Жуткие байки (Ричард Лаймон) читать бесплатно онлайн полную версию книги (ч. 2)

Annotation

ЗНОЙНОЙ ЛЕТНЕЙ НОЧЬЮ В ЗАПАДНОМ Лос-Анджелесе,

Шейн Мэлоун, изнемогая от жары, сидит перед компьютером, стараясь внести свой писательский вклад в антологию, по замыслу которой каждая леденящая душу байка должна заканчиваться смертью двадцатидвухлетней женщины в ее квартире.

Идеи проносятся вихрем, но история должна быть захватывающей — Шейн не хочет выглядеть блекло. Из-за оглушительной музыки, доносящейся из соседней квартиры, ничего не вяжется. Шейн яростно колотит в соседскую дверь, в готовности дать волю чувствам: с этой музыкой надо заканчивать. Но только Франсин оказалась двадцатидвухлетней женщиной, с которой спорить бесполезно… А Шейн вот-вот узнает, что в жизни все действительно может происходить как в выдуманной истории.

Так начинается первая байка в этом сборнике коротких историй ужасов — восхитительном роге изобилия о маньяках-убийцах, вампирах и обезумевших от похоти подростках — которые демонстрируют жуткий гений Ричарда Лаймона — «одного из лучших на сегодняшний день писателей, работающих в жанре» — Cemetery Dance.

Книга содержит нецензурную брань.

Ричард Лаймон

Предисловие

Приглашение на убийство

Хват

Спасая Грейс[11]

«Музей бигфута Барни»

Герман

Чемпион

Дева

А сигара — это Сигара

Я не преступник

Проба Оскара

В яме

На испуге

Доброе дело

Прямой подход

Приятные вибрации

Вампир Фил

Расплата с Джо

Шуба

Бларни[43]

Водитель Дракусона

На обочине дороги

Кость желаний

Первое свидание

Палочник

Зачистка[52]

Слюнявые из ночлежки

Костюм неженки

Жгучая слюна

Спрятавшаяся

Покойся с миром[60]

Выживальщица

Атака ночной бригады

Хуже уже не будет

Перестрелка

Библиографическая справка

notes

Ричард Лаймон

Жуткие байки

Dreadful Tales

* * *

Предисловие

Что касается меня, то я не читаю предисловий, вступлений или введений к книге. Только после прочтения книги. Всегда опасаюсь, что авторы таких предысторий могут выдать подробности, ожидаемые мной от основной ее части.

В большинстве случаев они так и поступают.

Терпеть не могу узнавать заранее что-либо об истории, которую собираюсь прочесть, посмотреть по телевизору или увидеть в кино. Как читательской или зрительской аудитории, нам не стоит знать, что там произойдет, пока мы сами не натолкнемся на это по ходу повествования. По этой причине я избегаю чтения обложек или суперобложек книг. Когда начинаются ролики с трейлерами фильмов, зачастую я закрываю глаза и затыкаю уши.

Посему вы можете смело читать это предисловие, без опаски, что я испорчу вам впечатление от рассказов. Только не я. Ни в коем случае.

Как-никак, вы могли предпочесть пропустить предисловие и перейти непосредственно к рассказам. (Если это так, то, понятно, что вы, скорее всего, не дочитали бы до этого места). Я нахожу вполне очевидным перескакивать через такой вводный материал и «переходить к сути дела». В конце концов, вы здесь ради историй, а не ради авторских наблюдений и разнообразной болтовни.

Возможно, вы пожелаете вернуться и ознакомиться с этим материалом после прочтения рассказов. Так, как поступаю я. Закончив с романом или со сборником рассказов, я обычно присаживаюсь поудобнее и изучаю детали: дизайн обложки, рекламные объявления, описание сюжета, вводный материал (при его наличии), интересный набор информации, который можно найти на обратной стороне титульного листа, и тому подобное. К тому времени ничто из всего этого не сможет мне навредить. Я даже могу счесть все это поучительным или занимательным.

Так почему же я пишу «Предисловие»? Разве не было бы разумнее, учитывая мои собственные привычки, последовать примеру «Злодеев» (одноименная повесть и двенадцать коротких рассказов) и вовсе ничего не писать, либо написать «Послесловие»?

Снабдить книгу «Послесловием» — это все равно, что представить гостя в конце вечеринки.

И я не мог просто ничего не написать. Читатели сборников рассказов ожидают какого-то дополнительного материала (так же, как агенты и издатели). Эта часть должна быть написана либо самим автором, либо приглашенным писателем — кем-то авторитетным.

Что ж, Дин Кунц написал предисловие к другому моему сборнику, «Злодеи». Я не могу сделать лучше, чем Дин, поэтому я увяз в написании собственного вводного материала.

А вы увязли, читая его.

(Раз уж вы забрались так далеко, то сумеете с таким же успехом довести дело до конца).

Не переживайте. Скоро все закончится, и вы сможете перейти к самим историям.

К «Жутким байкам».

Я поискал слово «жуткий» в седьмом издании Нового Университетского Словаря Уэбстера[1]. Согласно определениям, которые я там обнаружил, вы могли бы ожидать, что мои рассказы будут «порождать трепет или благоговение» (благоговение?), будут «крайне отвратительными, неприглядными или шокирующими» (вот это годится) или, возможно, будут «простенькими, но сенсационными» (хм).

В общем-то, примерно то, чего можно ожидать от такого парня, как я.

Двадцать пять историй, собранных в этой книге — некоторые из них более жуткие, чем другие — были написаны в отрезке времени в более, чем двадцать лет. Самая ранняя из них, «На обочине дороги», была опубликована в журнале Ellery Queen's Mystery Magazine в 1974 году. Самая поздняя, «Первое свидание», опубликована в антологии Love in Vein II в 1997 году.

В совокупности с изданиями от «Хэдлайн»: «Когда погаснет свет» (заглавный роман и пять моих коротких историй) и «Злодеи» (заглавная повесть и двенадцать коротких рассказов), «Жуткие байки» предлагают все рассказы и повести ориентированные на взрослых, которые я профессионально публиковал с самого начала своей карьеры до 1997 года.

Эти рассказы печатались во множестве американских журналов и антологий, а также в моем собственном сборнике с ограниченным тиражом «Хорошее укромное местечко», который номинировался на премию Брэма Стокера в 1993 году. Насколько мне известно, ничего из сего томика никогда не публиковалось в Соединенном Королевстве. Каждая жуткая байка будет новой для любого, кто не имел доступа к американским публикациям. Многие из них также будут новыми для американских читателей, потому что они появлялись в журналах и книгах, которые найти непросто.

