Ивар умер тихо. Никакой драмы из саг, никакого предсмертного хрипа воина. Я сидела рядом в предрассветной тишине, держала его холодеющую руку, когда дыхание просто остановилось — как догоревшая свеча, которую задул ветер. Серое утреннее небо проглядывало сквозь дымовое отверстие в крыше, и в этом тусклом свете его лицо казалось вырезанным из воска. Никаких последних слов для скальдов. Он просто перестал дышать.
— Ушел, — сказала я Рагнару, который дремал в резном кресле, укутавшись в волчью шкуру.
Он мгновенно проснулся — привычка воина, спящего вполглаза даже в безопасности.
— Когда?
— Минуту назад.
Рагнар встал, подошел к ложу, закрыл Ивару глаза. Мозолистые пальцы дрогнули на мгновение — прощание старых врагов, ставших союзниками.
— Нужно действовать быстро. Пока Харальд не узнал.
Но Харальд уже знал. У него везде были шпионы — служанки, конюхи, даже среди стражи. Серебро покупало глаза и уши по всему Йорку.
***
Рассвет встретил нас звуком рогов — низким, протяжным воем, от которого вздрогнули вороны на крышах. Харальд созывал тинг — собрание всех свободных воинов. Звук разносился над спящим городом, отражаясь от каменных стен.
Площадь перед королевским холлом быстро заполнялась людьми. Воины в кольчугах и простые горожане, торговцы с животами, обтянутыми дорогой тканью, и ремесленники с мозолистыми руками. Утренний туман еще цеплялся за землю, создавая призрачную пелену у ног собравшихся.
— Ивар мертв! — кричал Харальд, стоя на помосте. Золотая цепь на его груди блестела в лучах восходящего солнца. — Его безумное назначение умерло с ним! Я требую выборов нового конунга!
Толпа гудела как потревоженный улей. Многие поддерживали Харальда — он обещал золото английских монастырей и плодородные земли за морем. Молодые воины били топорами о щиты в знак одобрения.
Рагнар вышел на площадь с Магнусом на руках. Мальчик был в маленькой кольчуге, которую я велела сковать специально для него — каждое колечко размером с ноготь ребенка, но настоящее железо, не игрушка. На голове — шлем с наносником, слишком большой, съезжающий на глаза. Но спина прямая, подбородок поднят — мы учили его, как держаться перед толпой.
— Ивар назначил наследника при свидетелях! Его воля священна!
— Воля мертвеца ничего не значит! — Харальд выхватил меч. Клинок засверкал на солнце, отбрасывая блики на лица ближайших воинов. — Вот что значит! Сила!
И тут произошло то, к чему я готовила Магнуса месяцами, но всё равно затаила дыхание.
— Тогда пусть сила решит, — сказал мальчик.
Его детский голос, чистый и звонкий как колокольчик, прорезал гул толпы. Все замерли. Четырехлетний ребенок говорил без страха, глядя прямо на Харальда.
— Что ты сказал, мальчишка? — Харальд рассмеялся, но смех вышел натянутым.
— Я сказал — пусть сила решит. Но не меча. Сила ума. Загадки.
Я узнала этот прием, эту интонацию — месяцами мы репетировали возможные сценарии, зная слабости викингов. Харальд гордился своим умом не меньше, чем силой в руках — отказаться от интеллектуального поединка означало признать превосходство ребенка перед всеми.
— Ты хочешь состязаться со мной в загадках? — В голосе Харальда звучало неверие, смешанное с насмешкой.
— Да. Три загадки. Если отгадаешь — будешь королем. Если нет — признаешь меня.
Харальд смотрел на ребенка, потом на толпу — сотни глаз следили за ним, потом на меня. В его взгляде читался расчет — отказаться означает показать страх перед ребенком, согласиться — риск позора. Но гордость победила осторожность.
— Хорошо. Спрашивай, щенок.
Магнус спрыгнул с рук отца. Кольчуга звякнула при приземлении. Встал в центре круга, который толпа инстинктивно образовала вокруг него. Маленький — едва доставал Харальду до пояса, но прямой как копье. Утреннее солнце золотило его светлые волосы, создавая подобие нимба. Мы репетировали эту сцену десятки раз в играх — он знал, как держаться, куда смотреть, каким тоном говорить, чтобы голос нёс силу, несмотря на возраст.
