871 год. Весна.
— Папа! Папа! Смотри, я поймал рыбу!
Магнус, уже четырехлетний, бежал к Рагнару с маленькой плотвой в руках. Серебристая чешуя блестела на утреннем солнце, капли речной воды разлетались от его быстрых шагов, оставляя темные пятна на прибрежном песке. Босые ноги мальчика утопали в молодой траве, еще влажной от росы. Его льняная рубашка прилипла к телу, рукава закатаны до локтей, светлые волосы растрепались от ветра и беготни. Его первая самостоятельная добыча трепетала в маленьких ладонях.
— Молодец, сын! Настоящий викинг!
Я смотрела на них с берега реки, где старые ивы опускали ветви к воде, создавая зеленый шатер над головой. В руках держала нашу дочь — Ингрид, родившуюся прошлой зимой. У неё были мои темные волосы, мягкие как шелк, и глаза Рагнара — серо-голубые, как северное море перед штормом. Она тянулась ручками к брату, агукала, пуская пузыри.
Мирное утро. Редкое в эти дни. Воздух был прозрачен и свеж, пахло речной водой, влажной землей и первыми весенними цветами. Где-то вдалеке кричали чайки, а из деревни доносился стук молотов — кузнецы уже начали работу.
— Всадник! — крикнул дозорный с деревянной башни. — Быстрый всадник с севера!
Рагнар подхватил Магнуса на руки, побежал ко мне. Мальчик все еще сжимал свою рыбу, но теперь в его глазах читался испуг. Гонец с севера означал вести от Ивара.
Всадник едва держался в седле. Кольчуга была разорвана в нескольких местах, левый рукав пропитался кровью так, что ткань стала бурой. Лошадь под ним дрожала, бока вздымались, покрытые пеной и потом. Весь в крови — своей и чужой, грязь забилась в складки одежды, в бороду.
— Ивар... — прохрипел он, сползая с седла. Ноги подкосились, и он упал бы, если бы Рагнар не подхватил. — Ивар тяжело ранен. Битва при Эшдауне. Альфред...
— Что Альфред? — Рагнар поддержал падающего гонца, усаживая на землю.
— Альфред король теперь. Этельред мертв. Альфред разбил нашу армию. Ивар отступает к Йорку. Просит... просит всех ярлов собраться.
Я похолодела, чувствуя, как мурашки пробежали по спине. Битва при Эшдауне — я знала о ней из истории. Первая большая победа Альфреда над викингами. Но по истории Ивар не должен был там быть. Временная линия трещала по швам.
— Когда битва была?
— Три дня назад. — Гонец закашлялся, изо рта потекла розовая пена. Легкие задеты.
— Отведите его в лечебницу, — приказала я слугам, которые уже сбежались к нам. — Рагнар, собирай людей. Едем в Йорк.
— Аса, ты остаешься. С детьми.
— Нет. Если Ивар ранен, я нужна. Я единственный настоящий лекарь.
— Это война!
— Это всегда война. Но сейчас решается всё. Если Ивар умрет, альянс развалится. Харальд захватит власть, или начнется междоусобица.
Рагнар знал, что я права. Челюсти сжались, на скулах заиграли желваки. Нехотя кивнул.
— Хильда останется с детьми. Берем только воинов и тебя.
***
Йорк встретил нас запахом крови и дыма, который чувствовался еще на подъезде к городским стенам. Раненые лежали прямо на улицах — на соломе, пропитанной дождевой водой и кровью, некоторые прислонились к почерневшим от копоти стенам домов. Стоны и бред смешивались в единый гул страдания. Мухи роились над открытыми ранами, несмотря на раннюю весну. Женщины сновали между телами с ведрами воды и грубыми бинтами из разорванных рубах. Воздух был тяжелым от запаха гниющей плоти, мочи и лекарственных трав, которыми пытались заглушить вонь.
Ивар лежал в королевском холле, на том же резном ложе, где когда-то спал последний король Нортумбрии. Тяжелые шерстяные покрывала с вышитыми драконами не могли скрыть, как сильно он исхудал. Бледный, почти серый, с заострившимися чертами лица — острые скулы проступали под восковой кожей, впалые глаза были обведены темными кругами. В полумраке холла, куда свет пробивался лишь через узкие окна и дымовое отверстие в крыше, он казался уже наполовину принадлежащим миру мертвых. Рана в животе грубо зашита толстыми нитями, края воспалены, сквозь швы сочилась сукровица.
