Жасмин

Глава 8 Эдриан Холсбах

На следующее утро я проснулась от стука в дверь моей каюты. Я сползла с кровати и, шатаясь, завернувшись в простыню, подошла к двери, по другую сторону которой оказался Бен.

— Я иду завтракать, ты со мной? — спросил он.

На меня нахлынули все события вчерашнего вечера, отчего тут же захотелось залезть с головой под одеяло и остаться там навсегда.

— Да, — вздохнула я, потирая заспанные глаза. — Дай мне только минутку, я переоденусь... ой... — Я умолкла, вспомнив, что у меня нет с собой никакой одежды, именно поэтому сейчас я и была завернута в простыню. — Мне нечего надеть.

— Может, ты наденешь то платье, в котором была накануне? — спросил Бен, скосив глаза на дверцу шкафа, на которую я вчера заботливо повесила платье.

— Я не могу прийти на завтрак в длинном вечернем платье! — воскликнула я.

— Это еще почему? — с каменным выражением лица поинтересовался Бен.

— Не могу и все, — ответила я, подавляя желание закатить глаза.

Я окинула взглядом каюту. Можно подумать, я смогу надеть что-нибудь из имеющихся здесь вещей. А потом я мельком увидела себя в зеркале, и к моему лицу прилила кровь. Мои голые руки и плечи смотрелись просто ужасно. Они были такими белыми! А еще нога торчала из-под простыни. Только Лиам меня видел такой. И ни разу другой мужчина. Я практически захлопнула дверь перед носом Бена, оставив только узкую щель, в которую сказала:

— Слушай, а ты не можешь сходить в магазин и купить мне какую-нибудь одежду? Спортивный костюм и шлепанцы.

Он собрался было возразить, но я схватила сумочку со столика у двери и всучила ему деньги.

— Господи, да я же не прошу тебя ехать в торговый центр. Просто поднимись наверх и купи мне что-нибудь. Иначе я отсюда не выйду.

И захлопнула дверь. Наверное, я была с ним излишне резка, но решила, что сейчас слишком рано, чтобы из-за этого переживать. А потом до меня дошло, что я ведь не сказала Бену свой размер, но он вернулся уже спустя несколько минут со спортивным костюмом, который оказался мне впору.

— Не знал, какой цвет ты предпочитаешь, — пробормотал он, неловко протягивая мне пакет. Я забрала его и заглянула внутрь. Он выбрал розовый. Не самый любимый цвет, но, по крайней мере, не так ужасно смотрится с моими волосами и кожей. Лиаму всегда нравилось, когда я была в розовом...

— Спасибо, отлично. Я сейчас.

Я закрыла дверь и переоделась в спортивный костюм. Это были велюровые трико и олимпийка с эмблемой «Королева Мэри» на плече и бедре. Ткань на ощупь оказалась очень приятной. Я собрала волосы в хвост и, обув шлепанцы, пошла наверх с Беном, по дороге не обмолвившись с ним ни словом. Завтрак в ресторане проходил по типу «шведского стола», еда выглядела очень соблазнительно. Но у меня не было аппетита, поэтому я предпочла сразу перейти к делу. А вот Бен определенно не разделял моих намерений. После того, как мы уселись у окна, он встал и ушел к буфету, а потом вернулся с тарелкой, заваленной едой. Не знаю отчего, но я почувствовала себя обиженной. Наверное, это из-за того, что я чувствовала себя разутой и раздетой. И он не имел права в сложившейся ситуации испытывать чувство голода!

Во время завтрака он почти не смотрел на меня, а говорил и того меньше. Может, все еще злился на мой отказ возвращаться в Англию. У меня не хватало духу, да и желания тоже особого не было, завязывать разговор, поэтому мы просто сидели в тишине. Он ел свой завтрак, а я пила черный кофе. Это был хороший кофе. Хороший кофе в хорошем ресторане с прекрасной обстановкой.

При любых других обстоятельствах я бы наслаждалась своим пребыванием здесь...

Когда Бен доел, мы переместились в одну из комнат отдыха, которые в это время суток были свободны.

— Итак, — сказал он, спокойно вынув ручку и лист бумаги из кармана, и протянул их мне, скользя листком по столу. — Вот список мест, которые Лиам посетил за последние тринадцать месяцев. Прочти и отметь те, о которых он тебе соврал.

Меня передернуло от его последних слов. Он мог бы сформулировать свою последнюю фразу чуть потактичнее.

С тех пор как мы поженились, Лиам летал семь раз в короткие командировки: один раз на Бермуды, когда занимался изучением Бермудского треугольника, четыре раза в Шотландию, чтобы написать о шотландских призраках и Лох-Несском чудовище и дважды в Перу, когда начал работу над геоглифами плато Наска. Или я так думала... Но на самом деле он летал один раз на Бермуды и один раз в Перу, как утверждал список передо мной. Никаких поездок в Шотландию, зато в списке Бена значились Мюнхен и Париж. Хотя я считала, что Лиам никогда не был в Париже, а в Мюнхене был один раз еще до свадьбы. Но если верить списку Бена, то он посетил Париж тринадцать месяцев назад, за пару недель до нашей свадьбы, а в Мюнхен слетал в общей сложности четырежды, и это не считая той поездки, о которой мне рассказал. Все поездки были распланированы довольно равномерно на протяжении десяти месяцев нашей совместной жизни после свадьбы. И если список Бена не врал, то последний раз Лиам летал в Мюнхен за две недели до своей смерти. Он соврал мне, прямо в лицо, что летал на геоглифы плато Наска. Он даже привез фотографии оттуда.

Я вернула Бену список и откинулась на спинку кресла, глядя на него с сомнением. Он был братом Лиама, но насколько хорошо он его знал? Мне казалось абсурдным, что Лиам летал в Мюнхен, а не в Перу. Я просто не могла представить, что он мне соврал, не моргнув и глазом.

Сколько на это потребовалось усилий? Спрятать настоящие документы на поездку от меня, раздобыть где-то фото геоглифов, беспечно о них что-то плести, лгать мне, глядя в глаза. Это никак не укладывалось в моей голове. С какой стати я должна доверять Бену и его списку. Может, он-то как раз и нагло врал о моем муже?

— Нелепость какая-то, поверить не могу, что Лиам столько раз летал в Мюнхен и ни слова мне не сказал, не говоря уж о Париже.

— Чудно. — Бен пожал плечами, пробегая глазами по списку. — Я все беру на себя. Езжай домой, в Англию.

Я разозлилась.

— Разве у тебя нет никаких доказательств, которые ты бы мог мне показать?

Бен перевел взгляд, который тоже был недобрым, с листка на меня.

— Я не собираюсь тебе ничего доказывать. Да это и невозможно. Ты можешь поверить мне или нет. Это твое право.

Мои кисти рук непроизвольно свернулись в кулаки, да так, что ногти впились в ладони. Мне с трудом удалось побороть желание хорошенько его встряхнуть.

