Жизнь наизнанку

Лиза

Короткий коридор был пугающе слабо освещен. Всего одна тусклая лампочка в его конце выхватывала из полумрака единственную ржавую металлическую дверь и солдата, одиноко стоящего рядом. Караульный стоял неподвижно, и, казалось, спал. Строгая серая кепка с коротким козырьком и орлом со свастикой, давала густую тень на его глаза, отчего было невозможно понять, открыты они или нет. На его шее висел автомат. Руки, заправленные в лямку, свободно лежали на нем.

Из-за двери раздавались крики. Вопли женщины, которая испытывает сильную боль, ни с чем не схожую и терзающую все ее существо. Это были крики ее матери. Сегодня утром она упала на перроне, хватаясь за живот. Видимо ребенок, что там поселился с недавнего времени, причинил ей боль. Доктор, который прибежал на зов патрульных, сказал что-то малопонятное. «Воды отошли».

Лиза, сколько не вдумывалась, не могла понять эту фразу.

Ей стукнуло всего восемь неделю назад. И она страшно гордилась этим радостным фактом. Тем, что она уже почти взрослая, тем, что мама отправит теперь ее в школу, где она будет учиться, и станет такой же умной, как она. Но то, что случилось на перроне, казалось, спутало все ее планы. Она была напугана, а в душе ее поселилась тревога. Мама плакала, а у Лизы от этого тряслись руки, и сильно-сильно стучало в груди сердце.

Мать быстро унесли с перрона, и девочка несколько часов промаялась в неизвестности, слоняясь около входа в техническую часть станции. Теперь вот ее допустили. Она робко подошла к солдату и тихонько ткнула его пальцем.

— Дядь, а дядь, — произнесла она срывающимся голосом. — Можно мне туда? Там мама…

Тот не шелохнулся, но все-таки каким-то уставшим голосом произнес:

— Здесь жди. Не положено. Когда позовут, тогда войдешь.

Девочка со вздохом отошла на несколько шагов от солдата и присела у бетонной стены на корточки. Лучше бы она сюда не спускалась. Частые и протяжные крики мамы отдавались в ее голове, словно звон колокола, и она до боли сжимала кулаки и, прикусив губу, старалась сдержать наворачивающиеся слезы.

Она почти ненавидела сейчас этого ребенка. Мальчика или девочку, братика или сестренку, все равно. Он делал ее маме больно и, видимо, не собирался останавливаться. Почему он это делал, ведь она его мама, ведь она…

Из-за двери послышался другой звук. Слабенький и тоненький голосок. Одновременно, крик и плач. Кричал кто-то маленький и явно недовольный. Лиза забеспокоилась. Ей не нравилось, что, когда маме было больно, она кричала, но то, что она, вдруг, замолчала, обеспокоило ее еще больше. Что случилось? Почему она молчит? Почему не слышно ее?

Дверь с тихим скрипом открылась. Девочка, вскочив на ноги, начала заглядывать внутрь, пытаясь обогнуть взглядом вышедшую полную особу, в которой из-за скудного освещения она не сразу узнала тетю Дашу. Та, увидев девочку, подошла, крепко ее обняла, и быстро затараторила.

— Все в порядке, Лиза. Все хорошо. Мне нужна твоя помощь. Маме твоей нужна. Ты как? Сделаешь? — Девочка кивнула, стараясь скрыть в многочисленных складках ее белого халата свое лицо и заплаканные глаза.

— В общем… — Тетка остановилась на мгновение, потом почему-то нервно сглотнула, а затем продолжила. — Беги домой. Сейчас. Беги быстро. Как только можешь. Поняла? Возьми корзинку, что я у вас видела и наложи в нее много-много тряпок. В ящике слева. Запомнишь? Вот, и быстро-быстро неси сюда эту корзинку. Твоя мама нуждается в этом. Ясно? — Девочка вновь кивнула, чувствуя, как разрастается в ней вновь тревога и страх за мать. — Вот и славненько. А теперь беги!