— Кто это делал? — я осмотрела швы, стараясь не морщиться от запаха начинающегося нагноения. — Мясник?
— Полевой лекарь. Делал что мог, — ответил Убба, один из командиров. Сам он стоял, прислонившись к колонне — правая рука на перевязи, на лбу свежий шрам.
Я сняла швы, морщась от хлюпающего звука. Осмотрела рану при свете восковой свечи, которую держала служанка трясущимися руками. Глубокая, рваная, но не задела жизненно важные органы — по крайней мере, так казалось на первый взгляд. Но что-то беспокоило меня. Края раны были неровными, словно меч прошел под углом, разрывая плоть, а не разрезая. Инфекция — очевидная опасность, но было еще кое-что. Запах — сладковатый, неправильный.
— Мне нужен спирт, крепкий. Кипяченая вода. Чистые тряпки. И мак — весь, что найдете. И принесите больше свечей, здесь темно как в могиле.
Следующие часы я боролась за жизнь Ивара. Промывала рану спиртом — он дергался даже в беспамятстве, зашивала заново тонкими нитями, которые сама вываривала в кипятке с солью. Готовила настойки из трав, что привезла с собой — ивовая кора от жара, календула для заживления, чеснок против заразы. Но при более внимательном осмотре, ощупывая живот, обнаружила то, чего боялась — небольшое уплотнение там, где не должно быть, повреждение кишки, которое полевой лекарь не заметил. Микроскопическая перфорация, которая могла открыться в любой момент.
— Будет жить? — спросил Рагнар. Он не отходил от двери все это время, сжимая рукоять меча.
— Если инфекция не начнется — возможно. Но есть скрытая опасность. Кишка задета, хоть и не сильно. Может открыться внутреннее кровотечение. Без хирургии моего времени... я делаю всё возможное. Но он ослаб. И морально тоже. Видел его глаза? Он сдался.
— Ивар никогда не сдается.
— Сдался. Альфред победил его. Первый, кто смог. Это сломало что-то внутри.
К вечеру, когда последние лучи солнца окрасили каменные стены холла в багровый цвет, Ивар очнулся. Веки дрогнули, приоткрылись. Он посмотрел на меня мутным взглядом, пытаясь сфокусироваться.
— Ведьма из будущего. — Голос был хриплым, как шелест сухих листьев. — Пришла посмотреть, как умирает легенда?
— Пришла спасти упрямого идиота, который полез в битву, зная, что проиграет.
— Откуда...?
— Битва при Эшдауне. Историческая победа Альфреда. Ты не должен был там быть.
— Хотел изменить историю. Как ты. — Он попытался усмехнуться, но получилась лишь болезненная гримаса.
— И что получилось?
— Получилось, что история сильнее нас. Альфред... он словно знал каждый мой ход. Словно читал мои мысли. Выстроил щиты там, где я планировал ударить. Отвел конницу туда, где я хотел обойти. Как будто кто-то нашептывал ему.
Я вспомнила умные глаза Альфреда, его тонкие пальцы на латинских манускриптах. Он учился. На наших победах учился побеждать нас.
— Что теперь?
— Теперь? — Ивар криво улыбнулся, и я увидела кровь на зубах. — Теперь отступление. Укрепимся в Данелаге. Альфред предложил мир.
— Условия?
— Признаем границы. Платим дань за мир. Принимаем христианство.
— Что?!
— Формально. Крещение для виду. Альфред не дурак, знает, что боги в сердце, не в ритуалах. Но ему нужна победа для хроник.
Дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. Вошел Харальд — теперь король Нортумбрии по милости Ивара, в короне из потемневшего золота и пурпурном плаще, подбитом горностаем. За ним двое телохранителей в полном вооружении.
— Ивар. Живой, значит. Жаль.
— Приятно видеть тебя тоже, Харальд. — Ивар даже не попытался приподняться.
— Хватит игр. Ты проиграл. Время нового лидера. Меня.
— Ты? — Ивар попытался рассмеяться, но закашлялся. На губах выступила розовая пена. — Ты король по моей милости.
— Был. Теперь я король по праву силы. У меня две тысячи воинов. У тебя — горстка калек.
