От земли к безмятежному утреннему небу вознесся рукотворный гром — звон от сталкивающихся друг с другом копий, мечей и закладываемого уши шума от криков людей и ржания лошадей. Вопили рубящиеся всадники, справа и слева от меня с топотом проносились кони, некоторые из них поскальзываясь в кишках и требухе падали, упавших всадников затаптывали.
Наконечник моего копья ударил аккурат в какую-то металлическую бляху на груди сармата. Одновременно с раздавшийся гулким металлическим звоном сармат «катапультировался» (ни стремян, ни нормальных седел, предназначенных для таранного копейного удара в это время не было ни у кого кроме драговитов) с коня и уже в полете всё-таки успел рубануть занесённым топором по древку моего копья. Но лично ему это не сильно помогло. Катящегося кубарем по траве сармата добил копьём скакавшей рядом Волк.
Отбросил в сторону оставшийся в моей руке огрызок от копья. Метнуть сулицы не получилось, конь то ли на что-то наступил, то ли испугавшись творящегося вокруг кровавого безумия, вдруг начал брыкаться. Пока я натягивал повод, пытаясь его усмирить, на меня с копьём выскочил степняк. Удар принял на щит и если бы не высокое седло со стременами, то, как пить дать слетел бы с лошади. Вдруг вдали раздался звук нашего боевого рога. О времени, когда должен прозвучать этот сигнал к отступлению мы загодя договорились. И отскочив от копейщика в сторону, пришпорил коня, разворачивая его в противоположную сторону. Пришло время драпать! Ведь силы были слишком не равны, нашей конницы было раз в пять меньше, чем тяжелой панцирной сарматской конницы, так называемых катафрактариев. Вместе со мной и вся наша кавалерия, поднимая под копытами клубы пыли, принялась спасаться от неприятеля бегством.
Увлекая за собой преследующую нас вражескую конницу, повиснувшей как приклеенные на наших спинах, мы углубились в начинающиеся здесь за полем заросли. На периферии зрения, как при перемотке видео, быстро мелькали деревья. Вот мы миновали и место засады, самое главное, втянув в западню сарматскую кавалерию. Скоро услышал за спиной отдаленный треск от падающих деревьев, работу крепостных арбалетов и сразу последовавшие за ними душераздирающие крики наших преследователей я понял, что ловушка сработала!
Привстав на стременах, Нерев высоко поднял меч над головой, совершая клинком заранее оговоренные движения, тем самым давая сигнал скакавшей конницы остановится. И его приказ был продублирован протяжным звуком боевого рога.
Остановились, здесь же довооружились загодя припрятанными сулицами и копьями. Пока переводили дух, во все глаза смотрели, что делается в «огненном мешке», куда слёту угодила сарматская кавалерия.
Въезд и выезд с длинной лесной прогалины перегораживали поваленные в последний момент деревья, их заранее подрубили, а когда в засаду втянулась вражеская конница, то и дорубили окончательно. Кроме того, к неперектым участкам подтащили заранее обработанные стволы с особым образом обрезанными ветками, их острые концы, торчащие во все стороны, являлись для лошадей весьма трудным препятствием.
За засеками расположились лучники и арбалетчики, стрелами и болтами выцеливая цели и как в тире расстреливали вражескую конницу уже хорошо подпаленную огнесмесями и от всего творящегося вокруг сходящую с ума.
Вся лесная поляна полыхала огненным пламенем и чадила удушливым дымом. Скакали объятые языками огня лошади с наездниками и без, разбрызгивая вокруг себя тлеющие искры. Рядом живыми кострами катались по земле безумно вопящие люди. Кошмар, одним словом!
Раненным Нерев отдал команду оставаться на месте и заняться самолечением. А затем, развернувшись всем отрядом, лёгкой рысцой мы поскакали в обратном направлении, к месту захлопнувшейся ловушки.
Одну из терций возглавлял сам верховный вождь Гремислав, послав воинов в атаку движением зажатым в руке мечом. Хотя, какие терции? Сейчас, когда драговитские воины вразнобой выскакивали из леса, это были не тактические построения, а чистая условность. В захлопнувшейся горящей ловушки сарматские всадники неиствовали, в безумии кидаясь на вся и на всех. Около тридцати катафрактариев на больших конях, в пластинчатых доспехах на войлочной основе, пытаясь выбраться из западни, выскочили на выбегающих из леса воинов Гремислава, что вел в бой сам верховный вождь. Встретившие этот удар выскочившие из лесной листвы лучники отпустили тетивы, однако толку от их выстрелов был почти ноль. Цепи арбалетчиков, те кто реально мог сразить наповал панцирных всадников, запаздывали, лишь только пробирались через густые заросли.