Надеюсь, они вам понравятся.

Очень скоро вы сможете приступить к первой байке, потому что мое Предисловие почти закончено.

Это «Приглашение на убийство», об авторе, пытающемся написать короткий рассказ о …

Неважно. Я позволю вам выяснить это самостоятельно.

Готовы читать?

Мое предисловие почти закончено.

Закончено.

В настоящий момент.

Ричард Лаймон

Апрель 1999 года

Приглашение на убийство

Рассказ. Мне нужен рассказ. Время на исходе.

Неделя на Гавайях вообще не покажется отпуском, когда на горизонте маячит дедлайн.

В твоем распоряжении сегодняшняя ночь и завтрашний день. В противном случае, будешь хмуриться, палясь в свой «Май-тай[2]», и парить себе мозг.

Шейн открывает текстовый файл, вводит дату и приступает.

Эду нужен рассказ для его антологии «Приглашение на убийство»[3]. Каждая история в книге должна повествовать о двадцатидвухлетней женщине, найденной мертвой в своей квартире. Это объединяющий мотив в антологии.

Это не должно быть сложным. Есть миллион способов, в каких направлениях это можно развить.

Но нужно состряпать что-то мудреное, с каким-нибудь изящным поворотом.

Это не должно быть обычной детективной историей. Не от меня. У него, наверняка, окажется немало такого от писателей криминального жанра. От меня он будет ожидать ужасов или триллера. Чего-то с закрученным сюжетом. В этой книге будут имена гораздо громче моего. Я не хочу выглядеть посредственно.

Нужно придумать что-то испепеляюще жаркое.

Жаркое. Господи, как же здесь жарко.

Обычно по ночам в западном Лос-Анджелесе становилось прохладней. Но то был один из тех периодов, которые повторяются каждое лето и, кажется длятся около двух недель, когда дневная температура достигает девяносто градусов[4], прохладный морской бриз рассеивается, а жара сохраняется на всю ночь. Даже при открытых окнах неподвижный воздух в квартирке кажется удушающим. Футболка и шорты уже были влажными и липкими от пота.

Подольше постоять под прохладным душем было бы весьма кстати.

Сперва придумай сюжет. А душ может стать твоим поощрением.

Ну, хорошо. Это не должно быть так уж сложно.

Шейн пялится в окно, пытаясь сосредоточиться. Трюк. Поворот. Ладно.

Идея. «Парень положил глаз на девчонку. Ту, которой двадцать два, конечно. Она сногсшибательна. У него возникает желание с ней порезвиться. В одну прекрасную ночь, намереваясь помять цыпке крылышки, он врывается в ее квартиру. Только для того, чтобы обнаружить ее распростертой на полу, мертвой. Убитой. Определенно. Но что же потом? Убийца все еще в квартире?»

Шейн смотрит в монитор, снова и снова перечитывая желтые строки.

Чем это закончится? В чем тут изюминка?

Ничего не приходит в голову.

Ладно, забыли.

«Но мне нравится идея о парне одержимом женщиной. Может быть, он один в своей душной квартире. Выходит на пожарную лестницу подышать свежим воздухом».

Жаль, что у меня нет пожарной лестницы. Или балкона, черт бы его побрал.

«Прямо напротив него находится старый, заброшенный многоквартирный дом. Вероятно, подлежащий сносу. И пока он там пытается остыть, в окне этого жуткого старого дома появляется привлекательная молодая женщина. Самая красивая, которую ему когда-либо приходилось видеть».

Здорово! Процесс пошел!

Внезапный грохочущий рёв музыки разрушает размышления.

Вот дерьмо!

Это доносится снаружи? Да, но также кажется, что звук проходит прямо сквозь стену.

Привстав, Шейн наклоняется над монитором и касается стены. Та вибрирует, как барабанная мембрана.

Современные многоквартирные дома — это проклятая дешевка!

Спокойно, спокойно. Просто не обращай на это внимания.

А если так будет всю ночь?

Не будет.

Забудь об этом.

«Парень на пожарной лестнице пытается остыть. Девушка появляется в окне через переулок. Освещение паршивое, — печатает Шейн. — Электричества, конечно, нет, поскольку здание подлежит сносу. Он видит ее в свете огня. Свечей. Не может ее хорошо разглядеть. На самом деле, всё, что он в состоянии увидеть, это ее великолепное лицо, ее мерцающие светлые волосы. Они разговаривают. У нее знойный голос. Она приглашает его к себе. Ему неохота идти. Он взволнован. Кто она такая? Что она там делает? Он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочет ее, но не решается туда пойти. Это паршивый район. Вокруг одни чудики. Ранее тем-же вечером, в начале переулка между двумя зданиями, он сталкивался с бездомной женщиной, которая таскала с собой кучу сумок со всеми своими пожитками. Настоящая карга.

После долгих колебаний он все же отказывается туда идти. Он собирается вернуться в свою квартиру, чтобы избежать дальнейшего искушения, когда женщина ставит пару свечей на подоконнике. Становится обозримой от талии и выше. Она обнажена. Ласкает свою грудь и снова просит его прийти к ней.

Он все-таки идет. В переулке стоит призрачная атмосфера, пока он там рыскает. Через некоторое время он, наконец, находит сломанную дверь и входит. Пробирается через темный коридор, вверх по жуткой лестнице. (Выдай ему фонарик.) Идет по коридору второго этажа к двери квартиры расположенной напротив его дома. Дверь приоткрыта. Сияние свечей изнутри. Он заходит.

И обнаруживает тело, распростертое в углу комнаты. Он освещает его фонариком. Тело принадлежит женщине (двадцатидвухлетней, разумеется). Ее одежда разбросана по полу. У нее нет ни лица, ни волос. От плеч до талии она представляет собой кровавое месиво.

Из тени выходит другая женщина. Обнаженная. На ней маска из лица мертвой девушки. Иссохшие старые руки и ноги. Но свежий молодой торс, перетянутый какой-то сбруей из веревок. Она ковыляет к парню, поглаживая свои полные, идеальные груди, которые она позаимствовала у трупа.

Она кудахчет, сообщая ему, что, мол, он такой-то, и такой-то красавец-мужчина. Говорит ему, что, судя по тому, как он отреагировал в переулке ранее, она поняла, что не может надеяться заполучить его — он слишком привередливый, чтобы интересоваться кем-то вроде нее. Поэтому она позаимствовала привлекательную внешность у девчурки, которую изловила, прогуливаясь в подворотне.

