Жуткие байки

Проба Оскара

Я вышел из бара «Голубой огонек» чуть позже полуночи. Башка просто раскалывалась, словно после близкого знакомства с работающей циркулярной пилой. Свежий воздух помог. Я зажег сигару, застегнул пальто и уже начал чувствовать себя человеком, когда, обогнув угол, наткнулся на драку.

Трое на одного.

Тот, что был один — тощий как креветка парень — не владел ни дзюдо, ни карате, ни кунг-фу и убежать тоже не мог, поэтому доставалось ему крепко.

— Кончайте, ребята! — крикнул я.

Они попытались, но шея креветки оказалась крепче, чем выглядела.

Я вклинился в самую гущу сцепившегося квартета, затянулся сигарой и стряхнул пепел. Здоровенный мясистый персонаж держал креветку за руки. Как только верзила почувствовал горячий кончик моей сигары в своем ухе, сразу отпустил дохляка и начал орать.

Его приятели отреагировали возмущенно. Один из них бросился на меня, вопя как маньяк. Мои очки чуть не слетели с носа, когда я саданул его коленом так, что он сложился пополам. Другой парень вытащил восьмидюймовый нож и ухмыльнулся. А я достал 357 магнум и ухмыльнулся еще шире. Он оказался достаточно сообразителен, чтобы бежать от меня, как чёрт от ладана. Его кореша присоединились к нему.

Креветка, который всё это время просидел на тротуаре, благодарно мне улыбнулся. Однако улыбка вышла не особенно красивой — работали мышцы только половины лица.

Я поднес руку к голове, чтобы убедиться, что мой новый парик все еще на месте. К этой штуке нужно было еще привыкнуть.

— Скорую вызвать? — спросил я.

— Нет, я в порядке.

Скорее всего так оно и было. Молодые всегда быстро поправляются — еще даже не успел осознать, что пострадал, а уже как новенький.

Я убрал свой магнум в кобуру, наклонился и помог креветке подняться на ноги. Все еще держа его за руку, я представился:

— Меня зовут Клэр.

Как и ожидалось, креветка криво ухмыльнулся. Действительно смешное имя, Клэр. Я с силой сдавил его ладонь.

— Услышал что-нибудь забавное?

— Нет, — вздохнул он. — Вовсе нет. — Его голос звучал сдавленно и натужно — так бывает, когда говоришь и стонешь одновременно.

— А тебя-то, как зовут? — спросил я, не отпуская его руки.

— Оскар.

— Разве ты не хочешь поблагодарить меня, Оскар, за то, что я спас твою задницу?

— Конечно, конечно. Спасибо, Клэр.

— Ну еще бы.

Он выглядел очень благодарным, когда я наконец отпустил его ладонь.

Я не был особенно рад возвращению в «Голубой огонёк». Ужасная выпивка, слишком много шума и дыма, и пара танцовщиц топлесс, которые пялились в потолок. Думаю, они надеялись, что он рухнет и этим развеет их скуку. Но к чёрту всё это — у меня были дела, и «Голубой огонёк» идеально для этого подходил.

Я вытер запотевшие очки, пока мы с Оскаром шли к дальнему столику в самом углу. Это был маленький приземистый столик, сделанный так, чтобы влюбленные могли сидеть очень близко, касаясь друг друга коленями. Креветка Оскар мне не нравился, поэтому я сел, выставив ноги в сторону. Когда пришла барменша с нашим пивом, пришлось их подтянуть. Но как только она ушла, я снова вытянул ноги.

— Как долго тебя не было? — поинтересовался я.

— А? Что ты имеешь в виду?

— Давно от Хозяина? У тебя на лице написано, что только что получил справку об освобождении.

Он сузил глаза. Или, по крайней мере, один из них. Второй был опухшим, побагровевшим и таким узким, насколько это только было возможно.

— Ты что коп? — спросил он.

— Это вряд ли.

— Тогда почему носишь ствол?

— Он заставляет меня чувствовать себя увереннее, — сказал я и сделал глоток пива. У него был кисловатый привкус. — Вообще-то ты должен быть рад этому, приятель. Если бы я был пустой, то, увидев, как те трое придурков пошли отсюда следом за тобой, скорее всего не стал бы вмешиваться.

— И всё-таки почему ты мне помог?

— Потому что у меня золотое сердце. А еще, потому что у меня глаз-алмаз, и мой наметанный глаз подсказывает мне, что ты именно тот парень, которого я ищу. Итак, как долго ты на воле?

— Уже два дня. После девяти лет за решеткой.

— А, я называл Соледад[23] домом в течение двенадцати лет. Но это было очень давно — единственный раз, когда они смогли что-то доказать.

— Да ладно? — Его уцелевший глаз смотрел с явным интересом.

— Точно тебе говорю. А тебя на чём повязали?

— Посчитали, что я приласкал одну цыпочку без её согласия.

— Что, изнасилование?

— Так они это назвали.

— А ты это не так называешь?

— Чёрт возьми да, конечно нет. Ты что, думаешь, я должен изнасиловать тёлочку, чтобы получить то, что мне надо? Да она сама хотела и была готова на все.

— Хотела, значит да? И за это тебя отправили на зону на девять лет?

— Ну, когда меня взяли, у меня был нож. Такие вот дела.

— Так ты, что её порезал?

— Да нет, ни за что! — Оскар выглядел оскорблённым.

— А, почему бы и нет? Когда-нибудь видел, чтоб прокурор вызывал на допрос труп?

— Эй, чувак, ты говоришь об убийстве. Это не для меня. Нет, нет, нет спасибо.

— Ты что, никогда никого не мочил?

— Я? Эй, не было такого.

Я ухмыльнулся сквозь дым своей сигары и сказал:

— Это хорошо, Оскар. Мне не нравится работать с парнями, которые могут превратить простое вооруженное ограбление в убийство.

— О чем это ты? — Его голос звучал подозрительно, но очень заинтересованно.

— А, может быть, ты мне пригодишься.