— У него есть мы, — сказал Рагнар, входя в холл. Его шаги гулко отдавались от каменных плит. За ним — Эйнар и еще десяток ярлов, закованных в кольчуги, со шлемами под мышкой.
— Мы присягали Ивару, — добавил старый ярл Торфинн, опираясь на боевой топор. Седая борода была заплетена в косы, украшенные серебряными кольцами. — Пока он жив, он наш военный вождь.
Харальд посмотрел на собравшихся, оценивая расклад сил. Ноздри раздувались, как у загнанного зверя. Понял — открытый мятеж приведет к гражданской войне, которую никто не выиграет.
— Хорошо. Пусть доживает. Но когда умрет — и он умрет, все смертны — я возглавлю Данелаг.
Он вышел, хлопнув дверью так, что задрожали факелы на стенах.
— Спасибо, — прошептал Ивар.
— Не благодари, — ответил Торфинн, сплевывая на пол. — Просто Харальд нам нравится еще меньше, чем ты.
Грубая правда викингов.
***
Ивар восстанавливался медленно, как раненый волк. Я проводила с ним много времени — меняла повязки, пропитанные травяными настоями, следила за диетой, давая только жидкие похлебки и бульоны, и... говорила. Холл погружался в сумерки, свечи отбрасывали длинные тени на стены, увешанные оружием прежних королей. Но я знала то, чего не говорила ему — микротравма кишки не заживала полностью. Края раны внутри оставались воспаленными. В любой момент могло открыться внутреннее кровотечение.
— Расскажи о моей смерти, — попросил он однажды вечером, когда дождь барабанил по крыше.
— Ты умрешь в Дублине через два года. По одной версии — от ран в битве. По другой — от болезни костей.
— Два года. — Он смотрел на потолочные балки, почерневшие от дыма очага.
— Это если не изменить...
— Нет. Хватит изменений. Видишь, что получилось? Я попытался переиграть историю и чуть не умер на два года раньше.
— Но ты жив.
— Пока. Но Харальд прав — я доживаю. Не живу — доживаю. Знаешь, что хуже смерти? Медленное угасание. Когда каждый день слабее предыдущего.
— Ивар...
— Я приму предложение Альфреда. Мир, границы, даже крещение. Пусть думает, что победил.
— А потом?
— Потом уйду в Ирландию. Умру там, как предсказано. Но сначала... сначала хочу увидеть твоего сына королем.
— Магнусу четыре года!
— И? Я командовал отрядом в двенадцать. Убил первого человека в десять. Он умный мальчик. Учи его. Готовь. Когда я умру, Харальд захватит власть. Если не будет альтернативы.
— Ребенок не может быть королем.
— Может, если за ним стоят правильные люди. Рагнар — военный лидер. Ты — мозги. Старые ярлы поддержат, если пообещать им выгоду. Земли, торговые пути, мир для торговли.
План безумный. Но в безумном мире IX века, где власть держалась на острие меча — возможный.
— Я подумаю.
— Думай быстро. Времени мало. И еще... научи меня.
— Чему?
— Умирать. Ты же знаешь, как это будет. Больно?
Я взяла его руку — костлявую, с выступающими венами, кожа тонкая как пергамент. Чувствовала слабый, неровный пульс.
— Не знаю. История не сохранила деталей. Но... я буду рядом. Если хочешь.
— В Дублине?
— Где угодно.
Он сжал мою руку. Слабо, но с чувством. В этом пожатии была вся тоска умирающего человека.
— Знаешь, в другой жизни я бы в тебя влюбился.
— В другой жизни я бы не вышла за Рагнара.
— И не родила бы будущего короля. Судьба странно плетет узоры. Как паук в углу — терпеливо, нить за нитью.
Дверь открылась, впуская сырой воздух и запах дождя. Вошла Милава, мокрая от дождя, плащ прилип к телу.
— Леди Аса, срочно. Эльфледа прислала гонца. Кеолвульф мертв.
— Что? Как? — Я вскочила так резко, что опрокинула кубок с отваром.
— Отравлен. Три дня назад. Эльфледа просит защиты. Говорит, убийца охотится и на неё с дочерью.
Я вскочила, уже продумывая, что взять с собой — яды и противоядия, бинты, травы.
— Собирайся. Едем в Мерсию.
— Аса, нет! — Рагнар поймал меня за руку, развернул к себе. — Это не наше дело.
— Эльфледа под моей защитой. Её дочь — моя крестница. Это моё дело.
