Хонус и Кара задержались в большом зале и долго разговаривали вместе. Как обычно, большую часть разговора вела Кара. Хонус узнал о возвращении Хаврена из Врат Тора с вестью о смерти Кронина и о том, как доброта Хаврена смягчила горе Кары. Она рассказала, как расцвела их любовь после Смуты, поведала об их ухаживаниях, свадьбе и браке. Кара говорила обо всех своих детях, а не только о Вайолет. Роуз, как и ее близнецу, приближалась шестнадцатая зима. Она уже славилась своей красотой и учтивыми манерами. Юный Кронин, старший сын Кары, обладал внешностью и сильным характером своего тезки. В свои четырнадцать лет он был крепко сложен и являлся прирожденным лидером. Холден, средний сын, был тихим и задумчивым, а Торальд подражал своему старшему брату. Кара также говорила о политике, о своих поездках в Бремвен, о текущем строительном проекте, об осеннем урожае и обо всем остальном, что приходило ей в голову, оживляя свои рассказы всевозможными сплетнями. Все это не было злым умыслом, ведь Кара, как и прежде, оставалась романтиком.
Хонус лишь вкратце описывал свои похождения и, если бы она позволила, довольствовался бы тем, что просто слушал Кару. По ее настоянию он рассказал о зимней осаде крепости Бахла и о том, как спас Йим. Он почти ничего не сказал об их расставании и о долгих, пустых зимах, которые последовали за этим. По правде говоря, он вообще мало что помнил о том времени. Хотя он рассказывал о Дэйвене и происшествиях в Куприке, свою потустороннюю встречу с Йим он держал при себе. Своим спокойным тоном Хонус пытался скрыть глубину своих чувств, но Кара все равно их почувствовала.
– И ты все еще любишь Йим после всего этого времени, – сказала Кара, ее глаза загорелись.
– Да, – признался Хонус, – хотя эта любовь часто кажется мучением.
– Когда я впервые увидела вас двоих, я ничего не знала о боли любви, – сказала Кара. – Тогда мне казалось, что все вокруг живет долго и счастливо. Но даже тогда у меня хватило ума понять, что вы влюблены, хотя вы и отрицали это. И подумать только, ты считал Йим своей рабыней! Она-то уж точно все перевернула!
Хонус вздохнул.
– Это точно.
– Все закончится хорошо, Хонус. Я не знаю, как и почему, но думаю, что так и будет. Я очень на это надеюсь!
Кара с удовольствием провела бы с Хонусом весь день, но ей нужно было вынести решение по одному из споров. Она оставила его на попечение Фринлы, той самой молодой женщины, которая встретила его у дверей.
– Мать клана сказала, что ты должен занять отдельную комнату, – сказала Фринла, не в силах скрыть своего недоумения. – Это высокая честь.
– Особенно для изношенного и потрепанного бесдомного человека.
– Ты прекрасно выглядишь, Кармаматус.
– А ты изящно льстишь, – сказал Хонус. Он некоторое время молча следовал за Фринлой по коридорам, прежде чем спросить: – Ты хорошо знаешь Вайолет?
– Да. И она – Чертополох, неважно, что говорит ее мать. Я ухаживаю за Чертополохом во время ее пребывания у нас. Даю то немногое, в чем она нуждается.
– Но, по словам леди Кары, в это время она спит в лощине. Вы случайно встретили ее у дверей?
– С Чертополохом такого не бывает. Она приснилась мне, чтобы я ждала.
– Приснилась? Что это значит?
– Она может входить в сны, чтобы говорить.
– Но ты, похоже, не знала, зачем она пришла.
– Да, Чертополох многое держит в себе.
– А она ничего не говорит о той, кого называет Матерью?
Фринла склонила голову.
– Прошу прощения, Кармаматус, но это дело твое и Чертополоха, а не мое.
– Похоже, ты высоко ценишь девушку, – сказал Хонус, – выше, чем ее мать.