— Для чего? — парень наклонился вперёд. Тыльной стороной ладони он смахнул пивную пену с верхней губы и сложил руки на столе. Из-за отблесков свечи в красном стеклянном подсвечнике, стоявшей в середине столешницы, опухшее лицо Оскара было мокрым и липким на вид.

— Ты когда-нибудь грабил винный магазин? — спросил я.

— Может быть.

— Мы пойдем с тобой в одно такое место, — сказал я. — Назовем это пробой. Хочу посмотреть, как ты справишься. Если хорошо себя покажешь, может быть, я возьму тебя на дело покрупнее.

— Да? И какое, например?

— Покрупнее, — повторил я и глубоко затянулся сигарой. Оскар все это время пялился на меня. У него был такой вид, словно он серьезно задумался, а может просто пытался вспомнить, сколько зеленых видел в своем бумажнике, когда последний раз в него заглядывал. Наконец он кивнул.

— Ну, что ж, встретимся здесь завтра вечером в десять, — сказал я. — Принесу тебе чистый ствол.

— А что насчет колес?

— Я позабочусь об этом. Я обо всем позабочусь, Оскар, дружище.

На следующий вечер Оскар появился в «Голубом огоньке» вовремя. — Очко в твою пользу, — похвалил я его и закурил сигару, чтобы заглушить сигаретную вонь этого места.

— С чем у меня порядок, так это с пунктуальностью. — Он гордо ухмыльнулся здоровой половиной лица. За ночь побитая сторона стала фиолетовой.

— Согласен, в этом бизнесе пунктуальность очень важна. Но требуется еще кое-что.

— И что, например? — спросил он.

— Выполнять то, что тебе говорят.

— Конечно. конечно. Я буду делать всё, что ты скажешь. Я имею в виду, ну, понимаешь, пока мы…

— Нам пора.

Оскара не слишком впечатлил «бьюик» 68-го года, припаркованный перед баром. Но мы всё равно сели в него, и я направил машину на дорогу.

— Не переживай, — сказал я, — твоя девушка не увидит тебя в этой тачке. Эта штука горячее, чем 100-ваттная лампочка. Мы избавимся от неё не позднее чем через две минуты, после того как закончим с магазином.

— Какая девушка? У меня подружки нет.

— А как же эта, как-её-там? Старая добрая «Хотела и готова на всё»?

— Ты про неё? После того, что она сделала со мной? Ты, должно быть, шутишь.

— Ага. Но мне вот что пришло в голову. Если в магазине будет цыпочка, ты её не тронешь. Дело прежде всего, понял?

— Конечно.

— Видишь мешок на полу? Достань из него вещи.

Он поднял матерчатую сумку и вынул курносый револьвер 38-го калибра.

— Злобный на вид малыш, не так ли? — спросил я.

— Опасный.

— В том-то всё и дело. Если ты напугаешь их достаточно сильно, стрелять не придется. А тебе лучше не стрелять, Оскар. Мелочёвка, за которой мы сейчас едем, того не стоит, помни это. Если кто-то пострадает, это будут твои проблемы. Понимаешь?

— Конечно, — пробормотал он. Оскар выглядел очень взбудораженным. Он положил револьвер на колени и глубоко вздохнул. Затем вытащил из мешка шерстяную лыжную маску и пару резиновых перчаток.

— Мы почти на месте. Когда войдешь внутрь, сунешь дуло владельцу в нос. Заставишь его опорожнить кассовый аппарат в сумку. Там будет не так уж и много. Они постоянно перекладывают деньги из кассы в напольный сейф. Насчет сейфа не заморачивайся. Нам нужна только наличка из кассы. Мы не будем жадничать. Как я уже сказал, это всего лишь проба. Более важные дела отложим на потом, если всё пройдёт гладко.

— Понял.

— Я буду ждать тебя в машине.

— Эй! — Это ему не понравилось. Ни капельки не понравилось.

— Да-да? — спросил я.

— Я в общем-то думал, что мы… Что, если там будут клиенты или что-то в этом роде? А ты хочешь, чтобы я пошел туда один? Так что ли? Боже! Чёрт, чувак, да я не знаю.

— Ладно, — сказал я. — Тогда всё отменяем. Всё просто.

— Не, ну я имею в виду…

— Я знаю, что ты имеешь в виду. Ты не хочешь идти туда один. Отлично. Хорошо, нет проблем. Просто ты не тот парень, который мне нужен. Ты мастерски умеешь обращаться с ножом и женщинами, но когда дело дошло до 38-го калибра и быстрых денег, ты наделал в штаны. — Я притормозил у обочины. — Можешь выходить.

— Подожди минуту…

— Забудь об этом. Я думал, что хорошо разбираюсь в людях. Увидел, как ты накачиваешься пивом в «Голубом огоньке» и сказал себе: «О, этот парень только что вышел из тюрьмы и у него есть яйца для большого дела». Поэтому я пошел за тобой и помог с теми придурками. Но, похоже, я зря потратил своё время. Вылезай из машины.

— ПОГОДИ ОДНУ ГРЁБАНУЮ МИНУТУ!

— Чего?

— Я сделаю это.

— Да ладно?

— Да. Я всё сделаю. Отвези меня в магазин, и всё увидишь.

Я широко ухмыльнулся. — Мне не надо тебя никуда везти, Оскар, дружище. — Я ткнул пальцем в неоновую вывеску «Ликёр Барни» в середине квартала.

— Это он?

— Это он.

— Ну, ладно. — Натягивая перчатки, он очень тяжело дышал.

— Отсюда ты можешь дойти пешком. Не надевай маску, пока не будешь готов войти внутрь.

— Ясно понятно.

— Когда ты окажешься внутри, я подъеду к магазину. Как только выйдешь, открою тебе дверь. Ты просто сядешь в машину, и мы сорвёмся с места, как пуля. Моя машина припаркована в шести кварталах отсюда. Мы пересядем в неё, и считай всё сделано. Можно будет вздохнуть свободно.

— Всё понял. Звучит неплохо.

— И не забудь, что я говорил насчет стрельбы.