Неужели он не замечает, как влияет на меня? Неужели он не понимает, что делает и без того невыносимую ситуацию еще больше невыносимой? Неужели ему мало того, что я потеряла Лиама? Разве мало того, что я осталась в двадцать семь лет вдовой, не понимающей, говорит он правду или лжет? Если он не был готов чем-то подтвердить свои слова, тогда зачем вообще стал все это рассказывать. Лучше уж так, чем терзаться в сомнениях.

— Бен, какой же ты придурок! — произнесла я. — Разве ты не видишь, как мне тяжело?!

Он вздохнул и развел руками.

— Что ты от меня хочешь, Жасмин? Я уже рассказал тебе все, что знал. И мне жаль, если тебе что-то не нравится, или мои слова тебя расстроили. Я знаю, тебе бы хотелось продолжать думать, что Лиам само совершенство, но это не так. И с этим ничего не поделать. В остальном же, я нахожусь в таком же неведении, как и ты.

— Но как мне понять, что ты говоришь правду? — спросила я напрямик, от отчаяния перестав ходить вокруг да около.

Бен нахмурился.

— Значит, ты мне не доверяешь? — В его голосе слышалась горечь.

Он был братом Лиама, и только по этой причине я хотела доверять ему. Бен был очень на него похож, у него даже голос был как у Лиама. И по этой причине мне хотелось находиться рядом с ним, пусть он и не был тем мужчиной, которого я когда-то любила и за которого вышла замуж. Но хотя он и мой деверь, у нас было мало общего. Когда я в детстве приходила к ним домой, то играла только с Лиамом.

Бен же всегда сидел взаперти в своей спальне. И повзрослев, я мало его видела даже до ссоры с братом. Поэтому было бы глупо слепо доверять каждому его слову.

— А зачем мне тебе врать? — холодно бросил Бен. — Чего, по-твоему, я хотел бы этим добиться?

— Слушай, извини, если я обидела тебя, но, по твоим словам, Лиам побывал во всех этих местах и ничего мне не сказал. Либо Лиам врал мне, пока был жив, либо ты мне врешь сейчас. Ты не можешь винить меня за желание верить мужу.

— Ну и ладно. Верь, во что хочешь. Но я могу показать тебе отчет частного детектива, которого я нанял, может, это будет иметь для тебя хоть какое-то значение.

И он потянулся к сумке, стоявшей на полу, возле его ног, в которой немного порылся, а потом извлек из неё коричневую папку и бросил на стол между нами. Внутри лежали бумаги, очень похожие на какой-то официальный отчет, содержащий перечень мест, который мне уже показывал Бен, а также список номеров рейсов. Еще в папке лежали две выписки с кредитных карт, помятые и в пятнах, которые, очевидно, были добыты из мусорной корзины. И все платежи проходили через туристическое агентство, выделенное маркером, приславшее авиабилет в Мюнхен незадолго до моего отъезда.

В общем, похоже, Бен говорил правду. Лиам летал в Германию и Францию после нашей свадьбы и ни словом не обмолвился об этом. Он так убедительно и последовательно лгал о том, куда якобы слетал. Это было настолько тяжело, что даже сейчас, с доказательствами перед глазами, я с трудом в это верила.

— Удовлетворена? — спокойно спросил Бен, протянув руку за папкой.

— Что ты собираешься делать теперь? — спросила я максимально ровным голосом, возвращая ему файл.

— Надо ехать в Германию. Там все началось.

— Имеешь в виду в Нойшванштайн?

— Нет, не в Нойшванштайн. Пока нет. Я хочу съездить сначала в Мюнхен.

— Зачем?

— Чтобы найти Эдриана Холсбаха.

— Того самого Эдриана, о котором говорил Джексон? — спросила я, сощурившись, поскольку точно помнила, что Джексон в качестве возможного убийцы моего мужа упоминал другое имя.

— Да, Джексон его знает и рассказал мне, где его найти. Он ученый, поэтому не думаю, что он замешан в этом деле, но они вместе провели довольно много времени в Мюнхене, поэтому, может, он нам расскажет чуть больше, чем здесь занимался Лиам — и почему он объявился в моей квартире во второй раз.

Мы с Беном взяли такси до аэропорта, предварительно заехав к Лоре, чтобы я смогла забрать чемодан, скрипку и извиниться перед Лорой за то, что уезжаю раньше, чем планировала. Я туманно описала причины, сказав, что нам с Беном нужно разобраться кое в чем, и какое-то время нам придется провести вместе.

— О, Жасмин, — тихо сказала Лора. — Ты уверена, что это хорошая идея?

Я ожидала, что она будет расстроена моим отъездом, но мне показалось, что я расслышала неодобрение в её голосе.

— Ты о чем? — спросила я.

— Ну... — она помедлила, но потом все же сказала: — Это не мое дело, но, мне кажется, тебе лучше держаться от Бена подальше какое-то время.

— Я и хочу держаться от него подальше. Он меня ужасно раздражает. Он груб, высокомерен, бестактен и жесток. Но он брат Лиама, и ему нужна моя помощь, так что у меня просто нет выбора.

Лора больше ничего не сказала. Она будто ушла в себя. Только на прощание бросила «пока» и я задумалась, не обидела ли я её чем-нибудь. Может, она расстроилась, что я вот так резко сорвалась и уезжаю раньше намеченного срока. Мне, конечно, было жаль, если это так, но я ничего не могла поделать. Я не могла остаться. Мне нужно было лететь с Беном.

Мы приехали в международный аэропорт Лос-Анджелеса, чтобы отправиться в Мюнхен, где-то после одиннадцати часов, и я старалась не думать, сколько времени нам с ним придется провести вместе. Но большую часть времени мы не разговаривали друг с другом. Бена, похоже, нисколько не волновало неловкое молчание, повисшее между нами, и он не предпринимал никаких попыток заговорить, а я была слишком занята мыслями о том, что недавно узнала. Как только мы сели в самолет, Бен вставил в уши наушники, отклонился на спинку кресла и закрыл глаза, положив конец любым дальнейшим вопросам, которые я могла бы задать.

Мы летели ночью, и я изо всех сил пыталась поспать. Но у меня ничего не получалось. Отчасти это было связано с тем, что Бен продолжал ерзать в кресле рядом со мной, явно находясь в стесненных условиях. Он все никак не мог устроиться. Из-за высокого роста, его коленям было определенно тесно. Мне же было холодно, даже с тоненьким пледом, который я получила от бортпроводницы. Но, в общем, я не очень возражала против бессонницы. Темнота, ночные огни и гул двигателей самолета меня расслабляли. Пока мы не добрались до Германии, я не должна была ни о чем думать, и ничего предпринимать. Я могла просто сидеть и получать удовольствие от полета.

Но в конечном итоге, я все-таки задремала на какое-то время, а потом мне приснилось, что я проснулась и посмотрела в иллюминатор. И увидела на крыле самолета черного лебедя. Это видение заставило меня проснуться по-настоящему. Я приподняла шторку, но за окном было темно, и ни единого признака черного лебедя на крыле. К сожалению, я случайно разбудила Бена.

