Жизнь наизнанку

Борьба

«Работа профессионала — это танец. Красивая, законченная композиция под последний вой умирающих мутантов и громоподобные звуки выстрелов. Сталкер в это время, не задумываясь, становится творцом, рисует смерть на полотне жизни своими четко отработанными движениями и оружием. Красиво и страшно», — говорил первый инструктор Петьки — сталкер Геннадий Васильевич Бегунков, у которого не хватало ног и глаза. Видать, со смертельными танцами у него как-то не сложилось, после чего он и лишился всего того, чего лишился.

Обычно в такие моменты Петька представлял себе:

«Там-дам…» — вступительные ноты некоей мелодии. Выстрел в голову твари, пытающейся дотянуться до бойца в последнем рывке. Ей сносит половину черепа, но сталкер уже этого и не видит.

«Та-да-да-дам…» — еще несколько аккордов той же мелодии. Боец уходит в прыжке от следующего монстра, словно исполняет давно изученное па. Ступая ногой в одно единственное правильное место, рассчитанное точно, хоть уже бессознательно и инстинктивно — разворот на сто восемьдесят градусов — и снова выстрел, который убивает только что промахнувшуюся зверюгу, ведь человек опередил ее своим неожиданным маневром.

«Та-да-да-да-дам». Сталкер снова прыгает. Но уже боком, лишь краем глаза оценивая траекторию, двигаясь по которой он окажется чуть выше. В данном случае — на капоте старого покореженного автомобиля. Ведь, чем выше, тем лучше позиция и тем больше врагов он убьет. Затем прыгает еще. На смятую крышу того же многострадального транспортного средства, одновременно поворачиваясь, так как следом, пытаясь достать жертву, несутся еще три монстра, голодные, безумные и злые. Ведомые лишь инстинктом убивать. Плавные движения рук мужчины, направляющие оружие точно в цель… Снова прыжок, и сталкер, пригибаясь, оказывается за машиной, по ржавой металлической поверхности которой уже скользят тела двух мертвых чудовищ. Оставшаяся в живых тварь спотыкается о погибшего сородича и кубарем летит через автомобиль и человека, уже сосредоточенно перезаряжающего свой автомат.

«Та-да-дам!» — заключительные аккорды мелодии. Слегка оглушенный монстр вскакивает в ту же секунду с земли, захламленной всяким мусором, и, кружась во все стороны, пытается определить, где же добыча, когда сталкер короткой очередью поставит точку в этом красивом и страшном танце…

Да и декорации-то какие! Мертвый город, оплетенные растениями причудливые развалины исполинских домов, в темных провалах окон которых скрывается много злобных тварей, наблюдающих, возможно, и сейчас за поединком человека с представителями нового мира, готовых в любую секунду выйти на замену убитым собратьям. И все это на фоне красивого заката…

Как у него все просто! Вышел, станцевал — и вуаля, враги все повержены.

«Самый главный ваш помощник — это оружие! Оно, как ни странно, и ваш защитник. Ни один бронежилет не поможет, если вы не остановили тварь еще на подходе, а дали ей дотянуться до вас. Верьте оружию, учитесь с ним обращаться, тщательно ухаживайте… Оно должно стать продолжением вас самих, ваших мыслей и реакций. И тогда оружие станет вашим спасением», — вторил следующий учитель. Василь Федорыч Кондратьев. Ну, словно, проповедь читал. Воодушевленно и с полной верой. Так и его не досчитались. А оружие с инициалами инструктора сталкеры уже потом нашли. И совсем не другом автомат оказался — заклинил, видать, во время боя.

Был еще один инструктор, который довел философию сталкера до абсурда. Говорил, что тот бог и должен повелевать всеми тварями бегающими, ползающими, летающими… Видать, хотел так боевой дух поднять, но, как ни странно, бог-то в его лице меньше всего прожил. Нашли лишь выщербленный и изрядно пожеванный металлический именной жетон. И даже ветераны, вроде Юрия Георгиевича, который все на своем веку повидал, не могли опознать тварь, что так нещадно изжевала этот кусок металла.

За два года еще несколько инструкторов сменилось, но ни один из них так и не ответил на единственный вопрос, всю сознательную жизнь мучивший парнишку.

Как победить свой страх? Как от него избавиться, чтобы вот так же, как у Недо-Бегункова: «Работа профессионала — это танец. Красивая и законченная композиция…»

Петька Чижов попытался побороть дрожь в теле, но не смог. Хорошо, что на нем была химзащита, бронежилет и разгрузка — мандраж не так заметен. Юрий Георгиевич Крылов, инструктор, готовивший их к испытанию, не понял бы. Этому бывалому сталкеру, за двадцать лет существования нового мира сделавшему уже неимоверное количество вылазок на поверхность, страх был точно не известен. И, скорее всего, он презирал его в себе и других. Узнает — стыда не оберешься. Чиж, готовившийся всего-то два года к вылазам на поверхность, трус. Слов нет…

Так зачем же он пошел в эти самые сталкеры? Да именно для того, чтобы побороть страх в себе. Но что-то пока не удавалось. Он трусил подойти к нравившейся ему девушке с соседней станции, опасаясь, что она ему откажет, всегда уступал в спорах со сверстниками, боясь, что это перерастет в конфликт, а уж про поверхность и всяческих мутантов с нее и говорить не стоило. Их он боялся больше всего на свете.

И да — радостная новость! Именно сегодня он идет наверх, чтобы показать на что способен, чтобы пройти испытание и доказать, как минимум, самому себе, что уничтожил это мерзкое и позорное чувство.

