Жизнь наизнанку

Безумное дело

«Ад опустел… Все демоны здесь…» Уильям Шекспир.

— Паспорта. — Промычал здоровый детина, почесав свою лысину и глядя куда-то в сторону откровенно скучающим взглядом. Он развалился на мешках с песком, сложенных таким образом, что они образовывали нечто вроде сидения. Двое подростков неопределенного возраста, мальчик и девочка, в недоумении уставились на него, пихая друг друга локтями и не решаясь заговорить.

— Ну, или… — Детина запихал палец в нос, после чего размазал содержимое по одному из мешков, и указал этим самым пальцем на темный тоннель. — Валите, откуда явились.

— Но… — Мальчишка все-таки решился заговорить, делая шаг вперед. Белые, соломой волосы, темная грязная кепка, сдвинутая на бок, просаленная, неопределенного возраста одежда, и синяк, темнеющий под глазом. — Дядя…

— А… Дядя! — Заржали сзади бугая двое с оружием, в данный момент играющие на перевернутом ящике в какую-то игру. — Слышь, Танк, ты у нас дядя! Ну, пацан, ты дал!

Несколько мгновений «дядя», которого обозвали Танком, размышлял, продолжая что-то рассматривать в тоннеле позади подростков. Затем, вдруг, быстрым и легким движением, ухватил тяжелый на вид ящик, стоявший рядом, и метнул его в сторону играющих. Благо с меткостью у него были проблемы. Ящик, описав дугу над смеющимися мужиками, упал позади них и разлетелся в щепки. В близлежащем пространстве воцарилась тишина. Мужики с опаской оглядывались на Танка, не решаясь заговорить.

— Слышь, урки, — прорезал тишину глухой бас бугая, — в следующий раз за «дядю» ответите! Ясно?

— Но это не мы! — Попытался «отмазаться» один из мужиков. — Это же эти…

— Ясно? — Бросил опять Танк, после чего мужики закивали.

— Так. Теперь вы. — Бугай снова развернулся к двум съежившимся от страха подросткам. — Нет паспортов — проваливайте! И нечего тут. А то дядя…

— Но, дядя… — Заговорил опять мальчик, но тут же вовремя споткнулся, заслышав за спиной Танка сдавленное хихиканье. Бугай то ли позеленел, то ли покраснел, увы, в полутьме не разберешь, но вот то, что он зарычал, это точно. — Извините. Раньше же достаточно было двух пулек за проход…

— Сейчас паспорта ввели. — Заметил бугай.

— Но… У нас же их нет.

— Нет? Проваливайте!

— Но ведь нет, так как нам ещё и тринадцати нет. Нам их ещё не выдали. А нам надо…

— Вам надо… Мне надо… Всем надо… — Глубокомысленно заметил Танк. — Валите, в общем.

— Но, дядя… — Пацан опять споткнулся, заслышав усиливающееся сдавленное хихиканье позади великана. Тот зарычал более явственно, сжимая кулаки, больше похожие на молоты. Он медленно повернул голову в сторону подростков, так явно издевающихся над ним. Те съежились и подались назад.

— Слышь, пацан… — Начал он недобрым голосом. — Ты совсем охерел? Да я тебя…

— Вы извините его, дубину неотесанную, — разнесся вокруг другой голос. Девочка, отодвинув паренька, смело вышла вперед, отвесив тому подзатыльник. Выражение лица Танка сразу же изменилось. Кончики губ поползли в стороны, обнажая гнилые зубы в «умиленной» улыбке. Девчонка, что перед ним стояла, действительно была симпатичной. По крайней мере, то, что удалось разглядеть в слабом станционном свете. Круглое личико, обрамленное старенькой шалью, из-под которой выбивался ярко рыжий локон, огромные с длинными черными ресницами серые глаза, и чуть пухлые, накрашенные красным губы, под которыми красовалась довольно заметная родинка. Глаза у Танка сразу сделались добрые-добрые, и весь он подался вперед. — Его язык — враг его.

— Да, — закивал бугай головой. — Да. Видимо.

— Он у нас с перрона на рельсы в детстве упал. — Продолжала меж тем она, не обращая внимания на пацана, который округлил от услышанного глаза. — Был бы совсем-совсем мертвый, только вот Бог не дал. Откачали, выходили горемычного. Вот с той поры не понимает, что говорит. Пропустите нас, пожалуйста. Мы маме за лекарствами идем. Только у вас купить можно. Мы быстро, правда. Туда и обратно. — Девочка часто-часто захлопала ресницами, от чего бугай осклабился ещё шире.