— Не спится? — спросил он тихо.

— Нет. Замерзла, — соврала я, не желая признаваться, что меня мучил очередной кошмар, который и разбудил.

— Возьми мое одеяло, — предложил Бен, убирая его со своих колен и протягивая мне.

— О, — сказала я, опешив. — Спасибо, но лучше оставь его себе или ты...

— Все в порядке, — прервал меня Бен спокойным голосом. — Бери.

Его голос звучал как-то странно. Утомленно. Словно я была для него каким-то бременем, которого он не хотел и не просил. В общем, я забрала у него одеяло, испытывая досаду, что ему каким-то образом удалось заставить меня чувствовать вину. Но с еще одним одеялом мне стало теплее, и настроение улучшилось.

— Ты в порядке? — Он выглядел не просто усталым — у него был больной вид. С недавнего времени меня пугают больные люди. Поэтому я не могла вот так запросто отмахнуться от него. Тем более, после того, как я узнала, что иногда умирают на вид вполне здоровые люди. Вроде бы без всякой причины. Он смотрел на меня, а я надеялась, что это благодаря тусклому освещению салона его глаза кажутся такими глубоко запавшими.

— Ты должна понимать, насколько это сложно для меня, — ответил он.

— Что? Не любишь летать?

— Нет, я об этой ситуации.

Я уставилась на него, в очередной раз опешив.

— Ситуации? Если ты о смерти Лиама и обо всем, что мы узнали с тех пор, тогда конечно, я знаю, как это непросто для тебя, но мне в десятки раз сложнее!

— Это далеко от правды, — ровно произнес он.

Я знала, что из-за ссоры с братом ему было сейчас тяжело, но виноват в этом был только он сам. У него было время помириться, пока Лиам был жив. Если младший брат столько значил для него, то почему он не предпринял ни одной попытки к примирению? Лиам не держал обид, поэтому уверена — что бы между ними двумя не произошло — это была вина Бена.

— Жасмин...

Но я резко его прервала.

— У тебя был целый год, чтобы помириться с братом, а ты даже рождественской открытки ему не прислал!

К моему удивлению, Бен посмотрел на меня так, будто я отвесила ему пощечину, и я, молча, прокляла свой длинный язык.

Я сказала правду, но какой в ней смысл, ведь исправить уже ничего нельзя. Я было подумала, что он хотел что-то ответить, но Бен просто пожал плечами, откинулся на спинку сиденья и снова закрыл глаза.

Прибыв в Мюнхен, мы взяли машину в прокате и сняли два номера в отеле «Deutsche Eiche», в районе старого города. Перелет нас обоих утомил, а так как мы поели в самолете, то условились лечь пораньше. Отель оказался очень хорошим и по умеренным ценам. Но когда я добралась до своей двери, смежной с номером Бена, то обнаружила, что еще не хочу спать. Поэтому я достала свою скрипку, подключила наушники и какое-то время играла, сидя по-турецки на кровати. Электроскрипка — гениальное изобретение. Можно играть где угодно и когда угодно, но никто тебя не услышит.

Со стороны могло показаться, что я играю понарошку. Музыка была слышна только в наушниках. Через полчаса я почувствовала, что по-настоящему расслабилась, но сна до сих пор не было ни в одном глазу, поэтому я распаковала ноут и, воспользовавшись доступом в Интернет в номере, решила почитать про короля Людвига.

Лиам, а теперь и Бен, говоря о нем, называли его Лебединым королем, но почитав статьи в Интернете, я поняла, что чаще всего его называли Безумным королем, и это прозвище он получил задолго до смерти. Я нашла его фото, когда он, еще будучи совсем молодым, взошел на трон — Людвиг был очень красив, с умными и добрыми глазами. Скорее он походил на мечтателя, но никак не на безумца. Хотя, конечно, не всегда можно сказать по лицу человека, безумен он или нет...

Мне попалась цитата императрицы Елизаветы — знавшей Людвига, возможно, столь же хорошо, как и все остальные — в которой говорилось: «Король не сумасшедший; он просто эксцентричен и живет в мире грез». Мне очень понравилась её формулировка.

Из прочитанного я узнала, что смерть Людвига была очень странной. Понятно, почему с ней связывали теорию заговора. Десятого июня 1886 года он был признан невменяемым, арестован и препровожден в замок Берг на юге Мюнхена. Вечером тринадцатого июня он попросил профессора Гуддена (доктора, который три дня назад объявил его невменяемым) отправиться с ним на прогулку. Доктор согласился, по невыясненным причинам отослал двух сопровождавших их санитаров обратно, и дальше они с королём пошли одни. Их тела обнаружили в водах Штарнбергского озера, на мелководье, около 23:00 того же дня. Несмотря на то, что Людвиг был хорошим пловцом, и вода в месте, где их нашли, доходила королю по пояс, официальной версией было объявлено самоубийство. Ну а про такую неуместную смерть Гуддена на время забыли.

Я нашла сайт, на котором утверждалось, что Людвиг на самом деле не умер, когда плавал в тот день в озере, — Лебединый король сбежал в сказку, где и пребывает по сей день, ведь он куда лучше управляет сказочной страной, нежели человеческой.

Я вновь посмотрела на фотопортрет красивого молодого короля — эксцентричного мужчины, жившего в мире своих грез, — и мне стало невыносимо жаль, что жизнь его оборвалась так чудовищно, и неважно, убийство это было или самоубийство. Ему шел всего сорок первый год, слишком рано для смерти.

Следующим утром, после завтрака на скорую руку, мы отправились из отеля на встречу с Эдрианом Холсбахом.

Оказалось, что он работает в какой-то лаборатории на окраине Мюнхена. Я не знала, какую роль он сыграл в истории с Лиамом, но мне не понравился запах многоэтажки, который ударил мне в нос, стоило нам с Беном только войти. Внутри здание было слишком белым, глянцевым и душным. От этого места у меня мурашки пробежали по коже.

— Что это за лаборатория? — полушепотом спросила я у Бена.

— Косметическая, — кратко ответил он.

Мы остановились у столика регистрации и меня, мягко говоря, выбесило, когда сидевшая за столиком женщина с безукоризненным маникюром, окинула меня внимательным, оценивающим взглядом. Моя внешность совершенно терялась на фоне флуоресцентного освещения.

— Kann ich Ihnen helfen[3]? — спросила она, притворно радостно постукивая ногтями по столешнице.

— Sprechen Sie Englisch[4]? — спросил Бен.

— Разумеется, — ответила она.

— Мы бы хотели встретиться с Эдрианом Холсбахом.

— Он вас ожидает?

— Нет.

— Я позвоню в лабораторию, но он может быть занят, — сказала она, улыбаясь, потянувшись к телефону.

— Ваше имя, пожалуйста.

— Лиам Грейси, — ответил Бен.

