Жуткие байки

Расплата с Джо

Люди любят говорить, что всё вокруг меняется, только всё это фигня полная. Я прожил в Виндвилле всю свою жизнь, и мне кажется, что гриль-бар «У Джо» не изменился за всё время ни капельки.

Всё тот же громоздкий стальной гриль, та же стойка, те же вращающиеся табуреты. Эти старомодные столики возле стен не сильно отличаются от тех, что были здесь тридцать лет тому назад, когда бар только открылся, — просто выглядят пообшарпаннее. Лет семь назад обновили обивку на диванчиках в кабинках, только вот Джо выбрал в точности такой же красный винил, что и раньше, так что разницы почти не заметно.

А знаете, что изменилось в заведении Джо, а? Люди. Некоторые из старожилов продолжают заглядывать сюда регулярно, как на работу. Но время, оно ведь никого не щадит. Лестер Кейхо, например, превратился в дряхлую развалину после того, как его жена склеила ласты. А старого Хромого Седжа попёрли с работы. Теперь бывший проводник каждый день просто смотрит, как поезд приходит и уходит без него, а потом тащит в бар свою тощую задницу, чтобы заливать за воротник и трепаться ни о чем с Лестером.

Джо тоже всё. Ну не в том смысле, что совсем всё. Просто вышел на пенсию и отошел от дел. Последние три года — с тех пор как мне исполнился двадцать один год — это заведение держу на плаву я. Когда Джо не гоняет по горам оленей с ружьем в руках, он каждое утро заходит выпить кофе и съесть булочку с корицей. Ему нравится присматривать за всем.

Как бы мне хотелось, чтобы он по своему обыкновению охотился на оленей в то утро, когда в заведение ворвалась Элси Томпсон.

В баре было пусто, если не считать меня и Лестера Кейхо, который сидел за стойкой, на своем постоянном месте, собираясь как обычно начать свой ежедневный алкомарафон.

Я протирал стойку полотенцем, когда увидел через окно, что подъехала машина. Это был старый «Форд», который выглядел так, словно на нём дюжину раз из конца в конец проехались через преисподнюю. После того как водитель повернул ключ в замке зажигания, автомобиль фыркал, шипел и дребезжал еще, наверное, в течение минуты.

Я просто пялился наружу, бросив полотенце. Это и вправду было редкостное зрелище — из «Форда» выпрыгнула старая кошёлка, невысокая и кругленькая, одетая в брюки цвета хаки, с седыми волосами, подстриженными как у Бастера Брауна[39]. и в больших очках в проволочной оправе. Она жевала жвачку с таким остервенением, словно хотела её прикончить. С руки у нее свисала мятая плетеная сумка.

— Ты только погляди на это, — бросил я Лестеру, но он даже не поднял глаз.

Сетчатая дверь распахнулась, и живописная гостья решительно направилась к стойке, громко топая своими пыльными ботинками. Она запрыгнула на табурет прямо передо мной. Её челюсть несколько раз дернулась вверх-вниз. В один из моментов, когда её рот был открыт, отрывисто прозвучало слово «кофе».

— Да, мэм, — тут же сказал я и отвернулся, чтобы налить ей напиток.

— Это заведение принадлежит Джозефу Джеймсу Лоури из Чикаго? — спросила она мою спину.

— Совершенно верно, — ответил я, оборачиваясь, и замолчал, в ожидании глядя на нее.

За круглыми стеклами очков ее глаза открывались и закрывались в такт жующему рту. Её рот растянулся от уха до уха, изобразив что-то наподобие улыбки.

— Это хорошая новость, молодой человек. Просто замечательная. Мне пришлось объехать чуть ли не все захудалые городишки к западу от Чикаго в поисках этого места, в поисках Джо Лоури и его чертовой таверны. В каждой такой дыре обязательно есть кабак или харчевня под названием «У Джо». Но я знала, я была уверена, что рано или поздно найду заведение Джо Лоури, и знаешь почему? Потому что у меня есть сила воли, вот почему! В какое время он появляется?

— Ну… А у вас к нему какое-то дело?

— Так он придёт, или нет?

Я кивнул.

— Вот и здорово. Я так и думала. Хотя вообще-то даже удивилась, что не обнаружила его за прилавком.

— Так вы что, знакомы что ли?

— О, да. Бог ты мой, конечно да. — За секунду по её лицу пробежала тень грусти. — Когда-то давно мы очень хорошо знали друг друга, еще в Чикаго.

— Ну, так давайте я позвоню ему, и скажу, что вы здесь?

— В этом нет необходимости. — Щелкнув жвачкой и еще раз ощерившись, она открыла сумочку, лежавшую у нее на коленях, и вытащила револьвер. И не какую-то жалкую пукалку, а настоящую длинноствольную пушку 38-го калибра. — Я ему сюрприз сделаю, — сказала она. Её коротенький пухлый пальчик оттянул курок, и, не казавшаяся уже такой забавной, тётка направила дуло на меня.

— Мы вместе сделаем ему сюрприз. Вот он удивится!

Слова застряли у меня в горле, единственное, что я смог сделать — это кивнуть.

— Так во сколько придет Джо? — резко спросила она.

— Уже очень скоро. — Я судорожно вздохнул и спросил: — Но вы же не собираетесь застрелить его? Ведь нет?

Притворившись, что не расслышала меня, она снова спросила:

— А поточнее?

— Ну… — Вдалеке раздался гудок поезда, отправляющегося в 10:05 из Паркервилля. — Что ж, думаю, с минуты на минуту.

— Отлично. Уж я-то его дождусь. А это что за обормот?

— Это Лестер.

— Эй, Лестер! — повысив голос, позвала она.

Тот медленно повернул голову и без всякого интереса посмотрел на неё. Тётка оскалилась, продолжая чавкать, и залихватски помахала перед ним пистолетом, что, впрочем, не произвело на Лестера никакого впечатления. Выражение его лица нисколько не изменилось. Оно выглядело таким же, как всегда, вытянутым и обвисшим, как морда у бладхаунда, но более мрачным.

— Слушай сюда, Лестер, — с нажимом в голосе сказала она, — просто сиди на своем стуле и не дёргайся. А попробуешь встать или хоть задницу от сидушки оторвать — получишь пулю.

Несколько секунд он смотрел на нее, а затем кивнул, снова повернулся лицом вперёд и пригубил свой полупустой стакан.

— Так. А тебя как зовут? — этот вопрос был уже ко мне.

— Уэс.

— Уэс, следи, чтобы стакан Лестера был полным. И не делай ничего такого, что заставит меня пристрелить тебя. Если заявятся еще клиенты — обслуживай их как обычно. Как будто ничего не происходит. В этом револьвере шесть патронов, и каждый может оборвать чью-то жизнь. Мне этого не надо. Мне нужен только Джо Лоури. Но если ты попробуешь что-нибудь выкинуть — будь уверен: я завалю этот бомжатник трупами от стены до стены. Понятно объясняю?

— Более чем. — Я наполнил стакан Лестера, затем вернулся к женщине. — А могу я поинтересоваться?

— Валяй.

— Почему вы хотите убить Джо?

Женщина даже перестала жевать. Она, прищурившись, злобно зыркнула на меня.

