Жена викинга из будущего. Любовь сильнее времени

Глава 12: Цена мира

Харальд пришел раньше, чем мы ожидали.

Я проснулась от звука рога, пронзившего предрассветную тишину. Один длинный, три коротких — сигнал тревоги. Сердце забилось в горле.

— Корабли! — кричал дозорный с башни. Голос срывался от волнения. — Много кораблей!

Рагнар уже был на ногах, натягивал кольчугу через голову. Металлические кольца звякнули.

— Сколько?

— Не меньше пятидесяти!

Пятьдесят драккаров. По шестьдесят воинов на каждом, если полная загрузка. Три тысячи, как и предупреждали. Армия, способная стереть наше поселение с лица земли.

Я быстро оделась, пальцы дрожали на шнуровке платья. Взяла Магнуса — он проснулся от шума, хныкал.

— В укрепленный дом, — приказал Рагнар, застегивая пояс с мечом. — С женщинами и детьми.

— Нет. Я нужна на стенах.

— Аса...

— Я единственная, кто может с ним договориться. Я убила его дочь. Это личное.

Он хотел спорить — челюсть напряглась, но не было времени. Харальд уже высаживался. Слышался плеск весел, крики команд.

Я передала Магнуса Хильде. Малыш заплакал громче, тянул ручки ко мне.

— Если что случится...

— Ничего не случится, — отрезала старуха, прижимая внука к груди. — Иди, делай своё чудо. Опять.

Я поднялась на стену по скрипучей лестнице. Утренний туман клубился над рекой. Наши воины — едва семьсот человек — стояли наготове. Копья ощетинились, щиты сомкнуты. Против трех тысяч — как мышь против медведя.

Харальд приближался во главе армии. Седой великан, каким я его помнила. Но теперь в полных боевых доспехах, начищенных до блеска. С огромной секирой, лезвие которой было шире моей головы.

— Рагнар Предатель! — крикнул он. Голос прокатился над полем как гром. — Выйди! Отвечай за кровь моей дочери!

— Твоя дочь умерла в честном поединке! — ответил Рагнар.

— С ведьмой! Где она? Где убийца?

Я шагнула вперед, встала на парапет, чтобы все видели. Ветер трепал волосы, холодил лицо.

— Я здесь, Харальд. Но прежде чем начнешь войну, выслушай.

— Что ведьма может сказать?

— Что корона Нортумбрии может быть твоей.

Тишина повисла как туман. Потом недовольный ропот среди его воинов — волна шепота и проклятий.

— Мы пришли за местью! — крикнул кто-то из задних рядов. — Не за разговорами!

Харальд поднял руку в железной перчатке, требуя тишины.

— Продолжай, — сказал он после паузы. Глаза прищурены, изучают меня.

— Элла мертв. Королевство без короля. Ивар контролирует Йорк, но ему не нужна корона — он предпочитает править из тени. Поддержи его, и он сделает тебя королем.

— Почему я должен верить?

— Потому что это выгодно всем. Ивар получает союзника-короля. Ты получаешь королевство. Мы получаем мир.

— А месть? Кровь моей дочери?

— Астрид умерла как воин. В поединке. Разве не этого хотят все викинги?

Харальд молчал. Седая борода колыхалась на ветру. Его воины перешептывались. Некоторые кричали о трусости, другие — о выгоде короны.

— Не слушай ведьму! — заорал молодой воин рядом с Харальдом. Рыжая борода, горящие глаза. — Она морочит голову!

— У меня есть условие, — сказал Харальд наконец. Голос был спокойным, но в нем чувствовалась сталь.

— Какое?

— Поединок. Ты и я. Если победишь — мир и союз. Если я — забираю твою голову и твоего сына.

Кровь застыла в жилах. Магнус!

— Нет! — Рагнар выхватил меч. Лезвие засверкало на солнце. — Если хочешь поединка, дерись со мной!

— Я вызываю ведьму. Она убила мою дочь. Пусть ответит.

Я смотрела на Харальда. Старый, но мышцы под кольчугой играли. Шрамы на руках говорили об опыте. Опытный воин против женщины, которая едва научилась держать нож. Руки задрожали от страха, пот выступил на ладонях.

— Я принимаю.