Я бросила на него взгляд, пока секретарша набирала номер, на что он едва заметно покачал головой, и я промолчала.

— Мистер Грейси, он сможет уделить вам несколько минут, — сказала она, как только повесила трубку.

Нам выдали бейджики для посетителей и попросили подождать. За нами должны были прийти.

— Мне пришлось назваться его именем, — сказал Бен, пока мы ждали нашего сопровождающего, — иначе он бы не согласился встретиться.

Не успела я кивнуть ему, как к нам подошел молодой человек и провел через коридор в какое-то помещение для наблюдений за испытаниями или вроде того, одну из стен которого занимали окна. А за ними и находилась сама лаборатория. Он оставил нас, сказав, что доктор Холсбах скоро подойдет, но я едва его слушала. Я была слишком поглощена ужасом от увиденного. Внутри лаборатории повсюду стояли ряды клеток с кроликами, у большинства из которых был выбрит мех на отдельных участках. На бедных животных определенно проводили испытания. Пока я с отвращением и ужасом взирала на несчастных животных, какой-то человек в белом халате закапывал одному из кроликов какую-то жидкость в розовые глаза, придерживая лапы и уши, чтобы не мешались.

— Боже, — сказала я с отвращением. — Ты же сказал, что это косметическая лаборатория?!

— Именно так, — ответил Бен, и мне показалось, что я расслышала неодобрение в его голосе. — Они здесь тестируют помады и парфюмерию. Жасмин, качество парфюмерии очень важно. — Он перехватил мой взгляд и устало улыбнулся. — Может, тебе лучше закрыть глаза.

Дверь распахнулась, и из лаборатории вышел тот самый человек в халате.

На вид лет пятидесяти, высокий, седовласый, с маленькими, но жесткими глазами.

— Лиам, по-моему, я довольно ясно выразился, что не хочу иметь ничего об... — начал было он с сильным немецким акцентом, но осекся, когда увидел Бена. — Вы не Лиам Грейси.

— Нет, — сознался Бен. — Извините, что ввели вас в заблуждение, но нам непременно нужно было с вами встретиться.

— Вы его брат? — уточнил Холсбах, отметив очевидное физическое сходство между ними.

— Да, меня зовут Бен.

Холсбах стянул белые латексные перчатки, запятнанные кровью кроликов, выбросил их в мусорное ведро у входной двери и подошел к нам.

— Эдриан Холсбах.

Он пожал руку Бену, но когда повернулся ко мне с протянутой рукой, я просто не смогла себя заставить протянуть ладонь и пожать его руку.

— Я не стану пожимать вам руку! — сказала я, втягивая голову в плечи. — После того, что вы сделали с несчастным кроликом.

Я знала, что мое выступление только навредит нам. Мы же просто хотели поговорить с ним, а это было не самое лучшее начало. Но вся эта косметическая лаборатория с кроликами, над которыми здесь издеваются, возмущала меня.

— Ааа, любительница братьев наших меньших, — сказал Холсбах небрежно, но с оттенком презрения. — Так я могу вам чем-то помочь или мне вызвать охрану?

— В этом нет необходимости, — вмешался Бен, бросая на меня предостерегающий взгляд. — Мы только хотим поговорить о Лиаме.

— Понятно. — Эдриан побрел к раковине в углу, чтобы вымыть руки. — И как там поживает Лиам?

— Он умер, — спокойно ответил Бен.

Эдриан удивленно посмотрел на нас через плечо.

— Умер? — повторил он, закрыв кран, и потянулся к полотенцу. — Как это случилось?

— Аневризма.

— Тогда, что вам нужно от меня? — спросил он, даже не потрудившись высказать слова сожаления, принятые в таком случае.

— Мы хотели узнать, что произошло на озере за Нойшванштайном.

— Не совсем понимаю, о чем вы говорите, — ответил Холсбах.

— Я знаю, что вы втроем были там одним поздним вечером.

Я хмуро посмотрела на Бена. Прежде он об этом не упоминал.

— Возможно, вы и правы. Но это было год назад, а моя память уже не та.

Он хотел денег. Бен достал из кармана банкноту в сто евро и протянул ему. Холсбах жадно схватил деньги.

— Что вы втроем делали на том озере? — спросил Бен.

Холсбак пожал плечами.

— Хотели украсть лебедя, конечно.

— Для чего?

Холсбах взглянул через окно на свою ужасную лабораторию, и небольшая улыбка искривила уголок его рта.

— Лиам сказал, что они помогут нам разбогатеть. Те лебеди из Нойшванштайна и других замков Людвига — необычные. Они волшебные.

— Волшебные? — недоверчиво переспросила я.

Холсбах одарил меня ледяным взглядом.

— Да, Fräulein, я понимаю, о чем вы. Но он сказал нам, что ночью они превращаются в прекрасных женщин — как в легенде о Лебедином озере. — Он посмотрел на Бена и добавил: — Ваш брат, не производил впечатления идиота. И он так уверенно об этом рассказывал, поэтому я и заинтересовался.

— Заинтересовались? — повторил Бен, приподнимая бровь. — То есть вами двигала не жадность, а интерес?

— Всего понемногу. — Он пожал плечами. — Мы собирались принести сюда черного лебедя, вскрыть его и узнать, как ему удается трансформироваться, а потом продать информацию тому, кто дороже заплатит. — В его глазках мелькнул алчный блеск. — Мы могли стать самыми богатыми людьми в мире.

— И, тем не менее, вы все еще здесь, с кроликами и косметикой, — заметил Бен. — Что случилось?

— Ваш брат... как это говорится по-английски... гмм, трепло! — с горечью сказал Холсбах. — Когда мы добрались до озера, то увидели совершенно обычных лебедей, спящих на берегу. Но Лиам уверял, что прежде они были прекрасными женщинами. Короче, они с Джексоном решили поймать одного. Схватили лебедя и попытались запихнуть его в мешок... и нечаянно, в пылу, сломали ему шею. — Холсбах пожал плечами. — Поэтому они попытались схватить другого...

— И? — спросил Бен.

— Ничего не вышло, мы вернулись домой. Все.

— Пожалуйста, не лгите, — тихо сказал Бен. — Я уже слышал эту историю от Джексона и знаю, что это не так.

— Джексон! — Холсбах презрительно усмехнулся. — Не верьте ни единому его слову. Правду из него нужно выбивать.

Взгляд его упал на руки Бена, и он улыбнулся, заметив ссадины и синяки на его костяшках.

— Просто расскажите, что случилось, — попросил Бен, пряча руки в карманы. — Мы позже разберемся, кто из вас говорит ту самую правду.

— Вы мне не поверите.

— Ну, это наши проблемы, не так ли? — сказал Бен. Он вынул из кармана еще сотню евро и протянул ученому, который взял бумажку на этот раз чуть менее рьяно.