— Первая загадка. — Он сделал паузу, обводя взглядом толпу. — Я молчу — и говорю правду. Говорю — и лгу. Кто я?
Харальд нахмурился. Морщины на его лбу стали глубже. Его сторонники зашептались, предлагая варианты — "предатель", "женщина", "скальд". Он отмахивался от них, как от назойливых мух.
— Не знаю, — признал он наконец, и это признание стоило ему дорого — челюсть сжалась, кулаки побелели.
— История, — ответил Магнус, и его детский голос наполнился силой, которой не должно быть у четырехлетнего. — Молчит о том, что забыто — и это правда, ибо забытое было. Говорит о том, что помнят — но это версия победителей, часто ложь.
Толпа зашумела. Старые воины переглядывались — философская загадка от ребенка, который еще вчера играл в войну деревянными мечами.
— Моя очередь, — сказал Харальд, и в его голосе появилась опасная нотка. — Что сильнее меча, быстрее коня, древнее богов?
— Время, — ответил Магнус без колебаний, словно ждал именно этого вопроса. — Время сильнее любого меча — оно превращает железо в ржавчину, а героев в прах. Быстрее коня — за мгновение переносит нас от колыбели к могиле. Древнее богов — было до них и будет после, когда даже Асгард падет в Рагнарёк.
Харальд побледнел. Краска схлынула с его лица, оставив только красные пятна на скулах.
— Вторая загадка, — продолжил Магнус, и теперь толпа слушала в абсолютной тишине. Даже вороны перестали каркать. — У меня нет тела, но я живу в каждом. Нет голоса, но все меня слышат. Нет власти, но правлю королями. Кто я?
Это была моя загадка, которую я рассказывала ему как сказку долгими зимними вечерами у очага.
Харальд молчал долго. Пот выступил на его лбу, несмотря на утреннюю прохладу. Потом сказал с усилием:
— Страх.
— Нет. — Магнус покачал головой, и шлем съехал на глаза. Он поправил его маленькой рукой в кольчужной рукавице. — Совесть. Страх можно победить мужеством. Совесть — никогда.
— У викингов нет совести! — крикнул кто-то из толпы — молодой воин с едва пробившейся бородой.
— У викингов есть честь, — ответил Магнус, поворачиваясь к говорившему. — А честь — это совесть воина. Она говорит ему, когда битва справедлива, а когда — бойня.
Старые ярлы закивали седыми головами. Торфинн даже ударил древком топора о землю в знак одобрения. Мальчик говорил их языком, но вкладывал новый смысл в старые понятия.
— Последняя загадка, — сказал Харальд, и его голос дрожал от едва сдерживаемой ярости. — И пусть она решит всё. Что общего между пятилетним мальчиком и старым воином?
Магнус задумался. Это была импровизация, не подготовленная загадка. Я видела, как он кусает губу — детская привычка, которую мы не смогли отучить.
Я хотела подсказать, но Рагнар удержал меня, положив тяжелую руку на плечо.
— Пусть сам. Это его битва.
Магнус молчал. Толпа начала перешептываться. Харальд ухмылялся, предвкушая победу.
И тут произошло чудо. Астрид, четырехлетняя рыжеволосая девочка, вырвалась из рук Хильды, проскользнула между ног взрослых как маленькая лисичка. Подбежала к Магнусу, встала на цыпочки и прошептала ему что-то на ухо — так тихо, что только он мог услышать. Её рыжие кудри касались его щеки, маленькая ручка легла на его плечо в кольчуге.
Магнус кивнул, и на его лице появилась улыбка — не детская, а мудрая, почти печальная.
— Я знаю ответ. — Он выпрямился, и в этот момент казался выше. — Общее — это то, что оба хотят того, чего не могут получить. Мальчик хочет стать взрослым быстрее, чтобы его слушались. Старик хочет вернуть молодость, чтобы его боялись. Мы оба не в своем времени. Я слишком молод для короны. Ты слишком стар для нее. Но я вырасту. А ты...
Он не договорил. Не нужно было. Смысл повис в воздухе как обнаженный клинок.
Харальд стоял красный от гнева. Вены на шее вздулись, рука сжимала рукоять меча так, что побелели костяшки.
— Это обман! Девчонка подсказала!
