Весну нового года мы вместе со всем моим многочисленным семейством встречали в красивом, двухэтажном рубленом тереме. Я бы конечно предпочел более скромное жилище, но из кирпичей, да только у нас этот товар являлся хронически дефицитным. Поэтому пришлось по старинке использовать дерево, но крышу все-таки сумел покрыть черепицей.
Мои новые хоромы находились недалеко от верфи. Сам терем стоял посреди огромного двора, обнесённого частоколом из заострённых бревен, и все это хозяйство замыкалось крепкими дубовыми воротами. Получился такой мини-детинец. На первом этаже была кухня, жили слуги, находились кладовые. Горницы второго этажа занимал мой «гарем», здесь же были светлицы, где занимались рукодельем, детские, комнаты для моих подопечных — Новицы, Веселины, Далины — вандальской лекарки, перебравшейся из первого служебного этажа на второй господский «тихой сапой», как-то найдя общий язык с моими женами и сильно с ними задружившись.
Полы опочивален моих супружниц были застланы медвежьими шкурами, стены обиты дорогой римской материей, естественно здесь же наличествовали большие кровати с затейливой резьбой и перинами. Декором комнат я, честно говоря, почти не занимался. Единственное, на втором этаже в одной из комнат разместил хранилище с отпечатанными банкнотами. Из окон открывался вид на верфь и Припять. Сюда же, в свой детинец, я переместил склады для хранения всякого разного, а также бумажное производство.
Из правящего «триумвирата» такие же как у меня хоромы возжелал лишь Гремислав. Яробуду, славно греющего свои старые кости у печки, на все это «непотребство» было похер. Яролик же и помыслить не мог, чтобы потерять свою «данс-площадку» с вздетыми на палки черепами, да и дом у него был «заговоренный».
В целом, особых событий зимой в Лугово не случилось. Дружина тренировалась, воины периодически выезжали на охоту. А так жизнь вместе с большинством производств замирала, как и питающие эти производства водяные колеса. Независимые от гидроприводов производства исправно работали, даже наращивали временно свои мощности.
Хотя терем своими руками я практически не строил, выдав на-гора лишь проект нового своего жилища, чем в очередной раз поразил воображение жителей «одноэтажной луговской Америки». Зато вместе с местным умельцами всю зиму вплотную занимался постройкой не только ветряной мельницы, но и принимал деятельное участие в постройке парка осадных метательных машин — требюшетов. Во всяком случае, память Дмитрия подсказывала, что получились именно они. И планировал я их использовать не только в качестве камнеметов для разрушения крепостных стен, но прежде всего как огнеметы — если это слово понимать буквально, а не с точки зрения обывателя двадцатого века, стреляя с их помощью большими горшками с «напалмом». Да, и камнями требюшеты у меня не бросались, ни камней, ни камнетесов в Лугово в достаточном количестве не было от слова совсем, зато был чугун и стандартные по весу и размеру, откалиброванные чугунные ядра.
Конструкция подобного рода катапульт оказалась нам вполне посильной. Две балки, скрепленных железными обручами, с подвешенной сзади пращой натягивались канатами при помощи двухтонного груза-противовеса, а потом резко отпускались. Поднимался вверх противовес при помощи лебедки. 15-ти килограммовые чугунные ядра такая машина метала на расстояние около двухсот шагов, а 50-ти килограммовые снаряды — сто шагов. Также можно было регулировать как дистанцию, так и крутизну траектории стрельбы с помощью специальных колец укорачивая либо вообще заменяя крюк. Это тяжелые требушеты (камнеметы), всего построили два экземпляра.
Также были сделаны и легкие требушеты, без использования противовеса, обходились только тяговыми веревками. Они метали ядра весом до 15 кг. на дистанцию в пятьдесят метров с частотой один выстрел в минуту. Таких машин мы построили двадцать штук.
Все это хозяйство, после натурных испытаний, уже в апреле было передано в ведение Ладислава. И теперь он вместе со своими людьми осваивал эти машины. Причем «артиллеристы» брательника не только метали на полигоне ядра с горшками, но и учились камнеметы разбирать, собирать и вообще правильно обслуживать под присмотром и наставлениями мастеров, которые эти машины и построили. Здесь уже обходились без меня, потому как и других забот хватало на мою голову, ведь параллельно с требушетами консультировал строителей первой луговской ветряной мельницы, которая также заработала весной.