— Что ж, раз Джексон вам уже все рассказал, тогда вы знаете, что как только они убили лебедя, на поверхности озера появился черный конь. С рыцарем в серебряных доспехах на спине. Мы... пытались скрыться в лесу, но это удалось только Джексону. Лиам и я... — Холсбах скрестил руки на груди, и, стараясь не встречаться с нами взглядом, продолжил невыразительным голосом: — рыцарь затащил нас в воду. Он был огромным — почти два метра ростом. Бороться с ним было бесполезно. Он удерживал нас под водой и чуть не убил. Но в последний момент он выдернул нас из воды и склонился, чтобы шепнуть что-то на ухо Лиаму. А потом бросил нас на мелководье и ускакал в лес. — Холсбах развел руками. — Вот она, правда.

— Предположу, что вы чуть с ума не сошли. Что рыцарь сказал Лиаму? — спросил Бен.

— Понятия не имею. Когда я потом его об этом спросил, он сказал, что не знает. Тогда я толкнул его, он разозлился и пробурчал, что был слишком занят тем, как бы не захлебнуться, потому и не слушал. У него был тот еще характер. После случившегося он был зол на всех и вся, сказал, что обязательно отомстит, но не уточнял кому. Не знаю, предпринял ли он еще одну попытку, ведь я отказался от дальнейшего участия в этом безумии. Если бы не рыцарь, я бы решил, что все эти разговоры о волшебных лебедях полный бред. И это все, что мне известно. А теперь уходите и больше никогда сюда не возвращайтесь.

— Что за предмет он взял в Нойшванштайне? — спросила я. — Вы что-нибудь знаете об этом?

Холсбах нахмурился, и через какое-то мгновение произнес:

— Да, помню, Лиам что-то нашел в горах, и его находка подтвердила факт волшебности лебедей. Были планы продать тот предмет, но я уже в этом не участвовал, и потому даже не знаю о чем речь.

— Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Люк? — спросила я.

Он покачал головой.

— Люк?

— Боюсь, ничем не могу вам помочь, Fräulein, — сказал он, глядя на меня с презрительным выражением своих маленьких глазок, словно я была одним из его несчастных подопытных. — Как вы сказали вас зовут?

— Жасмин Грейси, — ответила я. — Я вдова Лиама.

— Вот так удивили, — сказал он.

— Почему это? — сухо поинтересовался Бен.

— Потому что Лиам был высокомерным придурком, который всегда хотел всего самого лучшего, — ответил Холсбах, мерзко скалясь.

Я покраснела до корней своих белых волос. У него получилось меня оскорбить. Люди иногда обращали на меня внимание на улице, но это было другое. Я словно вернулась в детство, на детскую площадку, когда дети издевались над моим альбинизмом. Но мой собственный стыд, затмил гнев, вызванный упоминанием Лиама.

Я не могла вынести, когда кто-то говорил гадости о нем. Я уже собиралась было огрызнуться в ответ, когда Бен спокойно сказал:

— Повтори?

Холсбах развернулся к нему и все с той же мерзкой улыбочкой начал повторять:

— Я сказал: Лиам был высокомерным придурком, который... — Он не договорил, потому что Бен ударил его в челюсть. Холсбах был не готов к подобному повороту, да и Бен вложил в удар больше силы, чем могло показаться, поэтому ученый врезался в стол у него за спиной и свалился на пол, держась рукой за окровавленный рот.

— Как бы там ни было, — спокойно сказал Бен без намека на гнев, — имей хоть немного уважения к покойному.

Холсбах вздрогнул, когда Бен подошел к нему, но тот лишь наклонился и подобрал с пола сотню евро, и вежливо сказал:

— Спасибо, что уделили нам время, герр Холсбах. Мы сами найдем выход.

Он отвернулся от перепуганного немца и, взяв меня под локоть, повел прочь из комнаты на парковку, где после духоты лаборатории было свежо и приятно.

— Ты должен был держать себя в руках, — укорила я его, когда мы сели в машину. — Хотя не могу сказать, что не получила удовлетворения, увидев, как Холсбах схлопотал кулаком по роже. Но мы оба знаем, что он может позвонить в полицию с жалобой на нас...

Бен посмотрел на меня.

— А я и держал себя в руках, — сказал он ровным голосом. — Ты же была там и видела, что случилось. Я просто хотел вернуть свои деньги и только-то.

Он завел мотор автомобиля, а я нахмурилась, пытаясь разобраться в своем девере. Теперь, когда я мысленно прокрутила нашу встречу с немцем, мне показалось, что он был прав, — он даже ни разу не повысил голос. Так что, скорее всего, он не разозлился за Лиама, как я. Возможно, он, как и сказал, просто хотел вернуть свои деньги, не более.

— А что, если он позвонит в полицию? — спросила я.

— Не позвонит. Поверь мне, он все оставит как есть.

Когда мы выехали со стоянки лаборатории, я заметила, что только что зажившие раны на костяшках Бена снова кровоточат, — хотя он, казалось, этого не замечал. Пожалуй, я бы предпочла, чтобы он вышел из себя, по крайней мере, тогда он бы больше напоминал человека, а не холодную расчетливую машину...

Бен, должно быть, заметил выражение моего лица, поэтому сказал:

— Слушай, мне жаль, если то, что я сделал, тебя расстроило. Просто воспринимай этот инцидент, как месть за кроликов — этот человек определенно заслужил удар в морду. А теперь давай сходим в какой-нибудь хороший ресторан, чтобы сгладить неприятные эмоции после посещения лаборатории герра Холсбаха. Что скажешь?

Погода в Мюнхене, в отличие от солнечной Калифорнии, не радовала. В Мюнхене было холодно, но, к счастью, у меня с собой имелось пальто, которое я прихватила из Англии. Мы припарковались в центре города и отправились прямиком на Мариенплац (главную площадь Мюнхена), уставленную сотней-другой рождественских лавок и палаток. Я сразу же её узнала, потому что была здесь два года назад с Лиамом на рождественских каникулах.

Рынок оказался таким же атмосферным, живым, праздничным и красочным, как в моих воспоминаниях. Помнится, мы с Лиамом провели целое утро, бродя между киосками, в которых продавали запеченные яблоки, жареный миндаль, рождественские украшения, марципан, игрушки, имбирные пряники, свечи и прочие авторские безделушки. Тогда мы стояли перед впечатляющим Нойес Ратхаус[5], ели горячие сосиски и пили из кружек глинтвейн[6].

Самыми любимыми у меня были ларьки с имбирными пряниками. В этих ларьках замороженные сердца «Лебкухен»[7] свисали прямо с крыш, а под ними красовались традиционные пряничные ведьмовские домики из сказки «Гензель и Гретель», разных размеров и по привлекательной цене. Запах выпечки тут же потянул за собой болезненное воспоминание: Лиам купил мне одно из таких сердец «Лебкухен», когда мы гуляли как-то вечером. Воспоминание о том немецком прянике было прочно связано с ощущением беззаботного счастья и теперь, когда я снова их увидела, — опять приуныла. Я никогда не думала, что если мне и суждено будет однажды вернуться в Мюнхен, то я буду одна, без Лиама, который останется в Англии, в гробу на кладбище.