Тетка развернула Лизу и легонько шлепнула ее. Та, подзадоренная таким образом, рванула домой. Что происходит? Почему тетин голос звучал как-то необычно? Какая-то тревога, какое-то беспокойство проскальзывали в нем? Лиза несколько раз споткнулась, разодрав в кровь коленки и ладони, пока добежала до дома. До палатки, которая, как и всем здесь, служила им полноценной квартирой.

Девочка в впопыхах схватила корзинку и набросала туда тряпья из ящика, потом быстро, словно из-за ее медлительности могло случиться с мамой что-то страшное, ринулась обратно, пробежав весь обратный путь на одном вздохе.

Одинокий патрульный, прогуливающийся по станции, удивленно посмотрел ей в след. Потом этот человек с подозрительным взглядом и в такой же одежде и фуражке, как и солдат внизу, медленно побрел в сторону кабинета гер-коменданта, стараясь не нарушить покой станции. Станции Чеховская…

Тетя Даша ждала девочку у двери, переминаясь с ноги на ногу и нервно теребя свой белый халат. Увидев Лизу, она сразу как-то облегченно вздохнула.

— Бежишь? Быстро-то как! Вот и славненько, вот и чудненько. Давай, дочка, пошли со мной. Слышь, Бергер, она со мной.

Солдат лишь пожал плечами, словно ему было не интересно, кто входит туда. На самом деле так и было. Командование Четвертым Рейхом было помешано на чистоте крови, поэтому проверяло каждого родившегося ребенка на мутации. Если такого ребенка обнаруживали, то его сразу же уничтожали. Каким образом, простые жители не имели понятия. Эти убийства происходили под строжайшей тайной, и в таком месте, которое было известно только избранным воинам Рейха.

Девочка вошла вслед за теткой, неприятно сморщившись от резкого запаха лекарств. Обычное помещение подвального типа, разве что белые простыни «украшали» его. В центре стоял стол, на котором и лежала сейчас мама Лизы. Единственное, что сразу бросилось в глаза, это большое кровавое пятно, расплывшееся на полотне, укрывающем маму…

Девочка уронила корзинку, и быстро подбежала к столу.

— Мама! Мамочка! Что с тобой?

Женщина повернула влажную от пота голову к дочке и слабо улыбнулась ей. Видя тревожное лицо девочки, мать протянула дрожащую руку к ее жидким белым волосам и ласково погладила.

— Все хорошо, дочка. Все просто замечательно! У тебя родился братик! Симпатичный… — Сказав это, она, вдруг, как-то обмякла, и рука ее безвольно повисла. Девочка глядела уже в пустые ничего не видящие глаза. И ужас поднимался в ней, заполняя снизу доверху…

— Мама! Мама! — Лиза стала трясти мать, но это не помогало. — Тетя Даша! Тетя…

На ее крик подбежала тетка, а следом седовласый мужчина в длинном белом халате. Доктор Карпов. Он ощупал руку женщины и посмотрел на тетку Дашу. Та сразу прижала руки к груди и с глазами полными сострадания посмотрела на девочку. Потом подошла и обняла ее, задернув простыню, отгораживая от взгляда девочки ее мертвую мать, и проводив до стула.

— Мне очень жаль, — тихо произнесла она, поглаживая Лизу по голове и прижимая своей большой и мягкой рукой.

— Дарья Алексеевна. — Тихо позвал доктор, обращая на себя внимание тетки. — Идемте со мной. Времени нет совершенно.

— Посиди здесь. Хорошо? Я сейчас вернусь, — обратилась тетка Даша к девочке. Та слегка мотнула головой, утирая слезы и тихонько раскачиваясь. Дородная санитарка резво вскочила и бросилась за доктором, схватив принесенную девочкой корзинку и скрывшись за одной из простыней.