— Ага. — Он быстро, нервно кивал.

— Ну, иди.

— Точно. — Он еще несколько раз кивнул, как долбаный дятел, колотящий по бетону.

— Сейчас!

Оскар распахнул дверь, выскочил из машины и опрометью помчался по тротуару, словно хотел быстрее покончить с этим, пока мужество не покинуло его. У входа в магазин он ненадолго остановился, чтобы натянуть на голову лыжную маску. А затем ворвался внутрь.

Я не стал подъезжать к двери. Нет. Вместо этого я вылез из своего верного бьюика и направился к двери за своим трофеем. Очень медленно. Снимая очки, чтобы лучше видеть. Расстегивая молнию на пальто.

Я был футах в тридцати от входа, когда произошли сразу две вещи: девица в жёлтой ветровке вышла из дверного проема прямо передо мной, и Оскар, пятясь спиной, появился из магазина, держа сумку с деньгами в одной руке и пистолет в другой.

— С дороги! — выдохнул я, хватаясь за пушку. Девчонка отпрыгнула в сторону и присела в дверном проёме. — Стоять! — крикнул я Оскару.

Он развернулся и сделал несколько выстрелов. Из короткоствольного оружия мало кто может выстрелить прицельно. Оскар не стал исключением. Его пули не поражали ничего, кроме воздуха.

Я нажал на крючок. Дуло пистолета дёрнулось. Сквозь грохот выстрела я услышал, как моя пуля попала в Оскара. Прежде чем он упал, я послал вдогонку вторую, а потом побежал к нему.

Барни О'Хара, владелец винного магазина, подоспел к телу одновременно со мной. Наши глаза встретились.

— Клэр?

— Привет, Барн.

— Ух ты, я тебя не узнал. Прическа новая, да? — Он покачал собственной лысой головой, и ухмыльнулся. — Похоже, я теперь перед тобой в долгу.

— Ты мне ничего не должен, приятель. Отдай свой долг госпоже Удаче. Я просто заскочил за упаковкой пива. — Я наклонился, стянул лыжную маску с Оскара и пробормотал: «Боже мой, не могу в это поверить!»

— В чём дело? — спросил Барни.

— Этот парень… Это ж Оскар Мортон. Был слух, что он вроде в городе, но… — Я покачал головой, пытаясь выглядеть растерянным и потрясённым.

— Это что еще за Оскар Мортон?

— Да ты что. Это ж парень, который изнасиловал Пегги.

— Пегги? Твою дочь Пегги? Вот это поворот. Что ты там только что говорил про госпожу Удачу?

— Да какая уж тут удача, — ответил я. — Мне нужно будет очень постараться, чтобы объяснить оправданность этого выстрела. Отдел внутренних расследований вцепится в меня мертвой хваткой…

Барни хлопнул меня по плечу. — Черт побери, если я когда-нибудь и видел оправданный выстрел, то это был именно он. Да ты…

— А разве не должен кто-нибудь полицию вызвать? — спросила девушка в жёлтой ветровке.

В ответ я показал ей свой значок.

В яме

1

В 1926 году отец Уильяма Брука отправился в Египет чтобы поделиться своим богатым профессиональным опытом со знаменитым Говардом Картером, который недавно раскопал гробницу малолетнего короля Тутанхамона. Уильям сопровождал своего отца в этом путешествии.

С мистером Картером они встретились в Луксоре. Он тепло приветствовал отца Уильяма — несколько лет назад они уже работали вместе с Теодором Дэвисом в гробнице Ментухотепа Первого. Но вот от присутствия Уильяма он был совсем не в восторге. Видимо считал, что восемнадцатилетний юноша, каким бы зрелым он ни был, в конечном итоге может оказаться помехой. Но вскоре Уильям с радостью отметил, что мистер Картер изменил свое отношение, когда увидел, как ловко молодой человек помогает своему отцу в сложных деталях работы. Своими подробными записями и точными, своевременными комментариями он за короткое время заслужил уважение известного археолога.

Однако именно своей храбростью он завоевал уважение египетского юноши Маджеда. Они познакомились одной декабрьской ночью. Уильям, страдавший от изнуряющей жары, вышел прогуляться за ограду их лагеря, надеясь где-нибудь почувствовать хотя бы легкое дуновение случайного ветерка. Он с тоской вспоминал зимы своего детства в Висконсине: катание на санках с горок, когда ледяной ветер обжигал ему в лицо, снежинки кружились вокруг и полная луна освещала ночь. Молодой Брук уже готов был пустить скупую слезу от досады, когда внезапно его испугал истошный крик.

Не привыкший отступать перед проблемами, он бросился вперед и обнаружил полдюжины подростков, избивающих молодого человека, который уже почти потерял сознание. Не раздумывая дальше, Уильям кинулся в драку. В короткой стычке он, не церемонясь, нанес несколько ощутимых ударов хулиганам, что заставило их кинуться в рассыпную.

Пострадавший на сносном английском представился Маджедом. Его отец, как позже узнал Уильям, служил на стороне Великобритании в Первой мировой войне. Он горячо поблагодарил своего спасителя и предложил ему дружбу.

Сначала Маджед рассказал, что подростки напали на него, чтобы ограбить. Однако после того, как их дружба окрепла, он наконец во всем признался Уильяму. Как оказалось, Маджед вовсе не был невинной жертвой — он делал гнусные предложения сестре одного из мальчишек. Когда она отказала ему, юный Маджед выразил свое недовольство, опорожнив свой кишечник на пороге ее дома. Брат девушки с друзьями решили с ним поквитаться.

За несколько следующих недель Маджед стал для Уильяма закадычным приятелем. Маленький египтянин устраивал ему ночные вылазки в город. Они вместе разобрались с его врагами. Не раз напивались краденной раки[24]. Нередко проводили ночи в объятиях смуглых, соблазнительных распутных женщин, которые доставляли Уильяму неизведанные ранее наслаждения.