Я затолкала воспоминание куда подальше и решила сосредоточиться на том, чтобы не отстать от Бена, который шагал сквозь толпу, не желая тратить время на разглядывание красивых ларьков. Вместо этого он направился прямиком в кафе «Металлофон»[8] на пятом этаже здания, прямо напротив ратуши. Так уж случайно вышло, что нас усадили за столиком у окна, прямо напротив часов, которые собирались отбивать полдень, и нам открывался прекрасный вид на механические фигурки курантов, собирающиеся вот-вот исполнить свой танец, к восхищению толпы туристов, собравшейся внизу на улице. Это было такое облегчение, оказаться в столь радостном и приятном месте, после ужасной лаборатории, что я почувствовала прилив теплоты по отношению к Бену. Какой же он молодец, что привел меня сюда.

— Неужели Джексон рассказал ту же версию?

— Более или менее. Только он утверждал, что это Эдриан и Лиам убили птицу. Я было подумал, что он все выдумал, но теперь, когда Эдриан подтвердил историю...

Еще несколько месяцев назад я бы ни за что не поверила в эту сумасшедшую историю, независимо от количества людей, способных её подтвердить. Но с тех пор я видела лебедепад на кладбище и галоп черного коня по палубе «Королевы Мэри», взявшегося из ниоткуда и растворившегося в воздухе.

— Может, это Эдриан с Джексоном убили лебедя, — сказала я.

Бен приподнял бровь.

— Вероятнее всего, это были Лиам и Эдриан, так как именно их утащили в озеро.

— Не могу поверить, что Лиам убил лебедя, пусть даже случайно.

Бен уставился на меня, а потом, спустя мгновение, невесело рассмеялся.

— Значит, в волшебных лебедей ты веришь, а то, что Лиам мог кого-то убить, никак не укладывается у тебя в голове?!

— Очевидно же, что мне трудно принять и волшебного лебедя, и рыцаря! — раздраженно сказала я. — Но Лиам любил животных — он бы никогда никому не причинил вреда!

— И все же, Эдриан Холсбах точно был там той ночью, — спокойно сказал Бен. — И как ты объяснишь присутствие Лиама, если не веришь, что они втроем хотели изловить лебедя и препарировать его позже в немецкой лаборатории?

— Не знаю, но должно быть другое объяснение, — стояла я на своем. — Лиам никогда бы не ввязался ни во что подобное.

— Как же, — угрюмо хмыкнул Бен. — Что ж, может, ты и права. Может быть, они просто выдумали эту историю, и на озере не было ничего такого. Но ты ошибаешься насчет любви Лиама к животным. Он их терпеть не мог. В детстве я много раз его ловил за тем, как он мучил насекомых в саду. Он ставил на них ловушки. Однажды даже кролика поймал. Его, похоже, завораживала их борьба за жизнь.

— Ах, не говори ерунды! — От такого наглого вранья меня аж передернуло. Я знала Лиама с четырехлетнего возраста и всегда видела только его бережное отношение к животным. Я не понимала, зачем Бен выдумывает такое о Лиаме. Чего он хочет этим добиться? Неужели он не понимает, что я никогда не поверю в это?

— Вы так и не завели животное, — холодно напомнил он.

— В смысле?

— После свадьбы. Если Лиам так любил зверюшек, то почему вы так и не завели домашнее животное?

Мне стало неуютно. Я нахмурилась. Мы купили собаку сразу, как только переехали в новый дом, только вот что странно, она тут же невзлюбила Лиама. Он не мог даже приблизиться к животному — собака рычала на него и, в конце концов, мы были вынуждены найти псу другой дом. А еще я вспомнила, что Лиам вдруг с неохотой стал кататься на лошадях дедушки и бабушки, а прежде он очень любил эти прогулки... Но Бен не мог ничего этого знать, поэтому я просто ответила:

— Это было не самое подходящее время, чтобы заводить домашних животных.

Губы Бена дернулись, искривившись в полуулыбку, но он ничего не сказал. А тут и еда наша подоспела.

— Лиам был счастлив? — спросил Бен, как только официантка ушла.

— Что?

— Последний год — Лиам был счастлив?

— Да, мы оба были счастливы.

Пока мы ели, он задал мне еще несколько вопросов о Лиаме и нашей жизни, и я поняла, как мало он на самом деле о нас знал. Я подумала, что, видимо, это связано с их ссорой, после которой они почти не общались, и ему просто хотелось узнать побольше обо мне и Лиаме.

— Как это было?

— Ты о чем?

— Помолвка. Я всегда считал, что вы просто друзья.

— Так и было. Но он купил мне электроскрипку, — сказала я и рассмеялась. — Как можно было не влюбиться в него?

— Лиам купил тебе скрипку? — Бен приподнял бровь.

— Ну да, — ответила я. — Он знал, как сильно я хотела электронную скрипку, и вот, однажды удивил меня, подарив её.

— Классный инструмент, — сказал Бен и тише добавил: — Ты прекрасно играешь.

— Спасибо, — ответила я, приятно согретая его более добрым обращением со мной, чем он выказывал обычно.

— Значит, ты уже бывала в Мюнхене? — сменив тему, непринужденно спросил он.

— Один раз. Мы с Лиамом ездили два года назад отдыхать.

— Понятно. Понравилось?

— Очень, — ответила я, выглядывая в окно на Мариенплац, вспоминая, как мы прогуливались с Лиамом по этой площади.

— Жасмин, — сказал Бен, спустя мгновение. Я повернулась к нему. Его голос мне показался каким-то странным. И смотрел он на меня как-то чересчур пристально. — После свадьбы, — медленно проговорил он, — Лиам не изменился?

— Изменился? — Гм, я нахмурилась. — В смысле?

Бен сделал рукой какой-то неопределенный жест, а потом подался вперед.

— Ты знала его очень давно. И после свадьбы наверняка заметила какие-то перемены в нем. Может быть, в мелочах. Может быть, что-то изменилось на какое-то время, а потом опять вернулось в норму. Подумай! Должно быть хоть что-нибудь!

Я пристально вгляделась в Бена, стараясь, чтобы мое выражение лица не дрогнуло. Да, я заметила кое-какие изменения. Мелочи, и Бен не мог о них знать. В конце концов, Лиам был Лиамом, та же внешность, тот же голос... Сначала я обратила внимание на его привычку складывать использованные чайные пакетики в раковину, а не выбрасывать их в мусорное ведро. А потом он начал оставлять поднятой крышку унитаза. А потом — оставлять свою одежду брошенной на полу в кучу, вместо того, чтобы убирать её в шкаф или класть в стирку, как делал прежде. Я посчитала, что он просто начал лениться. Хотя стоило мне только сказать ему об этом, как он сразу же перестал так делать.

Но еще я заметила, что и целовать он стал меня по-другому. Не хуже, не лучше. По-другому.