— Он разрушил мою жизнь. Я считаю, это достаточная причина, чтобы убить человека. Разве нет?

— Нет достаточно веской причины, чтобы убить Джо.

— Ты так думаешь?

— Да что конкретно он вам сделал?

— Он сбежал от меня с Мартой Дипсворт.

— С Мартой? Это же его жена. Была.

— Была? Неужели умерла?

Я кивнул.

— Хорошо. — Тетка просияла и снова ожесточенно заработала челюстями. — Это меня радует. Джо совершил ошибку, не женившись на мне — я-то до сих пор жива здорова, и мы были бы счастливы в браке по сей день, если бы у него хватило ума остаться со мной. Только вот никогда у него не было ни капельки здравого смысла. Знаешь, какая у него была самая заветная мечта? Уехать на запад и открыть таверну. Марта считала, что это великолепная идея. Помню, как я сказала ей: «Ну и выходи тогда за него замуж. Уезжайте на запад и растрачивайте свои жизни в захолустье. Если Джо такой романтичный дурак, что вот так готов загубить свою жизнь, он мне не нужен. В море полно рыбы». Вот так и сказала, слово в слово. Это было больше тридцати лет назад.

— Но если вы так сказали… — Я осекся и поспешил захлопнуть рот. Не такой уж я дурак — спорить с вооруженной женщиной.

— Что?

— Нет-нет. Ничего.

Она отправила жевательную резинку в уголок рта и шумно отхлебнула немного кофе.

— Давай. Что ты там собирался сказать?

— Просто… ну, уж если вы дали им добро на женитьбу, то с вашей стороны не очень-то справедливо винить их в том, что они так и сделали.

Она поставила чашку и стрельнула глазами в сторону Лестера. Он всё также сидел на своем месте, только взгляд его был теперь прикован к пистолету.

— Когда я сказала, что в море полно рыбы, я думала, что это только вопрос времени, когда такая «рыба» на меня клюнет. Что ж, должна признаться — из этого ничего не вышло.

Тётка чавкнула несколько раз, глядя на меня снизу-вверх с какой-то странной отстраненностью во взоре, как будто взгляд её устремился назад на много лет в прошлое.

— Я продолжала ждать. Была просто уверена, что подходящий мужчина где-то рядом, практически за углом и вот-вот объявится, буквально в следующем году. И в конце концов до меня дошло, Уэс, что другого мужчины у меня уже никогда не будет. Это был Джо, и я потеряла его. Именно в тот момент я и решила его застрелить.

— Это…

— Что?

— Это безумие.

— Это справедливость.

— Может быть, вы двое могли бы еще быть вместе. С тех пор, как умерла Марта, у него никого нет. Ну как вариант.

— Нет. Для этого уж слишком поздно. Слишком поздно чтобы завести ребёнка, слишком поздно чтобы…

Внезапно Лестер спрыгнул с табурета и опрометью бросился от стойки к двери. Старушенция крутанулась на сидушке, долю секунды следила за ним, а затем молниеносно вскинула ствол и выстрелила. Пуля оторвала Лестеру мочку уха. Взвизгнув, он резко развернулся и метнулся обратно к своему табурету, прижимая ладонь к тому, что осталось от его уха.

— Молитесь, чтобы никто не услышал выстрела, — прошипела просроченная снайперша нам обоим.

Я-то знал, что такого не произойдет. Мы были на самом краю городка, и ближе всего к нам была заправка в полуквартале отсюда. Проезжающие по шоссе машины создавали много шума. А еще у нас, при поголовном увлечении охотой, никто из местных не обратил бы внимания на одиночный выстрел, если б только не пальнули у него прямо возле уха.

Но всё равно немного струхнул. Минут пять мы все ждали, не произнося ни слова. Единственным звуком было её чавканье.

Наконец она довольно ухмыльнулась и прищурилась, как будто только что выиграла в лотерею.

— Что ж, нам повезло.

— А вот Джо — нет, — хмуро огрызнулся я. — И Лестеру тоже.

Лестер предпочел промолчать. Одной рукой он сжимал свое разорванное ухо, а в другой держал стакан, который осушал.

— Им не следовало убегать, — сказала тетка. — В этом и была их ошибка — в том, что они решили от меня убежать. Вот ты же не собираешься убегать?

— Нет, мэм.

— Ну и молодчинка. Потому что, если только попробуешь, тут же получишь пулю. Больше никаких предупреждений. Пристрелю любого. Это мой день, Уэс. День, когда Элси Томпсон отплатит Джо.

— Я не побегу, мэм. Но я не позволю вам застрелить Джо. Я остановлю вас так или иначе. — Я подошёл, чтобы наполнить стакан Лестера.

— Ты не можешь остановить меня. Никто не может меня остановить. Никто и ничто. А знаешь почему? Потому что у меня есть сила воли, вот почему.

Загадочно улыбнувшись, она трижды чавкнула своей жвачкой и произнесла:

— Сегодня я умру. Это дает мне всю власть в мире. Понимаешь? Как только я пристрелю Джо, я уеду из этого зачуханного городка, разгоню свой старый «Форд» до семидесяти-восьмидесяти, а потом выберу самое большое дерево.

Я не смог сдержать усмешки, возвращаясь к ней.

— Думаешь, я тут шуточки шучу? — гневно вскрикнула она.

— Нет, мэм. Просто забавно, что вы выбрали такой способ — врезаться в дерево. Забавно не в смысле смешно, а скорее — странно. Понимаете, о чём я?

— Вообще нет.

— О. Это потому, что вы не знаете о том, что произошло с Джо. Он ведь как раз и врезался в дерево — осину, недалеко от шоссе № 5. Это было года три назад. Марта была с ним. Тогда-то она и погибла. Джо тоже очень сильно досталось, и док Миллс не давал ему особых шансов. Но Джо выкарабкался. Его лицо было настолько изуродовано, что он стал сам на себя не похож, и к тому же потерял глаз. Левый, а не тот что для прицела. Знаете, он теперь носит на лице такую повязку. И иногда, когда бывает навеселе, он снимает ее и старается продемонстрировать свой шрам каждому, кто поблизости.

— Всё, хватит.

— А еще он лишился ноги.

— Я не хочу об этом слышать.

— Как скажете, мэм. Простите. Просто… ну, не все, кто врезается в дерево, умирают.

— А я умру.

— Никакой гарантии. А вдруг вы закончите так же, как и Джо — будете ковылять полуслепая на искусственной ноге, с таким изуродованным лицом, что даже лучшие друзья не будут вас узнавать.

— Заткнись, Уэс, — прошипела тётка, ткнув пистолетом мне в лицо.

Поэтому я притормозил и тихо закончил:

— Я просто имею в виду, что если уж вы хотите быть уверены, что умрёте — примерно в миле вверх по дороге есть бетонная опора моста.

— Подлей мне кофе и держи свой рот на замке.

Я обернулся, чтобы взять кофейник и именно в этот момент услышал шаги снаружи. Кто-то приближался, топая ботинками по деревянным доскам перед входом. Я повернулся к Элси. Она победно скалилась мне в лицо, еще ожесточеннее двигая своей челюстью. Ее глаза прищурились за стеклами очков, когда неровный стук подошв стал громче.

