— После «Правдоруба»? — медленно проговорил я, все еще не веря. — Ты пишешь туда статьи?
— Да, — на Бульбаша было страшно смотреть, настолько он сгорбился и почернел. — А еще я мог запороть газету… Должен был.
— Кому должен был? — я присел на вторую табуретку, стоявшую у окна.
— Тому, кто меня взял в оборот, — грустно усмехнулся Бульбаш. — У них там какие-то игры наверху… Ничего не понятно, все запутанно. Сплошные комбинации, многоходовки…
— Стоп! — я понял, что разговор идет куда-то не туда. — Где наверху? О чем ты?
— На меня вышли из комитета, — неожиданно выдал Виталий Николаевич. — Позвонили, сказали, что проходит спецоперация по обезвреживанию опасного антисоветского подполья. «Правдоруб» финансируется из-за рубежа… А так как я оказался в нем замазан, и сидеть мне вместе с остальными, кто его делает.
У меня голова пошла кругом от этих откровений. Бульбаш вывалил на меня просто несусветную дичь, и пока я, честно говоря, мало что понимал. Хотя в то же время в мыслях мелькнуло что-то знакомое… Но для окончательных выводов надо было выслушать его полностью.
— Так, — я обозначил свой интерес.
— Тот комитетчик, который со мной общался, сказал, что все зашло слишком далеко, — продолжил Виталий Николаевич. — Это не просто антисоветская деятельность, а еще и работа на иностранную разведку. А я не хочу садиться, Жень… Ты видел мать, ей жить осталось два понедельника.
— И что ты сделал? — мои подозрения усилились, но нужно было окончательно убедиться.
— Я принял предложение, — сама ситуация, по всей видимости, заставила Бульбаша одолеть похмелье, и теперь он выглядел немного получше. И фразы формулировал тоже более складно. — Мне недвусмысленно намекнули, что можно сотрудничать со следствием. И тогда срок будет меньше, еще и условный. Меня оправдают.
Есть! Паззл сложился, и теперь я окончательно был уверен, что Виталий Николаевич попал в ловушку. Память из прошлой жизни подкинула многочисленные истории с телефонными мошенниками, которые заставляли доверчивых пенсионеров поджигать военкоматы якобы по заданию ФСБ и еще выманивали из них последние деньги. Но ведь в СССР подобного не было! Или я просто не знаю об этом? Зато мне теперь понятно, как действовать дальше.
— Что они просили взамен? — уточнил я у совсем уже поникшего Бульбаша.
— Запороть газету, — напомнил мой заместитель. — Нашу газету, «Андроповские известия». Как раз пока тебя нет…
Если до этого у меня еще были сомнения, то теперь я окончательно убедился в правильности возникшей ассоциации. Бульбаша обработали точно так же, как это будут делать потом, много десятилетий спустя, уже в двадцать первом веке. Кто-то, кому было известно об участии моего зама в подпольной редакции, позвонил и обвел его вокруг пальца. Определителей номеров ведь нет, а невидимый собеседник по телефону может представиться кем угодно. Особенно если имеет представление о психологии и действовать предпочитает уверенно. Сейчас, в советские времена, это работает — люди слишком доверчивы. А тут еще и надавить есть на что…
— А ты не подумал, зачем КГБ портить районку? — я попытался заставить Виталия Николаевича мыслить логически.
— Многоходовка, — уверенно пояснил тот. — Я срываю сдачу номера, он не выходит. Потом пишу признание, что меня специально заставили так сделать. Угрожали. И редакцию «Правдоруба» тут же арестовывают. Тот комитетчик сказал мне, что весь состав, а не только я, уже известен. Но так как наверху договоренность, что их… то есть нас не трогают, пока мы играем по правилам, значит, нужно было спровоцировать на нарушение.
— Бред, — я покачал головой. — Ты понимаешь, Виталий Николаевич, что ты мог просто это признание написать и указать, что тебя пытались заставить? И что для этого не нужно на самом деле портить выход газеты?
— В том-то и дело, что понимаю, — вдруг ответил Бульбаш. — Поэтому просто не вышел из запоя… Специально жрал, чтобы ответственность с себя снять. А они мне потом опять названивали, угрожали…
— Кто?
— Комитет! — мой заместитель так ничего и не понял. — Угрожали, что «Правдоруба» закроют и меня вместе с остальными… Мать перепугали. Я запутался, Жень. Просто запутался, кто за кого и кто против кого.