— Аса, нет!

Я повернулась к Рагнару. Его лицо было белым от ярости и страха.

— Доверься мне. У меня есть план.

— Какой план против воина с сорокалетним опытом?

— Увидишь.

Я спустилась со стены. Ноги подгибались от страха, приходилось держаться за перила. Площадь расчистили, воины образовали круг. Утоптанная земля, несколько пучков травы. Харальд ждал в центре, секира в руках. Лезвие было больше разделочной доски.

Я вышла с ножом. Только с ножом — жалкое оружие против секиры. Смех прокатился по рядам его воинов.

— Нож против секиры? Ты хочешь умереть быстро?

— Я хочу предложить альтернативу. Поединок разума, не силы.

— Трусиха! — закричали воины Харальда. — Боится драться!

— Что? — Харальд нахмурился. Густые брови сошлись на переносице.

— Три загадки. Если отгадаешь — твоя победа. Если нет — моя. Викинги любят загадки, разве нет?

Харальд колебался. Пальцы сжимали рукоять секиры. Отказаться — показать страх перед женским умом. Согласиться — риск проиграть без боя.

— Это не по правилам хольмганга! — крикнул тот же молодой воин.

— Но это честно, — неожиданно сказал старый воин из свиты Харальда. Седой как лунь, с мудрыми глазами. — Женщина против мужчины — нечестный бой. Ум против ума — честный.

— Какие загадки? — спросил Харальд после долгого молчания.

— Первая: что может убить дракона, но помещается в ладони?

Он думал. Лоб наморщился. Его воины предлагали варианты — яд, кинжал, магия.

— Время, — сказал кто-то из наших. Эйнар. — Время убивает всех драконов.

— Неверно, — сказала я. — Харальд?

— Не знаю.

— Мысль. Мысль о том, что драконов не существует. Это убивает их вернее любого меча.

Ропот недовольства. Философская загадка для простых воинов была как горькое лекарство.

— Это обман! — закричал молодой воин.

— Это загадка, — возразил старый. — Честная загадка.

— Вторая: я была вчера, буду завтра, но меня нет сегодня. Кто я?

Это было проще. Харальд усмехнулся, морщины у глаз углубились.

— История. То, что было и будет записано.

— Верно. Один-один. Последняя загадка решает всё.

Я сделала паузу. Сердце колотилось так громко, что казалось, все слышат. Это был риск. Большой риск.

— Третья загадка: что общего между тобой и мной?

— Что? Это не загадка!

— Это загадка. Отвечай.

Он злился. Лицо покраснело. Думал, жуя губу.

— Ничего! У нас нет ничего общего!

— Неверно.

— Тогда что?!

Я достала из кармана что-то маленькое, завернутое в ткань. Развернула. Локон светлых волос, перевязанный красной лентой.

— Астрид. Твоя дочь — наше общее. Я забрала её жизнь, но сохранила память. Этот локон я срезала перед погребальным костром. Чтобы помнить. Чтобы однажды отдать отцу.

Харальд смотрел на локон. Секира опустилась, острие уперлось в землю. По его щеке текла слеза — единственная, но все видели. Она оставила дорожку на пыльной коже.

— Она... она была храброй?

— Очень. Умерла без страха. И в последний момент видела правду — что будущее можно изменить. Что её смерть не напрасна.

Он взял локон дрожащей рукой. Железная перчатка неловко сжимала хрупкую прядь.

— Я проиграл.

— Это позор! — закричал молодой воин. — Нельзя проигрывать женщине!

— Заткнись, Торгрим, — рявкнул Харальд. Голос был как удар хлыста. — Я дал слово. Проиграл честно.

Но недовольство росло как волна. Воины роптали — приплыли за добычей и местью, а получили загадки.

— Хотя бы компенсацию! — крикнул кто-то. — За дорогу!

— Нет. Мы оба выиграли, — сказал Харальд, пряча локон за пазуху, к сердцу. — Я получу корону. Она сохранит семью. Астрид... Астрид получит то, чего хотела — изменение судьбы. Не её, но нашей. Договор принят. Мир между нами. И... спасибо. За память.

Он развернулся к своим воинам. Плечи расправлены, голова поднята.

— Мы идем в Йорк! За короной Нортумбрии!