Через окно я увидел всклокоченные седые волосы и изуродованное шрамами лицо с повязкой на левом глазу. Мужчина заметил, что я смотрю, улыбнулся и в приветствии вскинул руку.

Я взглянул на Лестера, который всё так же прижимал бумажную салфетку к уху, а стакан — ко рту.

Элси прижала пистолет к моей груди.

— Даже не шевелись, — прошептала она.

Сетчатая дверь распахнулась.

Элси крутанула табурет.

— Пригнись, Джо! — крикнул я.

Вошедший даже не попытался уклониться. Он просто застыл в дверном проеме с озадаченным видом, когда Элси спрыгнула с табурета, ссутулилась, расставив для удобства ноги, и выстрелила. Первые две пули вошли ему прямо в грудь. Следующая угодила в горло. Затем одна попала ему в плечо, закрутив и развернув его так, что последний выстрел пришелся в поясницу.

Всё это произошло за каких-то пару секунд, пока я собрался и бросился на Элси. Я был в воздухе, когда она проворно повернулась в мою сторону и с размаху врезала мне стволом по лицу. Я тряпичной куклой неуклюже рухнул вниз.

Пока я пытался встать, тётка перепрыгнула через тело и стремительно выбежала наружу. Я добежал до двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как её машина дала задний ход, выехала на дорогу, взвизгнула шинами, рванула с места, оставляя на асфальте чёрные полосы сгоревшей резины, и исчезла.

Вздохнув, я вернулся внутрь.

Лестер всё еще сидел у стойки. Только его табурет был повернут, и он смотрел на тело со своим неизменно печальным выражением на лице. Я плюхнулся на диван в ближайшей кабинке, закурил сигарету и составил компанию Лестеру, пялясь на труп.

Мы просидели так довольно долго. Не знаю через сколько я услышал сирену шерифа. Затем завывание скорой помощи. Машины с визгом пронеслись мимо по шоссе и скрылись в направлении опоры моста.

— Наверное, Элси сделала то, что обещала, — сказал я.

Лестер не ответил, продолжая таращиться на мертвеца.

Затем в очередной раз распахнулась сетчатая дверь.

— Боже мой! — Ворвавшийся здоровяк посмотрел на меня, потом на Лестера и, опустившись на колени перед телом, перевернул его.

— Седж, — пробормотал он… — Хромой Седж. Вот бедолага. — Похлопав мертвого проводника по плечу, мужчина поднялся. Его глаза вопросительно посмотрели на меня.

Я покачал головой и пробормотал:

— Какая-то сумасшедшая тётка. Заявилась сюда с твёрдым намерением свести с тобой счёты, папа.

Шуба

В тот вечер Джанет пришла в театр в своей белой горностаевой шубе. Давали «Кошек»[40].

Она пошла одна.

Этот вечер должен был стать для нее сигналом к новому началу. Она не баловала себя посещением спектаклей с тех пор, как умер Гарольд. Он обожал театр. За восемь лет их брака они много раз смотрели «Кошек» вместе. Теперь, когда он был мёртв уже больше двух лет, Джанет решила, что ей нужно перестать скорбеть, прекратить жалеть себя и продолжать жить дальше.

Посещение «Кошек» было со стороны Джанет последней данью уважения Гарольду.

Горностаевую шубу она надела также в знак уважения к нему.

Это была великолепная шубка с мехом белым, как свежевыпавший снег, и мягким, как пух. Подарок Гарольда. Она взвизгнула от восторга в то утро, когда нашла её под рождественской ёлкой. Поскольку у них не было детей и они отмечали праздник в одиночестве, Джанет сразу же сбросила халат и ночную рубашку. Она приласкала своё обнаженное тело роскошным мехом шубы, затем просунула руки в рукава и закружилась, демонстрируя себя Гарольду. И с благодарностью скользнула ему в руки. Поцеловала его. Крепко обняла. Раздела. Толкнула на пол. Там, стоя над ним на коленях в одной только своей новой замечательной шубке, она гладила его, целовала повсюду, лизала и покусывала и, наконец, приняла его в себя.

Позже он сказал:

— Боже мой. Жаль, что я не купил тебе эту шубу много лет назад.

— Ты не мог себе этого позволить.

— Ну и что? Долг, где твое жало?[41]

В течение следующих несколько месяцев Джанет надевала шубку каждый раз, когда Гарольд брал ее с собой на ужин или в театр. Несколько раз, когда на их вечерних мероприятиях не нужно было снимать верхнюю одежду, она надевала под шубку только подвязку и чулки, что буквально сводило Гарольда с ума.

Шубка всегда заставляла Джанет чувствовать себя особенной. Она предполагала, что отчасти это было из-за того, что Гарольд потратил на её покупку небольшое состояние. Отчасти потому, что она выглядела такой чистой и красивой, была такой мягкой и гладкой на ощупь. Но главным образом потому, что она изменила их брак. Шуба не только провоцировала их на грубую животную похоть, но и вызывала приливы нежности, смеха, вдохновляла придумывать всё новые и новые сюрпризы и авантюры.

В первую ночь, когда она осталась в доме одна после несчастного случая с Гарольдом, Джанет взяла шубу с собой в постель. Она рыдала, зарывшись лицом в шелковистую шерсть и заснула, сжимая её в объятиях.

Однако вскоре шуба перестала приносить ей утешение, стала лишь напоминанием о её потере. Она не могла смотреть на неё, не говоря уже о том, чтобы прикасаться к ней, носить ее.

И поэтому Джанет убрала ее в шкаф.

Оставила её там и не доставала.

Не доставала уже более двух лет.

До того дня, когда она, расчёсывая свои густые каштановые волосы перед зеркалом на туалетном столике, не заметила серебряную нить.

Её первый седой волос.

Но мне всего тридцать шесть! Тридцать шесть — это еще не старость!

Хотя, видимо, тот самый возраст, чтобы начать седеть.

Именно тогда Джанет решила, что нужно продолжать жить дальше. Она позвонила в театр Баркли и забронировала место на мюзикл «Кошки» в субботу вечером. Затем она достала из шкафа свою горностаевую шубу.

В «Bullock’s»[42] она купила по этому случаю элегантное чёрное вечернее платье.

В день представления Джанет отправилась в салон красоты. Она подумывала о том, чтобы покрасить волосы. Но ей нравился её естественный цвет. Кроме того, идея закрасить седину показалась ей трусливой. Лучше было принять это, смириться с осознанием того, что её жизнь продолжается, идет своим чередом, и использовать каждый следующий день с максимальной пользой.

Она подстриглась очень коротко. Отчего стала выглядеть дерзко и чуточку моложе.

В тот вечер, перед выходом, она некоторое время стояла перед большим — в полный рост — зеркалом в прихожей и разглядывала себя.

Элегантное платье с глубоким вырезом было совершенно новым. Горностаевая шуба тоже выглядела новой. И Джанет чувствовала себя совершенно по — новому.

«Если бы только Гарольд мог видеть меня сейчас», — подумала она.

Её глаза наполнились слезами.

Перед выходом из дома ей пришлось заново накрасить ресницы.