— Тогда я еду с тобой.
— Нет. Оставайся с Иваром. Если Харальд увидит слабость...
— Тогда бери Эйнара и отряд.
— Только Эйнара и пятерых. Быстро и тихо.
***
Мерсия встретила нас дождем и трауром. Весенний ливень превратил дороги в реки грязи, копыта лошадей чавкали при каждом шаге. Кеолвульф лежал в соборе, на каменном постаменте, готовый к погребению. Свечи горели вокруг тела, создавая островок света в темном нефе. Воск капал на каменный пол, образуя причудливые узоры. Эльфледа стояла у гроба — бледная как полотно, в черном платье, но не плакала. Королевы не плачут при свидетелях.
— Спасибо, что приехали. — Голос ровный, но я слышала, как она сдерживается.
— Кто отравил его?
— Не знаю. Но... вчера пытались и меня. Вино в моей комнате. Кувшин синего стекла, что я держу для гостей. Служанка выпила по ошибке — хотела проверить, не скисло ли. Умерла в судорогах. Пена изо рта, выгнулась дугой.
— Где Астрид?
— С охраной. Четверо лучших воинов. Не выпускаю из виду.
Я осмотрела тело Кеолвульфа, приподняв восковые веки. Синеватый оттенок кожи, но не запах миндаля, который дает цианид — скорее горький, травяной запах, похожий на сельдерей. Язык почерневший, на губах засохшая пена.
— Не цианид. Концентрат болиголова с беленой, скорее всего. Эти яды доступны — растут повсюду на пустырях. Но нужно знание, чтобы правильно приготовить. Вываривать часами, знать пропорции.
— Откуда в Мерсии такое знание?
Хороший вопрос. Хотя местные знахарки могли знать рецепты — те же травы в малых дозах лечат.
— Кому выгодна его смерть?
— Многим. Он был марионеткой данов. Мерсийская знать ненавидела его. Но есть документы... — Она достала свиток из рукава. — Он тайно переписывался с кем-то из Уэссекса. Обещал передать власть мирно в обмен на защиту.
— Значит, его убили свои же? Те, кто не хотел подчинения Уэссексу?
— Возможно. Но почему тогда и я? Ты же знаешь — меня уэссекские воины шантажируют. Если откажусь от брака с Этельредом, казнят Вульфстана. У него нашли документы о заговоре против Альфреда — подложные, но это не докажешь.
— Эльфледа...
— И еще... Астрид — признанная наследница Кеолвульфа. Если нет других детей.
И тут меня осенило, как удар молнии. Не Альфред стоял за убийством. Кто-то другой играл в свою игру.
— Мерсийская знать хочет независимости. Убрать марионетку данов, убрать тебя как мать наследницы, поставить своего короля.
— Боже... — Она пошатнулась, ухватилась за край гроба.
Дверь распахнулась, ударившись о стену. Загремела кольчуга. Вошли воины. Много воинов. С гербом Уэссекса — золотой дракон на красном поле.
— Леди Эльфледа. Король Альфред предлагает защиту и предложение руки от лорда Этельреда, своего тэна.
— А если откажусь?
— Тогда лорд Вульфстан будет судим за измену. А Мерсия останется без защиты. Даны с севера, валлийцы с запада. Долго не продержитесь.
Эльфледа посмотрела на меня. В глазах — обреченность утопающего, который видит, как уходит последняя соломинка.
— У меня есть выбор?
— Всегда есть выбор, — сказала я. — Можешь уехать с нами. В Данелаг.
— К убийцам моего отца?
— К людям, которые спасли твою жизнь. Дважды.
Она молчала. Смотрела на гроб мужа, на горящие свечи, на распятие над алтарем. Потом покачала головой.
— Нет. Моё место здесь. Мой долг перед Мерсией. И Вульфстан... я не могу допустить его казнь. Он любил меня. Приму предложение. Но... заберите Астрид.
— Что?
— Заберите её. Воспитайте. В Уэссексе она всегда будет угрозой — претендентка на трон Мерсии. У вас... у вас она просто девочка.
— Эльфледа, ты не можешь отдать ребенка!
— Могу и должна. Это единственный способ спасти её. И Вульфстана. Это часть сделки — я выхожу замуж, отдаю дочь вам, Вульфстан получает помилование. Пожалуйста. — Её голос дрогнул впервые. — Пожалуйста, Аса.