Лучники безрезультатно посылали стрелы, выскакивающие из леса пехотинцы во главе с Гремиславом сбившись в группу ощетинились копьями, но в момент столкновения их было слишком мало, не больше полусотни. Удар катафрактариев был страшен, а у принявших его на себя драговитов практически не было шансов!
Хорошо обученные, встававшие на дыбы огромные жеребцы, также как и их всадники закованные в броню, со злым ржанием сбивали копья, проламывая жидкий строй расшвыривая драговитов направо и налево, а всадники добивали хлещущих кровью воинов. Гремислав еще ни разу не сталкивался с такой конницей, за что и поплатился. Ежесекундно выбегающие из леса драговитские воины не успели защитить своего вождя.
Что в эти минуты творилось на месте гибели вождя я пока не знал, как и большинство войска, а потому весело поприветствовал Милонега со своими стрелками отвечающего конкретно за эту баррикаду и соответственно за этот восточный выезд с лесной поляны.
— Див, все хорошо! Никто из сармат не прорвется через меня. Стреляем по ним как по уткам, токмо бескрылым и не крякающим, — и громко загоготал, явив мне свой щербатый рот.
— Отлично, друг!
Издали понаблюдал, как с лесных флангов застрявшую вражескую конницу теснили опытные, хорошо вооруженные и доспешные воины в шлемах, в бригантинах с арбалетами, копьями, мечами и секирами. Своими быстрыми и профессиональными ударами ссаживая сармат с их коней.
Эпицентр этого побоища устроенного между двумя засеками объезжали лесом по заранее расчищенной тайной лесной тропке. Сквозь стволы деревьев и густого подлеска эпизодически можно было наблюдать как над попавшими в ловушку сарматами сжимаются стальные драговитское тиски. На поляне то тут то там виднелись почерневшие, но ещё слегка дымящиеся трупы людей и животных.
Миновав западную засеку, и таким образом объехав попавшую в западню сарматскую конницу, наш кавалерийский отряд перешел в галоп, пытаясь настигнуть остатки сумевшей вырваться вражеской конницы.
Первыми настигли всадников на раненных лошадях. Резким выпадом руки впечатал копье между лопаток всадника. В уши со свистом ветра и топотом копыт ворвался горестный вопль. Рванул копье к себе, вместе с ним и вражеский наездник спиной вперед повалился с коня шмякнувшись в траву. Второго, более резвого бегуна мне удалось остановить лишь дистанционно. Вначале выпущенной сулицей зацепил за филейную часть его скакуна, а потом уже нагнав раненую лошадь срубил сармата мечом.
Вскоре достигли и брошенный лагерь степняков, где паслись их вьючные животные с продовольственными припасами и прочим скарбом. Здесь мы окончательно и затормозили. Не было особого смысла надрывая свои и конские жилы продолжать дальше преследовать несчастный десяток самых шустрых беглецов.
Зачехлил меч в ножны и спрыгнул с коня. Взял мех с водой и долго пил, наслаждаясь живительной влагой. Было жарко, наверное, градусов под тридцать. А в бригантине с поддетом под нее тегиляем так и вообще чувствовал себя как в парилке.
Люди Нерева также некоторое время приходили в себя, а потом занялись обыском лагеря и валявшихся здесь трупов на предмет материальных ценностей. Все обнаруженные трофеи складывались в общие кучи — отдельно оружие, отдельно вещи, отдельно украшения. Потом всё это добро будет поделено между всеми участниками боя. Но спокойно помародерить не получилось, вскоре мы получили ужасные вести. С Неревом и с его двумя замами — Волком и Семым, поскакали к месту трагедии.
Прибывши на место некоторое время аккуратно протискивались через плотное кольцо воинов, плотной гурьбой стоявших вокруг места происшествия. Наконец-то выбрались в передние ряды, и нашим глазам предстала безрадостная картина. Повсюду валялись искореженные груды железа и тел, людских и конских, порубленных, потоптанных и утыканных стрелами и болтами. С поля сильно тянуло гарью.
Люди тихо переговаривались, некоторые (во главе с Яроликом) возносили молитвы Перуну, кое-кто плакал. В целом было необычайно тихо, даже был слышен, казалось, какой-то траурный шепот ветра в листве.
Заметил сидящего в одиночестве на корточках Торопа и пошел к нему. Рядом с брательником валялся его снятый шлем, а в землю был воткнут меч. Чумазое лицо было исполосовано дорожками слез.