Он стоит там огорошенный, в то время, как она приближается.

— Разве теперь я не хорошенькая? Разве не сногсшибательная?»

Шейн ухмыляется, глядя на экран.

Потрясающе! Этот рассказ, где автор Шейн Мэлоун, будет возглавлять антологию: он жуткий, извращенный, сексуальный, с оттенком черноватого юморка. И затрагивающий такие славные темы, как одиночество, отчаяние, сомнительные заслуги телесной красоты. Это сведет Эда с ума.

Но что, если это перебор? Эд пояснял, что ему не нужны чересчур экстремальные сюжетные подробности.

А это чертовски экстремально. Та старая кошёлка носит на себе сиськи покойной девицы.

Жилет из сисек.

Гадство! Харрис[5] использовал подобный прием в «Молчании ягнят». Окаянный бестселлер! Все подумают, что это у него в наглую сперли. Без сомнения, он и сам позаимствовал эту идею у Гейна[6]. Ведь, на самом деле такое проделывал Гейн. Но все равно, подумают, что мною слизан прием у Харриса.

Шейн откидывается на спинку стула и бросает угрюмый взгляд на экран монитора.

И присматривается.

Эта идея безнадежна. Надо придумать что-то другое.

Музыка всё гремит.

Впрочем, она особо не мешает. Шейн и не подозревает о ней, как только идея истории начинает развиваться. Но теперь…

Что за кретин врубает музыку так громко?

Откуда, черт возьми, она доносится? Шум явно, исходил из двести десятой. Эта квартира пустовала в течение последнего месяца.

Должно быть, кто-то въехал в нее, пока меня не было дома.

Какой-то гребаный мудак.

Просто отстранись от этого. Не обращай внимания.

Двадцатидвухлетняя девушка найдена мертвой в своей квартире.

Нужен поворот.

Как насчет того, чтобы взглянуть на ситуацию глазами молодой женщины?

Черт бы побрал этот грохот!

«Начнем с девчонки, скитающейся в одиночку по городским улицам. Она переживает из-за того, что все еще на улице так поздно. Вероятно, она убеждена, что кто-то преследует ее. Испугавшись, она прибавляет шагу. И вот добирается до своего многоквартирного дома. Отпирает дверь в фойе, входит. Наконец-то она в безопасности. С облегчением она поднимается по лестнице на второй этаж. Дверь ее квартиры приотворена. Она заглядывает внутрь. Ее соседка по комнате, двадцатидвухлетняя девушка (конечно же), лежит мертвая на полу. А убийца, сидя на корточках перед телом, скалит через плечо главной героине зубы, вскакивает и бросается на нее».

Бросается на нее. И что потом?

«Она круто разворачивается и пускается наутек…»

Шейн злобно смотрит на стену. Ох уж эта музыка!

Неужели только мне во всем этом проклятом доме чертов грохот давит на мозги?

Это субботний вечер. Возможно, все повыбирались из дому — кто в кино, кто навестить друзей, кто на вечеринку.

Неужто, этот урод в соседней квартире закатил вечеринку? Судя по звукам, не похоже. Ни голосов, ни смеха, ни каких-либо звуков движения. Только эта гремящая на всю катушку музыка.

Шейн привстает, склоняется над монитором и стучит в стену.

— Эй! Не могли бы вы, сделать потише, пожалуйста? Я пытаюсь работать.

Громкость музыки убавилась.

— Спасибо.

— Нах иди! — выкрикнул женский голос по ту сторону стены. Вскоре музыка загремела, еще громче, чем прежде.

Сердце начинает бешено колотиться.

Спокойно, спокойно.

Мне следует заскочить к этой суке и начистить ей циферблат!

На самом деле то что мне следует сделать, так это успокоиться.

А как насчет того, чтобы пожаловаться арендодателю? Угу. Тому болвану. Дадли. Пустышке, во всех отношениях. Я не добьюсь от него ничего, кроме огорчения. Если он вообще дома. В субботний то вечер. Вероятно, он где-то снаружи, упражняется в своем хобби — «укладывании куколок», как он любит выражаться.

А если позвонить в полицию?

Угу, это был бы тот-еще ход. Если они все-таки и приедут, сделав этой суке предупреждение, я наживу себе настоящего врага. Неизвестно, какое дерьмо она способна выкинуть.

Как насчет того, чтобы принять душ?

Сначала придумай историю. Таков был уговор.

Шейн моргает, роняя капли пота, и читает несколько последних предложений на экране компьютера.

Ладно.

«Девчонка обнаруживает свою соседку по комнате мертвой. Убийца прыгает на нее, она разворачивается и проносится через дверной проем. Бежит по коридору, зовет на помощь. На помощь никто не приходит. Убийца с ножом бросается вслед за ней».

А, дальше что?

Вот сука! Порекомендовала мне отправиться нах! Снова постучать по стене? Так от этого будет мало пользы. Она, скорее всего, сделает музыку еще громче, если такое возможно.

«Парень у нее на хвосте, наступает ей на пятки, она стучит в квартиру, в дверь квартиры. Та распахивается. Она врывается внутрь. Спотыкается о тело. Видит еще одно тело, прислоненное к стене».

А это неплохо. Предположим, что…

Пот обжигает глаза. И в пределах досягаемости нет ничего, чем бы вытереть их насухо.

Моя футболка.

Футболка сойдет. Несмотря на то, что ткань влажная, она отлично справляется с избавлением от пота. Из окна дует легкий ветерок. Очень слабый. Но очень приятный. Шейн бросает футболку на пол, вздыхает и снова принимается изучать строки на мониторе.

«…душегуб умертвил всех и каждого во всем здании? Но зачем ему отчебучивать такие номера? Лишь только потому, что он псих? Предположим, он владелец, осуществляющий контроль над арендной платой, и он хочет избавиться от всех своих арендаторов, чтобы переоборудовать это место в кондоминиум?

Тупо.

Забудь о том, что он убивал других людей в здании. Его цели — две девушки, и никто другой. Он жил в соседней с ними квартире. Решился он с ними покончить, просто потому, что больше не смог выносить того, что они постоянно, на чертовски высокой громкости, крутили свою гребаную стереосистему!»

О, Боже, я топчусь на месте.

Слишком жарко! Слишком шумно!

Ветерок был лучше, чем ничего, но прохлады от него едва ли хватало, чтобы осушить пот, текущий по лицу, бокам и груди.