Новая ветряная мельница работала третий день к ряду, перерабатывая сохранившиеся у луговчан до мая запасы зерновых культур. Мельничный механизм, крылья, жернова находились на втором этаже башни, и оттуда, вниз по желобу, ссыпалась мука проходя через сито. Внизу второй мельник уже держал мешок очередного клиента заплатившего за помол своего зерна деньги. Причем клиент получал муку двух видов — вначале более мелкого, а потом и более грубого помола из остатков зерна не прошедшего фильтрацию через сито. Луговчане были счастливы, особенно женщины избавившиеся от адского каждодневного труда по перетиранию зерен.
Я в этом проекте будущих ветровых мельниц теперь не участвовал, отдал свою долю Торопу (Ладиславу), в области химии, ультрамарина и металлургии свои доли отдал брату Черну (Лучеславу), бизнес в получении льняного масла, красок и другую мелочь — подарил другим своим родственникам. Не жалко, особенно если учесть, что я печатаю деньги. Единственное, сохранил за собой литовский хутор и торговый бизнес на рынке — старый дом и двор целиком переоборудовал в магазин и складские помещения. Да и то, это ненадолго, пару лет максимум. Потом этот рынок, регулярно разбухающий как на дрожжах, надо будет переносить за пределы крепостных стен, а не то все Лугово рискует со временем превратиться в один сплошной супермаркет.
Шурша по вертикальному желобу, в очередной подставленный мешок белым ручейком посыпалась мука. Хозяйка вместе с приведенным ей мужем, планируемой ей использоваться после перемола в качестве ломовой лошади, радостно всплеснула руками. Но дальше исподтишка полюбоваться на счастливую семейную пару мне не дали. За мной пришла пара дружинников и вежливо препроводила в дом вождя. Сегодня намечался военный совет. Накануне прибыл последний, самый припозднившийся родовой вождь. Поэтому сегодня намечался генеральный совет с целью обсуждения военной кампании этого лета.
Топая по свежей весенней траве, скоро дошли до щедро залитого солнцем двора Гремислава. В сумрачном доме вождя, через маленькие окошки которого с трудом проникали солнечные лучи, уже собралась вся честная компания из луговских воевод и драговитской родовой знати. Они сидели на лавках за длинным столом на котором были расставлены исходящие паром мясные блюда сейчас активно поглощаемые ненасытными бородатыми рожами. Тихо поздоровался, дабы не отвлекать людей от гастрономического процесса, и занял вакантное место подле вождя и рядом с Ладиславом. Спиртного на столе пока не было, оно должно появиться по завершении совета.
Понемногу народ насыщался, послышались разговоры об охоте, кто зимой какого кабана или оленя завалил, кто вернулся ни с чем, потому как, дескать, в их лесах распугали или перебили всю дичь. Наконец, начавший постепенно воцаряться балаган прервал своей вступительной речью Гремислав, обрисовав цель предстоящей летней кампании, нарезав каждому из присутствующих задачи.
В основном это были стандартные — собрать военные силы рода и двинуться с ними к устью Припяти, в месте ее слияния с Днепром. Особые задания получила конница Нерева, к коей должны были присовокупиться конники драговитских родов. Остромир, который уже отправился собирать воев из даннических балтских и западно-славянских племен. Упомянул Ладислава с его «огнеметной артиллерией». Последними должны будем отправиться, точнее говоря отплыть, я вместе с Карасем. Карась командует двенадцатью ладьями, их сплавом по рекам, а я должен буду взять командование над судовой ратью в количестве 700-та человек, из которых двести луговчан и пятьсот балтов, что вскоре должен привести Остромир. Остальные балты должны будут присовокупиться к войску Гремислава.
И этому войску во главе с вождем я совсем не завидовал, так как перемещаться они будут посуху, то есть, прокладывая гати на болотистых берегах Припяти. Снабжение этой армии должен был обеспечивать купец Плещей с помощью всей наличной мощи старого однодревного флота. А так как мы с Гремиславом должны были в земли полян заявиться одновременно, то я еще на пару месяцев буду вынужден задержаться в Лугово, мне предстоит отчалить не раньше июля.