Теплым январским вечером, пожелав отцу спокойной ночи, Уильям отыскал Маджеда в их излюбленном месте встречи. Оттуда они отправились в долгую прогулку, которая привела их в деревню из глинобитных хижин. В одном из этих домишек, как заверил его Маджед, их ждали сестры-близняшки, чья красота и сексуальные таланты навсегда должны были отвадить его от желания встречаться с другими женщинами.

Уильям ждал снаружи, пока Маджед скрылся в одной из хижин. Вскоре египтянин появился снова. Две девушки, стоявшие позади него, были действительно красивы, только вот вряд ли они были старше шестнадцати лет. Несколько долгих мгновений Уильям смотрел на молодых прелестниц, озаренных лунным светом, охваченный благоговейным трепетом. Наконец он смог выдавить из себя приветствие по-арабски. Они похотливо улыбнулись, но не произнесли ни слова. Маджед тут же пояснил ему, что они глухонемые. Поначалу Уильяму было не по себе от этого откровения, но он успокоил совесть, напомнив себе, что пять пиастров (25 американских центов), которые приятели собирались заплатить девушкам, были кругленькой суммой для двух дочерей земледельца. Крестьяне-феллахи[25], работавшие на раскопках, получали всего три пиастра за целый день тяжелого труда.

Уильям взял одну из девушек за руку и последовал за Маджедом в пустыню за деревней. Там они расстелили на земле два одеяла. Девушки разделись. Уильям хотел немедленно увести одну из сестер, которую он выбрал, но Маджед удержал его и жестом велел ему сесть.

Девушки отошли на несколько шагов от молодых людей. Набрав полные ладони оливкового масла, они начали растирать друг друга нежными движениями, пока их кожа не засияла глянцевым блеском в лунном свете. Затем они начали танцевать.

Никогда раньше Уильям не видел такого танца. Он наблюдал, как их тела плавно двигались под чарующую навязчивую эротическую мелодию. С тем только исключением, что никакой музыки вовсе не было. Единственным звуком был отдаленный лай бродячих собак.

Он смотрел, как обнаженные девушки ласкают друг друга. Их руки скользили по острым грудкам, блуждали по животам и бедрам, поглаживая темные треугольники между ног, когда они извивались и кружились, словно в потоках, изливающихся из огромных фаллосов.

Он наблюдал, как они придвинулись вплотную друг к другу. Как они протянули ладони, и их пальцы переплелись. Затем они обнялись, как пара любовников, давно не видевших друг друга. Влюбленных, изголодавшихся по прикосновениям и вкусу друг друга.

Как долго это продолжалось, Уильям не знал.

Он хотел, чтобы они танцевали так вечно. И в то же время он жаждал, чтобы они прекратили это немедленно, чтобы он мог утолить ненасытный голод, терзающий все его существо.

Наконец их тела выскользнули из объятий друг друга. Сестры подошли к Уильяму и Маджеду, их груди вздымались от тяжёлого дыхания, волосы были растрепаны. Они, несомненно, несколько раз доводили друг друга до оргазма во время своего странного танца, но их взгляды из-под полуприкрытых век сулили безграничное наслаждение.

Уильям стоял неподвижно, пока одна из близняшек медленно снимала с него одежду. От нее пахло песком, оливковым маслом и женщиной. Блеснувшая в лунном свете капелька пота или масла скатилась к кончику ее соска и замерла там. Уильяму страстно захотелось слизнуть ее, и он сделал это, как только оказался без одежды.

Если бы его лишили следующих минут, он считал бы свою жизнь прожитой впустую. Однако слухи о том, что две девушки покинули деревню, хоть и с опозданием, но дошли до Кемвезе — их отца. До его появления у Уильяма было достаточно времени, чтобы насытиться обоими сестрами. Он стоял, держа в объятиях перевернутую вверх ногами близняшку, его голова была зажата между ее гладких бедер, пока его язык снова и снова погружался в ее горячие глубины, его член пульсировал в тесном сжатии ее сосущего рта, когда резкий удар сзади по ноге опрокинул его.

Когда Уильям катился по песку, он увидел, как Маджед бросился наутек. Затем нога, обутая в сандалию, вышибла из него дыхание. Услышав позади себя шум борьбы, он сумел оглянуться. Обнаженные девушки сцепились со своим отцом, повиснув у него на руках, чтобы спасти Уильяма. Они оказались не в силах противостоять разъяренному чудовищу. Он отбросил их в сторону и с ревом бросился на Уильяма.

Нападавший попытался ударить его ногой. Однако Уильям перехватил ее обеими руками и крутанул, сбивая Кемвезе с ног. В этот момент у него был шанс убежать и спастись самому, но это противоречило природе молодого человека.

Поскольку он никогда не уклонялся от драки, Уильям напал на рычащего дикаря. Бросился на него и начал молотить кулаками по лицу, пока не услышал отрадный хруст хряща, когда костяшки его пальцев разбили нос, похожий на крупную луковицу. Кровь хлынула из ноздрей, но уже в следующее мгновение взметнувшаяся вверх рука ударила Уильяма по голове с силой дубины.

Ошеломленный, Уильям отшатнулся назад.

Он лишь смутно осознавал, как огромный мужчина хватает его, поднимает высоко вверх, а затем бросает головой вниз на песок. Боль от удара пронзила каждый дюйм тела Уильяма. Кемвезе снова поднял его. Остатками угасающего сознания Уильям понимал, что скоро умрет.

Однако вместо того, чтобы снова бросить его на землю, мужчина понес его. Уильям понятия не имел, куда он его тащит, да ему было все равно. В тумане оцепенения он надеялся только на то, что если его будут нести достаточно далеко, то к нему сможет вернуться часть сил, чтобы попытаться спастись.

Наконец Кемвезе добрался до своей цели и швырнул Уильяма на песок.

Хотя у Уильяма не было сил даже поднять голову, он смог увидеть, что они находятся недалеко от руин храма Ментухотепа. Кряхтя от усилий, Кемвезе отодвинул в сторону большой каменный блок.