— Да конечно, дочка, проходи. Только с этого твоего на-рельсы-навернутого патрон. Хорошо?

— Хорошо, — согласилась девочка и потащила мальчишку мимо Танка, предварительно вложив в его огромную лапу пульку.

— Вы только осторожней там. У нас это… Дебилов всяких много на станции… — проговорил в след великан, отчего двое с оружием удивленно оторвались от игры в карты, обернувшись посмотреть, отчего это Танка так «прет». Отчего это, вдруг, он так подобрел и пропускает всех подряд. Увидев девчонку, проходящую мимо, мужики как один осклабились. А один попытался ущипнуть ее за зад, вальяжно бросив:

— Эй, детка, а развлечься ты не против?

— Я маленькая, — обиженно отскочила от него девчонка, вжав в себя плечи.

— Да ладно, — елейно заржал тот. — Любви ж все возрасты покорны…

— Эй, тормоз! Лови! — Послышался голос Танка, а следом очередной ящик врезался в наглеца, посмевшего обидеть девочку, отправив его на пол в бессознательном состоянии. Второй мужик в ужасе отшатнулся.

— Тоже хочешь? — Тот замотал головой. — Смотри мне. Девчонку не трогать! — Затем повернулся к подросткам и улыбнулся снова. — Идите. Если уж достанут по крупному, зовите меня.

Мальчишка живо утащил девочку за поворот какой-то постройки.

— Ну, ты даешь! — Быстро проговорил он, когда дозорных не стало видно. — Актер!

— Актер? На, держи! — Взорвалась девочка, схватив пацана за грудки и врезав тому в другой глаз. Тот вскрикнул от боли и отступил, прижав к глазу ладонь.

— Ты че, Федь? Второй раз за сегодня! Хватит, наверное, уже!

— А не фиг! — Заметил разгоряченный переодетый парень. — Нам дело надо провернуть! — Передразнил он его тон. — А где? На бандитской станции? Ты совсем из ума выжил?

— Но ведь получилось?! — Обиженно заметил белобрысый.

— Конечно… Твоя гениальная идея — переодеть меня бабой. А че сам-то? Кишка тонка?

— Я не похож. А ты ничего себе такая получилась…

— Слушай, Серег. Ты или, правда, дурак, или снова в глаз хочешь.

— Не, не хочу, — ответил тот, на всякий случай отодвигаясь подальше. — Мне и двух синяков хватит.

— Ну, ты только попроси. У тебя ведь ещё и нос остался…

— Да ладно, хватит уже. Надо ж ещё дело сделать.

— Ладно, выкладывай. Быстрее сделаем, быстрее отсюда смоемся.

Серегу долго уговаривать не надо было. Он шустро схватил Федора и поволок его по узким проходам меж шатких построек вглубь станции. Вскоре деревянные грубо сколоченные хибары уступили место обширному пространству платформы, которую наводнял различный люд.

Опасная бандитская станция, и в тоже время один большой базар. Здесь продавали все, а иногда и всех. Даже себя можно было продать в этом месте. Платформа пестрела уголками ткани, разложенной прямо на бетонном полу, на которой были наставлены всевозможного вида и предназначения товары. А вокруг них толпились люди, с горящими глазами пытающиеся либо подороже продать, либо подешевле купить.

Здесь Федя ещё никогда не был, и от разнообразного люда и товаров, разложенных на «прилавках», просто рябило в глазах. Он бы так ещё долго стоял и осматривал разномастную толпу, если бы не Серега, дернувший его за рукав и потащивший в сторонку.

— Ты че? — Недовольно начал, было, Федя, когда товарищ прервал его, указывая куда-то в середину толпы.

— Смотри! Видишь тех двух мужиков в спортивных штанах, что в толпе крутятся?

— Ну.

— Так вот. Они сборщики платы.

— Чего?

— Они ходят по рядам и собирают плату за место. Видишь у одного сбоку мешочек? Вот! Там собранные пульки таскают.

— Увесистый… — Заметил Федя.

— А то! — Гордо протянул Серега. — Мелкими делами не занимаюсь.

— Так ты что… — Федор даже обернулся на товарища. — Удумал слямзить этот мешок?