Лиза тихо сидела и смотрела в пол. Она, конечно, видела уже смерть. Много смертей. Сам мир, в котором она родилась и жила, подразумевал только такой исход, а также то, что дети в нем с пеленок не понаслышке знали «костлявую». Она приходила практически каждый день и забирала с собой чью-нибудь жизнь. Если не жителя их станции, то кого-нибудь из пленных врагов. А врагов было множество. Четвертый Рейх жестоко расправлялся со всеми, кто не подходил под жесткие рамки, установленные начальством.

Она знала ее и видела, и, можно сказать, почти привыкла к ней, но, тем не менее, она такой ужасающей неожиданностью свалилась именно на нее. Она совершенно не ожидала, что смерть заберет именно ее маму. И так быстро. Казалось, что мама будет всегда. Рядом. Будет заботиться о ней, будет опекать ее и радоваться жизни и миру, где они вместе.

А теперь ее нет. И никогда уже не будет. Что теперь делать, Лиза не знала. Что будет с ней? Что будет с братиком?

А, кстати, где он? Что-то уже было не слышно его тоненького резкого крика… Как бы в ответ на ее мысли, из-за повешенной простыни вышел Карпов с ребенком на руках. Лиза от неожиданности прикрыла рукой рот, боясь вскрикнуть. Ребенок был мертв. Причем на ребенка он мало был похож. Скорее на ладонях доктора покоилось сейчас существо, которое никак не могло быть ей братиком.

Чересчур большая, безухая голова, которая еле держалась на тонкой шее. Странное волосяное покрытие по всему телу. И неестественные разной величины конечности. Мутант, как любили говорить взрослые.

Доктор быстро одернул простыню, которая скрывала умершую, и положил ей на грудь это мертвое существо. Девочка не понимала, что он делает. Ей было обидно, что так поступали с ее мертвой мамой. Оскверняли ее этим… Мутантом.

— Что… — Прощебетала она, во все глаза вглядываясь в ребенка. — Что вы делаете?

— Тихо! — Карпов поднес к губам указательный палец, серьезно посмотрев на девочку. — Тихо. Поверь, деточка, так надо. Дарья Алексеевна!

Тут же появилась тетя Даша и, неся в руках корзинку, принесенную девочкой, быстро подошла к ней. Доктор стоял в сторонке, сложив руки на груди, а Дарья Алексеевна, подойдя ближе и проникновенно заглянув в глаза к Лизе, заговорила:

— Поверь, дочка, так надо. Нет времени ничего объяснять. Твою маму мы не спасли, впрочем… — Тут она почему-то сделала долгую паузу, отчего доктор нервно запыхтел. — Как и твоего братика тоже. Но не это сейчас главное. Ты должна сделать, как я скажу. Обещаешь? — Девочка, не зная, что ответить, некоторое время молчала, но потом, поняв, какими добрыми и честными глазами на нее смотрит тетка, согласно кивнула.

— Тебе опасно здесь оставаться. Ты понимаешь? Тебе надо уходить. И быстро. Вот, — она протянула девочке корзинку. Только теперь Лиза заметила, что тряпье в корзинке переложено гораздо аккуратней, чем накидала она, и покрыто сверху так, чтобы не открывать любопытному взору содержимого. — Бери ее и уходи в Полис. Слышишь? Только быстро. Сейчас всего двое часовых на выходе. К маленьким девочкам они не придираются. Но, если что, скажешь, что мама тебя послала лекарств купить. И корзинку ни в коем случае не открывай! Ясно?

Лиза неуверенно мотнула головой и взяла корзинку.

— Давай, дочка, солнышко. Иди, — тетка уже толкала ее в спину, направляя к выходу. — Иди, спасайся. Времени практически нет.

Дарья Алексеевна вышла за дверь вместе с ней и, обращаясь к солдату, произнесла:

— Бедная Лиза, бедная. Ты не поверишь, Бергер, ее мать умерла.