Молодой человек сразу понял его намерения. Ужас пронзил его, проясняя разум и придавая новых сил. Он приподнял голову и увидел на песке небольшое темное пятно, на том месте, где раньше стоял камень.

Именно этого он и боялся. Отверстие.

Когда Кемвезе вернулся к нему, он швырнул горсть песка в его ухмыляющееся лицо. Ослепленный и кашляющий, тот начал шарить руками, в желании найти его наощупь, но Уильям откатился в сторону и встал на четвереньки. Уползая подальше, он попытался подняться на ноги, но его тело мучительно медленно подчинялось командам мозга. И уже вскоре разъяренный мужчина схватил его за ногу.

Уильяма потащили назад, к ужасной дыре. Он отчаянно цеплялся пальцами за песок и гравий. Все бесстрашие испарилось перед ужасной перспективой, которая его ожидала, и он взывал о прощении. Умолял Кемвезе. Предлагал ему деньги. В конце концов он даже пригрозил этому человеку страшным возмездием.

Все было бесполезно.

Уильяма за ноги подняли в воздух. Он увидел прямо под собой черную яму, похожую на туннель в ад. Он уперся ладонями в обломки по краям отверстия, но безрезультатно.

Кемвезе отпустил его.

Уильям с криком рухнул головой вниз в кромешную тьму.

2

Уильям падал, оцепенев от беспричинного страха, что он может проваливаться в эту беспросветную бездну бесконечно. К счастью, у него было мало времени, чтобы во всех красках ощутить ужас этой мысли. От внезапного удара о дно шахты он потерял сознание.

Когда он очнулся, боль в каждой мышце, каждой конечности быстро напомнила ему о его положении. Темнота была настолько непроницаемой, что он несколько раз моргнул, чтобы убедиться, что его глаза действительно открыты. Неприятное болезненное давление на спину подсказывало ему, что он лежит лицом вверх.

Он поднял дрожащие руки и пробежался ладонями по телу, ощупывая себя. В кромешной мгле от прикосновения к собственному лицу, груди и животу, к бедрам и даже детородному органу он испытал огромное облегчение и успокоение. Пальцы, прикасавшиеся к знакомым местам, давали ему теплое ощущение того, что он все же не совсем один в этой странной и страшной яме. Более того, они подтвердили ему, что он более-менее цел, по крайней мере там, докуда мог дотянуться. Он пошевелил ногами. Вроде не сломаны.

Продолжая лежать, поглаживая тело и возвращая себе чувство реальности, Уильям начал оценивать свое положение. Дьявол Кемвезе, несомненно, оставил его здесь умирать. А раз так, то наверняка закрыл отверстие ямы тяжеленым каменным блоком, которым оно было изначально запечатано. Даже если Уильяму удастся взобраться наверх, у него не хватит сил сдвинуть камень с места. И все же самый высокий шанс выжить он видел именно в этом направлении.

Он уставился в непроглядную черноту над собой, пытаясь понять, действительно ли Кемвезе снова завалил отверстие. Ни звездный, ни лунный свет не проникал в яму. Не было видно ни зги. Вообще ничего.

Уильям все равно решил, что ему нужно попытаться взобраться наверх. Однако сперва он хотел исследовать пределы своей темницы.

Когда он пошевелился, чтобы сесть, неровная поверхность под ним, казалось, сдвинулась. Опустив руку на комок под бедром, молодой человек коснулся чего-то мягкого, напоминавшего звериную шкуру.

Его пальцы исследовали дальше. Шкура на ощупь была сухой, сморщенной, съежившейся. Нажав на нее, Уильям почувствовал твердую округлость кости. Испуганно вскрикнув, он шарахнулся, подавшись своим обнаженным телом подальше от существа.

Поеживаясь от мурашек, покрывших все тело, Уильям уставился в темноту по направлению к тому месту, где только что лежал. И, конечно, не смог ничего разглядеть. Чтобы подтвердить свои опасения, он, наконец, решился и протянул руки вперед. Ладони снова скользнули по мертвой плоти. Некоторое время он ощупывал тело, прежде чем с ужасом и отвращением осознал, что его падение было смягчено иссохшим трупом мужчины.

Он, как и Уильям, был обнажен. Тот задумался — не был ли этот тип тоже пойман во время разнузданной оргии с дочерьми Кемвезе. От этой мысли его пробрал озноб, несмотря на ужасную жару в яме. Возможно, Уильяму предстоял такой же конец.

— Нет, — сказал он. Его голос прозвучал ужасно громко, и, как бы это ни было глупо, на мгновение парень испугался, что напугал этим своего нового товарища. Он прислушивался, почти ожидал, что мужчина что-нибудь скажет.

С этого момента Уильям старался больше не издавать ни звука.

Начав от ног мертвеца, он начал медленно исследовать границы своего узилища. Он пополз на четвереньках, задевая плечом каменную стену, чтобы сохранять ориентир. Через некоторое время его рука внезапно оказалась на человеческом лице, и он закричал от испуга.

Оцепенев от ужаса, он прижался к стене, жадно втягивая горячий воздух, и изо всех сил стараясь вернуть себе самообладание.

Наконец, он осмелился снова двинуться вперед. Дрожащими руками Уильям приступил к знакомству со своим новым соседом. Мертвая плоть казалась более жесткой, чем у предыдущего покойника, и это привело Уильяма к предположению, что этот пролежал здесь еще дольше.

Он оставил труп позади и продолжил свое исследование. Реакцию на следующее тело контролировать было уже легче. На этот раз он не закричал, а только быстро отдернул руку от ноги мертвеца.

Этот человек был полностью одет. Уильям обыскал его вещи. В кармане рубашки обнаружилась пачка сигарет и маленький спичечный коробок.

Уильям открыл его высыпал на ладонь восемь спичек. Он тут же чиркнул одной из них.

Одинокая искра сверкнула в темноте, а затем головка вспыхнула с такой яркостью, что боль пронзила глаза. Однако через мгновение боль прошла. Он бросил взгляд на открывшуюся ему ужасную сцену и застонал.