— Разберемся, — ответил я. — И в обиду тебя не дадим. Приходи завтра на работу, а тех, кто наврал тебе, будто из КГБ, и все остальное оставь мне.
В голове у меня царил невообразимый сумбур, и я поспешил покинуть квартиру Бульбаша. Лучше успокоюсь для начала, а потом буду думать, как быть дальше. Но одно точно: мне нужно поговорить с Поликарповым. И чем скорее, тем лучше.
— Виталий Николаевич, от тебя можно позвонить?
Чекист не просто согласился на встречу, он еще и приехал довольно оперативно. Когда я вышел из подъезда Бульбаша, напротив моей служебной черной «Волги» уже парковалась такая же, только серая. Действительно, районное управление располагалось всего через пару улиц.
— Отпустите водителя, Евгений Семенович, — Поликарпов выглядывал из приоткрытого окошечка. — Мы вас потом довезем до редакции. Или куда скажете.
Успокоив занервничавшего Севу, я отправил его восвояси, как и предложил комитетчик. А сам сел в серую «Волгу», которая тут же тронулась.
— И снова здравствуйте, Евсей Анварович, — сказал я, откинувшись на мягком сиденье. — Быстро вы. Неужели так сразу горазды ответить на мои вопросы?
— Не вижу препятствий, — ответил Поликарпов. — Тем более что развязка близится… Итак, о чем вы хотели поговорить?
— Все о том же, — я пожал плечами. — Развязка, значит, скоро… Я так понимаю, что в деле подпольных журналистов открылись новые обстоятельства?
— От вас ничего не скроешь, — улыбнулся чекист. — Бульбаш рассказал?
Слишком уж он осведомлен, мелькнуло у меня в голове. Понятно, что это особенности профессии, но… Наверное, мне просто не хотелось, чтобы мой зам пострадал. Тем более из-за собственной глупости. Вот и надеялся, что вдруг пронесет. А еще я вдруг понял, что Поликарпов и сам хотел со мной встретиться. Просто я его опередил.
— Смотря о чем, — уклончиво ответил я, не желая выкладывать сразу все, что знаю. — Может, для начала вы сами раскроете карты?
— Без проблем, — все с той же легкостью согласился Евсей Анварович. — Начну издалека. Как вы наверняка догадались, наши идеологические противники перешли грань, когда устроили диверсию в доме культуры.
— Согласен, — подтвердил я. — Дайте угадаю. Вы уже нашли того, кто это сделал?
— Конкретного исполнителя пока нет, — чекист вздохнул. — Но организатор нам известен. Так получилось, что через Белоголовцева, который небезызвестный вам Пэл, мы вышли на Глеба Синягина. Знакомая фамилия?
В памяти что-то шевельнулось, потом пришло резкое осознание. Человек, который организовал банду лже-милиционеров и ушел от правосудия, когда мы нашли удерживаемых им детей. Тех самых пропавших школьников, которых искали всем городом. Получается, он не просто скрылся, но еще и продолжил заниматься темными делишками? Потрясающая наглость. И огромный жирный минус нашей милиции.
— Рецидивист, — кивнул я, ответив на вопрос Поликарпова. — И какое он имеет отношение к «Правдорубу»? Явно же не редактор.
— Не редактор, — покачал головой Евсей Анварович. — Он организатор всех происшествий, начиная с массовых драк и заканчивая подстроенной автоаварией с вашим участием. И, наконец, недавним инцидентом в ДК, когда вы и еще полтора десятка человек надышались дымом. Теперь он сядет, Евгений Семенович. И надолго, поверьте мне. Вот только я перед этим хочу выяснить, кто же выше него. Он не простой исполнитель, но и не лидер. Синягин, скажем так, что-то вроде силового блока…
— А редколлегия? — обреченно спросил я, понимая, что названные фамилии мне не понравятся.
— Никита Добрынин, — Поликарпов меня не разочаровал. — Виталий Бульбаш. Антон Сало.
— Черт, — выругался я. — Все-таки и этот активист-краевед оказался замешан…
— И его же они не пожалели, — добавил чекист. — Использовали втемную, когда устраивали диверсию. Так что наш основной противник весьма беспринципный.
— Бульбашу кто-то звонил с угрозами, — теперь и я рассказал, что мне стало известно. — А перед этим от имени КГБ заставил запороть номер моей газеты. Я же правильно понимаю, что ваши люди такой ерундой не страдали?
— А это опять Синягин, — пояснил Евсей Анварович, который предсказуемо оказался в курсе и этого происшествия. — Как раньше он притворялся милиционером, так сейчас играл роль сотрудника комитета. Даже поддельное удостоверение у него изъяли. Выясняем теперь, откуда он его взял.