Тот лишь плечами безразлично пожал, бросив косой взгляд на корзинку, которую девочка несла на плече. Но видимо она ему не показалась подозрительной, так как он ничего не сказал. Девочка продолжила свой путь, а тетя Даша, страдальчески посмотрев ей в след, вернулась в лазарет. Доктор молча стоял рядом с трупом женщины и нервно теребил подбородок.

— Как думаешь, Артемий Викторович, у нее получиться? — спросила санитарка, подойдя ближе.

— Очень хочется в это верить, — пробормотал тот. — Очень. Надоели уже эти смерти…

Его прервал скрип открывающейся двери. В лазарет вошли двое. Дарья Алексеевна нервно облокотилась на стол, увидев первого из вошедших. Вторым же был тот самый патрульный, который подозрительно смотрел на девочку.

— Добрый вечер, гер-комендант, — Сказал обернувшийся Карпов вошедшему, вытянувшись по струнке. Он заметно нервничал. — Чем обязаны?

В то время, как патрульный остался у двери, комендант бросил быстрый взгляд на мертвую роженицу с плодом на груди и прошел мимо доктора за простыню, скрывающую остальную часть лазарета. Там, кроме инструментов, стояли еще банки с заспиртованными новорожденными уродцами. Он внимательно их осмотрел и вышел обратно.

— Что здесь происходит? — Задал он доктору вопрос, одновременно осматривая мертвую женщину и ее ребенка.

— Женщина и ее ребенок скончались во время родов, — пожал плечами доктор.

— А та девчонка, что отсюда вышла? Ее дочь, если не ошибаюсь?

— Да. Она. — Быстро закивала Дарья Алексеевна. — Лиза.

Комендант, вдруг, резко повернулся к Карпову и зло посмотрел на него. Потом быстро достал из-за пазухи «Стечкина» и выстрелил ему в голову. Тетка Дарья завыла, пригибаясь и закрывая лицо, по которому теперь растекалась кровь доктора. Комендант резко подошел к ней и оторвал руки от лица, направив на нее пистолет. Та в ужасе рухнула на колени, размазывая по лицу кровь и тихо-тихо скуля.

— Куда? — Зло спросил он. — Куда вы ее отправили? — Та лишь еще громче взвыла, протягивая руки к убийце. Но тот был неумолим. — Последний раз спрашиваю!

— Т… Т… — Она трясущимися руками стала показывать на дверь. — Т-т-туда! На Цветной Бульвар…

— Смотри, если это не так! — И повернувшись к солдату, добавил: — Бери этого, что за стеной и живо за девчонкой! Она не могла далеко уйти! Да, Ганс, сначала предупредите людей на тоннеле в сторону Боровицкой, а то, сдается мне, что девчонке делать нечего на заброшенной-то станции…

Лиза быстро двигалась к тоннелю. Казалось, ноги сами несут ее, хотя так ужасно она давно себя не чувствовала. Сердце бешено стучало в груди, руки тряслись и старались не выронить так бережно данную ей тетей Дашей корзинку, с явно потяжелевшим содержимым. Но что-то странное в этой корзинке заставляло ее торопиться. Ускорять шаг, почти бежать, хотя и было очень тяжело и страшно…

Зев тоннеля распахнулся перед ней, словно пасть огромного и невиданного существа, которое еще и дохнуло на нее неуловимым движением холодного воздуха. И показалось, что с этим дыханием, чудовище еле слышно заурчало, словно было очень недовольно прервавшей его покой девочкой.

Лиза часто-часто задышала и прижала корзинку к себе, будто этот огромный монстр выпустит сейчас ей на встречу свой гигантский и скользкий язык и отберет у нее корзинку с таким важным содержимым.

Девочка зажмурилась и постаралась собрать все свои силы, успокоить свое юное сердце, которое еще никогда так близко не было от столь неизведанного места…

Она сделала первый шаг и потом уже открыла глаза. И заметила вдалеке огонек. Слабый, еле заметный и мерцающий, словно готовый внезапно потухнуть в этой огромной и темной пасти тоннеля. Она пошла быстрее, как будто мотылек, подвластный инстинкту лететь на свет в кромешной темноте, который дает ему знание, что дальше жизнь, а значит меньше опасность раствориться во мраке, потеряться и исчезнуть. Возможно, навсегда. А что у девочки еще оставалось, кроме инстинкта. Кроме этого огонька? Который единственный теперь светил на ее пути. Ведь даже мамы у нее теперь нет. НЕТ…

Это был костер внешнего блок поста.