– Кармаматус, мой муж – уркзимди, а я – долбанец. Я жива благодаря леди Каре. Когда мои отец и мать были убиты во время междоусобицы, брат привез меня сюда. Леди Кара защищала нас и обеспечивала всем, чем могла. Вся еда, которую мы ели, была из ее рук, поэтому я не буду говорить о ней плохо. Но Чертополох ей не по зубам. И мне тоже.
К тому времени они добрались до верхнего этажа усадьбы. Фринла повела Хонуса по узкому коридору в комнату, приютившуюся под карнизом. Наклонный потолок был прорезан мансардой, выходившей на невысокие горы, расположенные неподалеку на севере, и дорогу, по которой армия Кронина шла к Воротам Тора. Судя по всему, комнатой редко пользовались, а пол был усыпан цветами, увядшими до бежевых и коричневых оттенков. Тем не менее, это была приятная комната с деревянными стенами, украшенными цветочным орнаментом, большой пуховой кроватью и небольшим камином. В нем горел огонь, а рядом стояли таз и фужер с водой. На маленьком столике лежали буханка хлеба, большой кусок сыра, кувшин с элем и кубок.
После ухода Фринлы Хонус понял, насколько он голоден и устал. Вся тяга, которая привела его к цели, рассеялась, и он осознал, насколько тяжелым было его путешествие. Кровать выглядела привлекательно, но и еда тоже. На мгновение усталость Хонуса поборола голод. Голод победил. Хонус вгрызся в сыр и отломил от буханки большой кусок. Жуя, он подошел к окну. Из него открывался вид на башню, которую Кара построила для своей поцелованной фейри дочери. Ради ребенка это казалось большой затеей, конкретным свидетельством материнской преданности.
Хонус с интересом разглядывал строение. Оно возвышалось чуть выше стены, окружавшей зал, но не так высоко, как само поместье. Это был цилиндр с открытым верхом, слегка сужающийся от основания. Сооружение было сурово функциональным, а его каменная кладка создавала впечатление, что оно было возведено наспех. На вершине, диаметр которой составлял около десяти шагов, отсутствовали зубцы. Со своей точки зрения Хонус не мог разглядеть ничего, кроме дерева, которое находилось внутри открытой башни. Оно возвышалось, образуя нечто вроде крыши. Поскольку дерево было дубом, оно сохранило большую часть своих коричневых осенних листьев. Их шевелил резкий ветер, внезапно наполнившийся снежинками.
Засмотревшись на дерево, Хонус заметил Чертополох, сидящую высоко среди ветвей. Она все еще куталась в коричневый плащ, который дала ей Фринла, и оттого сливалась с сухими листьями. Ее босые ноги болтались на ветру и казались почти такими же белыми, как падающий снег. Она покачивалась на ветке, на которой сидела, но в остальном была совершенно неподвижна. Чертополох смотрел на север. Даже со своей удаленной точки обзора Хонус почувствовал напряженность ее взгляда и решил, что она ждет, когда произойдет что-то важное.
***
В Западном Пределе было мало поселений, поэтому для Фродорика не было ничего необычного в том, что он оказывался на улице с наступлением темноты. На полпути между двумя отдалёнными и крошечными деревушками бард вглядывался в темнеющий пейзаж в поисках отблесков костра. Не увидев ничего, он вздохнул и заговорил с единственным присутствующим – с самим собой.
– Клянусь ледяными ногами Карм, ещё одна ночь под её звёздным сводом. И зима кусает меня за пятки.
Но с этим ничего не поделаешь, кроме как собрать дрова. Лучше поискать их, пока ещё светло. Он положил рюкзак и арфу и отправился на поиски дров.
К тому времени, как стемнело, он уже развёл небольшой костёр. Заварив в маленьком котелке травы, он достал свой единственный заработок за прошлую ночь – буханку чёрного хлеба. Он с трудом разломил её пополам и окунул один конец в травяной отвар, чтобы размягчить корку. Съев половину буханки, бард достал арфу и заиграл. Музыка помогла ему не чувствовать себя таким одиноким этой ночью. Он продолжал играть, пока ему не показалось, что он слышит шаги в сухой траве. Фродорик перестал бренчать и прислушался. Он услышал пару шагов, а потом всё стихло. Оглядевшись, он увидел лишь темноту за пределами круга света от костра.