Эту ночь можно смело квалифицировать как самую горемычную ночь в моей жизни. Огромное спасибо, Эд. И тебе, ты, сука! Шейн пинает стену, затем наклоняется вбок, поднимает футболку и идет атакой на несколько щекочущих струек пота.

Мне никогда не придет в голову ни одной сносной идеи. Не со всем этим шумом. Не со всей этой жарищей, которая гонит пот из моих пор быстрее, чем я успеваю его вытирать.

Так прими же душ.

О да!

Предчувствуя облегчение, Шейн спешит в ванную. Закрытая дверь которой приглушает сводящие с ума ритмы музыки. А звуки воды, плещущейся в ванне, заглушают шум окончательно.

Наверное, я просто останусь здесь. Никогда больше не выйду.

Компьютер остался включенным, тупица. Очень умно. Надеюсь, он не взорвется или что-нибудь в этом роде. Что было бы подходящим финалом для этой отвратительной ночи.

Эй, у меня была бы уважительная для Эда причина. Извини, боюсь, я не смогу придумать для тебя рассказ. Мой компьютер взорвался.

Стянув шорты, Шейн насупившись вглядывается в свою изможденную копию в ростовом зеркале: короткие волосы слиплись мокрыми прядями; капельки пота под глазами, над верхней губой; загорелая кожа блестит, как будто ее смазали маслом; незагорелая кожа, скрытая от солнца пляжными вещами, выглядит белой и ощущается липкой.

Надо бы установить кондиционер в этой дыре. Наверное, куплю одно из этих устройств, которые устанавливаются на окна.

Непременно. А на какие шиши?

На аванс в пять тысяч долларов, который мне достался за написание «Черной комнаты»?

То было отложено для Гавайев.

Через два дня я буду парить над Тихим океаном. Подальше от всего этого. Гавайи. Пляжи. Мягкие бризы. «Май-тай». Может быть, приятное знакомство…

Тело выглядит не так уж и плохо. Подтянутое и крепкое. Загар смотрится довольно хорошо, а белых участков никто не заметит. Не заметит, если мне не повезет.

Шейн ухмыляется своему отражению в зеркале, затем подходит к ванне, забирается в нее, задергивает занавеску и открывает кран. Вода хлещет из смесителя. Приятная, прохладная. Шейн переключает маленький рычажок в верхней части смесителя и вода льется дождем.

Восхитительно!

Может быть, я смогу подобрать себе какой-нибудь кондиционер на деньги, которые получу от Эда.

Но первым делом нужно написать рассказ.

А сначала мне придется обдумать идею.

Как насчет того, чтобы двадцатидвухлетняя крошка нашла свой конец в душе? Какой-то поворот из «Психо». И да, что если девушка в душе окажется парнем? Неплохо. Но тогда у нас будет мертвый мужчина. Должна быть женщина.

Кроме того, это глупо. Все скажут, что задумку передрали у Блоха[7]. Я, конечно, могу сказать, что это отнюдь не плагиат, а дань уважения. Именно так все остальные это называют, когда тащат чьи-то идеи.

Шейн садится на прохладную, гладкую эмаль ванны.

Думай, думай, думай.

Глаза закрыты, ноги скрещены, восхитительно прохладная вода журчит, скользит, ласкает.

Так можно и уснуть.

Нельзя.

Думай! Двадцатидвухлетняя девчонка найдена мертвой в своей квартире.

«Что, если она сука, которая заслуживала смерти? Сварливая стерва. Которая постоянно пилит своего мужа. А ее муж калека в инвалидной коляске. Полностью в ее власти. В одну прекрасную ночь она выходит из ванной, приняв душ, и он убивает ее».

Как это он ее убивает?

«При помощи дротиков. Его единственное развлечение в жизни — это метание дротиков. А она регулярно льет на него дерьмо, потому что иногда он промахивается, проделывая маленькие дырочки в стене.

Возможно, эта сука спрятала его доску для игры в дартс. И это оказалось последней каплей. Она выходит из ванной, возможно, наступает на, полиэтилен, который расстелен поверх ковра, чтобы защитить тот от крови, и бац! Он втыкает ей несколько дротиков в лицо».

Не так уж и плохо.

Улыбаясь, Шейн вытягивается на дне ванны.

Теперь мы к чему-то пришли!

Можно ли убить кого-нибудь дротиком? Вероятно. Хорошим мощным броском направленным в лоб. С проникновением в череп. Продырявив мозг. И, возможно, один угодит ей в глазное яблоко.

В яблочко!

Получается слаженная игра слов: яблочко, глазное яблоко[8].

Нет, этот каламбур повел не в ту степь. Подталкивая к нелепости какой-то.

Но всё же до тошнотворного мило, когда дротик вонзается ей в глазное яблоко.

«Так или иначе, она оказывается мертвой. Мертвая двадцатидвухлетняя девушка в своей квартире.

А преступник — калека в инвалидном кресле. Значит ему нужна помощь, чтобы избавиться от тела. Поэтому он звонит своему лучшему другу, и приглашает парня зайти к нему поиграть в дартс. Друг идти не хочет. Не хочет сталкиваться с его мегерой-женой. Парень сообщает: мол, все в порядке, она «отошла».

Отошла, ну, куда ни шло.

Это здорово.

Итак, появляется друг и обнаруживает сучку мертвой на полу. Он шокирован, но не особенно расстроен. Его нужно, как-то уговорить, но, в конце концов, он соглашается помочь избавиться от тела. Он боится, что его увидят, если он попытается пронести тело через многоквартирный дом, но перед переулком есть балкон. Поэтому он и парень-калека спускают тело при помощи веревки.

Как насчет того, чтобы вместо этого просто сбросить его? Так куда веселей.

В любом случае, тело оказывается в переулке. И друг спускается вниз, планируя его вывезти. Но трупа, там нет. Он нигде не может его найти. Он поднимается обратно в квартиру.

Двое парней обсуждают, что предпринять, как вдруг до них доносятся голоса. Выкрики. Они выходят на балкон и смотрят вниз. Полдюжины жутких, бродяг-оборванцев скучковавшись в переулке, все дружно уставились вверх на наших парней.

— Дайте нам еще одну! Мы хотим еще!

Что они с ней сделали? Съели? И они все еще голодны, и если мальчики не угостят их повторно, они могут запросто подняться и угоститься самостоятельно».

И что же потом?

Шейн садится, поеживаясь.

Слишком много времени под холодным душем? Или я трепещу от волнения из-за этого рассказа?