— Это кто тут у нас? — Спросил человек, поднимаясь. Что-то такое гадкое слышалось в его голосе, отчего Лиза испугалась еще больше. Мужчина шагнул ей на встречу, а девочка, дрожа, прижалась к тюбингу. Следом поднялся и второй дозорный.

— Куда это мы, на ночь глядя, девочка? — Издевательским голосом спросил первый. Кокарда со свастикой и орлом зловеще блестела на его кепке в свете костра, а лица опять видно не было.

— Я в Полис, — дрожащим голосом пролепетала девочка. — Маме за лекарствами. Можно мне пройти?

— За лекарствами ночью? — С сомнением в голосе проговорил тот. — Чушь какая-то. А в корзинке что? Деньги на эти самые лекарства?

— Не знаю, — проговорила еле слышно Лиза.

— Что? А ну показывай, что там у тебя! — Солдат быстро подскочил к девочке, сорвал ткань с корзинки и тут же отпрянул, удивленно глядя в нее. Потом он почему-то стал поднимать автомат в сторону Лизы, но не успел, и вяло завалился на рельсы мертвый.

Девочка вжалась в тюбинг еще больше, с удивлением наблюдая, как второй солдат вынимает из первого нож. Она в страхе зажмурилась, когда он шагнул к ней. Казалось, самые ужасные ее страхи и кошмары, вдруг, воплотились в жизнь, но…

Большая рука легла на ее плечо, от чего у нее чуть не подогнулись коленки, но неожиданно мягкий голос произнес:

— Уходи! Давай, уходи скорей в Полис. Я постараюсь задержать возможных преследователей, а тебе надо спасать ребенка!

Ребенка? Лиза удивленно посмотрела в корзину и чуть не выпустила ее из рук. На нее действительно смотрел ребенок. Обычный. Маленький и розовощекий. С одним единственным изъяном. Его глаза смотрели на нее и моргали. Но моргали странным образом. Девочка даже засомневалась, что он моргает, но нет. Одно быстрое движение и вот опять. Еще одно. Но у ребенка не было век! Он моргал какими-то полупрозрачными пленками. Еле заметными…

Мутант! Ее братик, а это был именно он, был мутантом! И он… Он ей улыбался. Обычной несмышленой улыбкой малыша. Протягивал пухлые ручки и был совсем не страшный…

Со стороны станции послышались голоса и грохот подкованных ботинок.

— Ну, давай! — Быстро проговорил солдат. — Беги! Спасай ребенка! Че стоишь-то?

Лиза, подталкиваемая спасителем, бросилась вперед, благо он дал ей пусть и не большой, но настоящий фонарик. Страх опять начал брать над девочкой вверх, но уже не от темноты, которую разрезал слабенький луч, а от выстрелов, раздавшихся сзади. Солдат сдержал обещание и остановил погоню, но от этого легче не стало.

Теперь она понимала, что происходит, и что ее ждет, если ее поймают. Она, сама того не понимая, стала невольной соучастницей преступления. И люди, что сейчас ее преследуют, не будут разбираться, сколько ей лет. И она это прекрасно осознавала, поэтому неслась, сколько хватало сил, вперед, к спасительному Полису, подгоняемая страхом и зверьми. Самыми что ни есть настоящими зверьми.

Через некоторое время звуки стрельбы утихли, а Лиза снова осталась наедине с темным тоннелем, чуть ярким светом фонарика и братиком, а также со своими вновь нахлынувшими воспоминаниями сегодняшнего еще не законченного дня.