– Привет! Есть здесь кто-нибудь? Я всего лишь странствующий бард, у которого нет ничего, кроме песен. Пойдём, я поделюсь с тобой одной из них.
Фродорик ждал. Казалось, прошла целая вечность, а он так и не услышал и не увидел ни одного человека.
– Иди сюда, друг, – сказал он. – Я уверен, что ты не причинишь мне вреда, ведь у меня нет ничего ценного.
После очередной паузы он услышал шорох шагов в траве. Их медленная поступь создавала впечатление осторожного приближения. Фродорик вгляделся в ту сторону, откуда доносился звук. Наконец он увидел тёмную фигуру. По мере приближения фигура превратилась в человека в капюшоне, держащего в руке палку. Затем свет костра осветил фигуру, и «палка» оказалась обнажённым мечом, лезвие которого было покрыто засохшей кровью.
Сердце Фродорика сжалось, и он сотворил Знак Равновесия.
– Ради всего святого, пожалуйста, не причиняй мне вреда!
Незнакомец заговорил женским голосом.
– Мне нужно только, чтобы вы объяснили, как добраться. Вы знаете эти места?
– Не хуже, чем любой другой человек, даже лучше, – ответил Фродирик, испытывая некоторое облегчение, но всё ещё сохраняя осторожность.
– Тогда как мне попасть в Бахленд?
– Зачем, во имя всего святого, вам туда ехать?
– У меня есть родственник в Железном дворце.
– У меня есть родственники на Тёмном пути, но я не хочу их навещать.
Женщина подошла ближе к свету. Она выглядела уставшей и печальной. Фродорик заметил у неё на шее уродливый шрам.
– Ты мне поможешь или нет? – спросила она.
– Я помогу тебе, – ответил бард, – но предупреждаю, что тебе лучше держаться подальше от этого места. Местные жители враждебно настроены по отношению к чужакам и готовы причинить им вред. Многие путешественники попадали в ловушку из-за их суровых законов, которые соблюдаются с помощью раскалённого железа, виселицы и плахи.
– И всё же я обречена отправиться туда, – ответила женщина.
Её покорность успокоила Фродорика и пробудила в нём сочувствие.
– Это нелёгкая судьба, – сказал он.
– Судьбы не существует, – ответила незнакомка. – Это мой выбор.
– Что ж, это досадно.
Женщина вздохнула.
– Значит, ты не знаешь дорогу?
– Только то, что я узнал из песни. Бахленд находится на западе, а Железный дворец возвышается над океаном на высокой скале в начале бухты.
– Я уже это знала, но всё равно спасибо, – сказала женщина, которая, казалось, собиралась уходить.
– Ты ведь не волшебница, правда?
Женщина улыбнулась в ответ на этот вопрос.
– Нет, – ответила она.
– Если ты не можешь наколдовать себе ужин, то можешь поужинать этим, – Фродерик протянул ей то, что осталось от его буханки. – Редко встретишь женщину, путешествующую в одиночку.
Как только бард это сказал, он подумал о поисках Хонуса. Он уже собирался упомянуть об этом, но вспомнил, что Сарф отправился в Аверен. Поэтому он просто представился как Фродерик из Бремвена.
– Я Мириен из Ниоткуда.
– А, – сказал бард, – место с хорошей репутацией. Мне говорили, что многие туда направляются. На самом деле мне часто говорят, что я сам туда направляюсь. Вы местная? Может, вы могли бы рассказать мне о тамошних постоялых дворах.
Женщина улыбнулась.
– Никто не управляет этим прекрасным заведением.
– Отличные новости! Никто раньше не был так добр ко мне.
– Тогда, без сомнения, никто больше не будет к тебе добр.
Фродерик ухмыльнулся.
– Какая остроумная реплика! Мириен, не могла бы ты откинуть капюшон?
Когда она подчинилась, он окинул взглядом её лицо.