— А Бульбаш поверил, — с горечью сказал я.
— Синягин неплохо разбирается в людях, — покачал головой Поликарпов. — У этого негодяя большой опыт. Да вам это и так известно, не правда ли? Вы же помогли милиции разоблачить его банду…
Я коротко кивнул, все еще держа в голове, как мы искали пропавших детей и как я вспомнил детали происшествия из прошлой жизни. Да, я сыграл не последнюю роль в ликвидации банды, но еще, получается, что из-за моего вмешательства сбежавший Синягин переключился на другой вид деятельности. Тоже противоречащий уголовному кодексу.
— В общем, так как он состоял в подпольной организации, то знал и всех, кто писал статьи, — продолжил чекист. — А еще знал слабые места каждого, поэтому понимал, на кого можно надавить и как. Виталий Николаевич оказался наиболее подходящей кандидатурой. Он у вас человек доверчивый, вдобавок с кучей проблем. Неудачный брак, пьянство, граничащее с алкоголизмом, еще вот участие в запрещенном самиздате… Кстати, заодно мы накрыли не только редакцию, но и целую подпольную типографию. Сенсация на весь Союз будет, когда мы дело до конца доведем.
— Вы уж доведите, — я отрешенно смотрел вперед, особо даже не разбирая, где мы едем. — А еще-то кто? Не эти же трое всем занимались?
— Не только они, — подтвердил Евсей Анварович. — Всего замешаны девять человек, и это я имею в виду исполнителей. К верхушке мы пока только подбираемся…
— Иностранная разведка? — усмехнулся я, вспомнив слова Бульбаша.
— Нет, конечно, — Поликарпов даже посмотрел на меня, будто на школьника, сморозившего глупость у доски. — Наши люди, причем с высокой долей вероятности из Калинина. Или со связями там.
— Понятно, — я повел плечами. — А другие шестеро — это кто?
— Их фамилии вам ни о чем не скажут, — чекист вяло махнул рукой. — Обычные люди, только со вторым дном: с утра они нормальные советские граждане, а вечером и ночами — подпольные газетчики.
— Как они взаимодействовали? — мне действительно было это интересно. Это в будущем появится возможность работать удаленно, строча антигосударственные статьи откуда-нибудь из Риги. Или все же в России, только при помощи VPN и анонимных телеграм-каналов. Но здесь, в СССР… Как они передавали друг другу материалы? Как получали задания?
— Сеть тайников по городу, — ответил Поликарпов. — Складывали туда готовые материалы, потом забирали гонорар. В лучших шпионских традициях, о которых нам хорошо известно. А вербовали их, скорее всего, анонимками.
Слушать все это было неприятно с учетом того, что попались люди, которые мне нравились. Но уж как есть. Ничем законным тут и не пахнет, поэтому не стоит кривиться… Разве что от самого себя, проглядевшего сразу двух сотрудников, писавших «налево».
— Бросали в почтовые ящики письма с угрозами, — продолжал чекист. — Мол, мы все знаем о твоих прегрешениях. Будешь делать то, что прикажем, никто не узнает. Но есть и другой способ. Наоборот, зацепить человека за нераскрытый талант. Указать ему, что его не ценят. И предложить проявить себя. А кому-то, простите, тупо достаточно денег предложить. Думаю, наши подпольщики искали свой подход к каждому.
— То есть конкретно вы пока ничего не знаете? — уточнил я.
— Конкретика появится, как только мы задержим и допросим главных действующих лиц. Устроителей всего этого.
Логично, конечно же. Подспудно я это понимал, просто искал зацепки. Не хотел верить, что того же Никиту подкупили. Вернее, он сам купился на обещания… А еще мне в голову пришла мысль, что это будет громкое дело и громкий же материал. Вот о чем я только думаю? Неужели профессиональный цинизм никуда не делся? Мои коллеги, среди которых и друг, казались замешаны в преступном заговоре, а мне уже грезится статья и большие тиражи. Нет, Кашеваров, надо бы тебе поостыть.
— Значит, вы их арестуете? Никиту, Бульбаша и карельского активиста?
— Разумеется, — пожал плечами чекист. — Если, конечно, завтра все не поменяется… А точнее, сегодня. Слышали, что Горбачев объявил перестройку?
— Еще нет.
— Значит, увидите вечером в программе «Время».
