, тебя заметил, и меня следом позвал.

На Илью уставились умные, с интересом разглядывающие его, глаза Баяна.

Пёс учащенно дышал, высунув свой влажный и горячий язык. А потом, как показалось Илье, подмигнул ему и, нырнув, зарылся мордой под широкую ладонь своего хозяина.

— Как звать-то тебя, сынок?

— Ильёй. А вас?

— Зови меня просто Дедом… — улыбнулся в ответ человек.

Он ещё раз оглянулся по сторонам. Сообщники злосчастной шайки, как тараканы расползались по сторонам, сопровождая своё ползание жалкими стонами и площадной матерщиной.

— Ну, что пойдём Илья. Не гоже честному человеку, находиться посреди этой падали.

— Идем, Дед, — ответил Илья.

Мужчина придерживал избитого и плохо стоящего на ногах мальчика, под локоть, а с другой стороны мерным шагом выхаживал Баян, то и дело поглядывая в их сторону.

Всё-таки Илья оказался прав. С этого дня, у него действительно началась новая жизнь.