Вокруг него на дне шахты диаметром не более дюжины футов лежали иссохшие трупы пяти мужчин. Единственный полностью одетый, полулежащий прямо перед ним все еще держал револьвер в сморщенной руке. Уильям смог разглядеть дыру в его правом виске.

У другого мертвеца, лежащего поперек пола, на бедре зияли раны. Уильям почти не сомневался в том, как они там оказались. Ему пришла в голову мрачная мысль о том, что вскоре и он, испытывая приступы голода и жажды, сможет поддаться искушению отведать своих товарищей по несчастью.

Один из них — лысый изможденный мужчина в одних трусах — выглядел явно свежее остальных. Возможно, в его теле все еще оставалось достаточно влаги, чтобы утолить жажду, которая очень скоро перерастет в мучительную пытку. Нет. Это было бы уже чересчур…

Пламя обожгло пальцы Уильяма, и он выронил спичку. Тьма снова поглотила его, и он, неподвижно стоящий среди мертвых, размышлял о том, что ему делать дальше.

Наконец он присел на корточки рядом с человеком, который покончил с собой. Он вслепую шарил руками, пока не нашел пистолет, и попытался высвободить его из окоченевших пальцев. В итоге ему пришлось сломать три из них, чтобы вырвать пистолет.

Он осторожно разблокировал барабан, и тот сдвинулся вбок. Уильям наклонил пистолет стволом вверх. Шесть металлических цилиндров упали в его раскрытую ладонь. Он насчитал две пустые гильзы и четыре боевых патрона. Судя по их размеру и весу, предположил, что это 38-й калибр.

Уильям снова зарядил револьвер и положил его рядом с собой.

В данный момент у него не было необходимости в оружии. Однако сам факт того, что оно лежало под рукой, был большим утешением. Теперь Уильям знал, что, если обстоятельства не дадут ему другого выхода, ему не придется превратиться в потерявшее человеческий облик жалкое существо. Он просто лишит себя жизни, и дело с концом.

Приняв для себя такое решение, Уильям стал действовать дальше и принялся стягивать с мужчины штаны. В одном из карманов брюк он нашел перочинный нож, которым разрезал штанины на длинные узкие полоски. Когда их количество достигло дюжины, он зажег еще одну спичку, поднес пламя к концу одной из полосок и обнаружил, что создал вполне сносный источник света. Добавляя по мере необходимости новые полоски, он более внимательно осмотрел свою темницу.

Он заметил, что гладкие каменные стены над ним постепенно наклонялись внутрь. Это исключало возможность подъема по шахте.

Был ли другой выход наружу? Во всяком случае, его предшественники ничего подобного не нашли.

«И все-таки их неудача не доказывает, что второго выхода нет», — мысленно убеждал он себя.

Здесь ему пригодились все его знания о египетских гробницах. Яма — его нынешняя тюрьма, была, очевидно, построена еще в древности. Ее близость к храму Ментухотепа могла указывать на то, что камера была создана во время его правления, возможно, как тайный ход в гробницу. Нередко можно было встретить такие проходы, которые часто представляли собой сложные лабиринты с фальшивыми входами, тупиками и порталами, скрытыми в стенах и потолках, с целью запутать расхитителей и предотвратить разграбление гробниц.

Уильям потратил впустую почти весь запас своих импровизированных фитилей на бесплодное обследование стен и пола. Пока пламя еще горело, он быстро нарезал еще несколько полосок из брюк мертвого мужчины. Затем возобновил поиски, надеясь все же найти хоть какой-нибудь намек на то, что за каменными стенами его камеры находился потайной ход. Однако не нашел никаких признаков этого.

Позволив огню погаснуть, он, смертельно уставший и весь взмокший от пота, привалился к одной из стен. Его надежды на спасение таяли как дым от фитиля, оставалось только молиться.

Пока он сидел в абсолютной темноте в окружении своих молчаливых товарищей, в его голове созрела идея. Поначалу она показалась ему несерьезной. Однако, чем дольше он думал об этом, тем более реальной она ему представлялась. Вершина шахты находилась выше уровня, которого достигал скудный свет от фитиля, и любые действия, которые мог бы поднять огонь повыше, казались ему стоящими затраченных усилий.

Дверь в потайной ход к гробнице могла быть расположена на любой высоте стены шахты. Кажется, он слышал о таком способе сокрытия проходов коварными жрецами тех времен.

Оправдав таким образом свои следующие действия, Уильям приступил к сооружению помоста из трупов. Это оказалось отвратительным занятием. В кромешной тьме он отволок каждое тело от места их последнего упокоения. Суставы трупов были негнущимися, кожа жесткой. Уильям научился отличать их друг от друга наощупь: по упругости плоти, были ли они одеты или нет, по положению их застывших конечностей. Одни умерли лежа, другие сидя. Он использовал эти различия при конструировании своей платформы, зачастую жертвуя высотой ради устойчивости.

Наконец умудрился сложить четыре трупа у стены, получив конструкцию, доходящую ему до груди.

Он поднял последнее тело — человека, который умер последним. Оно казалось менее хрупким, чем у остальных. Кроме того, его конечности задеревенели в удобном положении.

Уильям поставил его вертикально поверх остальных, прислонив спиной к стене. Когда труп был на месте, он зажег полоску ткани, верхний конец которой ранее засунул в рот мужчине. Поправил горящий конец, отодвинув его к краю платформы, чтобы тот не мешал его подъему.

Затем он начал свое ужасное восхождение.

3

Тела опасно покачивались под ногами Уильяма, но он старался переносить свой вес только на самые крепкие места: бедро здесь, плечо там.

Наконец он добрался до вершины своей платформы. Тут он неподвижно замер, вцепившись в стену, собираясь с силами для самой напряженной части подъема.

Пламя медленно поднималось по полоске ткани, обжигая мертвую плоть. Пока Уильям отдыхал, у одного из трупов загорелись волосы. Они вспыхнули, наполнив ноздри ужасным едким зловонием. Когда через несколько секунд огонь погас, Уильям осмотрел самодельный фитиль.