— В твоей загадке не было правил против советников, — ответил Магнус спокойно. — Мудрый король знает, когда слушать советы. Даже если советник — маленькая девочка. Это тоже сила — умение принимать помощь. Дурак полагается только на себя. Мудрец использует мудрость других.
Толпа взорвалась как порох от искры. Половина смеялась над ловкостью ответа, половина спорила о честности. Крики, смех, споры сливались в единый гул. Но реальность была проста, и старые ярлы понимали её — они устали от войн и нестабильности. Ребенок-король под регентством означал мир и торговлю, а Харальд — новые кровавые авантюры в землях, которые уже ощетинились копьями.
— Признаю тебя конунгом, — сказал Торфинн, первым подходя к Магнусу. Старый воин опустился на одно колено с кряхтением — суставы уже не гнулись как прежде. — Лучше умный ребенок с мудрыми советниками, чем старый волк, жаждущий крови молодых.
— И я, — добавил Эйнар, вставая рядом на колено. Его меч лежал поперек ладоней — жест подчинения. — Мальчик победил честно. Умом, не мечом, но честно. А честная победа — это победа.
— И я.
— И я.
Цепная реакция прокатилась по площади. Воины опускались на колени один за другим — не из любви к Магнусу, а из страха перед гражданской войной, которую принес бы раскол. За минуту больше половины признали Магнуса. Даже некоторые сторонники Харальда нехотя согнули колени.
Харальд смотрел на это с яростью загнанного в угол зверя.
— Это не конец, — прошипел он, и слюна брызнула с его губ. — Ребенок не может править. Первая же зима, первый голод — и все вспомнят, что нужен настоящий конунг, а не мальчишка, играющий в загадки.
Он развернулся, плащ взметнулся за ним как крыло ворона, и ушел. Но не уехал из Йорка. Остался в своем доме у восточной стены, наблюдал, ждал. Как старый волк, выжидающий, когда стадо ослабеет.
***
— Корона слишком большая, — пожаловался Магнус позже, когда мы примеряли регалии в королевском холле.
Золотой обруч, украшенный гранатами, съезжал ему на глаза. Пурпурный плащ волочился по полу, собирая пыль и соломинки.
— Вырастешь, — ответила я, подкладывая ткань внутрь короны, чтобы она держалась.
— А если не хочу быть королем?
Я замерла с иголкой в руках.
— Почему?
— Короли умирают молодыми. Ты сама рассказывала. — Он смотрел на меня серьезными серо-голубыми глазами Рагнара. — Этельред умер. Ивар умер. Все умирают.
Проклятье. Мои уроки истории оборачивались против меня. Я хотела сделать его мудрым, но ранняя мудрость — тяжкое бремя.
— Не все. Альфред проживет долго. И ты проживешь, если будешь умным.
— Как Альфред?
— Да.
— Но он враг.
— Сейчас — союзник. Мы подписали мир, помнишь?
— Временный мир. — Он наморщил лоб, как делал Рагнар, когда думал. — Ты говорила, все договоры временные.
— Все мирные договоры временные. Вопрос — как использовать время. Строить, а не разрушать. Торговать, а не грабить.
Рагнар вошел с картами, развернул их на столе. Пергамент хрустел.
— Нужно решить о землях. Харальд требует увеличения надела. Говорит, его люди заслужили.
— Дай ему, — сказала я.
— Что? — Рагнар уставился на меня. — Но это поощрение мятежа!
— Это взятка. Пусть думает, что мы слабы и пытаемся его задобрить. Пусть расслабится. Сытый волк менее опасен, чем голодный.
— Опасная игра.
— Вся жизнь — опасная игра. Вопрос, знаешь ли ты правила.
Вошла Милава с Астрид и маленькой Ингрид на руках. Лицо её светилось мягкой улыбкой.
— Дети хотят играть с королем, — сказала она.
— Я не король когда играю! — заявил Магнус, сбрасывая корону с такой поспешностью, что она покатилась по полу. — Я викинг! А Астрид — дракон!
— Я не дракон! — возмутилась Астрид, схватив деревянный меч, который был почти с неё ростом. — Я принцесса-воин! Как Лагерта из саг!
Дети побежали играть во двор, их смех эхом отражался от каменных стен. Я смотрела на них через узкое окно — будущее Англии. Полувикинг-полурусский король Данелага, чья кровь несла гены двух миров. Англо-мерсийская наследница, рыжая как осенние листья. Моя дочь, рожденная вне времени и пророчеств, темноволосая и серьезная даже в младенчестве.