— Ага! — С совершенно счастливым видом ответил тот. — Здорово?

— Ты совсем? А как ты это провернуть собрался?

— А я и не буду. Это сделаешь ты.

— Что? — Федя не поверил своим ушам.

— Ты пойми. Ты девочка… Очень даже ничего, по-моему… — Серега было просил взгляд на ножки, выступающие из под длинной юбки и обутые в рваные башмаки, но взор уперся в крепко сжатый кулак Феди. Тогда товарищ отвернулся и, прокашлявшись, продолжил. — В общем, ты девочка, а они «мальчики». Усек? Ты заманиваешь их в одну из «этих» палаток, а уж там я поджидаю. Тюкаю по голове, и мы счастливые с мешком валим домой.

Чем дальше Серега говорил, тем сильнее вытягивалось лицо Федора, а кулаки сжимались. В какой-то момент даже захрустели суставы. Слишком не двусмысленно было сказано об «ЭТИХ» палатках. Какую они функцию выполняли не вызывало сомнения. Слишком часто в них заскакивали либо довольные парочки, либо обреченные женщины за определенную плату вели туда мужиков.

— Я не пойду на такое! — Решительно проговорил Федор и повернулся, собираясь уйти, но Серега догнал его и удержал за руку.

— Федь, ну Федь. — Затараторил он быстро. — Ну что тебе стоит? Ну, пожалуйста. Я ж на подхвате буду. Тюкну по голове — мало не покажется! Мне ж пятнадцать уже! — Федя с сомнением посмотрел на товарища, по щуплому виду которого было не сказать, что тому пятнадцать. — И оглянуться не успеешь, как дома будем и при деньгах. Ну, пожалуйста! У меня ж, ты знаешь, мамка больная, и сестренка мелкая в придачу. Мне деньги ой как нужны…

— Вот сам бы и наряжался… И… И… Продавался… — Его даже передернуло от этого слова, но глаза Сережки выражали такую нечеловеческую боль и щенячью преданность, что Федька сдался. Да и Любовь Михайловна всегда была с ним добра и привечала, беспокоясь, как о сыне.

— Ладно… — Махнул он рукой. — Только если не вырубишь его, я тебе нос сломаю. Или… Или…

— Хорошо. — Сразу заулыбался Серый. — Пойдем. — И потянул упирающегося Федю сквозь разношерстную толпу.

— Дядь, а дядь. Пульку хочется… — Раздался откуда сбоку тоненький голосок.

Детина с мешочком на поясе обернулся, пытаясь разобрать, кто из толпы вокруг к нему обратился. Наконец его взгляд упал на довольно миловидную худощавую девочку лет тринадцати — пятнадцати.

— Так иди и заработай, — пробубнил он, нахмурив брови. Шрам на левой щеке как-то съежился, образовав неприятную маску. — Я денег не даю. Я их собираю.

Товарищ за плечом заржал, как идиот.

— Так я это… — Замялась девочка, потом сделала еле заметный жест головой, указывая на одну из палаток, на которой висела табличка: «Не занято». — Заработала бы.

— А не мала ещё работать-то? — Поинтересовался сборщик, проследив за взглядом.

— Да ладно тебе, — раздался из-за спины голос второго. — Иди, помоги бедной девочке… — И вновь заржал. — Ей деньги, тебе приятное…

— И то, правда, — заметил первый, озираясь. — Слушай, потягай, а?

Федор с ужасом смотрел, как с этими словами первый снял с пояса мешок с деньгами и передал их второму. Серегин план можно было перечеркнуть. Целиком и полностью. И теперь ещё надо было как-то выпутываться из этой ситуации.

— Ну что «симпотная», веди, — слова как гром прозвучали в ничего не соображающей голове, а тяжелая рука легла на плечо, не дав рвануть оттуда сломя голову. Переставляя наполнившиеся вдруг тяжестью ватные ноги, Федя пошел в сторону палатки, которую предположительно занял товарищ.

Зайдя в палатку, Федор прошел глубже и обернулся. Следующему сзади мужику пришлось наклониться, когда он входил внутрь. И Серега уж был тут как тут.

Глухой звук чего-то металлического предположительно об голову, и грузное тело уже лежит на полу, мирно сопя.

— Сковородка? — Почему-то спросил Федя, смотря на тело сборщика, развалившееся посередине. У входа, в тусклом свете стеклянной банки, наполненной светляками, с выше названным орудием преступления в руках стоял его товарищ, тупо оглядывая результат своей работы.