Поездка в Голливуд заняла полчаса. Вместо того чтобы искать свободные места на парковке, она оставила свой «Мерседес» на ярко освещенной платной стоянке в четырёх кварталах от театра.

Дул холодный осенний ветер. Джанет чувствовала себя комфортно в своей шубе.

Она забрала свой билет в кассе. В тепле фойе «Баркли» сняла шубку и перекинула её через руку. Сев на свое место, она сложила её, положила на колени и гладила во время спектакля. Будто кошку, лежавшую у нее на коленях. Но ни у одной кошки никогда не было такого великолепного, приятного меха.

Джанет никуда не пошла во время антракта. Вместо этого она встала перед своим креслом и огляделась по сторонам. Конечно, она не увидела знакомых лиц. Но заметила нескольких женщин в мехах. В основном в палантинах, а не в шубах. Большинство женщин, носивших меха, были значительно старше Джанет. Некоторые — очень старыми.

Неужели она была единственной женщиной в театре моложе шестидесяти лет, пришедшей на спектакль в меховой одежде?

Выглядело именно так.

Всегда ли так было?

Джанет так не думала.

Могло ли все так сильно измениться за столь короткое время? Менее чем за три года?

«Может быть, все из-за этих фанатиков-зоозащитников, — подумала она. — Неужели они смогли отвратить целое поколение от ношения мехов? Похоже на то. Что-то вдруг изменилось».

Если только дело не в спаде экономики, и большинство людей попросту не могут позволить себе такую роскошь…

Свет начал гаснуть.

Джанет села на место.

В конце представления она плакала и хлопала в ладоши. Затем вытерла слезы, прижала шубу к животу и вышла в боковой проход.

Направляясь в фойе, она испытывала чувство гордости.

Прийти сюда было для нее таким большим шагом. Она сама всё организовала, нарядилась и пришла в театр. И ей понравилось выступление. Всё было почти идеально. Если бы только Гарольд был с ней…

«Я сама по себе, — мысленно сказала она. — И я отлично справляюсь».

Теперь все будет проще.

На следующей неделе она попробует новую пьесу. И, может быть, рано или поздно она наберется достаточно смелости, чтобы пообедать одной в хорошем ресторане.

В конце концов, она даже может встретить такого замечательного мужчину, как Гарольд.

Влюбиться.

Боже, разве это не было бы восхитительно?

Вздохнув, Джанет снова надела шубу. В вестибюле было жарко, поэтому она не стала застёгивать пуговицы. Застряв в толпе, ожидающей выхода, она пожалела, что вообще её надела. Люди прижимаясь, давили со всех сторон. Воздух казался горячим, тяжелым, удушливым.

Пока она, наконец, не добралась до двери.

Прохладная осенняя ночь была великолепна.

Джанет глубоко вздохнула. Воздух под театральным шатром был наполнен благоуханием множества духов, мужскими мускусными ароматами лосьонов после бритья и ликёра, дымом сигарет и сигар. Будь то экзотические, приятные или отвратительные запахи, они возбуждали Джанет. Это были старые, хорошо знакомые друзья. Она набрала воздуха в лёгкие и улыбнулась.

«Это так чудесно, — подумала Джанет. — Наконец-то я снова вышла в свет».

Посмотри на меня, Гарольд. Я не зачахла и не умерла. Я хотела этого, но не смогла. Я выжила.

Толпа рассеивалась, люди расходились в разные стороны. Джанет сделала паузу, чтобы вспомнить, где она припарковала свою машину.

На стоянке. Значит мне сюда.

Она повернула направо.

И сделал всего три шага, прежде чем чей-то голос крикнул:

— Убийца!

Джанет обернулась и увидела на обочине женщину, которая кричала: «Нет!» Хрупкая седовласая старушка, закутанная в норковый палантин, всплеснула руками, когда на неё набросились две молодые женщины.

Эти двое выглядели весьма злобно.

— Убийца! — кричала тощая девица в лицо старухе.

— Злобная сука! — вопила её напарница, толстушка с вьющимися каштановыми волосами. — Эти норки умерли за твои грехи!

Обе девушки рылись при этом в своих сумках. Сердце Джанет заколотилось. Она подумала, что они собираются выхватить оружие. Но они достали баллончики с краской.

— Нет, пожалуйста! — захныкала пожилая женщина.

Красная краска брызнула ей на руки, когда она попятилась назад, пытаясь убежать. Часть краски прошла мимо её рук, заливая её волосы, лоб и очки.

По меньшей мере человек двадцать замерли под театральным шатром, наблюдая за нападением.

Почему никто не пытался помочь?

Потому что нападавшие были женщинами? Или все зрители были на их стороне, ненавидя старушку за то, что она носит мех?

Пожилая дама зажатая между нападающими, скулила и прикрывала голову, пока её обрызгивали. Красная краска капала с её волос. Мех её палантина слипся алыми шипами.

— Оставьте её в покое, чёрт бы вас побрал! — закричала Джанет.

Головы обоих нападавших повернулись в её сторону. Пухлая прищурилась сквозь очки, заляпанные красной краской. Круглые линзы в проволочной оправе. Старомодные старушечьи очки.

— Она ничего вам не сделала! — кричала Джанет. — А посмотрите, что вы с ней сотворили! Да что с вами не так?

Та, что в старушечьих очках, ухмыльнулась.

Тощая подняла свой баллончик высоко над головой.

— Слушайте все вы, богатые капиталистические ублюдки! Мы — ударный отряд Фронта защиты животных. То, что вы здесь увидели, — это урок. Это то, что мы делаем с придурками, которых ловим одетыми в мёртвых животных. Вы достаточно долго насиловали Мать-Землю! Вырубали её леса, отравляли её воздух и воду, убивали её невинных созданий. Убивали её детей! Разбивали им головы! Перерезали им глотки. Ставили на них эксперименты! Поедали их плоть! Одевались в их шкуры! Хватит! Прекратите это!

— Хватит! — присоединилась к ней толстуха.

— Фронт защиты животных навсегда!

— Фронт защиты животных навсегда!

— Хватай её! — Худая отшвырнула старушку в сторону и бросилась к Джанет.

Вторая усмехнулась.

Джанет кинулась прочь.

Узкая юбка вечернего платья сковывала движения её ног, но не долго. На третьем шаге колено прорвало ткань спереди. Следующий рывок довершил дело. Юбка лопнула от подола до талии, дав ей возможность бежать.

Люди поблизости уворачивались, некоторые испуганно вскрикивали, другие наблюдали, будто забавляясь, но никто не пытался помочь.

Джанет оглянулась через плечо. Ее преследовательницы бежали бок о бок, не более чем в пятнадцати футах позади.

Какой радиус действия у этих баллончиков? Я умру, если они испортят мою шубу!

Но она знала, что не сможет убежать от них — не на этих каблуках.

Но туфли, как и платье, можно будет заменить.

Не замедляя бега, она сбросила правую туфлю. С левой возникла заминка, но после нескольких шагов Джанет сумела избавиться и от нее. Без обуви ей показалось, что ноги стали лёгкими и быстрыми.

Она помчалась по тротуару, беззвучно, если не считать прерывистого дыхания, шлёпанья ног и шуршащих звуков, которые издавали колготки, когда её ноги одна за другой вырывались через разорванную спереди юбку.