— О чем думаешь? — спросил Рагнар, обнимая меня сзади.
— О том, что мы создаем. Не королевство викингов или саксов. Что-то новое. Гибрид. Сплав.
— Это хорошо?
— Не знаю. История моего времени не знает такого. Мы в неизведанных водах, за краем карты.
— Тогда будем первыми картографами.
Простая мудрость воина, не боящегося неизвестности.
***
Вечером, когда тени удлинились, а факелы зажглись на стенах, пришел гонец от Альфреда. Промокший от дождя, грязный от дороги, но с неприкосновенным белым флагом парламентера. Личное письмо в восковой печати.
Я сломала печать, развернула пергамент. Почерк Альфреда был мелким, аккуратным, как у монаха-переписчика.
"Поздравляю с воцарением вашего сына. Пятилетний король — прецедент даже для этих странных времен. Хотя Священное Писание знает и более юных правителей.
Предлагаю встречу. Не государственную — личную. Есть вопросы, которые лучше обсудить с глазу на глаз, без свидетелей и хронистов.
И еще. Слышал, у вас теперь воспитывается законная наследница Мерсии. Интересное совпадение. Провидение чертит странные узоры.
Жду ответа.
А."
— Он знает об Астрид, — сказала я Рагнару, передавая письмо.
— И что? Она под нашей защитой. — Рагнар сжал кулаки. — Пусть попробует забрать.
— Он не будет требовать. Он будет предлагать. И его предложения всегда слишком разумные, чтобы отказаться. Это его дар — делать так, чтобы его планы казались твоими.
***
Встреча состоялась через неделю, в том же аббатстве на нейтральной земле. Но теперь я приехала не как жена ярла, а как регент короля. Охрана, знамена, весь протокол власти.
Альфред встретил нас в библиотеке, окруженный манускриптами. В свете свечей его бледное лицо казалось вырезанным из слоновой кости. Улыбка тронула тонкие губы.
— Королева-мать. Как странно звучит для женщины, которой едва тридцать.
— Мне тридцать шесть. В моем времени это молодость. Здесь — почти старость.
— Ваше время... — Он откинулся в кресле, сплел длинные пальцы. — Ваши предсказания слишком точны для догадок. И ваши знания... Кеолвульф писал о чудесах медицины, которые вы творили. Раны, которые должны были убить, заживали. Яды находили противоядия.
— Не чудеса. Наука.
— Наука будущего — магия настоящего. Но не об этом я хотел говорить.
Он встал, подошел к окну, выходящему на яблоневый сад аббатства.
— О чем же?
— О детях. Вашем сыне. И девочке, которую вы приютили.
— Астрид под моей защитой.
— Знаю. И не требую вернуть. Наоборот — предлагаю сделку.
Я ждала. Альфред всегда делал паузы перед важными словами, словно взвешивал каждое на невидимых весах.
— Брак. Когда им исполнится четырнадцать. Магнус и Астрид. Король Данелага и наследница Мерсии. Объединение через союз, не войну.
Я ожидала чего-то подобного, но всё равно удивилась скорости. Альфред планировал на годы вперед, как шахматист, видящий эндшпиль с первого хода.
— Они дети. Не пешки на вашей доске.
— Все мы пешки на доске Господа. — Он повернулся ко мне, и в глазах блеснул огонек. — Вопрос — можем ли мы стать ферзями.
— Шахматная метафора? В IX веке?
— Игра пришла с востока через арабов. Увлекательная. Учит стратегии лучше реальной войны — там ошибки можно исправить, начав новую партию.
— И какова ваша стратегия?
— Единая Англия. Не через завоевание, а через альянсы. Ваш сын правит севером, я — югом. Наши внуки правят всем.
— Внуки?
— Дети Магнуса и Астрид. Законные наследники всех королевств. Кровь викингов, саксов, мерсийцев — всех в одной династии.
План на поколения вперед. Типично для Альфреда — он думал веками, пока другие считали днями.
— А если они не полюбят друг друга?
— Любовь — роскошь для королей. — В голосе появилась горечь. — Но судя по тому, как они играют вместе, проблемы не будет. Дети тянутся друг к другу инстинктивно.
— Вы следите за нами?