Оставалось еще половина полоски ткани. Как только пламя приблизится к концу, он планировал поджечь от него еще один из фитилей, которые повесил на шею, чтобы сэкономить драгоценную спичку. Впрочем, спичечный коробок был привязан к его шее, чтобы не остаться без света, если пламя фитиля вдруг погаснет во время подъема.

Без дальнейших колебаний Уильям сместился в сторону. Перекинул горящую полоску ткани через колено своего жуткого товарища, позволив ей свисать сбоку, чтобы случайно не обжечься.

Прижавшись всем телом к мертвому мужчине, он начал подниматься. Ощущения были ужасными, тем более из-за наготы Уильяма.

Он навалился на согнутые колени трупа, прижав одну руку к стене, а другой сжимая левое плечо покойника, когда свет погас.

Внезапно наступившая темнота ударила ему по нервам, но он знал, что скоро упадет, если не продолжит подниматься. Скользнув ногой вверх по высохшей конечности трупа, Уильям нащупал костлявый выступ бедра. В этой новой, еще более опасной позе, он подался вперед, обхватив тело коленями, как будто ребенок, карабкающийся по стволу дерева.

Уильям осторожно выпрямился, тесно прижимаясь к мертвецу всем своим весом. Он чувствовал, как лицо покойника касается его живота, его промежности. Кошмарные образы проносились у него в голове, пока он медленно поднимался все выше и выше.

Он стоял уже почти на плечах трупа, когда тело пошевелилось. Уильям судорожно шарил руками по каменной стене, ища, за что бы ухватиться, но не находил. Труп продолжал выскальзывать из-под него.

А потом Уильям упал.

Одна его нога ударила по самому верхнему трупу на платформе и пробила его, как гнилую деревянную доску. Оттуда он полетел спиной назад, в темноту.

Земля встретила его страшным ударом. И пока он лежал, ошеломленный падением, на него упало мертвое тело. Затем еще одно. Он отшвырнул их с себя и на четвереньках бросился в сторону.

Прижавшись к стене, он вглядывался в темноту. И напряженно вслушивался. Кроме бешенного стука собственного сердца и судорожных хрипов, вырывавшихся из его легких, он услышал и другие звуки.

Приглушенный, бессвязный лепет.

Бумажный шелест высохшей кожи, волочащейся по гравийном полу.

— НЕТ! — взвизгнул он.

Затем он услышал их сыпучий, словно песок, смех.

Непослушными руками он сорвал обернутую вокруг шеи полоску ткани. Трясущимися пальцами разодрал спичечный коробок, схватил одну спичку, готовый чиркнуть ей, но в последний момент замешкался.

Лучше уж умереть в благословенной темноте, чем воочию увидеть ползущих к нему тварей.

Но он должен был их увидеть!

Громко чиркнув, вспыхнула спичка. В ее внезапном, мерцающем свете он увидел труп, тянущийся к его ноге. Другой, сидевший прямо, ухмылялся в его сторону. Остальные, все еще сбившиеся в кучу, корчились, пытаясь распутать свои переплетенные конечности.

Дрожащие пальцы Уильяма выронили спичку.

Свет погас.

— НЕТ! — закричал он. — Не приближайтесь ко мне!

Но они подползали все ближе и ближе. Сухие звуки их волочащихся тел вязли в безмолвной темноте, а громкое щелканье зубов эхом отдавалось в его ушах.

4

Не получив ответа на свои призывы, отец Уильяма и мистер Картер решили спустить Маджеда вниз на веревке.

Однако мальчишка ничего не слышал и когда спускался в яму. Наконец его ноги коснулись усыпанного гравием пола. Он отвязался от веревки, включил электрический фонарик и обвел им каменную камеру. При виде скрюченных тел, лежащих друг на друге, у него по спине пробежал холодок. Дрожа крупной дрожью от охватившего его страха, Маджед перешагнул через мертвецов и присел на корточки рядом с обнаженным Уильямом.

Он положил руку на мокрую от пота спину своего друга. Уильям съежился и тихо заскулил.

— Я вернулся за тобой, — прошептал Маджед.

Уильям перевернулся на спину и уставился на Маджеда с затравленным выражением на лице.

— Они хотят съесть меня, — выдохнул он.

— Нет. Все кончено. Мы сейчас уйдем.

— Они хотят… — его взгляд метнулся во тьму позади Маджеда.

Тот резко обернулся. Тела, распростертые в гротескных позах, были неподвижны. Он снова повернулся к своему другу. — Они не могут съесть тебя, дружище. Они мертвы.

— Правда? — Уильям сел, вытаращившись на безжизненные тела. — Мертвые? Это точно?

— Можешь не сомневаться.

Внезапно Уильям расхохотался, вскочил на ноги и пнул ближайший труп. Тот перекатился на бок. Уильям нагнулся и внимательно осмотрел его, затем потянулся и оторвал одну из его рук.

— Мертв! — воскликнул он.

Затем отбросил руку в сторону, присел, открутил голову покойника и швырнул ее о стену.

Он ухмыльнулся Маджеду. — Теперь-то он наверняка не сможет меня съесть.

С безумным хихиканьем, Уильям набросился на ближайший труп и с остервенением принялся сворачивать его шею.

Маджед быстро взобрался по веревке. Наверху мужчины помогли ему выбраться из провала в песке. Он жадно хватал ртом свежий воздух.

— С Уильямом все в порядке?

— Он скоро поднимется, мистер Брук. Дайте ему немного времени.

На испуге

Селена проснулась, смутно гадая, что потревожило ее сон. Она посмотрела на подсвеченный циферблат будильника. Почти три часа ночи.

Если бы только Алекс был здесь. Как он мог оставить ее одну в такую ночь, из всех ночей — на Хэллоуин! Он прекрасно знал, как она переживала… Что ж, утром он будет дома. Всего через несколько часов.

Сделав глубокий вдох, который, казалось, наполнил все ее тело умиротворяющей усталостью, Селена свернулась калачиком на боку и уткнулась лицом в подушку.