Черт возьми, он не так уж хорош. Но ведь не так уж и плох.

Но достаточно ли хорош?

Шейн выключает воду, горестно стонет от приглушенных звуков музыки, но вылезает из ванны и снимает полотенце с перекладины.

Просто не думай об этом чертовом шуме или об этой скользкой сучке соседке, отсасывающей у отбросов. О рассказе думай.

Неужели, когда мы решаем, что бомжи хотят еще, в действительности это конец истории? Допустим, парень в инвалидном кресле смог бы столкнуть своего друга с балкона. А потом что? Это, конечно, было бы концовкой, если бы история велась от лица друга. Но в таком случае откуда бы тогда взялись детали действий калеки, убивающего свою жену дротиками?

Вытершись, Шейн вешает полотенце на перекладину и открывает дверь ванной. Врывается музыка.

— Дерьмо!

По крайней мере, квартира больше не ощущается духовкой. Наверное, так же жарко, как и прежде, просто душ достаточно охладил меня. Впрочем, это ненадолго, особенно если я позволю этой музыке завладеть собой.

Шейн надевает беговые шорты и рубашку с коротким рукавом, оставив пуговицы не застегнутыми, чтобы позволить дышать телу, и усаживается перед компьютером.

Придерживаемся соображений парня в инвалидной коляске? Каннибализм. Бродяги. В последнее время я частенько использую и то, и другое. Да и концовка не жутко потрясная.

История представляется годной, пока в переулке не появляются бомжи. Но если я избавлюсь от них тогда, куда денется тело?

Уйдет? Она мертва, ради всего святого. Создай из этого историю о зомби, и она, спотыкаясь, вернется, в стремлении отомстить.

Лабуда какая-то.

Проклятье! История не кажется и вполовину такой уж хреновой, пока находишься под душем — и не можешь слышать музыку этой суки. С этим шумом, путающим мои мысли, возможно, ничего не будет казаться достаточно хорошим.

Мне нужно пойти туда и разбить ей хлебало. Или разбить ее стереосистему, что того лучше.

Нет, просто надо вести себя тактично. Разъяснить ситуацию. Вежливо попросить ее сделать звук потише.

Мысль об этом заставляет сердце учащенно колотиться.

Слабо тебе.

Но тебе придется это сделать. Иначе просто будешь сидеть здесь, распаляясь все больше и больше, и никогда ничего не доделаешь.

Займись этим!

Сердце бешено колотится, во рту пересохло, Шейн встает со стула и направляется к двери. Останавливается, чтобы застегнуть пуговицы.

Дерьмо. Никакого желания этим заниматься.

Открывает дверь.

Она же ведь может оказаться милой. Кто знает? Милой, да-да-да. Она меня нах послала.

Выходит в коридор, оставляет дверь приоткрытой и на ватных ногах направляется к соседской двери. Стучится.

Сука, наверное, не слышит меня из-за всего этого гама. Стучится еще раз.

Громкость музыки упала.

— Да? Кто там?

— Я из соседней квартиры.

— Чего тебе?

— Просто хочу поговорить с вами пару секунд.

— Да?

Шейн слышит металлический щелчок.

— Если ты здесь, чтобы насрать мне в…

Дверь распахивается. Сердитый взгляд женщины смягчается. Так же, как и тон ее голоса, когда она говорит:

— Ну, привет. Так вот с кем я буду жить по соседству, да?

Она изображает жест тоста своим бокалом с коктейлем и произносит:

— Рада знакомству.

Шейн выдавливает нервную улыбку.

Боже, девчонка-то практически голая. На ней только черное неглиже с бретельками-спагетти. Благодаря низкому вырезу видны верхние выпуклости ее груди. В длину едва доходит до бедер. Кроме того, Шейн без проблем может видеть сквозь прозрачную ткань.

Любая девушка, которая открывает дверь в таком наряде, должно быть, чудная или полупьяная. Может статься, что и то, и другое. Ее глаза выглядят слегка покрасневшими. Из-за пьянки, или она плакала?

— Я — Франсин, — говорит она, протягивая руку.

Шейн неохотно пожимает ее. — Я — Шейн.

— Приятно познакомиться, зайдешь, чего уж там?

— О, я не хочу навязываться.

— Мне это доставит удовольствие. — Улыбка трогает ее пухлые губы. — Заходи и выпей чего-нибудь, ладно? Эй, сегодня у меня день рождения. Никто не должен оставаться один в свой день рождения, так?

Шейн внезапно проникается чувством жалости по отношению к этой женщине.

— Думаю, я могу зайти на минутку. Но никакой выпивки. Я работать пытаюсь.

— Конечно, конечно. Как насчет пепси?

— Было бы здорово, спасибо.

Франсин закрывает дверь, указывает бокалом на диван и направляется на кухню.

Шейн присаживается на край дивана.

Не очень радужно. Франсин, безусловно, слегка не в себе. Впрочем, не такая уж она и сука. После этого она может оказаться более сговорчивой и сделает музыку потише.

Стереосистема и два динамика находятся на полу, прямо у той самой стены, лицом к которой Шейн сидит по ту сторону, терзая текстовый редактор.

Если бы стены там не было, то можно было бы пнуть их ногами.

Неудивительно, что шум был настолько ужасным.

Вертушка стереосистемы была пуста. Перед ней стоят стопки коробок с аудиокассетами.

— Как тебе нравится эта жара? — спрашивает Франсин.

— Никак не нравится.

— В моей предыдущей квартире был кондиционер.

— В такой близости от океана в нем нет особой необходимости. Такое всего пару недель каждое лето…

— От этого мне хочется кричать.

Она возвращается с наполненными бокалами в руках. Бретелька соскользнула с ее плеча. Шейн принимает газировку, когда она наклоняется и вырез ее неглиже распахивается еще шире, обнажая всю грудь.

Нарочно?

Во что я тут ввязываюсь?

Она подходит и садится рядом. Повернувшись боком, она кладет руку на спинку дивана, поднимает одну ногу и закидывает ее ступню на колено другой.

Шейн смотрит вниз. Длины неглиже Франсин едва-едва хватает, чтобы прикрыть область ее паха.

Боже, боже.

— Ну, что ж, — говорит Франсин и немного отпивает из своего бокала.

— Счастливого дня рождения.

— Счастливого. До сих пор оно было дерьмовым.

— День рождения может быть и таким.

— Посмотрим, что ты почувствуешь, когда тебе стукнет двадцать два.

— Уже двадцать два, — говорит Шейн.