Как мама и говорила, у нее теперь появился братик. Вот он, рядом. В корзинке. Но…

Вдруг, с новой силой нахлынули слезы. Лиза уселась на рельс, поставила перед собой корзинку и разревелась. Вспомнилась мама, ее угасшие стеклянные глаза, безвольная рука, повисшая со стола. Это же он! Ребенок! Ее братик убил ее! Зачем она его вообще спасает, если он причинил столько горя? Зачем? Она плакала и не знала, что ей делать. Почему все это произошло, вдруг, с ней? И ничего впереди…

Послышались шаги. Быстрые, еле слышимые, чуть шаркающие. Девочка испуганно подобралась и прижала корзинку к себе, на уровне инстинкта приняв одно единственное правильное решение — спрятать братика.

Она махнула фонариком в сторону шагов, и выхватила темную фигуру того самого солдата, который помог ей. Еще не выйдя из темноты, он уже говорил, и слова эти, хоть смысл еще не успел дойти до нее, странным образом успокаивали ее.

— Ну что ты опять уселась, дуреха? — Он подошел и сел рядом, добрыми глазами посмотрев на Лизу. — Я лишь двоих остановил. Скоро их здесь будет целая толпа. Надо уходить.

— Почему, — вдруг, спросила девочка тихим голосом, — ты мне помогаешь?

— Я? А я из Полиса. Агент, понимаешь? И я их тоже ненавижу! Потому что они убивают детей, пусть они уже и с изъянами, пусть они и не такие, как мы…

— Но почему ты их ненавидишь? Разве они не правильно поступают? — Лиза показала ему корзинку. — Вот. Он мой брат. Он — мутант. И он сделал больно моей маме, а потом он убил ее…

— Бог ты мой! Да что ты такое говоришь? — Ужаснулся агент Полиса. — Разве он виноват в смерти твоей мамы? Разве он виноват в том, что люди живут теперь, как крысы, под землей? Он виноват во всех грехах твоих предков, которые и погубили твою мать? Нет! Девочка, очнись! Он твой брат! Он тоже человек. Пусть и с дефектом, но он человек. И, кроме того, я так понял, это единственный родной для тебя. Тебе беречь его надо, а не ненавидеть.

— Но… — Девочка с надеждой посмотрела на него. — Что с нами теперь будет? Мамы нет. Мы одни. Как жить нам?

— Не волнуйся, — произнес тот, слегка улыбнувшись. — Для этого есть нормальные люди. Полис! Я уверен, они вас не бросят. Ведь Полис… Вернее его огни… Они несут надежду всем, и даже таким, как твой братик. — Солдат поднялся, поставил на ноги Лизу и всучил ей корзинку. — А ну бегом в Полис! Вперед, к Надежде! Давай…

Договорить он не успел. По тоннелю громом раскатился выстрел, отчего солдат упал ничком на шпалы, а девочка закрыла уши, выронив корзину. За упавшим агентом стоял и зло скалился гер-комендант с пистолетом в руках.

— Тоже мне спасители человечества! — Прорычал он и, сделав шаг, оттолкнул девочку и поднял корзинку с маленьким мальчиком. Через мгновение он плюнул на ребенка и поднял на него пистолет.

Снова по тоннелю прокатился выстрел. Удивленный комендант посмотрел на свою окрашивающуюся красным грудь и стал разворачиваться к девочке. Он уронил свой «Стечкин» и корзину с ребенком. И попытался сделать шаг по направлению к девочке, но колени подогнулись и он рухнул рядом с убитым им же солдатом.

Девочка, выронив ПМ агента и пошатываясь, подошла к выпавшему из корзины и заливающемуся криком братику. Она подняла его и прижала к себе. Слезы текли по ее щекам, а детское сердце выпрыгивало из груди, но, тем не менее, она сделала шаг, потом другой… И понесла малыша в сторону Полиса. Пока существовали такие люди, как этот бесстрашный солдат, надежда будет всегда… И для нее, и для ее братика, и для всего человечества.