Теперь, по завершении военного совета, требовалось призвать богов в свидетели, вознести им молитвы, то есть драговитские вожди должны были поучаствовать в камланиях верховного волхва. Яролик встал, громко ударил своим посохом об пол, окинул всех собравшихся свирепым взглядом и грозно прорычал следовать за ним, в его дом. По его глазам я понял, что Яролик уже принял на грудь грибные отвары, но на других собравшихся, взрослых, звероподобных мужиков, подобное шоу возымело благоговейный трепет, а я тихо про себя угорал, едва сдерживая смех. Ладислав заметив, что меня колбасит, лишь понимающе хлопнул по плечу, думая, что я тоже частично погружаюсь в состояние нашего «великого» родича, отчего меня еще больше стало пробирать.
— Будем молить Перуна! — заявил Яролик, уже находясь в собственном «живописном» дворе, уставленном черепами.
Родовые вожди — теперь уже все как один опытные воины, с заплетенными в косички бородами, встали в круг, дружно ударили копьями, и понеслась… «Танцевал» Яролик пока не свалился от усталости. Через некоторое время, опираясь на посох, он с трудом поднялся, пошатываясь, вздев посох в небо прокричал:
— Перун с нами! — и осел на землю.
Собравшиеся в круге воины радостно проорали «Перун!!!» и застучали древками копий.
Все, отныне намечающаяся война становилась неминуемой. К слову, война так и так была неизбежна. Если бы волхв выкрикнул что нибудь иное, то на следующий день Гремислав заставил бы его повторно призывать «всех святых», но Яролик дураком не был, прекрасно понимая «линию партии».
От Яролика собравшиеся чуть ли не в припрыжку поспешили обратно к Гремиславу, это дело следовало обмыть.
Гремислав вместе с частью луговской дружины, подошедшими в столицу западными драговитскими родами и нашими данниками из числа балтов и западных славянских племен отправился в поход почти через месяц после состоявшегося военного совета.
В Лугово в эти дни воцарилась неразбериха страшная и в то же время комичная. Комичная в том смысле, если за всем этим дурдомом наблюдать со стороны, чем я большей частью и занимался, ведь сам-то я должен буду отплыть с ладейным флотом только в июле.
В лодки-однодревки, что были призваны сопровождать пешее войско, с шумом загружалась провизия длительного хранения. Эту задачу многократно усложняло то обстоятельство, что в этом процессе участвовали не только отдельные представители луговской дружины, но и приведенные Остромиром данники, а также гражданские луговчане — добровольные помощники, также рядом шатался всякий праздный любопытствующий люд, родственники воинов, мешающиеся под ногами дети. И результат был, да каков!
С плеском, то одна, то другая однодревки переворачивались, и вся неправильно уложенная поклажа оказывалась за бортом. Весело было не только мне, но и большей части луговской дружины собравшейся здесь же, под навесами, которая беззаботно, с самогоном на устах отмечала «отплывные».
Весь красный от злости Гремислав на чем свет стоял изрыгал свои проклятия в адрес Плещея и Карася. Последние, словно оголтелые, бегали вдоль причалов, понося матом всех подряд, пытаясь как-то разрулить ситуацию. Накал страстей вскоре достиг пика, несколько человек задрались, обвиняя друг друга в «кораблекрушениях», завизжали бабы, еще громче закричали начальные люди. А один из носильщиков, свалившись в реку, чуть не утонул, хотя там у берега и была глубина всего лишь по колено. Тут еще, как назло, поднимая облака пыли, прискакала готовая к выходу конница Нерева, сходу влетев во все это столпотворение. Теперь к царившему здесь до этого гомону, шуму и крику добавилось конское ржание.
Больше смотреть на все творящееся здесь безумие сил не было. Поэтому я бочком, бочком, шаг за шагом назад отошел подальше от брызжущего слюной Гремислава, а потом, когда наш вождь выхватил меч и побежал к причалам, и вовсе ретировался домой. Гремислав со своими помощниками весь этот бедлам организовывали, вот теперь пускай сами и разруливают.
Так начинался великий поход на юг.