Девицы позади нее шумели гораздо сильнее. Одна из них, казалось, хрипела, запыхавшись. Сандалии на ногах шлёпали по тротуару с резкими хлопками. Звенели рождественские колокольчики. Из баллончиков с краской доносились дребезжащие звуки, как будто в каждом из них не было ничего, кроме металлических шариков.

Звуки, издаваемые этой парочкой, казалось, не становились ближе. Но и не отдалялись.

Пока что Джанет держалась впереди.

Прямо перед ней путь преграждала кучка людей, стоявших на углу в ожидании перехода улицы.

— Помогите!

Некоторые оглянулись на неё.

— В чём дело? — спросил молодой человек в свитере, похожий на невинного школьника.

— Они преследуют меня! — воскликнула Джанет.

— Почему?

— Фронт защиты животных! — крикнула одна из девушек. — Не вмешивайся!

— Чего? — Он наморщил нос.

Но слишком поздно. У Джанет уже не было времени останавливаться и объяснять. Дай только нападавшим две-три секунды, и её шуба станет алой от краски.

Не добежав до столпившихся людей, она свернула направо.

— Да что происходит-то? — крикнул парень ей вдогонку.

Джанет не потрудилась ответить, а только прибавила скорость.

Тротуар перед ней был пуст. «Это и к лучшему», — подумала она. В любом случае, никто, скорее всего, не стал бы ей помогать — по крайней мере, без объяснения причин. А объяснить быстро у нее бы не получилось. Они добрались бы до неё гораздо быстрее.

Если бы только кто-нибудь мог остановить двух этих идейных стерв!

Разве не очевидно, кто здесь жертва?

Видимо не очевидно.

Или людям просто всё равно.

Всё было бы по-другому, если бы за мной гнались парни.

Да мужчины передрались бы друг с другом за возможность спасти меня.

Но за мной бегут девицы. Так что я в полной заднице.

Замечательно.

Судя по звукам, её преследовательницы отстали. Подумав, что она начинает обгонять их, Джанет рискнула оглянуться.

И вскрикнула от ужаса.

Тощая была ближе, чем прежде. От Джанет её отделяло не более семи или восьми футов.

Толстуха была гораздо дальше. Весь шум был от нее. Именно на ней были сандалии с колокольчиками. Именно она хрипела и держала в руках две грохочущие банки с краской.

Её подруга, вырвавшаяся вперед, бежала почти бесшумно. Длинные светлые волосы развевались за спиной. Растянувшиеся губы обнажили зубы, которые казались очень белыми в свете уличных фонарей. Никаких серёжек, ожерелья, браслетов или колец. Без лифчика. Без туфель и носков. Из одежды только белая футболка, старые обрезанные джинсы и, видимо, больше ничего. Самый минимум для бесшумной погони и драки.

— Оставь меня в покое! — выпалила Джанет.

— Живодёрка!

— Я не такая.

— Отдай шубу!

— Нет! Отвали!

— Ага! После того, как я… сдеру этот мех… с твоей грёбаной спины!

Джанет повернулась боком и швырнула свою сумочку-клатч. Как и шуба, это был подарок Гарольда. Но ей больше нечего было бросить.

Внутри черной атласной сумки было несколько мелочей: немного наличных, салфетки, тампон, парковочный талон, корешок билета в театр, сложенная афиша и водительские права. А также связка ключей, пудреница и театральный бинокль, которые придавали сумке некоторый вес.

Её преследовательница увидела летящую в неё сумку. Она вскинула руку, чтобы отбить клатч, но промахнулась. Попыталась отдернуть голову в сторону. Сумка угодила тощей в правый висок, отчего её лицо исказилось. Она, пошатнувшись, споткнулась и упала, ударившись плечом и пробороздив им тротуар.

Джанет бросилась обратно к ней и подняла свою сумочку.

— Я предупреждала тебя, чтобы ты оставила меня в покое! — сказала она, когда девица, постанывая, попыталась приподняться.

— Эй! — крикнула мордастая. — Ты чё с ней сделала? Оставь её в покое!

— Это вы оставьте меня в покое! — огрызнулась Джанет, пятясь. В то время как толстуха, пыхтя, приближалась к ней, другая поднялась на колени. При падении рукав её футболки оторвался. Стиснув зубы, она бросила быстрый взгляд на своё испачканное, ободранное плечо.

— Ты ранена? — спросила ее подруга, замедляя бег.

— Хватай её!

— Нет! — закричала Джанет. — Прекратите это! Одна уже пострадала.

— Чёрт возьми, Глори, залей уже краской её сраную шубу!

Глори, пошатываясь, протиснулась мимо нее, позвякивая колокольчиками.

— Нет, — повторила Джанет. — Не делайте этого. Пожалуйста.

Глори продолжала приближаться, поэтому Джанет бросилась наутёк. Когда она перешла на бег, послышалось шипение распылителей. Она оглянулась. Глори, распрыскивавшая краску из обоих баллонов, была скрыта по грудь за облаками красного тумана. Краска, казалось, не долетала до Джанет.

Но если Глори подберётся немного ближе…

Джанет сунула сумочку в рот и сжала зубами. Клатч подпрыгивал вверх и вниз, колотя её по подбородку, она побежала по тротуару, неуклюже срывая с себя шубу. Кое-как скрутив её в толстый сверток, она прижала её к груди левой рукой. Правой вынула сумочку изо рта и продолжила бежать, крепко обнимая шубу.

«Теперь они тебя не достанут», — подумала Джанет.

Впереди показался пустынный переулок. Приближаясь к нему, она посмотрела в обе стороны.

Стоянка. Если я смогу добраться до стоянки… Только вот где она, черт возьми?

Она понятия не имела.

Но светофор приглашающе загорелся зелёным светом, и перекресток выглядел свободным, поэтому она покинула тротуар и выбежала на проезжую часть.

Сигнал клаксона оглушил её.

Она резко повернула голову влево.

Такси, проехавшее на красный свет, мчалось прямо на неё. Оно вильнуло в сторону. Джанет резко остановилась, покачнувшись назад. Машина пронеслась мимо, обдав её теплым ветерком.

Ошеломленная едва не произошедшим столкновением, Джанет едва обратила внимание на шлёпающие звуки и позвякивание колокольчиков. Шипение за спиной застало её врасплох.

Она бросилась вперед.

Но недостаточно быстро.

Её вечернее платье было с открытой спиной, поэтому прохладная краска покрыла её голую кожу от затылка почти до талии, прежде чем она набрала достаточную скорость, чтобы оставить Глори позади.

«Шубе пришел бы конец», — подумала она.

Слава Богу! Я сняла её как раз вовремя.

Перебежав на противоположный тротуар, она оглянулась через плечо.

Глори, которая всё еще преследовала ее с аэрозольным баллончиком в каждой руке, прекратила распылять. Её волосы были спутаны и склеены, а лицо перепачкано красной краской. Джанет удивлялась, как она вообще еще может видеть через свои очки. Девица, очевидно, промчалась сквозь облако собственноручно выпущенных брызг. Её свитшот без рукавов пропитался краской, став в основном красным, только намёк на его первоначальный серый цвет все еще был виден в нижней части. На её клетчатых шортах-бермудах и толстых ногах было несколько брызг. Джанет заметила, что звон исходил от кожаного браслета с колокольчиками вокруг её левой лодыжки.