— Дивислав, повели их всех казнить! — бросился ко мне Ладислав, его затрясло от горя и ярости. — Они, песьи дети, не уберегли вождя!
Рукой брательник указывал на сидящих и лежащих горстку раненых, что сражались вместе с Гремиславом, но чудом, точнее говоря благодаря наличию доспехов, выживших.
— А я здесь причем?
— Ты будущий вождь, все об этом ведают!
— Не спеши, еще есть мой старший брать Черн.
— Брось ерунду говорить, он сам не захочет. В будущем займет место Яробуда.
По лицу двоюродного брата катились слезы. Приобнял Торопа, пытаясь его успокоить. И тут он неожиданно мне зашептал на ухо дрожащим голосом.
— Отца не вернуть, так они, эти проклятые колдуны, ведь мою мать сожгут вместе с ним! Как тогда они это сделали с твоей, помнишь? Я убью Яролика!
В детской памяти Дивислава упомянутый брательником эпизод отчетливо сохранился. Впрочем, я, двуединый, так остро на это событие не реагировал. А обычай такой существовал и с женой или женами и наложницами вождей он соблюдался неукоснительно. С обычными воинами он чаще всего проводился с добровольного согласия супруги погибшего.
— Убьешь нашего родича, выберут другого мудака, но дело свое они сделают, ты и сам это знаешь — зашептал ему в ответ.
— Но надо что-то делать!
— Хорошо, — чуть подумав ответил я, — если она сама захочет взойти на костер, то мешать ей не будем, такова воля богов! Если нет, то тогда где-нибудь ее спрячем.
Ладислав от услышанных слов ожил прямо на глазах.
— Точно! Так и сделаем. Спасибо брат!
Хлопнув его по плечу, отходя, подумал о том, что Яролик в любом случае Всеславу сожжет, даже если она будет против, то подпоит ее своими «шаманскими» настойками. Но говорить об этом Торопу не стал, внутрисемейные разборки среди членов правящего рода сейчас нужны меньше всего. Тут надо менять всю эту дурацкую обрядовую систему как минимум, а максимум так и вовсе веру.
И тут я вспомнил о своих, оставленных в Лугово, многочисленных женах, как, интересно, они будут себя чувствовать, если меня изберут верховным вождем и я продолжу участвовать в прерванном военном походе? «Весело», наверное.
Из-за «благодушного» настроения вечером драговитские военноначальники и родовые вожди устроили целый развлекательный аттракцион, срывая накопившуюся злость, решили поглумиться над пленными сарматами. Остромир разложил четырех выживших и плененных сармат в линию. Завязал петлю и накинул на шею первого полоняника, связав его ноги веревкой, на конце которой сделал еще одну петлю, продев в нее голову второго полоняника и так далее. В итоге получилась такая своеобразная гирлянда из четырех человеческих тел. И всю эту живую связку, под насмешливые комментарии собутыльников, он привязал к своему коню и… тронулся в путь. Бившиеся головами об кочки и камни сарматы задыхались и хрипели, а уже изрядно набравшиеся за упокой Гремислава драговитские лидеры над всем этим представлением угорали со смеха. Остромир скакал по большому кругу как по цирковой арене, а вокруг этого импровизированного ипподрома плотными рядами выстроились благодарные зрители. Однако в связи со скоропостижной смертью главных действующих лиц представление долго не продлилось. Я на подобные увеселительные мероприятия смотрел сквозь пальцы. А что поделать? Как говорится, какие времена, такие и нравы.
Еще перед казнью лично допрашивал выживших катафрактариев. Из их показаний следовало, что Археймар пуст, верховный вождь готов, Острогота, увел из столицы остатки своих войск и немецкую часть населения, а сам остров Хортица вместе со своей столицей подарил роксоланам (самоназвание одного из племен сарматского народа) за вот это вот нападение на нас.
По распоряжению Яролика для сохранности тела Гремислава его обмазали медом и уложили в деревянный ящик. Пешие рати с конницей по волоку на следующий день отправили в Археймар для занятия бывшей готской столицы, а судовая рать начала готовиться к отплытию в Лугово. В драговитской столицы тело вождя требовалось предать огню и избрать нового вождя. Поэтому в ладьи, кроме судовой рати запихнули участвующих в походе драговитских родовых вождей, прочих «шаманов» и всех раненных. Дождавшись подтверждения от быстроногой конницы Нерева информации о том, что Археймар действительно брошен, судовая рать не задерживаясь и дня отплыла домой, рассчитывая вернуться в Археймар еще в сентябре и вместе с новым верховным вождем.
Конец второй книги.