Астрид вбежала в зал, топоча маленькими ножками по каменному полу. Рыжие кудри подпрыгивали при каждом шаге.
— Мама! Мама, смотри, я нарисовала лошадку!
Эльфледа подхватила её, прижала к себе так крепко, что девочка пискнула.
— Милая, ты поедешь с тетей Асой. В гости.
— А ты?
— Я... я приеду позже.
Ложь. Мы все знали — ложь. Но иногда ложь милосерднее правды.
Я взяла Астрид за руку — маленькую, теплую, доверчивую.
— Пойдем, малышка. Покажешь рисунок по дороге?
Мы уходили под дождем, который усилился, превращаясь в стену воды. Астрид оборачивалась, махала матери маленькой ручкой. Эльфледа стояла в дверях собора, прямая как копье, не плакала. Королевы не плачут на публике. Но я видела, как дрожат её губы.
— Тетя Аса, почему мама грустная?
— Потому что любит тебя больше жизни.
— Это больно — любить?
— Иногда. Но это единственное, ради чего стоит жить.
***
Обратный путь был тихим. Дождь стих к ночи, оставив лужи, в которых отражались звезды. Астрид спала в седле передо мной, прижавшись к груди, обхватив ручками. Рыжие кудри пахли ромашкой — Эльфледа всегда мыла ей волосы ромашковым отваром. Теплое дыхание согревало мне шею.
— Теперь у вас две дочери, — сказал Эйнар, ехавший рядом.
— Теперь у нас проблемы. Претендентка на трон Мерсии под нашей крышей.
— Или козырь в большой игре.
— Она ребенок, не козырь.
— В этом мире дети рано становятся пешками. Ты же знаешь.
Я знала. И ненавидила это знание.
В Йорке нас ждали плохие вести. Факелы горели на стенах, но город казался притихшим, как перед бурей. Харальд официально объявил себя преемником Ивара.
— Он еще жив! — возмутился Рагнар, ударив кулаком по столу. Кубки подпрыгнули.
— Но слаб. И Харальд имеет поддержку половины ярлов. Обещает новые набеги, новые земли. Золото Англии.
— Войну с Альфредом?
— Войну со всеми. Он безумен от власти. Говорит, что Ивар стал слабым, что нужна сильная рука.
Я пошла к Ивару. Ночь опустилась на город, и в холле горели только редкие свечи. Он лежал в полумраке, смотрел в потолок незрячим взглядом. Бледнее, чем утром — кожа приобрела восковой оттенок. Я проверила пульс — слабый, неровный, с перебоями. Приподняла одеяло — живот вздулся. Внутреннее кровотечение началось.
— Слышал новости? — Голос еле слышный.
— Слышал. И принял решение. Завтра объявляю Магнуса своим наследником.
— Ивар, он ребенок!
— И что? Альфред стал королем в двадцать один. Магнус станет в пять. Под регентством отца и матери. История знает и более юных королей.
— Харальд не примет этого.
— Примет, если альтернатива — гражданская война. Старые ярлы устали воевать. Хотят торговать, богатеть. Поддержат стабильность против хаоса.
— Это безумие.
— Это шанс. Единственный шанс создать королевство, а не сборище грабителей. Твой сын — мост между мирами. Викинг по отцу, русский по матери, воспитанный женщиной из будущего. Идеальный король для новой эпохи.
Я смотрела на умирающего Ивара Бескостного, планирующего будущее, которого не увидит.
— Почему? Почему мой сын?
— Потому что он — чистый лист. Может стать кем угодно. А Харальд... Харальд всегда будет только Харальдом. Старым викингом старой закалки. Кровь и железо, больше ничего.
— Если объявишь Магнуса наследником, подпишешь ему смертный приговор.
— Или билет в историю. Выбор за тобой. Ты его мать. Решай.
Я вышла в ночь, нашла Рагнара на стене. Он смотрел на север, откуда когда-то пришел. Рассказала о плане Ивара.
— Наш сын — король? В пять лет?
— Номинально. Мы будем править от его имени.
— "Мы"? Я воин, не политик.
— А я политик, не воин. Вместе справимся.
— Аса... это опасно. Смертельно опасно.
— Знаю. Но если не попробуем, Харальд развяжет войну, которая уничтожит всё, что мы построили.
Рагнар обнял меня, прижал к себе. Чувствовала тепло его тела сквозь кольчугу.