Кожаного?

А как на счёт этих сандалий?

Тоже кожа?

Может быть, и нет. Возможно ненатуральные.

Или, может быть, эта сука лицемерит.

Искусственные?

Джанет крикнула через плечо:

— Мой мех ненастоящий! Он искусственный! У вас нет причин…

Её голос оборвался, когда тощая — более быстрая из них двоих — догнала Глори, опередила её и оставив позади, помчалась к Джанет с пугающей скоростью.

Джанет бросилась прочь.

С шубой в руках она смогла опередить Глори. Но эта была намного быстрее. У Джанет не было никакой надежды убежать от неё — не с такой ношей.

Это был лишь вопрос времени.

Джанет начала плакать.

Я не хочу, чтобы они испортили мою шубу! Пожалуйста! Почему они хотят это сделать?

Она слышала шлёпанье босых ног женщины по тротуару, слышала её быстрое, резкое дыхание.

— Прошу, отстаньте! — закричала Джанет.

Она еще не успела договорить, как её сбили с ног. Руки, сжимавшие шубу, ударились о бетон первыми. Затем колени. Шуба смягчила её падение, как большая подушка, спасая лицо и грудь, когда она упала на тротуар.

Преследовательница перелезла через её плечо, скользя по залитой краской коже Джанет, обхватила её, потянулась к шубе. Джанет попыталась оттолкнуть его руки локтями.

— Вот так, — крикнула Глори, подбегая ближе.

Как только толстуха остановилась, а сандалии с колокольчиками умолкли, неожиданный рывок перевернул Джанет. Теперь она лежала на спине, с тощей девчонкой под ней и Глори, нависшей сверху.

— Покажи этой суке!

Ухмыляясь, Глори присела на корточки, протянула руки к Джанет и начала распылять. Из обоих баллончиков брызнула красная краска.

Джанет почувствовала брызги на своих руках.

На её руках, сжимавших горностаевую шубу.

И она поняла, что шубе пришел конец.

— Получилось? — спросила девица под Джанет.

— Еще бы.

— Шубе хорошенько досталось?

— Ага.

— Брызни-ка ей в лицо.

Джанет отпустила мех. Она крепко зажмурила глаза, сжала губы и подняла руки, чтобы защитить лицо. Мгновение спустя на неё с шипением прыснула краска.

Пока её поливали, она почувствовала, как шубу сорвали с её груди.

Ощутила, как руки разорвали лиф её платья. Они тянули и дергали, раздирая её платье и нижнее белье.

— Обрызгай её!

Струи краски залили ей грудь, прошлись по животу, обожгли между ног.

— Готово, — сказала Глори.

Распыление прекратилось.

Толчком снизу Джанет была сброшена с лежащей внизу женщины. Она перевалилась через бордюр и приземлилась лицом вниз в листья и грязь на обочине дороги. Там Джанет замерла, лёжа неподвижно и не смея дышать.

Она слышала тихие звуки разрываемой материи. И знала, что они рвут в клочья её шубу.

Вскоре её обрывки мягко упали на её голую спину, ягодицы, ноги.

— Ты думаешь, это было плохо? — спросила та, чьего имени Джанет не знала. Она не ответила.

— Это не было плохо. Это всё ерунда. Представь, что чувствовали горностаи.

— У горностаев тоже есть чувства, — добавила Глори.

— Ты не имела права убивать их ради своего тщеславия, — сказала вторая.

Она наступила Джанет на спину, спустилась на проезжую часть рядом с ней, встала на колени, схватила Джанет за покрашенные волосы и рывком подняла её лицо с асфальта.

— Они были бедными, невинными существами и просто хотели жить как все мы, они не хотели закончить как шуба для такой богатой суки как ты.

— Ты не имела права, — эхом отозвалась Глори.

Худая резко дернула Джанет за волосы. Её лицо впечаталось в асфальт. Нос лопнул. Три зуба раскрошились.

— У животных тоже есть чувства.

— Думаешь, им понравится, когда с них сдирают кожу? — спросила Глори.

— А как, по-твоему, тебе бы это понравилось, сучка?

Джанет начала бороться, но девица снова ударила её лицом о дорожное покрытие.

Она была без сознания, когда её затащили в переулок.

Очнулась Джанет с криком, когда они начали орудовать бритвенными лезвиями.

Бларни

[43]

— Что это?

Дик посмотрел направо, куда указывала Вэл. В полумиле дальше на скалистом выступе высоко над прибоем возвышались серые каменные стены развалин замка.

— Замок, я полагаю, — сказал он.

— В Калифорнии?

— Наверное, его построил какой-то чудак. Парень не знал, куда девать свои деньги.

Она потянула его за руку.

— Мы можем подойти к нему?

— Отпусти руку.

Она отпустила её.

— Подойдем?

— Посмотрим, — сказал Дик. Он вытащил из-за пояса автоматический пистолет 32-го калибра.

— Эй, что ты делаешь?

— Целую его на прощание.

— Ты же не собираешься его выбросить?

— Еще как собираюсь.

— Дик!

В целом он не испытывал неприязни к Вэл. В конце концов, она неплохо выглядела для своего возраста. Волосы выкрашены в яркий рыжевато-каштановый цвет. Лицо несколько обвисло, как и тело, но чего можно было ожидать? Девчонки начинают опускаться в восемнадцать, а Вэл было под пятьдесят. Не сказать, что ему больше не нравилась её внешность. Её главная беда заключалась в том, что у нее не хватало здравого смысла.

— Я должен его выбросить, — сказал он ей.

— Может, он нам еще понадобится.

— Всегда можно купить новый. Если нас поймают с этим малышом, то могут связать это со стрельбой в того идиота — клерка, и нам обоим крышка.

Вэл с широко открытыми глазами выглядела шокированной.

— Я же не стреляла в него!

— Не имеет значения, глупышка. Ты была там. Ты в этом замешана. Это то же самое, как если бы ты нажала на курок.

— Правда? — Она выглядела несчастной и постаревшей на десять лет.

Дик ухмыльнулся.

— А, всё в порядке. Пусть это тебя не беспокоит. Я просто скормлю его рыбам…

Он швырнул пистолет со всей силы. Тот завертелся, падая как подстреленный ворон, его сине-стальной силуэт темнел на фоне пасмурного неба. В шуме прибоя далеко внизу не было видно, куда он бултыхнулся.

— Теперь мы сорвались с крючка. Ни веских улик, ни свидетелей…

— Я никому ничего не скажу, — сказал Вэл.

— Боже, ты мой, — пробормотал он. За два месяца знакомства он так и не смог ей полностью довериться. Теперь это замечание… Она вполне может его заложить….

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего, — ответил Дик.

Он слишком поспешил выбросить пистолет.

Он снова посмотрел на далёкую каменную крепость. Эта башня на берегу океана — отличное место для несчастного случая.

— Всё еще хочешь посетить замок? — спросил он.

Вэл просияла.

Они поспешили обратно к машине.