Этой девице двадцать два! К слову о твоих случайных совпадениях и ирониях судьбы!

— Выглядишь не старше девятнадцати, — заявляет Франсин.

— Также как и ты, — врет Шейн. На вид девахе далеко за тридцатник.

— Это просто слова.

— Нет, это правда.

Уголок рта Франсин ползет вверх.

— Ты считаешь меня привлекательной?

Ее темные волосы растрепаны, лицо немного опухло и покраснело. Хоть она и выглядит старше своего возраста, она весьма привлекательна. Этого нельзя отрицать. Не говоря уже о ее теле.

— Несомненно, — отвечает Шейн. — Конечно, ты привлекательна.

Другой уголок ее рта дрогнул вверх.

— Ты тоже ничего. Я так рада твоему приходу. Я чувствовала себя настолько подавленной, что ты просто не поверишь.

— Для меня этот вечер тоже не был замечательным.

— Наверное, отчасти виновата и я, да?

— Ну, что ж, ничего страшного.

Она делает еще глоток, затем ставит свой бокал на стол.

— Прости, что накричала на тебя. Она наклоняется чуть ближе. Шейн чувствует ласкающее прикосновение пальцев Франсин на своем затылке.

— Сможешь ли ты меня простить?

— Конечно. Без проблем. Но мне лучше…

Шейн ощущает другую ее руку, влажную и холодную после бокала у себя на бедре.

— Разве это не приятно? Приятно и прохладно?

— Послушай, Франсин…

— У тебя такие чудесные голубые глаза.

— У меня столько дел сегодня вечером. Мне нужно вернуться к своей работе.

— Тебе? Ты серьезно?

Рука ползет выше, кончики пальцев скользят под спортивные шорты.

— Эй!

Рука ретировалась. Глядя в глаза, Франсин произносит:

— Ты хочешь меня. Знаю ведь, хочешь.

— Не хочу. Честное слово. Но, всё равно спасибо.

В глазах женщины отражается боль.

Боль. Одиночество. Отчаяние.

— Мне жаль, Франсин, но…

Со звуком, который кажется частично рыком, частично всхлипом, Франсин бросается вперед. Бокал с пепси отлетает в сторону.

— Нет! Отцепись!

Губы. Влажные, неловкие губы. Кислый запах джина. Руки лихорадочно дергают за пуговицы, расстегивают рубашку. Хватают, ласкают, тискают.

Я не верю в это. Боже, я в это не верю!

Рот и руки внезапно исчезают. Шейн, обмякнув телом на диване, с бедрами придавленными весом Франсин, задыхается, когда обезумевшая женщина выгибает спину и стягивает с себя неглиже.

— Не надо. Пожалуйста.

— Тебе это нравится.

Наклоняясь, она прижимается грудью ко рту.

И опрокидывается назад, когда Шейн взбрыкивает в попытке освободиться.

Ее спина бьется о край журнального столика. Голова врезается в него. Столик накреняется, опрокидывая ее бокал. Затем она отключается, падая на пол.

Она лежит там лицом вниз, распластавшись между столиком и диваном.

Шейн перебирается через край дивана. Встает, уставившись сверху на Франсин. Ощущает всплеск стыда и отвращения. Отворачивается, сгибается пополам и выплескивает содержимое своего желудка.

Не надо было ее отталкивать. О Боже, не надо было ее отталкивать.

Почему нельзя было просто позволить ей делать то, чего она хотела?

Шейн пятится от месива на ковре и пристально смотрит на Франсин.

Что, если она мертва, а я, что ее убийца?

Кто сказал, что она мертва? Скорее всего, просто без сознания. Это в дешевом кино, людей толкают во время борьбы, те падают, и умирают от небольшой шишки на голове. Она, вероятно, очнется через несколько секунд.

И когда она это сделает, мне не хочется здесь находиться.

Поглядывая на неподвижное тело, Шейн опускается на колени возле журнального столика и поднимает бокал из под пепси.

Еще на чем-нибудь есть мои отпечатки?

Видимо, только на этом бокале.

Не забирай его! Господи! Это все равно, что допустить, что она мертва, признать свою вину.

Однако Шейн не оставляет бокал. Бросается к двери. Заворачивает руку в подол рубашки, прежде чем повернуть ручку. Проверяет коридор.

Пусто и тихо.

Выходит, захлопывает дверь и быстрым шагом удаляется.

Она не может быть мертва. Но если и так, на меня это никак не получится повесить. Никаких вещественных улик. Рвота! Будет понятно, что здесь присутствовал кто-то еще. Но не будет известно, кто именно. В конце концов, будет решено, что это был несчастный случай. Она была пьяна, упала и ударилась головой. Будет проверен уровень алкоголя в ее крови во время вскрытия, и сделан вывод, что она была в сильном алкогольном опьянении, и …

Да не будет никакого вскрытия! Все нормально с ней.

А что, если моя входная дверь захлопнулась?

Но та по-прежнему остается открытой. Шейн врывается внутрь, запирает дверь и прислоняется к ней, задыхаясь.

В безопасности.

Боже, зачем мне надо было там появляться!

С ней все в порядке. Просто слегка стукнулась головой.

Шейн отталкивается от двери, ковыляет до стола и опускается на стул. Из-за стены тихо доносится музыка.

Сделай погромче, Франсин. Давай же, наболтай громкости так, чтобы всё задребезжало.

На мониторе притягивает взгляд последняя напечатанная фраза: «Решил он с ними покончить, только из-за того, что не смог выносить, когда они постоянно крутили свою гребаную стереосистему на чертовски высокой громкости!»

Нет, нет, нет, нет!

— Шейн?

Чуть больше, чем шепот через стену.

— Франсин?

Шейн поднимается с места. Сердце колотится. Облегчение теплой волной струится по телу.

— Франсин, ты в порядке?

— Нах иди.

— Мне жаль, что ты пострадала, но…

Громкий хлопок бьет по барабанным перепонкам. Стена взрывается белой пылью и хлопьями в футе справа. Что-то пронеслось мимо.

В стене зияет дыра размером с гривенник.

Она стреляет в меня!

— Франсин!

Попадание от следующего выстрела Шейн ощущает своей грудью.

Двадцатидвухлетняя девушка найдена мертвой в спальне своей квартиры.

Блин, вот же гадство.

Заваливаясь на стул, Шейн увидела, как кровь забрызгивает монитор, клавиатуру, и опустила взгляд на бьющее струйкой отверстие у нее между грудями.