Я отрешенно смотрел в окно, смотря на заснеженный город. Неужели и вправду все так резко закончилось? И что? Не буду врать сам себе — судьба Сало меня не очень волнует, зато Бульбаш с Никитой, пусть они и плюнули оба мне в душу, заслуживают второго шанса.
— Евсей Анварович, — я решил, что спросить нужно, а там будь что будет. — Вы ведь не просто так еще их не задержали?
— Вы проницательны, Евгений Семенович, — улыбнулся чекист. — Арестованы все, кроме Сало, Бульбаша и Добрынина. С первым это дело времени… На него у нас еще кое-что есть, не буду пока особо распространяться.
Он замолчал, многозначительно глядя на меня.
— Позвольте, я понаблюдаю за ними, — предложил я. — Под мою же ответственность. Оба — и Бульбаш, и Добрынин– отличные работники. Не хотелось бы их терять. Тем более что… Они ведь не сами печатали «Правдоруба», они писали о том, что их действительно волновало. Им просто хотелось дискуссии. А даже в тех расширенных рамках, что существуют пока в нашей газете, тому же Никите наверняка было тесно.
— Репрессированный предок, — кивнул Поликарпов. — Обида на советскую власть, желание высказаться… Понимаю, о чем вы говорите, Евгений Семенович. Но не боитесь ли вы, что эти двое снова вас подведут?
— А это уже будет от меня зависеть, — твердо сказал я. — Если я откажусь от них просто потому, что они оступились… Тогда грош цена мне как редактору. Я должен дать им хотя бы шанс. А советская власть не должна потерять талантливых журналистов. Они же как дети… Смелые, пытающиеся разобраться во всем, не желающие быть в рамках.
Я вспомнил в этот момент воспитанников Яблокова. Какой пример они получат, если моих журналистов арестуют за альтернативное мнение? Такой, что нельзя идти поперек общепринятых норм? Что нельзя сомневаться, и за это могут наказать? Пусть лучше они увидят разницу между тем самым сомнением и настоящим нарушением закона…
— Евсей Анварович, — продолжил я, решив пойти ва-банк. — Я, конечно, пока не знаю, что решили на Пленуме. Но у меня есть предчувствие, что нам разрешили делать чуть больше не просто так. Вы же помните, мы обсуждали, что андроповский опыт могут начать использовать и в Москве. Так, может, и вправду завтра многое станет дозволено? Не просто же так уже который год говорится про гласность… И мы доказали, что это работает. Что люди не глупые, они способны разобраться, кто прав, а кто нет. Но при этом у них должен быть выбор.
Поликарпов не перебивал меня, он просто смотрел и слушал. И я понял, что шанс действительно есть.
— Вспомните наши опросные бюллетени в газетах. Горожане читали статьи в «Правдорубе» и в наших изданиях, сравнивали подачу. Обсуждали позиции наших обозревателей… Вы же изучали результаты? Видели цифры?
— Конечно, видел, — чекист кивнул. — И понимаю, Евгений Семенович, что вы оказались правы. Давайте так. Я даю Добрынину и Бульбашу испытательный срок. Все равно сейчас некоторое время будет твориться неразбериха после этого Пленума…
— Сколько у нас времени? — я намеренно подчеркнул, что «у нас», а не «у них».
— Две недели, — не думая, ответил Поликарпов. — Полагаю, этого будет достаточно.
— Спасибо, Евсей Анварович, — выдохнул я. — И еще…
— Я вас слушаю.
— Вспомните еще кое-что, о чем мы говорили. Кто-то, кого вы пока не нашли, запустил «Правдоруба» не для борьбы с советской властью. Или не только для этого… Этот человек или эти люди, в общем, они понимают, что рано или поздно гласность станет общегосударственной политикой. Плюс индивидуальная трудовая деятельность, которую должны разрешить. Они хотят на этом зарабатывать.
Поликарпов пристально смотрел на меня, явно что-то обдумывая. А потом все же ответил.
— Удивительный вы человек, Евгений Семенович, — медленно протянул он. — Вы либо чувствуете, что именно должно произойти, либо… знаете.
— Ни то, ни другое, — я покачал головой, понимая, что сейчас буквально прошел по грани. — Я просто умею анализировать. И прогнозировать, исходя из того, что известно.
— Жаль, — почему-то ответил чекист. — Было бы здорово, приди вы к нам из будущего…
Я моментально похолодел.
— Увы, это слишком фантастический сценарий, — закончил Поликарпов. — Куда вас теперь? В редакцию или домой?
— Домой рано, — ответил я, облегченно выдохнув про себя. — Отвезите меня на работу.