***

Пройдя по бесплодному уступу, Дик долго рассматривал замок. Тот стоял на выступе скалы, полностью отрезанный от обрыва. К нему вёл шаткий пешеходный мостик длиной около тридцати футов.

Он мог бы легко сбросить Вэл оттуда. Но что, если мостик обвалится, и он нырнет вместе с ней?

Сам замок представлял собой четыре каменные стены с большой башней на юго-западном углу.

Забудь о пешеходном мостике. Башня — самое подходящее место для этого.

— Разве он не прекрасен! — выпалила Вэл. — Он такой… Я не знаю… Величественный! Ему место в путеводителях.

— Может быть, он там и есть.

— О, это не так. Я их все прочитала. Я знаю Калифорнию как свои пять пальцев, но я никогда не слышала об этом замке. Конечно, есть еще замок Херста[44], но он совсем другой. Знаешь, я была там дважды. Один раз со вторым мужем, и… Как ты думаешь, где здесь билетная касса?

— Я не думаю, что она существует.

— Должна быть.

— Может быть, внутри, — сказал Дик. — Он был уверен, что её там нет. Место выглядело пустынным и заброшенным. Однако ему не хотелось ничего объяснять. Вэл сама всё увидит, и довольно скоро.

Они дошли до пешеходного мостика. Далеко внизу пенился прибой.

— Как там глубоко!

— Я пойду первым, — сказал Дик. — Оставайся тут, пока я не перейду.

Вэл кивнула.

Дик поспешил по раскачивающемуся мостику и вздохнул с облегчением, когда добрался до дальнего конца. Он весь дрожал. Пока он пытался успокоиться, рядом с ним появилась Вэл.

— О, смотри! — сказала она и указала на вывеску над воротами замка. — «Замок Херлихи», — прочитала она. — «Да не увянет твое чело от старости».

— Мило, — сказал Дик.

Они вошли под арку ворот. Не считая дюжины чаек, укрывшихся от ветра, двор был пуст.

— Похоже, нам не нужно будет покупать билеты.

Вэл засунула руки в карманы пальто.

— Мне не нравится это место, Дик. Оно заставляет меня нервничать.

— Минуту назад ты сказала, что оно величественно.

— Да, но…

— Да, но, да, но, — передразнил Дик.

— Его не должно быть здесь, понимаешь, что я имею в виду?

— Нет, не понимаю.

— Я имею в виду, замка в Калифорнии.

Не обращая на нее внимания, он пошёл через двор. Чайки на его пути взлетали, кружили и снова садились.

Вэл поспешила догнать его. Она схватила его за локоть, но он продолжал идти.

— У меня какое-то безумно странное чувство, Дик. Как будто мы в кошмарном сне. Мы должны убираться отсюда. Должно случиться что-то плохое, я это костями чую.

— Это артрит.

— Очень смешно. Пожалуйста, давай вернёмся к машине.

— Ты же сама хотела увидеть это место. «Давай посмотрим. Ну, давай, ну, давай». Что ж, мы уже здесь. И я не уйду, пока не побываю в этой башне. Можешь остаться и подождать, если хочешь, а я пойду наверх. Высвободив руку, он шагнул к тёмному входу.

— Не оставляй меня здесь.

— Остаться или идти — решать тебе.

— Дик, ну пожалуйста! Мы не должны здесь находиться. Я это чувствую.

— Конечно. Позже увидимся. Вероятно, это не займет у меня и получаса.

Он вошел в проём и начал подниматься по винтовой лестнице. Его ботинки издавали громкие шаркающие звуки по бетону. На третьей ступеньке он понял, что тут нет перил.

— Подожди! — закричала Вэл. — Не оставляй меня!

— Тогда поторопись, — oн подождал, пока она не поднялась на ступеньку ниже него. — Держись рядом, — сказал он и продолжил подъём.

Ступеньки лестницы имели форму клиньев, шириной в фут у внешней стены и сужаясь к нулю справа от Дика. Он держался поближе к стене. Опирался левой рукой на прохладный, влажный камень.

После одного полного поворота лестницы свет снизу пропал. На лестнице было темно, если не считать тонкой полоски света из оконной щели.

— Дик, давай вернемся.

— Забудь об этом.

— Я чувствую, что сейчас упаду.

«Ты, должно быть, экстрасенс», — подумал он и ухмыльнулся.

— Просто держись рукой за стену, — посоветовал он.

Пока он говорил, его правая нога нашла ступеньку, достаточную, чтобы поставить только носок ботинка, и соскользнула. Колено ударилось о бетон.

— О, чёрт! — рявкнул он.

— Я же тебе говорила…

— Молчи.

Они продолжали подниматься, и только свет из оконных щелей указывал им путь. Один раз свет исчез полностью, поэтому Дик как будто ослеп. Дезориентированный и испытывающий головокружение, он прекратил восхождение. Он вздрогнул, когда Вэл коснулась его спины.

— Тебя это уже достало, так ведь? — спросила она.

— Меня ничего не достает, кроме темноты. Через минуту со мной всё будет в порядке.

— Давай спустимся вниз, Дик.

— Мы почти наверху.

— Откуда ты знаешь?

— Не волнуйся, знаю.

Когда он снова начал подъем, его ноги тряслись.

— Как мы будем спускаться? — спросила Вэл.

— На своих двоих, — сказал он.

— Будет совсем темно. Мы ничего не будем видеть.

— Значит, проведём здесь ночь.

— Я не хочу подниматься выше. Не сейчас. Всё это слишком жутко.

— Поступай, как знаешь.

Внезапно он увидел над собой свет.

— Ха! Мы сделали это! Он быстро преодолел последнюю ступеньку и шагнул в дверной проём. Прямо перед ним, спиной к стене башни, сидел человек.

— Пришли поцеловать Камень, да? — спросил он с мелодичным акцентом, который Дик принял за ирландский. На нём была старая серая куртка и мешковатые брюки с кожаными заплатками на коленях. У него было хитрое выражение лица.

— Какой камень?

Вэл встала рядом с Диком. Она улыбнулась, когда увидела незнакомца.

— Ну, Камень Херлихи. Значит, вы о нём не слышали?

— Дик покачал головой.

Мужчина встал, опираясь на терновую трость. Молодой, крепко сложенный мужчина явно не нуждался в палке.

— Вы, без сомнения, знаете о Камне Бларни? — спросил он. — Это кусок мрамора, вмурованный в стену замка недалеко от Корка, в Ирландии.

— Поцеловавшему его, — сказала Вэл, — сопутствует удача.

— Обычная дезинформация, которая вертится у вас на языке, мэм. Камень Бларни приносит не удачу, а дар красноречия. Будешь молоть языком без конца, но слушатели ни слова не поймут. Вот такой дар у Камня Бларни. А вот Камень Херлихи — совсем другое дело. Целуешь и остаёшься вечно молодым.

— Я никогда не слышала о Камне Херлихи, — сказала Вэл.

— И мало кто слышал. Видите ли, мы не распространяемся о его существовании. Херлихи уже сто лет живут в этом замке, и мы всегда были скромными людьми. Нам нравится наша тишина и уединение. Нам нравится небольшое запустение, потому что оно успокаивает душу. В конце концов, толпы — это проклятие Божие, а здесь появятся толпы народа, если поползут слухи о даре нашего Камня. Время от времени путники платят нам вполне достаточно. Мы не жадные.