Затем она услышала, как кто-то глубоко вздохнул.

Кто-то под кроватью!

Она напряглась.

«Этого не может быть», — сказала она себе.

Она почувствовала дурноту и поняла, что задерживает дыхание. Она открыла рот, и беззвучно выпустив воздух вдохнула. Но не сильно. Переборщи она немного, и ее грудная клетка может расшириться настолько, что скрипнут пружины кровати. Если пружины заскрипят…

«Ты ведешь себя как дура, — подумала она. — Под кроватью никого нет. Не может никого быть».

Капля пота ужалила ее глаз. Она хотела вытереть ее, но для этого пришлось бы пошевелить рукой. Она не осмелилась.

Там, внизу, никого нет. Недостаточно места. Впрочем, места для чемоданов хватало. Только вчера она вытащила один из них для Алекса. Мужчина не намного толще чемодана.

Селена представила мужчину, лежащего на спине прямо под ней, уставившегося вверх осоловелыми глазами.

Брось это. Засыпай. Селена закрыла глаза и перевернулась на спину. Из-под кровати донесся сдавленный кашель.

Она отбросила простыню в сторону, перевернулась и встала на четвереньки в центре двуспальной кровати. Ее ночная рубашка прилипла к спине от пота.

— Кто там внизу? — Ее голос оказался сухим и хриплым. Она прочистила горло и с твердостью произнесла: — Я знаю, что вы там, внизу. Кто вы такой?

Тягостное безмолвие было ответом на ее вопрос.

— Кто?

Легкий ветерок колыхнул занавеску над ней. Он охлаждал ее мокрое лицо. Она услышала шуршание удаляющейся машины.

— Пожалуйста! Кто там внизу?

Из-под кровати донесся одиночный смешок. По ее спине пробежали мурашки, словно шустрые мохнатые пауки.

— Ведь, это же не ты, правда, Алекс?

Что, черт возьми, заставило ее подумать, что это мог быть Алекс? Потому что он так странно вел себя перед поездкой? Потому что в одну минуту он глазел в пространство, а в следующую вел себя более любяще и внимательно, чем когда-либо за последние годы? Говорят, это верный признак того, что у мужа роман.

Нелепо.

— Это не ты, правда? — спросила она.

Тишина.

— Алекс? — Она начала подползать к краю матраса в попытке заглянуть за него. В своем воображении она увидела руку, взметнувшуюся, чтобы схватить ее. Она попятилась к середине кровати.

Затем услышала стон.

Алекс никогда так не стонал. Никто никогда так не стонал. Никто, кроме тех чокнутых, призрачных немых, которые иногда неуклюже шныряли по закоулкам ее кошмаров.

Может быть, это ночной кошмар.

Не мечтай.

Низкий голос, шепотом произнес: «Се-леееена».

Она услышала собственный всхлип.

Ее глаза блуждали по краям матраса. За исключением спинки кровати примыкающей к стене, за ее краями простиралось море тьмы. Дверь спальни была распахнута, но находилась слишком далеко!

Если бы она смогла добраться до двери, не будучи настигнутой, то за ней последует длинный коридор. Далее лестничный пролет. И, наконец, входная дверь, запертая на цепочку от взломщиков. Но, может быть, если повезет…

Она медленно встала, матрас прогнулся у нее под ногами.

— СЕЛЕНА!

Задыхаясь от испуга, она потеряла равновесие и упала навзничь. Ее плечи ударились о спинку кровати. Голова стукнулась о подоконник, занавеска затрепетала, коснувшись ее щек и век.

Окно!

Выход! Она могла бы прыгнуть в безопасность, избегая ужасной темноты, где ее поджидали руки, чтобы схватить за лодыжки…

Но это было бы падением на землю с большой высоты.

Она вспомнила недавний совет Алекса. «Если ты когда-нибудь окажешься здесь в ловушке из-за пожара или чего-то еще, когда меня не будет, прыгай. Ты можешь сломать ногу, но это гораздо лучше альтернативы. Кроме того, саженцы смягчат твое падение».

Повернувшись, она сорвала занавеску с окна и выбила оконную кулаками. Та с легкостью выпала.

Она протиснулась в окно головой вперед. Деревянный каркас оставался крепким и полным острых краев. Один из них ободрал ей руку.

— Я РАЗОРВУ ТЕБЯ НА КУСОЧКИ! — взвизгнул голос.

Она наполовину выбралась наружу, со страхом глядя на ряды сосновых саженцев далеко внизу, когда ее ночная рубашка зацепилась за подоконник. Она потянула за нее, но не смогла высвободить. Извиваясь и корчась, она скулила и брыкалась, ожидая, что грубые руки в любой момент схватят ее за лодыжки.

— Нет! — воскликнула она. — О Боже, НЕТ!

***

Вскоре после рассвета в спальню вошел Алекс. Он заметил, что на открытом окне отсутствует ширма, увидел занавески, сваленные в кучу на кровати. И он улыбнулся.

Его улыбка погасла, когда он увидел чемодан на матрасе.

Он бросился к окну. Ряды молодых деревьев внизу стояли прямо против ветра, поддерживаемые высокими железными кольями, которые он вбил в землю на прошлой неделе, пока Селена была в салоне красоты. Колья были зелеными и едва различимыми.

Селена не была насажена ни на один из них.

— Проклятье, — пробормотал он.

Что-то пошло не так.

Он открыл лежащий на кровати чемодан. Там был таймер. Как и диктофон. Он щелкнул клавишей.

— Я РАЗОРВУ ТЕБЯ НА КУСОЧКИ!

Он ошеломленно уставился на диктофон. Его слова. Да, те самые слова, которые он выкрикивал в микрофон всего несколько дней назад. Но это был не его голос — голос Селены!

Дрожа, он выключил диктофон.

Чьи-то руки схватили его за правую лодыжку и дернули, разбив голень о металлический каркас кровати. Боль пронзила ногу.

Он упал.

Селена, лежавшая на животе, выскочила из-под кровати с безумием в глазах и ножом для разделки мяса, зажатым в зубах.