Хват

Как-то раз, на закате, Кларк Аддисон, бывший мой сосед по комнате в колледже, прикатил в город на пикапе, в новенькой ковбойской шляпе и с ковбойской же лихорадкой последней стадии. Он умял гамбургер у меня на кухне, а потом спросил:

— И как тут обстоят дела с ночной жизнью в вашем гадюшнике?

— Ты куда это намылился, в таком-то прикиде?

— Диско уже не в моде дружище. Ты вообще, где шлялся?

После чего мы влезли в пикап и поехали искать место, где бы промочить горло. Объехали четыре квартала в центре Барнсдейла, но не нашли ни одного местечка, где бы звучала музыка кантри и имелся в наличии «Механический бык»[9].

— Ну, что-то не везет, — сказал я, пытаясь выглядеть разочарованным.

— Никогда не отчаивайся, — сказал Кларк.

Тут мы подпрыгнули на железнодорожном переезде, и Кларк ткнул пальцем в лобовое стекло. Перед нами, рядом с элеватором, стояла убогая халупка из кусков фанеры и с неоновой вывеской: «Без сомнения бар». В расположенном рядом с зернодробилкой «Без сомнения баре» было все необходимое, чтобы растопить сердце настоящего ковбоя. Опилки на полу, Мерл Хаггард[10] в музыкальном автомате, пиво «Курз» в бочке и джинсы в обтяжку на нижней половине у каждой девчонки. Мы вальяжно прошагали внутрь.

— Два «Курза»! — сказал Кларк.

Бармен сдвинул шляпу назад, наполнил кружки, подвинул их к нам и сказал:

— Доллар восемьдесят.

— Я плачу, — сказал Кларк.

Доставая бумажник, он наклонился над стойкой.

— А что тут у вас из развлечений?

— Ну, бухло, танцы, разборки и Хват.

— Хват? — спросил Кларк. — А это что такое?

Бармен, словно крепко призадумавшись, потеребил свои похожие на руль от велосипеда усы и показал на стоящий в глубине бара на барной стойке прямоугольный металлический ящик. Повернутую к нам сторону украшала выведенная желтой краской надпись: «Кто смелый?».

— И что с ним делать? — спросил Кларк.

— Подойдите ближе, — ответил бармен и вернулся к своим делам.

Мы подошли к ящику. Он был высотой в пару футов и шириной в два раза меньше. Спереди была надпись «Хват» красной краской, намеренно корявыми буквами, будто сделанными кровью. На обратной стороне было написано зеленой краской по трафарету: «Заплати десять баксов и выиграй».

— И че я выиграю? — спросил Кларк.

Я пожал плечами. Склонившись над стойкой, я посмотрел на заднюю сторону ящика. Там была куча цепей и навесной замок. Пока я разглядывал замок, Кларк подпрыгивал, расплескивая пиво.

— На верху ничего нет, — заключил он.

— Значит внутрь можно заглянуть только снизу, — сказал я.

— Ну, вот так всегда, — сказал он, перестав строить из себя ковбоя, но тут же пришел в себя и сказал: — Давай-ка лучше подцепим телок и побуяним, бля!

Только мы двинули к паре самок без сопровождения, как музыка остановилась. Голоса затихли и все посмотрели на бармена.

— Да! — воскликнул он, воздев руки. — Время пришло, подходите ближе и посмотрите на Хвата, но знайте: это не для слабонервных, не для слабых желудком. Это вам не карусели в парке, где покатался, посмеялся и забыл. Это настоящее испытание духа. Так что неженкам просьба удалиться. А всем, кто останется участвовать или посмотреть, поклянитесь честью, что будете держать язык за зубами.

Кларк тихо засмеялся. Бледная девушка, стоявшая рядом с ним, как-то любопытно его оглядела.

— Все, кто не готов, покиньте нас! — сказал бармен.

Две парочки направились к двери. Бармен опустил руки и замолчал. Когда они ушли, он снял с шеи тонкую цепочку и показал ее публике. На ней висело бриллиантовое кольцо и маленький ключ. Сняв их с цепочки, он поднял кольцо.

— Это награда. Отдай ее любимой или обменяй на тысячу баксов, если хватит сил его забрать. За три недели ни одна живая душа не смогла этого сделать. Красивая штучка, правда? Давайте-ка все в круг. Подходите и готовьте деньги, ребята. Всего десять баксов.

Мы подошли к ящику и несколько человек достали кошельки, Кларк в том числе.

— Ты что, тоже будешь? — прошептал я.

— Конечно.

— Так ты даже не знаешь, что это такое.

— Да ничего страшного, вон все хотят попробовать.

Я оглядел желающих. Пара-тройка лиц явно сгорала от нетерпения. На других застыла сумасшедшая улыбка, а все остальные выглядели бледными и испуганными. Бармен открыл замок своим ключом и поднял его над головой. В повисшей тишине кто-то простонал.

— Дэл, — прошептала какая-то женщина.

Она пыталась удержать за локоть здоровенного бородатого мужика. Тот отдернул руку и усмехнулся.

— Ну, тогда вперед, дурак! — сказала она и побежала прочь.

Глухой топот ее ковбойских сапог был единственным звуком в баре. У двери она поскользнулась на опилках и шлепнулась на задницу. Кто-то засмеялся.

— Извращенцы! — прокричала она, поднимаясь на ноги и вышла, громко хлопнув дверью.

— У девочки просто слабый желудок, — сказал Дэл, улыбаясь толпе, а потом повернулся к бармену.

— Ну, Джерри, поехали!

Джерри убрал замок в сторону, влез на барную стойку и встал над металлическим ящиком. А потом его поднял. Крышка медленно поползла вверх и перед нашими глазами возникла стеклянная емкость. Высокий, но узкий аквариум. Все вокруг затаили дыхание, увидев то, что лежало на дне, едва различимое в мутной жидкости. В нос ударил удушающий запах формальдегида. Я чуть не блеванул.

Лицом кверху, на дне аквариума лежала отрезанная голова. Ее черные волосы и усы мерно покачивались, как от легкого ветерка. Кожа была морщинистой и желтой, глаза широко раскрыты, рот раззявлен, а из шеи торчали лохмотья плоти.

— Ну и ну, — пробормотал Кларк.

Джерри, встав у аквариума на колени, взял распрямленную проволочную вешалку для одежды. Один конец вешалки был изогнут в виде крюка. Он нацепил кольцо на крюк, встал и опустил его в аквариум. Кольцо медленно опустилось вниз. Тусклое мерцание бриллианта едва пробивалось в тумане раствора. Джерри просунул крюк в открытый рот, слегка дернул его и поднял. Кольца на нем больше не было. Все это время я не дышал. Выдохнув, я посмотрел на Джерри. Тот ухмылялся.