— А сколько стоит поцеловать Камень? — спросил Дик, пытаясь скрыть гнев и разочарование в голосе. Все эти труды, это восхождение — ради чего! Он должен был знать, что замок не заброшен.

— По два пятьдесят с каждого не слишком дорого? — поинтересовался мужчина.

— Два доллара пятьдесят центов? — спросила Вэл.

— Такова цена за поцелуй Камня Херлихи, и вы никогда не состаритесь.

Вэл улыбнулась.

— Жаль, что я не приехала сюда тридцать лет назад.

— Вам нечего беспокоиться. Вы по-прежнему прекрасны.

Она одарила Дика высокомерной, обвиняющей улыбкой, как будто он был слишком невежественным, чтобы заметить качества, столь очевидные для незнакомца.

— Иди и поцелуй эту чертову штуку, — сказал Дик. — Что тебе терять?

— Прежде чем примете решение, взгляните на сам камень. Мужчина указал тростью на пролом между каменной дорожкой и парапетом. — Подойдите и посмотрите.

Дик и Вэл приблизились.

— Боже мой! — сказала Вэл.

Опустившись на колени рядом с проломом, мужчина протянул руку с тростью и постучал по стене. Вот Камень Херлихи, тот кусок мрамора внизу.

В двухстах футах ниже куска мрамора волны с грохотом разбивались о скалы мыса.

— Это не так опасно, как может показаться, — сказал мужчина. — Вы должны сесть на край тропы и откинуться назад, как будто целуете Камень Бларни. Я, конечно, буду держать вас за ноги.

— И скольких вы не удержали? — спросил Дик и ухмыльнулся. Мужчина ухмыльнулся в ответ. — Не так много, чтобы об этом упоминать.

— Ну, — сказала Вэл, — не думаю, что я на такое способна. — Правда, не думаю.

— Многие поначалу чувствуют то же самое. Однако от всей души уверяю, что поцеловав Камень Херлихи, вы сохраните свою молодость. Угадайте, сколько мне лет?

— Тридцать? — попыталась Вэл.

— А вы как думаете, сэр? — спросил он у Дика.

— Тридцать пять?

— В октябре мне исполнится восемьдесят три.

Дик рассмеялся.

— С тех пор, как я поцеловал Камень Херлихи, прошло пятьдесят лет.

— Конечно, — сказал Дик.

— Вы ведь не считаете, что я лгу?

Дик оценил габариты мужчины и его трость.

— Нет. Только не я. Иди и поцелуй камень, Вэл. Посмотри, что он с ним сделал.

Она покачала головой.

— Я буду крепко держать вас за ноги, мэм. Мои руки меня еще не подводили.

— Ну…

Дик видел, что, несмотря на её колебания, она хотела продолжить. Неужели она действительно поверила в эту чушь о вечной молодости? Она не могла быть настолько глупой. Скорее всего, она с нетерпением хотела почувствовать эти большие, сильные рук на своих ногах.

— Хорошо, — сказала она. — Я в деле. Дик?

Может, он придумает способ уронить её в дыру. Ухмыльнувшись, Дик достал бумажник. Он протянул мужчине три доллара.

— С вас за двоих пять долларов.

— Правильно. Вы должны мне пятьдесят центов.

— Значит, вы не собираетесь целовать Камень?

— Вы шутите?

— Дик, ты должен.

— Я не должен. Идите и развлекайтесь, вы двое. А я посмотрю.

— Дик, пожалуйста! Разве ты не хочешь остаться молодым?

— Ты веришь в этот вздор? — Дик указал на небольшую мраморную плиту. — Его следовало бы назвать Камнем Брехни.

— Но я всё равно это сделаю.

— Да, ради Бога! Я не пытаюсь тебя остановить.

— Тогда ладно, — сказала Вэл.

Мужчина полез в карман и достал пару четвертаков.

— Ваша сдача, сэр.

Дик убрал сдачу. Он застегнул пальто на молнию, спасаясь от холодного ветра.

Мужчина постучал тростью по каменной платформе рядом с проломом.

— Если у вас в карманах есть ценные вещи, мэм, положите их сюда, иначе они могут улететь вниз.

Вэл положила сумочку на платформу. Достала перчатки из карманов пальто. И, наконец, сняла очки. Мужчина держал ее за руку, когда она села на пешеходную дорожку, спиной к зубчатым стенам.

Дик ухмыльнулся.

— Послушай, хочешь, я придержу ноги?

— Нет, — сказала Вэл. — Всё в порядке.

— Да ладно тебе. Почему бы и нет?

— Я не могу этого допустить, — вмешался мужчина. — Это я должен её придерживать.

— Не понимаю, почему.

— Таковы правила, сэр.

— Чьи правила?

— Если вы хотите, чтобы леди поцеловала камень, я должен её держать. Это не обсуждается.

Дик пожал плечами.

— Делайте по-своему, — сказал он.

Когда мужчина опустился на колени рядом с Вэл, Дик взглянул на терновую трость. Её узловатая рукоятка выглядела смертоносной. Хороший удар в нужный момент, и он мог бы уничтожить их обоих. К несчастью, трость была прислонена к парапету в пределах досягаемости мужчины.

— Вы готовы?

Вэл кивнула.

Мужчина схватил её за бедра.

— Теперь осторожно лягте на спину. Так. Не бойтесь.

Дик наблюдал, как голова Вэл опускается в пролом. Он взглянул на терновую трость.

Что, если он не сможет застать парня врасплох? У него было мало шансов против такого сильного молодого человека.

Вэл изогнулась назад, как лук, плечи и голова полностью скрылись из виду.

Сейчас или никогда!

«Никогда», — решил Дик. Не здесь, наверху. С этим парнем тут не справишься. Надо подождать более удобного случая. Может, на тёмной лестнице по пути вниз. Или на пешеходном мостике.

— Вы поцеловали Камень Херлихи? — крикнул мужчина вниз. — Да, — донесся напряженный голос Вэл.

Он резко перевернул её, поднял ноги вверх и отпустил. Дик с недоумением наблюдал, как ноги Вэл исчезли в проломе.

Она долго кричала.

Мужчина взял терновую трость и встал.

Дик попятился.

— Что вы делаете? — требовательно спросил он. — Вы её нарочно уронили!

— Безусловно, и этого нельзя отрицать. Теперь ваша очередь, сэр, поцеловать Камень. Он поднял трость и шагнул к Дику.

— Нет! Не подходите!

Трость рассекла воздух и ударила Дика по плечу. Его рука онемела. Следующий удар попал в голову. Ошеломленный, он упал на колени.

— Вам вниз, — сказал мужчина, таща его к пролому. Спина болезненно согнулась, когда его опустили вниз головой. Он увидел гладкий мрамор в нескольких дюймах от своего лица.

— Вы уже поцеловали его?

— Нет!

— На самом деле это не имеет значения.

— Поднимите меня!

— Не могу. Это моя работа. Это, так сказать, родовая обязанность — наделять даром Камня Херлихи, — oтпуская ноги Дика, он крикнул:

— Теперь ты не состаришься, мой друг, никогда!