Половина закричала одобрение, подняв оружие. Другая половина молчала, недовольная, сплевывая в пыль.

— И еще, — добавил Харальд. — Рагнар даст нам провизию на дорогу. И проводников.

Рагнар кивнул — небольшая цена за мир.

***

Вечером, когда армия Харальда ушла на север (не без попыток грабежа, которые пришлось пресекать силой), мы праздновали. Осторожно — враг стал союзником, но доверия не было. Эль лился рекой, но мечи лежали рядом.

— Как ты догадалась про загадки? — спросил Рагнар, обнимая меня.

— Харальд старый викинг. Они уважают хитрость не меньше силы. И... я играла на его гордости. Отказаться от интеллектуального поединка — показать слабость.

— А локон?

— Правда. Я срезала его. Не знаю зачем... инстинкт.

— Инстинкт из будущего?

— Может быть. Там мы храним память иначе. Фотографии, видео. Здесь — локоны, вещи.

Магнус заснул у меня на руках. Устал от дневного напряжения, хотя и не понимал его причин.

— Думаешь, Харальд сдержит слово?

— Да. Он старой закалки. Слово для него — всё. Но часть его людей недовольна. Могут быть проблемы.

— Альфред.

— Да. Он уже укрепляется. Строит бурги — крепости. Создает флот. Через пять лет будет готов к большой войне.

— Пять лет — много.

— Или мало. Зависит от того, как это время использовать.

В дверь постучали. Резкий, требовательный стук. Вошла принцесса Эльфледа, поддерживаемая Милавой. Лицо искажено болью.

— Роды начались, — сказала Милава.

— Рано! Еще две недели!

— Ребенок решил иначе.

Я передала Магнуса Рагнару, побежала в лечебницу. Эльфледа корчилась на кровати от схваток. Простыни уже промокли от пота. Вульфстан держал её руку, шептал что-то успокаивающее.

— Не должны... еще рано... — стонала она между схватками.

Я осмотрела. Сердце упало в пятки — ребенок шел ножками. Тазовое предлежание у недоношенного. В моем времени — экстренное кесарево. Здесь — почти верная смерть.

— Слушай меня, — сказала я, стараясь не показать панику. — Будем пытаться. Но... готовься к худшему.

Она поняла. Глаза расширились от ужаса. Закричала.

— Нет! Не мой ребенок!

Следующие четыре часа были кошмаром. Кровь, пот, крики. Я делала всё, что помнила из учебников — поворот скользкими от крови руками, эпизиотомия грубым ножом (продезинфицированным спиртом), ручное извлечение. Кровь заливала всё, простыни стали алыми.

Ребенок вышел синий. Крошечный, с кулачок. Не дышал.

— Нет! — закричала Эльфледа.

Я перевернула младенца вниз головой, хлопнула по спине. Ничего. Тогда сделала то, чего викинги не видели — искусственное дыхание рот в рот. Осторожные вдохи в крошечные легкие.

Минута. Две. Три. Вечность.

Слабое движение. Дрожь. Еще вдох. Еще.

Крик. Слабый, едва слышный, как писк мыши, но крик.

— Жива! — выдохнула я. — Но...

Девочка была слишком маленькой, слишком слабой. Дышала с трудом, с хрипом.

— Она не выживет, — прошептала Хильда мне на ухо. — Слишком рано родилась.

— Дай мне её! — Эльфледа протянула руки.

Я отдала ребенка матери. Девочка едва дышала, губы синеватые, кожа почти прозрачная — видны были вены.

— Как назовешь? — спросила я, зная, что времени мало.

— Астрид, — прошептала Эльфледа, прижимая дочь к груди. Слезы текли по щекам. — В честь... в честь той, что ушла. Может, боги сменят гнев на милость.

Маленькая Астрид прожила три часа. Умерла на рассвете, когда первые лучи солнца коснулись её личика. На руках у матери.

Эльфледа не плакала. Просто сидела, качая мертвого ребенка, напевая колыбельную.

— Это наказание, — сказала она тихо. — За грехи отца. За мои грехи.

— Нет, — я села рядом, положила руку на плечо. — Просто... слишком рано. Даже в моем времени такие маленькие редко выживают.