— Все просто: очень красивое кольцо с бриллиантом, залезь и достань его изо рта этого парня. Ну, кто первый?

— Я! — сказал Дэл.

Тот самый бородач, чья девчонка только что сбежала, протянул десятку Джерри и запрыгнул на стойку. Стоя над аквариумом, он расстегнул свою клетчатую рубашку.

— И еще, — продолжил Джерри. — В «Без сомнения баре» проигравших нет, каждый, у кого хватит смелости пройти испытание, получает бесплатное пиво, за счет заведения.

Дэл отбросил рубашку и присел на корточки. Джерри завязал ему глаза куском черной ткани.

— Готов?

Дэл кивнул. Опустив голову, он несколько раз глубоко вдохнул, как бейсболист на линии штрафного броска, никто его не подгонял и не подбадривал. Стояла мертвая тишина. Задержав дыхание, он нырнул рукой в жидкость. Рука тянулась вниз и вниз, пока не остановилась в паре дюймов над лицом. Толстые пальцы пошарили в пустоте, но ничего не нашли. И рука опустилась глубже. Кончик среднего пальца прикоснулся к носу мертвеца. Сдавлено взвизгнув, Дэл вынул руку из аквариума, обрызгав всех вонючей жидкостью, а затем вздохнул и покачал головой, словно от стыда.

— Хорошая попытка! — закричал Джерри, снимая с Дэла повязку. — Давайте поддержим смельчака!

Раздались жидкие хлопки, но большинство даже не вынуло рук из карманов. Все просто смотрели, как Джерри набрал кружку пива и отдал ее Дэлу.

— Можешь попытаться еще, дружище, любой может делать попытки столько раз, сколько захочет. Всего десять долларов. Десять долларов и шанс получить тысячу. Ну, кто следующий?

— Я, — отозвалась стоящая рядом с Кларком девушка с бледным лицом.

— Как вас зовут мисс?

— Биф, — ответила она.

— Биф будет первой леди, пожелавшей попробовать свои силы с Хватом!

— Не делай этого, — прошептала стоящая рядом толстушка. — Пожалуйста, прекрати, оно того не стоит.

— А для меня стоит! — выпалила Биф и достала десятку.

Отдав сумочку подруге, она подошла к бару.

— Спасибо Биф, — сказал Джерри, взяв деньги.

Она сняла шляпу и бросила на стойку. На ней была футболка, но снимать ее она не стала. Наклонившись, она заглянула в аквариум. Кажется, ее тошнило. Джерри завязал ей глаза.

— Готова? — спросил он.

Биф кивнула. Ее маленькая, бледная рука дрожала над поверхностью, а потом медленно скользнула вниз. Она безвольно тонула в растворе, ближе и ближе к лицу, не останавливаясь, пока кончики пальцев не достигли лба. Тогда она замерла. Я посмотрел вверх. Она напряглась и дрожала, как голая на ледяном ветру. Пальцы прошлись по лицу, один из них прикоснулся к глазу, рука отдернулась и сжалась в кулак. А потом пальцы вновь растянулись, потрогали мертвеца за нос и остановились на усах. Несколько секунд рука не шевелилась. Сморщившаяся под усами верхняя губа совсем исчезла из виду. Биф провела указательным пальцем по зубам. Кончики пальцев перешли с усов на нижние зубы. Биф застонала. Дрожащие пальцы слезли с зубов и устремились прямо в раскрытый рот. С жутким криком Биф выдернула руку из аквариума и сорвала повязку. Перекошенная от ужаса, она потрясла руку и осмотрела ее, вытерла о футболку и снова посмотрела на руку, тяжело дыша.

— Хорошая попытка! — сказал Джерри. — Наша юная красавица неплохо поработала. Правда, ребята?

Некоторые зааплодировали. Она безучастно посмотрела на нас, моргая и покачивая головой, взяла шляпу и причитающееся ей пиво и слезла со стойки. Кларк похлопал ее по плечу.

— Не плохо, не плохо.

— Плохо, — промямлила она. — Испугалась.

— Ну, кто следующий? — спросил Джерри.

— К вашим услугам, — сказал Кларк, зажав две пятерки в руке и подмигнув мне. — Плевое дело, — сказал он и взгромоздился на бар.

Ухмыляясь, он отдал толпе честь.

— У меня для вас сюрприз ребята! — произнес он, медленно растягивая слова как заправский ковбой. — Видите ли, — он сделал паузу и просиял. — Даже мой лучший друг Стив этого не знает, но я работаю помощником гробовщика на полную ставку.

Публика возбуждено зашепталась.

— Так что господа, я повидал больше мертвечины, чем ваш мясник. Мне это все раз плюнуть.

С этими словами он скинул рубашку и встал на колени. Джерри, кажется, все это развеселило. Он завязал Кларку глаза и спросил:

— Готов?

— А ты готов расстаться со своим колечком?

— Попробуй.

Кларк не мешкал, он булькнул рукой в раствор, нащупал волосы трупа и погладил его по голове.

— Ну как ты там дружище?

Потом он провел ладонью по его отвратительной роже, подергал за нос и потрепал за усы.

— Скажи: «А-а-а…»

Тут он сунул палец между зубами и тишину разорвал его крик. Рот захлопнулся, и рука Кларка вылетела из аквариума, оставив красное облачко и обрызгав всех формальдегидом и кровью. Кларк сорвал повязку и уставился на руку. Указательного пальца как не бывало.

— Мой палец! — заорал он. — Господи, мой палец! Он откусил мой палец!

Его заглушили приветственные возгласы и бурные аплодисменты. Но только предназначались они не Кларку.

— Эй, смотрите-ка, жует! — закричал Дэл, указав на голову.

— Жуй Альф, жуй, жуй, жуй! — крикнул кто-то другой.

— Альф? — спросил я Биф.

— Альф Пакер, — ответила она, не отрывая взгляда от головы. — Знаменитый колорадский каннибал.

Жуя, голова не прекращала скалиться.

— Так ты все знала?

— Конечно. Если не знать, так любой сможет, а вот если знаешь, то это требует настоящего мужества.

— Ну, кто следующий? — спросил Джерри.

— Тут есть доброволец! — отозвалась Биф, схватив меня за руку.

Я вырвался, но меня тут же остановила полудюжина изувеченных рук.