Жить

Глава 8

За рекою той, да за чащею, сам Иртус стоит, возвышается.

Как он ревом взовёт — серые по углам разбегаются.

Замолчит, так воротятся, кто с русалкой, кто с полудницей,

а кто и с обидою.

Идти и правда далеко не пришлось — чуть дальше цепи не сворачивая, а там между развалюх десяток саженей и зайти в ветхую клеть, без сеней и пронизанную сыростью. Внутри было тесно — едва ли до пяти аршин длиной и ещё меньше в ширину. Пол, когда-то деревянный, рассыпался трухой и был покрыт толстым слоем грязи. Всей же мебели — две щербатые лавки и рассохшийся стол, на котором в деревянном светце едва теплилась лучина. Мала вспомнила землянку, в которой когда-то давно готовила припас к побегу и её сердце наполнилось тоской — там было теплей и уютней, хоть и жил кто мимо проходил.

Кроме промозглой тяжелой сырости в этом доме были ещё пять оборванцев. Дети, теперь уже и младше знакомцев, и старше, поспешили к Блажику и устроили его на лавке. Одна из них, вроде старшая девочка — её выдала попытка прикрыть волосы — выбежала и скоро вернулась с ковшом воды с истрёпанной тряпкой. Напоила избитого парня и попыталась оттереть грязь и кровь с его лица, но он отвёл её руку и кивнул на Малу. Дети переглянулись и один за другим вышли, взяв с собой даже малышей, которым, если Мала верно увидела, было не больше пяти лет.

— Устраивайся. Жаль угостить не могу.

Мала молчала, осматриваясь в неверном свете неумелой лучины и сжимая лямку кожаной сумки, а потом выпустила огоньки, от которых разошлись и свет, и сухое ровное тепло, словно от нагретых камней. Сразу стали заметней и многолетняя грязь, и расползшаяся чернота по углам, где старые брёвна промерзали каждую зиму, и затхлый запах никому не нужного, брошенного места.

— Не можешь и не надо. Не вечерять же я пришла. — Девушка села на лавку так, чтобы опереться руками о стол. — Блажик?

— Благояр. А Блажиком дети прозвали, они тогда только лепетать перестали и по людски заговорить пытались. Ну и привыкли. — Он не хотел ничего утаивать, видел, что бесполезно, да и чувствовал как заживают побои и не хотел обманывать. — А мне что, жалко несчастных, у них только я и есть, да и то чужой.

Они замолчали. Благояр наблюдал за плывущими по клети светляками, а Мала всматривалась в Благояра, не пытаясь прочитать его сердце, просто наблюдая как опухшее сине-фиолетовое искаженное болью лицо уходит, оставляя лишь худого и уставшего молодого мужчину.

— Сирота? Не городской, от земли пришел, — заметила девушка по жестам и взгляду Блажика. — Как так вышло, что тебя в этом городе без правды убить хотели? А дети за углом о спасении к земле и небу, не хлебу и печи, взывали?

— Да что тут рассказывать, — Благояр поднял ковш и глотнул воды. — Тут почти все сироты такие. Ты верно сказал город без правды.

— Так уйди.

— А дети? Жалко их, сам таким был.

Они опять замолчали. Лучина догорела и даже последний тлеющий уголёк серым дымом погас. Но волховские огни остались блуждать вокруг, упорно разгоняя тьму и сырость, но проигрывая им. Тишина успокаивала и усталость брала верх, Мала сидела с закрытыми глазами стараясь не задремать, когда Благояр негромко начал рассказывать, чуть виновато, будто оправдываясь.

Примерно десять лет назад, он не помнил точно, сбился со счёта собственных лет, Благояр жил в большой семье далеко от Последней. Он был пятым ребёнком у матери и третьим из сыновей. Их дом славился достатком, добытым потом всего рода, и хорошими урожаями в последние годы. Только вот один сын-непоседа подвёл, все трудятся, о доме заботятся, порядок блюдут, только он то драку затеет, то в поля или ближний лесок убежит, а потом его за тремя ручьями три дня ищут. Зато другие дети вышли на загляденье. На десятую весну Благояра его самый старший брат женился, а две сестры замуж повыходили и уехали в новые семьи. Деды тогда же посмотрели, подумали, перемерили землю и решили одного из детей отправить в город к ремесленникам. Если получится, семье прибыток и другим детям путь новый, а нет, так землю делить уже некуда скоро будет, а детей в роду много.

Вот родители и взяли скопленного, собрали второго сына в подмастерья пристраивать, и третьего, чтобы без отцовской руки всю деревню не переполошил понапрасну, и вышли к большаку, а там уж к какому каравану пристать получилось. Их не брали и приходилось ночевать на обочине, пока не удалось прибиться к купцу сюда путь держащему. Так и решилась судьба.

В этом городе без правды родители взяли в постой камору на одном из гостевых дворов с харчами и подённой платой — купец их под своей рукой и защитой не оставил. Почти неделю мать с отцом по очереди обходили гильдии и сватали им мальчика в подмастерья, пока не сговорились с одним из мастеров и не выплатили за обучение и пристрой. А тем же вечером слегли, слабость прошлых дней подкосила крепких людей. Три дня они мучались, метались в лихорадке, но два мальчика десяти и двенадцати лет толком и как помочь не знали. На третий день к ним пришел мастер и забрал старшего по уговору, а ночь спустя родителей жар дожёг, и их не стало.