— Ага. — Тихо ответил Серега, не предпринимая никаких попыток обыскать мужика.

— Где взял? — Федор чувствовал, что столь глупого разговора у него ещё не было. Да и ситуация была совершенно нелепейшая. А все из-за этого придурка со сковородкой в руках.

— Одолжил. — Пожал плечами тот. — Берем деньги и уходим?

— Ага. Только деньги там остались.

— Где там?

— Там. — Федя, все ещё смотря на тело, указал пальцем на дверь.

— То есть? Он их у входа выложил что ли?

— Не, Серый. Он их отдал второму. И тот ждет его на выходе.

— Круто… — Почему то промямлил Серега.

— Ага. Круче некуда. Да я тебя и весь этот план знаешь, где видел? Как выбираться будем? Этот второй все ещё там. Да и этот скоро очнется.

— А может его того?

— Что того? — Не понял Федя.

— Ну, сковородкой…

— Ага, иди, выйди и помахай там своей сковородкой. Он тебе ее..

— Да, — согласился Серый. — Глупо как-то.

— Да все это глупо. И ты идиот.

— А может…

— Что?

— Выбежим, и врассыпную? — Предложил Серый.

— Иди лучше сковородкой помахай… — Обреченно вздохнул Федор.

— Черт!

— Во-во…

Долго так продолжаться не могло. Трясущиеся в темноте дети стояли и напряженно выдумывали, что же предпринять, когда тело зашевелилось. Глухой удар, и опять все стихло.

— Мать твою, Серый, хватит его уже колотить! И кто тебе ее только дал, эту сковородку!

— Тише, я думаю.

— Думает он, видите ли…

— Ты бы простонал, Федь, что ли. Ну, так для приличия…

— Чего? — Переспросил тот, посмотрев на товарища. Кажись, его друг из разряда «придурков» переходил в разряд «идиотов», ну или одно из двух…

— Ну, знаешь, когда взрослые это делают…

— Я понял, о чем ты. Сам давай стони. Твоя идея.

— Эй, там. — Донесся снаружи голос второго собирателя, отчего оба парня вздрогнули. Очевидно, не услышав стонов ни своего напарника, ни девочки, он забеспокоился. Не в карты же они там играют! — Вы уснули что ли?

— Зови, — неожиданно проговорил Серега.

— Чего? — не понял Федор.

— Не чего, а кого. Этого зови. Второго.

— Ты спятил?

— Зови говорю! Только так. Поеротишней, что ли.

— Ты у меня месяц с синяками ходить будешь, — пообещал Федор и высунул голову наружу. — Дядь. А не хочешь ли ты к нам присоединиться? — Самым что ни есть «еротишным» голосом произнесла девочка Федя и подмигнула.

— А что! — Осклабился второй мужик. — Вот это разврат! Вот это я понимаю! — И шагнул в полутьму палатки, естественно пригнувшись. Сковорода, так удачно позаимствованная Серегой не понятно у кого, и на сей раз сработала безотказно…

— Ну что, дочка, купили лекарства маме? — Танк расплылся в самой широкой из находящихся в его арсенале улыбок.

— Да, конечно. — Федя указал на мешочек, что взвалил себе на плечи Серега, — Вон братец мой, о-рельсину-убитый, несет.

— Не многовато ли? — Любезно поинтересовался тот, оценивая размер и тяжесть мешка, который тащил Серега.

— Нет, конечно. Мама у нас очень больная. Да, Сереж? — Тот усиленно закивал головой.

— Ну ладно. Пусть выздоравливает. Себя береги и братца своего, шпалой-обиженного. Хорошо?

— Хорошо, дядя Танк. Ну, мы пойдем?

— Идите детки, идите…

И когда шум станционного базара стал затихать, поглощенный тоннелем, еле слышно на фоне остальных звуков выделился бабий голос.

— Ой, бабоньки! Что же это делается! Чтоб мужик мужика, да ещё белым днем….

— А хорошо ты придумал их раздеть. — Заметил пыхтящий под тяжестью мешка Серега. — Теперь им вряд ли кто поверит.

— Все равно ты до конца месяца с синяками! — Пробурчал в ответ Федя, сдирая с себя шаль и пытаясь оттереть ею краску с губ и ресниц.