— Я слежу за всеми. Это называется разведка. У меня люди в каждом крупном поселении Данелага. Как и у вас в Уэссексе, не так ли?
Я не ответила. Он усмехнулся.
— А Харальд? Он не смирится.
— Харальд стар. У него уже были проблемы с сердцем — мои лекари заметили, когда он был в Уэссексе с посольством год назад. Год, два — и природа решит проблему.
Холодный расчет. Но правильный. И объясняющий будущий сердечный приступ, о котором я читала в хрониках.
— Мне нужно обсудить с мужем.
— Конечно. Но решение принимаете вы. Все знают, кто настоящий правитель Данелага.
— Я только регент.
— Вы — женщина из будущего, меняющая настоящее. Это больше, чем регент. Это... демиург. Создатель нового мира.
— Богохульство, ваше величество.
— Истина, ваша милость.
Мы попрощались формально, но в его глазах я видела уважение. И страх. Он боялся того, что я знаю. Того, чем могу стать. И правильно боялся — я знала дату его смерти, имена его детей, судьбу его королевства. Это знание было властью, которой он не мог противостоять.
***
Дома меня ждали проблемы. Харальд собрал сторонников в большом зале, требовал пересмотра назначения. Факелы чадили, создавая дымовую завесу под потолком. Лица людей в полумраке казались масками.
— Ребенок не справляется! — кричал он, ударяя кулаком по столу. Кубки подпрыгивали, эль расплескивался. — Где новые набеги? Где золото Англии? Где слава?
— Где мир, — ответила я, выходя в круг света. — Где торговля. Где процветание без крови.
— Викинги живут кровью!
— Викинги умирают от крови. Пора жить иначе.
— Женские речи! — Он сплюнул на пол. — Рагнар, ты позволяешь бабе говорить за тебя? Твои предки переворачиваются в могилах!
Рагнар встал медленно, положил руку на рукоять меча. В свете факелов шрамы на его лице казались глубже.
— Моя жена говорит мудро. Но если ты хочешь крови — получишь. Хольмганг. Здесь и сейчас.
— С удовольствием!
Они вышли во двор. Снег начал падать — крупные хлопья кружились в свете факелов как пепел. Круг из щитов образовался быстро — древний ритуал, старый как сами викинги. Два воина, два мира — старый и новый.
Харальд был силен, несмотря на возраст. Его меч описывал смертоносные дуги, удары сыпались как град. Но он был медленнее, чем раньше, и дышал тяжело уже после первых выпадов. Пот струился по его лицу, смешиваясь с тающим снегом. Рагнар танцевал вокруг него, нанося быстрые удары, заставляя старика двигаться больше, напрягаться сильнее.
Кровь расцвела на снегу — сначала капли, потом струйки. На мечах, на лицах, на кольчугах.
И вдруг Харальд пошатнулся. Меч, занесенный для удара, замер в воздухе. Он схватился за грудь, хрипло вдохнул — звук был как скрежет ржавых петель. Глаза расширились от ужаса понимания. Меч выпал из ослабевшей руки, воткнулся в снег. Он упал на колени, потом лицом в снег.
Я подбежала, перевернула его. Проверила пульс на шее — ничего. Зрачки расширены, не реагируют. Губы синие.
— Сердце, — сказала я. — Приступ. Мгновенная смерть.
Харальд лежал на окровавленном снегу, глаза открыты, устремлены в серое небо, с которого падали снежинки, тая на остывающем лице.
— Он хотел умереть в бою, — сказал Рагнар, опуская меч. — Норны дали ему это. Пусть не от раны, но с оружием в руке, в поединке. Это достойная смерть для викинга. Валькирии заберут его.
— Теперь никто не оспорит власть Магнуса, — сказал Торфинн, опираясь на копье.
Я кивнула, глядя на мертвого Харальда. Снег уже начал покрывать тело белым саваном. Но я чувствовала — это только начало. Впереди были годы борьбы, альянсов, предательств. Игра престолов в IX веке только начиналась.
Но сегодня мой сын был королем. Пятилетним королем народа, который должен был исчезнуть из истории, раствориться в английской нации, но теперь имел шанс стать чем-то большим. Чем-то новым.
И я, женщина из будущего, попаданка, изменившая ход времени, буду вести их в это новое завтра. Даже если это завтра не будет похоже на тот мир, из которого я пришла.
Конец