Сначала я думала, это из-за его разбитой губы. Лиам подрался с пьяным гостем, когда ходил к автомату с кубиками льда. Это случилось во время нашего медового месяца на Карибах. Человеческая натура причудлива, подобные вещи кажутся просто чудовищными, если они совершаются преднамеренно, а не являются результатом несчастного случая. Для нападения на Лиама не было никаких серьезных причин, наверное, просто пьяный гость специально искал неприятностей, но его в итоге спугнула шумная группа туристов. Лиам вернулся в номер с опухшим глазом и разбитой губой. Нанесенные ему травмы оказались несерьезными, ему даже не потребовалось накладывать швы, и все же, к моему удивлению, вся эта история меня ужасно расстроила. Лиам тогда немного выпил и, упади он с лестницы, я бы, скорее всего, какое-то время беспощадно глумилась над ним. Но при мысли о том, что кто-то избил его, мне делалось дурно. На следующее утро глаз так распух, что он с трудом его приоткрыл.

Он сказал мне, что администрация отеля выгнала дебошира, и мне даже стало жаль, что я не видела этого, а то огрела бы того придурка чем-нибудь тяжелым. В общем, сначала я считала, что его поцелуи не такие как прежде, из-за разбитой губы. Но даже, после того, как она зажила, я все равно чувствовала — что-то изменилось. И теперь, когда я об этом думала, все больше убеждалась, что изменения произошло еще до Карибов. Возможно, удар в лицо вообще тут был ни при чем.

Безумные прыжки с парашютом определенно начались еще до нашей свадьбы. Помню, как прикалывалась над ним, что, мол, будь мы постарше лет эдак на десять-двадцать, то я списала бы это на кризис среднего возраста. И он больше не хотел заводить домашних животных и, как мне сейчас кажется, больше не стремился общаться с лошадьми...

Не знаю, об этом ли говорил Бен, но маловероятно — кроме внезапного интереса к экстремальным видам спорта — чтобы об этом знал кто-то еще, кроме близкого человека, который жил с ним рядом.

— Не знаю, — наконец ответила я. — Может быть, незначительные мелочи. А почему ты спрашиваешь?

— Просто подумал, что ты что-нибудь заметила, вот и все, — ответил он раздраженно. — В конце концов, пока вы были женаты, с ним много чего происходило в то время.

Похоже, Бен решительно настроился — бить по моим самым уязвимым местам, да еще и все время старался врезать посильнее. Чем же я могла ему так насолить. Но насколько я помнила, мы даже ни разу не поссорились. Не было причин.

— Что верно, то верно, но однажды ночью он постучал не в мою дверь, чтобы попросить о помощи, — огрызнулась я. Этот факт меня мало радовал, но может быть хоть он заставит Бена почувствовать себя чуть хуже. И я была рада увидеть, что мое замечание достигло своей цели. Вот именно, хватит уже искать соринку в чужих глазах, когда у самого навалом бревен.

— Расскажи, чем ты занимаешься, — сказала я, чтобы сменить тему, прежде чем он смог бы высказать еще один неприятный аргумент.

— Тебе будет скучно, — резко ответил он.

— Поживем-увидим, — выдавила я сквозь стиснутые зубы. Наверное, он считал, что у меня концентрация внимания, как у комара.

— Ну, я работаю. — Он пожал плечами. — Все.

— Ты можешь заниматься архитектурой где угодно, почему ты переехал в Германию?

Он на какое-то время замолчал, а потом ответил.

— Встретил кое-кого.

Я вдруг вспомнила женщину, которая взяла трубку, когда я звонила ему, пытаясь застать дома.

— Женщину?

— Да.

— Это серьезно? — Не знаю, почему я задала этот вопрос, но, отвечая, Бен поднял руку, и я впервые заметила обручальное кольцо у него на пальце. Это была простая полоска белого золота, но меня поразила её красота.

— Ничего себе, — сказала я, по-настоящему радуясь за него. — Как её зовут?

— Хайди.

— Чем она занимается?

К моему удивлению, тон Бена внезапно стал ледяным:

— Я бы предпочел не обсуждать её с тобой!

А потом он поднял руку, чтобы подозвать официантку и попросить счет, прежде чем я успела еще что-нибудь спросить. Я была в шоке от того, как быстро менялось его настроение от дружелюбного до хамского. Когда он сказал, что не хочет говорить о своей невесте, какая-то... ожесточенность прозвучала в его голосе.

— Слушай, Бен, — сказала я, как только официант ушел, — я чем-то тебе насолила, поэтому ты так ко мне относишься?

Он посмотрел на меня с почти осязаемой неприязнью.

— Нет, — ответил он резким тоном. — Ничего ты мне не сделала. Я просто не хочу обсуждать свою личную жизнь с тобой. Понятно?

У меня так и чесались руки чем-нибудь в него запустить в ответ на холодность, но я сделала над собой очередное усилие и взяла себя в руки, а вскоре мы вышли на улицу, на морозный Мариенплац. Вся печаль в том, что мне нужен был Бен, если я хотела узнать, что случилось с Лиамом. А вот после, мне определенно не обязательно видеться с ним или его родителями. Нас больше ничего не связывало.

Странно, но мысль о том, что потом я могу больше не увидеть Бена, меня огорчала, что ли, и это раздражало еще сильнее. Этот мужчина внешне походил на Лиама, но и только. Удачи его бедняжке-невесте — если судить по голосу, то она милая девушка, и я не понимала, какого черта она собралась замуж за Бена. Он же такой скучный и грубый. Лиам умер, а с ним и связь с его семьей, потому что детей у нас не было. Лиам отчаянно хотел, чтобы мы родили ребенка, но я предпочла подождать, пока мы не накопим побольше денег...

Как же горько я теперь сожалела об этом... Мы с родителями Лиама могли бы отправлять друг другу рождественские открытки еще какое-то время, но потом... разве у нас оставались причины поддерживать общение? Мое присутствие наверняка ворошило бы в будущем болезненные воспоминания, и наоборот. Опять же, его мама уже ясно дала понять, какие чувства ко мне испытывает.

— И что теперь? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос не прозвучал раздраженным или напуганным.

— Я хочу съездить в Нойшванштайн, чтобы самому все осмотреть, — сказал Бен.

— Тогда поедем утром.

— Я встречусь с тобой в отеле за завтраком. В восемь.

— Договорились, — ответила я. — Что собираешься делать сейчас?

— Еще не решил. — Он взглянул на меня. — Ты, наверное, могла бы пройтись по магазинам, чтобы купить себе одежды. Не знаю, сколько мы пробудем в Германии, но сомневаюсь, что здесь будет уместен твой гардероб из Калифорнии.