— Иногда жалею, что вытащил тебя из того болота. Жизнь была проще.
— Но скучнее.
— Да. Определенно скучнее.
***
Наутро Ивар собрал всех ярлов. Великий зал заполнился до отказа — воины стояли вдоль стен, факелы чадили, создавая дымовую завесу под потолком. Ивар приковылял в зал, опираясь на костыль, каждый шаг давался с трудом. Сел на трон с резными драконами. Я видела, как он морщится от боли, как на лбу выступает пот — внутреннее кровотечение усиливалось, я была уверена.
— Я умираю. — Голос был слабым, но в тишине зала слышен каждому. — Все видят. Может, дни, может, часы — и меня не станет. Вопрос — что будет с Данелагом.
— Я буду королем! — заявил Харальд, выступив вперед. Его сторонники загудели одобрительно.
— Нет. Мой наследник — Магнус Рагнарсон.
Тишина. Абсолютная, звенящая. Потом взрыв голосов, как прорвавшаяся плотина.
— Ребенок?!
— Это насмешка!
— Мальчишка не может править!
— Пятилетний щенок на троне?!
Ивар поднял руку. Костлявую, дрожащую, но все замолчали.
— Может. Под регентством отца и совета ярлов. Пока не достигнет четырнадцати лет.
— Это безумие! — Харальд вскочил, рука на рукояти меча. — Я не признаю!
— Тогда вызываю тебя на хольмганг. Поединок. Прямо сейчас.
Все замерли. Ивар едва стоял, держась за подлокотники трона. Харальд мог убить его одним ударом.
— Ты... ты не можешь драться.
— Могу назначить заместителя. Рагнар будет драться за меня. И за сына.
Рагнар шагнул вперед, положив руку на рукоять меча.
— Принимаю честь защищать права моего сына.
Харальд побагровел. Лицо налилось кровью, вены на шее вздулись. Отказаться — трусость. Принять — риск. Рагнар был моложе и быстрее.
— Я... мне нужно подумать.
— Думай. До завтра. Или признай Магнуса, или дерись. Или уходи — дорога открыта.
Харальд вышел, хлопнув дверью с такой силой, что с петель посыпалась ржавчина.
— Он не будет драться, — сказал старый Торфинн, поглаживая седую бороду. — Но и не смирится. Будет ждать.
— Пусть ждет, — ответил Ивар, откидываясь на спинку трона. — У нас есть время его переиграть.
Но времени было меньше, чем мы думали.
***
Той ночью я сидела у постели Ивара. Свеча догорала, воск стекал на стол, образуя сталактиты. Он спал беспокойно, метался, стонал во сне. Дыхание становилось все более поверхностным. Я проверила пульс — еще слабее, почти неощутимый. Приподняла одеяло — живот вздулся еще сильнее, кожа натянулась. Внутреннее кровотечение усиливалось. Кровь скапливалась в брюшной полости.
В предрассветный час, когда небо начало сереть на востоке, дыхание стало хриплым, с булькающими звуками. Я взяла его руку — холодную, влажную от пота.
— Ивар?
Он открыл глаза, сфокусировал на мне взгляд с трудом. Зрачки расширены, почти не реагируют на свет свечи.
— Аса... это конец?
— Да.
— Хорошо. Устал. Так устал... Магнус... защити его.
— Обещаю.
Он слабо улыбнулся, и я увидела кровь в уголках губ.
— Знаешь... я рад, что не умер в Дублине. Здесь... дома... правильнее. Среди своих.
Дыхание становилось все реже. Паузы между вдохами удлинялись. Я сжала его руку крепче.
— Не бойся. Это просто переход.
— В Вальгаллу? — Голос едва слышный шепот.
— Туда, куда веришь.
— Я... я вижу... корабль... черные паруса... отец ждет...
Последний вздох. Долгий, как вздох ветра. Тишина.
Ивар Бескостный умер на рассвете, когда первые лучи солнца коснулись стен Йорка, держа меня за руку. Не в битве, не от старых ран, а от скрытого внутреннего кровотечения, которое я не смогла остановить без хирургии XXI века.
История изменилась. Но смерть осталась смертью.
Я закрыла ему глаза, сложила руки на груди. Вышла встречать новый день и новую эпоху.
Эпоху, в которой мой сын должен был стать королем в пять лет.