– Я знаю, что это прозвучит бестактно, но мои намерения исключительно меркантильны. Забудь о своей поездке в Бахленд и вместо этого составь мне компанию, пока я буду петь. Мы могли бы заработать целое состояние. Моё искусство в сочетании с твоим остроумием и привлекательной внешностью было бы выгодным союзом.
– Тебе следует быть осторожнее с тем, кого ты приглашаешь в качестве партнёра, – ответила женщина, – потому что я не одна.
Фродорик вздрогнул и испуганно оглядел окружающую его темноту.
– Мой спутник не во тьме снаружи, – сказала женщина в ответ на испуганный взгляд барда. – Это тьма внутри. Я борюсь с ней каждый день.
Её ответ смутил Фродорика и не помог ему избавиться от тревожных предчувствий.
– И ты побеждаешь в этой борьбе?
– Я ещё не вытерла кровь со своего меча и уже давно никого не убивала.
Фродорик с трудом сглотнул, пожалев о своём приглашении.
– Ты говоришь так, будто это искушение.
– Как я уже сказала, это борьба. Я стала сильнее, но и мой враг тоже.
Фродорик импульсивно вложил хлеб в руку женщины.
– Тогда ешь и набирайся сил. В кувшине травяной настой. Он помогает пережёвывать пищу. Пока ты ешь, я спою что-нибудь успокаивающее. Надеюсь, ты не друг лорда Бахла.
На губах женщины мелькнула едва заметная кривая улыбка.
– Нет. Не друг.
– Тогда я знаю балладу, которая тебе понравится. Она основана на событиях недавней истории и повествует о том, как молодой герой вступает в армию Бахла и свергает его власть. Это воодушевляющая песня, хотя её конец печален.
– Как и многие другие концовки, – сказала женщина. – Как это называется?
– Песнь о графе Яуне.
– Граф Яун! Эта мерзкая жаба!
– Ты, должно быть, ошибаешься.
– Он погиб у Врат Тора?
– Да, весьма героически.
– Я знаю всё о его смерти, потому что была там. Поверь, он не был героем. Называть его свиньёй – значит оскорблять свиней.
Фродерик всплеснул руками.
– В последнее время, куда бы я ни пошёл, я везде встречаю кого-нибудь, кто утверждает, что знает, о чём моя баллада. Сначала Сарф, теперь ты.
– А что насчёт Сарфа? – заинтригованно спросила женщина.
– Он утверждал, что знал Кару Однорукую, когда она была ещё ребёнком.
– Как его звали?
– Хонус. Он назвал меня Голосом Карм.
– Когда?
– Всего полмесяца назад, в Каприке.
Женщина воодушевилась.
– Где это? Далеко? Ты можешь меня туда отвезти?
– Если вы его ищете, то его там нет. Он отправился навестить Кару из баллады.
– Ты знаешь дорогу в её поместье? Если ты будешь моим проводником, я помогу тебе с шапкой, и ты сможешь оставить себе всё, что в неё помещается.
Фродорик был искушаем, но осторожничал.
– А как же твоя внутренняя тьма?
Женщина подняла меч, описала им круг над головой и метнула его во тьму.
– Ты – знак того, что я ещё могу победить. Теперь ты будешь моим проводником? Пожалуйста. Пожалуйста!
– Я могу провести тебя часть пути, – сказал Фродорик. – Я направляюсь в Винден и буду проезжать недалеко от северной границы Аверена. Я могу довести тебя туда и указать дорогу к замку Кары Однорукой. Имей в виду, что в это время года путешествовать по Аверену тяжело.
– Я проходила по гораздо более трудным тропам.
– Правда? – сказал бард. – Можно ли об этом слагать балладу?
Женщина не ответила, потому что её мысли явно были где-то далеко. Её усталость и печаль исчезли, и она улыбнулась так, что это развеяло последние страхи Фродорика. На мгновение её лицо озарилось таким сиянием, что она стала подобна богине, как гласит старая пословица. Мгновение прошло, и Фродорику показалось, что внутренняя тьма женщины поднялась, чтобы подавить её радость. Если это так, то, подумал бард, она могла бы стать подходящей героиней для баллады, хотя её конец, скорее всего, будет печальным.