Хозяин постоялого двора тут же выгнал сироту за ворота и ни клочка, ни монетки, ничего не отдал, а тела гостей вывез и за городом в широкую могилу сбросил, обкурив для верности пуком медвежьей шерсти и перечеркнув дорогу волчьей лапой. Благояр пытался найти брата, но не смог — хворь и его подкосила и он едва успел спрятаться под городской стеной в ямке, прорытой талой водой и заросшей лопухами и крапивой. Когда же жар отпустил, то у мальчика не было сил обойти весь город, а потом, недели и недели спустя, Благояр понял, что не узнает брата, даже если его и встретит. Что не помнит дорогу домой он понял ещё раньше, когда вышел за ворота.

Мальчика спасало лишь то, что он из деревни и ворота в город никогда не закрывались. Лес, хоть и не тот же, что вокруг родной деревни, кормил его и согревал. А город… город учил, жестоко, так как он мог учить только чужих сирот. Жить на улице, прятаться по щелям и забытым углам, вдыхая запах свежего хлеба, но не зная его вкуса… единственное что осталось с ним — имя Благояр и закрытые ворота постоялого двора. В следующие годы мальчик заметил, что каждые несколько недель кто-то из постояльцев отправлялся в общую яму с бродягами, сиротами и бандитами, а дорогу снова перечёркивали волчьей лапой, чтобы загубленные не вернулись к обидчикам.

А дальше помог опыт деревенских драк. Этот город славился тем, что тут есть многое, чего в других местах не найти. Одним из таких запретных развлечений оказались драки, не красивые бои, где два воина показывают честь и умения, а жестокие, где смерть не редкость. К такому проклятому углу его и принесло однажды, да там судьба и привязала. За драку кормили и давали немного мелких медяков, а победителю ещё награды отсыпали. На эти деньги полуживой Благояр после поражений покупал еду и делился каждым куском с кем-нибудь из таких же как он сирот, а дети прятали его и выхаживали. Потом он стал порой и побеждать и смог часть денег отдать за угол и крышу, где можно было укрыться. Так они и нашли эту клеть и каждую неделю платят за постой хозяину и до сих пор делятся хлебом друг с другом и подбирают всё новых брошенных детей.

Подросшие сироты кто куда подался — в хорошие места их не берут, но кого мелким служкою удалось пристроить, кого на посылы, а кто и с купцами пошел караваном… так и завелось и затянулось. Только сегодня, видать, не того соперника победил, что его самого побитого подкараулили.

Благояр смутился и даже покраснел, отводя глаза и рассматривая свои залатанные скоры. А Мала продолжала сидеть не шевелясь и прикрыв глаза. Девушка уже немного отдохнула и теперь проверяла мужчину перед ней. Нет, он не врал, но её уже давно привлекло не это, а полуразрушенное устье силы, не прорвавшееся раньше, а теперь ожидающие лишь лёгкого толчка, чтобы превратить Благояра в волхва.

— А если кто-то отомстит за твоих родителей, ты уйдёшь из города? — спросила Мала. Она чувствовала сомнения Блажика и то, что он пока не убивал.

— На кого мне сирот оставить? Тяжко им, совсем пропадут, если я уйду.

— Завтра. Завтра покажешь тот постоялый двор. А сирот можешь и с собой забрать и присмотреть за ними вдалеке от проклятого города.

Благояр долго молчал, потом медленно поднял голову и посмотрел прямо в глаза отбросившей дремоту Мале:

— За так ничего не даётся. Что ты хочешь взамен?

— Верность. Службу. Поддержку. Людей, что не смогут предать. Ты за сирот поручишься?

— А что мы получим.

— Дом. Дом за Последней рекой, под моей рукой и под рукой моей сестры.

На рассвете вернулись дети и Благояр обнял каждого из них, а потом согласился. Волховица объяснила где она остановилась и велела собраться со всеми вещами и верными друзьями неподалёку, а он отдельно перечислил кого позвать особо. А сама с парнем направилась туда, где были убиты его родители.

Постоялый двор оказался точно таким, как о нём было рассказано — маленький, скромный и уютный. В доме для гостей было всего четыре каморы и сейчас заняты были лишь две из них. Мала прислонилась к створу ворот и успокоилась. Гости же почувствовали тревогу и будто подгоняемые засобирались. Хозяин метался, не зная что случилось, но никого остановить не смог, язык будто к нёбу прилип, уговоры уста не покидали. А стоило лишь за сбежавшими постояльцами закрыться воротам, как начался кошмар.

Из тени вышла волховица в яркой чуть помятой волховке, но что обруч на голове, что браслеты околеца горели начищенной медью ярче солнца. Девушка неспешно подошла и одним ударом свалила обрюзгшего мужчинку на землю, а потом поманила и ей в руку из окна вылетел туесок с плотно прилаженной крышкой. Мала принюхалась и поморщилась.

— И правда, отрава. Значит неправедно ты своё богатство скопил.

Волховица резко сжала туесок и травы посыпались на землю, откуда подхваченные ветром влетели в нос и открытый рот хозяина постоялого двора. Он закашлялся, начал задыхаться, но ветер лишь жёстче повалил его на землю. Вслед за девушкой от забора подошел и Благояр с содроганием смотревший на умирающего убийцу родителей.

— Забирай что твоё было, и что другим сиротам им обиженным должно достаться. Времени у нас мало.

Две части спустя на постоялом дворе начался пожар — сгорел и дом, и пристрои до самого забора, но ни на вершок дальше. Хозяин двора и сам в том огне остался на своём хозяйском месте.

Когда огонь потух, по торгу шла Мала, смывшая с себя кровь и переменившая рубаху. Она с привычной лёгкой улыбкой торговала зерно и овощи, цыплят и даже тёлочку выторговала за хорошую цену, а потом по дороге повезла всё к мосткам над бродом, чтобы переправиться за Последнюю. Сироты догнали её сразу за поворотом.