— В твоем времени?

— Да.

— Значит, некоторые вещи не меняются.

Вульфстан забрал тельце для погребания — завернутое в белую ткань, легкое как перышко. Эльфледу я напоила маковой настойкой — боль от разрывов была сильной, а душевная боль — еще сильнее.

— У меня инфекция начнется? — спросила она отрешенно. — От ножа?

— Возможно. Буду промывать спиртом каждый день. Если повезет...

— А если нет?

— Тогда лихорадка. И... возможная смерть.

— Хорошо. Хочу к моей девочке.

— Не говори так. Вульфстан нуждается в тебе.

— Вульфстан сильный. Справится.

Следующие дни я боролась за жизнь Эльфледы. Лихорадка началась на второй день — жар, бред, пот. Промывания ран спиртом, травяные отвары, постоянный уход. Милава помогала, не отходила ни на шаг.

На пятый день лихорадка спала. Глаза прояснились. Эльфледа выживет. С рубцами внизу живота, возможно, бесплодная, но живая.

— Зачем спасла? — спросила она слабым голосом. — Лучше бы я умерла.

— Нет. Жизнь всегда лучше смерти. Всегда есть надежда.

— На что?

— На новое начало. Может, не будет детей. Но будет любовь Вульфстана. Будет жизнь.

Она отвернулась к стене.

***

Ночью я не могла спать. Вышла во двор.

Звезды были яркими, как алмазная россыпь. Никакого светового загрязнения. Млечный путь тянулся через всё небо.

— Не спится?

Ивар. Он пришел вечером, узнав о договоре с Харальдом. Сидел на бревне у остывающего костра.

— Слышал о ребенке, — сказал он. — Жаль.

— Она была слишком маленькой.

— Смерть не выбирает. Забирает кого хочет.

— В моем времени мы научились обманывать смерть. Иногда.

— Но не всегда?

— Нет. Не всегда.

— Значит, даже будущее не всесильно.

— Ничто не всесильно, Ивар.

Он сел рядом на бревно. Оно скрипнуло под его странным весом.

— Твоя игра с Харальдом — рискованная. Половина его людей недовольна. Могут быть проблемы.

— Знаю. Но альтернатива была хуже.

— Война?

— Резня. Мы бы проиграли.

— Но умерли бы с честью.

— Мертвые не растят детей. Не строят будущее.

— Философия женщины.

— Философия матери.

— Харальд получит корону, я получу союзника, ты получишь покой. Все довольны.

— Кроме Альфреда.

— Альфред умен. Он поймет — лучше договориться, чем воевать на три фронта.

— Ты хочешь мира с Уэссексом?

— Хочу Англию. Всю. Но не обязательно силой. Можно политикой, браками, союзами.

— Долгая игра.

— У меня есть время. Шесть лет, как ты сказала.

— Ивар... судьбу можно изменить. Не обязательно ехать в Дублин.

— Обязательно. Если я не поеду, кто-то другой умрет вместо меня. Так работает судьба — требует жертву. Лучше я, знающий, чем невинный.

Фатализм викинга. Или мудрость?

— У тебя будут дети?

— Нет. Мои кости слишком хрупкие. Но будет наследие. Королевство данов в Англии. Твой сын может стать королем, если правильно воспитаешь.

— Магнус? Он наполовину русский.

— И? Кровь не так важна, как воля.

— Ты много планируешь для мертвеца через шесть лет.

— Все мы мертвецы. Вопрос только — когда. Ты это знаешь лучше других, женщина из времени, где мы все — прах.

Он ушел, его странная походка стучала по мерзлой земле. Оставив меня с мыслями.

Внизу, в лечебнице, спала Эльфледа — мать мертвой Астрид. В нашем доме спал Магнус — возможный будущий король. В Йорке Харальд готовился к коронации, хотя часть его людей роптала.

История менялась. Не кардинально, но менялась. Маленькие сдвиги, которые могли стать лавиной. И я была в центре этих изменений.

Страшно? Да. Но и... восхитительно.

Я — археолог из XXI века — переписывала историю IX века.

И только надеялась, что не сделаю хуже.

Хотя сегодня, с мертвым младенцем и едва выжившей матерью, казалось, что хуже уже некуда.