Я воспользовалась советом Бена и отправилась в торговый центр «Карштадт», чтобы купить там несколько вещей. Бен был прав. Я привезла с собой много одежды из Калифорнии, но почти вся она не годилась для холодного европейского климата. Это была непростая задача. Во-первых, я не знала, сколько мы здесь пробудем, поэтому, конечно, остановилась на самом необходимом. А во-вторых, я и так уже переживала, что потратила приличную сумму денег. Я не была богатой, будучи замужем, а теперь, когда я осталась одна, тем более. А ведь на мне еще висела ипотека. Мне и Калифорния-то была не по карману, но перелет был уже оплачен, и я могла остановиться у подруги. А поездка в Германию — это совсем другое. Я знала, что, обратись я к своей семье, они бы одолжили мне денег, но тогда пришлось бы им рассказать, зачем они мне, да и я не горела желанием начинать самостоятельную жизнь с долгов.

Когда я закончила делать покупки, у меня ужасно гудели ноги. И мне, естественно, захотелось передохнуть и остановиться в «Кодитории», чтобы выпить кофе по дороге к отелю. Но я уже порядком потратилась сегодня, и эти траты тяжким грузом давили на мой мозг, поэтому, когда я наткнулась на красивую витрину, а из-за двери донесся манящий аромат, то заставила себя пройти мимо, словно чары горького кофе и марципанового торта не были властны надо мной.

Нам с Беном достались смежные номера, поэтому, по возвращении в отель, я вошла к себе и постучала к нему в дверь, но ответа не последовало, и я решила, что он еще не вернулся. В целях дальнейшей экономии денежных средств, я купила немного еды в супермаркете «Карштадта» и соорудила себе на ужин бутерброд, чтобы не ходить в гостиничный ресторан. Я включила телевизор, нашла какой-то английский канал и растянулась на кровати, опершись на локти. Я жевала чипсы и старалась не думать об Эдриане Холсбахе и том, что он наговорил нам утром.

Я все еще не адаптировалась к десятичасовой разнице во времени между Германией и Калифорнией, поэтому спать легла рано. И опять мне приснился кошмар. Мне чудилось, что грезила я уже не один час, и в моем сне огромный, в блестящих доспехах рыцарь топил Лиама в большом серебристом озере. На берегу озера стояли Бен, Джексон и Эдриан, наблюдали и смеялись — они думали, что рыцарь так шутит, что он совсем не собирается убивать Лиама прямо у них на глазах. Но я-то знала правду, а мне было не успеть. Я бежала по горной тропе. Я пыталась бежать, но это было сродни перемещению в патоке. Я кричала, но, кажется, не приблизилась ни на йоту к озеру. Я знала, что дорога каждая секунда, потому что видела, как жизнь утекает из моего мужа, прямо у меня на глазах.

Дважды ему удалось вынырнуть на поверхность, глотнуть воздуха и прокричать мое имя, а потом рыцарь безжалостно опять погружал его голову под воду. Его голос звенел у меня в голове:

— Жасмин! Жасмин!

— Я иду! — кричала я, отчаянно пытаясь бежать, но все равно еле тащилась.

А потом я увидела, что руки Лиама, которыми он цеплялся за рыцаря, обмякли и с всплеском упали в воду. Наконец рыцарь отпустил его, но было слишком поздно. Лиам не поднял головы, я знала — он мертв. Утонул. Крича и плача, я проснулась и резко поднялась в кровати. А потом принялась искать, как включить свет.

Но тут я завопила, увидев Лиама, неподвижно стоявшего у подножия моей кровати. Он стоял лицом к стене. С его одежды и волос текла вода. Даже несмотря на то, что я не могла видеть его лица, я знала, что это он. Но вместо того, чтобы соскочить с кровати и обнять его, я обнаружила, что стараюсь отодвинуться подальше, не желая, чтобы он поворачивался. Я не хотела, чтобы он меня увидел.

И только я это осознала, как Лиам начал поворачиваться. Я натянула до подбородка простыни, судорожно сжимаемые обеими руками. А потом меня будто парализовало от ужаса. Когда он повернулся, я увидела, что его кожа очень бледна и похожа на воск. Я смотрела на лицо мертвого человека — трупа. Он уже даже начал подгнивать. И только его зеленые глаза остались прежними, но это не принесло мне утешения, потому что они были полны боли и страха. При жизни я никогда не видела такого страдальческого выражения у него на лице.

— Лиам, — неосознанно слетело с моих губ его имя.

Он открыл рот, и я вздрогнула, когда на ковер вылился поток воды. Я думала, он хотел произнести мое имя, но когда вода перестала литься, и он смог наконец говорить, с его губ слетело одно-единственное слово, которое он произнес хриплым шепотом:

— Лоэнгрин!

Он сделал неуклюжий шаг ко мне, слегка качнувшись, и я инстинктивно подняла руки, защищаясь. Но потом вдруг я поняла, что передо мной не Лиам, а Бен, с которого ручьями бежала вода — его волосы прилипли к лицу, как тогда, на похоронах, несколько месяцев назад. Сначала я подумала, что все еще сплю, а потом поняла, что из приоткрытой двери на кровать падает свет, а Бен одет в халат, а не в уличную одежду.

— В чем дело? — спросил он, встревоженно глядя на меня, сидя у подножия кровати. — В чем дело?

— Почему ты мокрый? — спросила я, пытаясь сообразить сон это или реальность.

— Что? Я принимал душ.

— Ааа.

— Ты в порядке?

— Да. — Я сделала глубокий вдох и увереннее добавила: — Да. Извини. Просто... кошмар. Вот и все.

Поколебавшись, он спросил:

— О Лиаме?

— Да. — Я попыталась улыбнуться. — Думаю, это из-за всего того, что сегодня наговорил Эдриан... что рыцарь почти утопил его.

Бен кивнул, а потом, окинув взглядом комнату, увидел то, что осталось от приготовленного мной ужина.

— Устраивала пикник? — поинтересовался он.

— Купила еду в «Карштадте», чтобы поесть в номере.

— Зачем? — спросил он, слегка нахмурившись.

— Так дешевле.

— Понятно. С тобой сейчас все в порядке?

— Да. Извини, не хотела тебя беспокоить.

— Тогда увидимся утром. — Бен уже положил руку на ручку двери, чтобы выйти, но остановился, уставившись на прикроватный столик. — Это тот рыцарь, о котором ты говорила?

— Что? — Я повернула голову, чтобы проследить за его взглядом. — А, ну да. Это он.

Мне показалось, что уголок рта Бена дернулся. Может быть, всему виной были тусклый свет и игра моего воображения. А потом он посмотрел на меня, приподняв одну бровь, и сказал:

— Зачем ты его хранишь?

— Не знаю. Он случайно попал ко мне в чемодан, когда я собиралась в Калифорнию. Наверное, я просто привыкла уже видеть его возле своей кровати. Слушай, Бен, если мы не знаем, как выглядел предмет, который тогда выпал из саней, как же мы узнаем, что это именно он, когда его найдем?

— Я пойму, когда его увижу, — просто ответил Бен. — Я уверен в этом. Спокойной ночи, Жасмин.

И прежде чем я успела задать еще один вопрос, он уже скрылся в своей комнате, закрыв за собой дверь и погрузив меня опять во тьму.