Но именно его-то он и испытывал, стоя перед проржавленной местами, но еще надежной стальной гермодверью. Сейчас должен вернуться Васька Махнов — предыдущий испытуемый. И, чтобы не открывать ее по несколько раз, Петьке придется выйти сразу же по его приходу. Необходимо будет пройти около километра по прямой и широкой улице, заваленной ржавыми автомобилями, и забрать небольшой флажок, что оставили для них в условленном месте. В принципе, ничего страшного и опасного. Испытуемых прикрывают, как обычно, два опытных бойца с СВД, засевших где-то в домах, прилегающих к улице. Никто салагами жертвовать не собирался, так как целью было лишь познакомить их с поверхностью. Главное было прийти обратно с флажком.

Но у Петьки почему-то сосало под ложечкой, сводило суставы и дергалось правое веко. Он пытался неимоверными усилиями воли заставить эти симптомы исчезнуть, но ему не удавалось. Вот и Крылов, стоящий чуть в стороне, видимо, это заметил. Казалось, что от его пристального взгляда не может укрыться дрожь двадцатилетнего парня.

Мгновение спустя Юрий Георгиевич подошел к нему, и как бы осматривая экипировку, тихо произнес:

— Чижов, ты уверен, что готов? — и вперил свой внимательный взгляд в глаза парня.

— Никак нет, то есть да… Да, именно. Да, Юрий Георгиевич!

— Я все прекрасно понимаю и вижу, — заметил полковник. — Мы можем перенести твое испытание на потом.

— Нет… Не надо, — дрожащим голосом проговорил Петька. Больше всего он боялся, что о его страхе узнают окружающие. Тогда ему точно житья не будет. — Я хочу сегодня.

— Смотри. Там, — Крылов указал пальцем вверх, — отменить ты ничего уже не сможешь. Придется идти до конца.

— Я смогу, — закивал Чиж. — Точно смогу.

— Хорошо, — полковник удовлетворенно кивнул. — Главное запомни, чтобы там ни случилось, верь в себя. И… Страх — это не твой придаток. Его не отрезать и не выкинуть. Он будет с тобой всегда. Да. Он никогда и никуда не денется. Но, чтоб ты знал, сталкер — это человек, который своему страху противостоит.

Петька поднял на него глаза, но полковник уже отвернулся. Пока Крылов возвращался на свое место, где-то глубоко внутри гаденькое второе «я» просило и умоляло броситься следом и перенести вылазку. Петька сделал над собой усилие, чтобы ни на сантиметр не сдвинуться с места. Сжал кулаки и прикусил язык в противоборстве с самим собой. И лишь стук в гермодверь с обратной стороны спас его от позорного отступления.

— Открывай, — дал команду один дозорный другому, а потом бросил Чижову: — Приготовься. У тебя тридцать секунд.

Чтобы не смотреть, как исполинская дверь поднимается вверх, Петька начал судорожно натягивать противогаз. Когда дело было сделано, а гермодверь на полтора метра поднята над полом, из-под нее выскользнул Махнов, вполне себе целый и здоровый и стягивающий с себя противогаз. Не давая себе времени на сомнения, Чиж, пригнувшись, нырнул под дверь, напоследок успев услышать брошенную Васькой фразу: «Все прошло спокойно. Никого не встретил.»

На этом дверь с лязгом встала в пазы в полу, скрывая от Чижова любые звуки с родной станции.

И словно выключили свет… Нет, было, конечно, достаточно хорошо видно — тусклый рассеянный луч падал равномерно из «окна» сверху, позволяя различить три длинных уходящих вверх эскалатора, полукруглый свод тоннеля и кучи мусора, за двадцать лет скопившегося на нижней площадке и заботливо сложенного сталкерами по сторонам, чтобы он не загромождал путь на станцию, но Пашке стало настолько неуютно и страшно, словно он оказался один в темноте. И все, надо думать, из-за тяжелой двери, беспощадно отрезавшей его от уютной и родной станции, где все было привычно и изучено, и от людей, которые остались там же. Теперь он был предоставлен самому себе. Один на один с миром, которого он ни разу в жизни не видел, но о котором слышал столько страшных, пугающих и порой не поддающихся никакому объяснению рассказов.

Чижа затрясло с новой силой. Страх, казалось, уже начал жить своей жизнью, никак не связанной с самим юношей, но забравшей себе полный контроль над ним, из-под которого не так просто выбраться. Из головы сразу исчезли все мысли, связанные с вылазкой на поверхность и недавним инструктажем а-ля: «Как правильно вести себя на поверхности». В голове пульсировало одно лишь желание — победить страх. А странная мысль, что Чиж победит это чувство, лишь сжав в руках флажок, толкала вперед.

И он пошел, сначала неуверенно, потом все быстрее, не замечая практически ничего вокруг, слыша лишь гул в голове и шум забираемого фильтрами воздуха. Словно тот же самый страх двигал его вперед. Боязнь не быть уличенным в этом чувстве. Боязнь признаться не только себе, но и окружающим, что он трус, и быть навсегда запертым на станции. Не увидеть поверхности. Всю оставшуюся жизнь выращивать свиней в вонючих хлевах подземелья и выгребать за ними навоз.

Лишь полковник, оставшийся за дверью, удовлетворенно хмыкнул, когда Чиж проскочил под гермодверью, и прошептал:

— Будет из тебя сталкер, Петька, будет! Ведь испытание ты уже прошел…