Мои дедушка с бабушкой очень расстроились, узнав о случившемся. Дед тут же помчался в конюшню, чтобы лично проверить всех лошадей, а бабушка позвонила в полицию. Похоже, что все приняли Люка за конокрада, которого мы с Эдом просто застали врасплох.
Но я-то знала, что все не так. В этом просто не было смысла, особенно, если вспомнить наш разговор. Люк обратился ко мне по имени. И он привел в порядок Эда, как и обещал. Если бы он был конокрадом, то просто забрал бы его и все. Я ведь передала ему поводья, ему ничего не стоило увести коня.
Мне пришлось дать полиции описание Люка и всех, похоже, обрадовала такая примета, как необычайно высокий рост (ведь высокие люди всегда выделяются в толпе, и подобную особенность скрыть, в общем, нереально). Также мне пришлось описать Кини, на случай, если этот конь был украден Люком. Но оказалось, что в полицию не поступало сообщений о кражах коней, подходивших под описание Кини.
Кроме того, если Люк и впрямь влез во всю эту канитель с воровством, то он был крайне посредственным вором. Потому что, пока он воровал другую лошадь, первая легко могла удрать.
Никому и в голову не пришло сложить два и два, но и я не стала указывать на это бабушке с дедушкой, они и без того очень расстроились. Дед, не тратя даром времени, установил камеры по всей конюшне и на границе своих земель. К концу моего пребывания здесь, я больше так ни разу и не встретила Люка, и к тому времени, как мне нужно было уезжать, событие, так нас взбудоражившее, немного подзабылось. Когда я уехала домой, меня еще терзали мысли о том, что нужно было рассказать дедушке с бабушкой или даже полиции о своей убежденности — Люк приходил не украсть лошадь, а проследить за мной, как и Джексон Торп, который следил за моим домом. Да-да, Торп отрицал, что стоял в ту ночь под дождем возле моего дома, но теперь меня посетила мысль, что, возможно, как раз Люк мог быть тем самым мужчиной в плаще... И вот теперь, когда я снова задумалась о Джексоне, мне вспомнилось, что он упоминал о Лукасе, что мало походило на совпадение. Наверняка, они знакомы, и они оба знали Лиама, и теперь они оба следят за мной. Но я не представляю, зачем и почему.
Я не решилась позвонить в полицию. Они, скорее всего, решили, что все это как-то туманно и мелодраматично. Но, вероятнее всего, они бы посчитали, что я все это себе напридумывала, — из-за пережитого недавно стресса превратила пару случайных встреч невесть во что. Поэтому за время поездки домой я сумела убедить себя оставить все как есть. Тем более, что я собиралась всего лишь заехать домой, собрать вещи для поездки в Калифорнию и переночевать перед отлетом в отеле аэропорта. К тому же я уже договорилась об установке новой охранной системы, и моя мама согласилась приглядеть за её установкой.
Но все изменилось, когда я вернулась домой. Не было никаких разбитых окон и открытых дверей. Но дверь оказалась не заперта, и это первое, что насторожило меня. А как только я вошла внутрь, волоча за собой чемодан, то сразу увидела, что кто-то сверху донизу перерыл весь дом.
Все ящики были выпотрошены, а их содержимое валялось на полу. Матрац разрезан, его начинка была извлечена. То же самое случилось и с диваном, и с креслами в гостиной. Все ковры сдвинуты, дымоход разобран, а письменный стол Лиама, так просто был разобран на кусочки.
Поначалу я не поверила своим глазам. Я прошла по всей квартире, заглянув в каждый её уголок. Мысль о том, что Джексон проник в мой дом, чтобы подменить свадебные фотографии, теперь казалась детским лепетом по сравнению с этим. Наконец, я вышла на улицу и позвонила маме. Когда же она приехала, я разрыдалась от жалости к себе прямо у неё на глазах.
— Я просто хочу, чтобы произошло что-то хорошее! — всхлипнула я. Мне казалось, что я не выдержу еще одного удара, которые и так следовали один за другим.
Мама вызвала полицию и на этот раз я рассказала им все, что знала о Джексоне Торпе и Люке, а еще о своем ощущении, что за мной следят. И мне было совершенно плевать, сочтут ли меня истеричкой и параноиком или нет.
Остаток дня я провела с мамой и, превозмогая усталость, разгребала беспорядок в доме.
Мы провели за этим занятием несколько часов, но не продвинулись даже наполовину. Хотя, насколько я могла судить, ничего не было украдено. Во всяком случае, ничего ценного. Все драгоценности, которые мне когда-то дарил Лиам, мы нашли в спальне. Также никуда не делся и плазменный телевизор, на своих местах остались и СD-плеер, и компьютер, а еще мой ноут и многие другие дорогие вещи, которые обычно крадут в первую очередь.
По словам полиции, преступник либо искал что-то конкретное, либо это был обыкновенный вандализм, не связанный конкретно с нами. Но поскольку было маловероятно, что Лиам или я владели чем-то, требующим столь тщательного поиска, полиция склонялась ко второй версии. Кто-то случайным образом выбрал мой дом, чтобы повеселиться. Мне просто не повезло. Опять же, соседи ничего не видели и не слышали, поэтому, должно быть, вандалы проникли в дом, когда все были на работе.
Полиция предложила отложить мою поездку в Калифорнию до выяснения всех обстоятельств, но я, сморкаясь в платок, объяснила, что мой муж умер, и мне не вернут деньги за билеты, так что я не могу их сдать. Кроме того, все, что мне сейчас хочется — это увидеть подругу. Наверное, я представляла собой чудовищное зрелище, но мне было плевать. В общем, смущенный полицейский сказал, что если эта поездка так важна для меня, мне обязательно стоит поехать.
Кроме того, ничего не было украдено, не было и каких-то очевидных зацепок для следствия, а моя новая система безопасности будет установлена только на следующей неделе. Поэтому, явно испытывая глубокое облегчение, они ретировались, оставив меня на попечение мамы, дав обещание, что обязательно свяжутся со мной, если вдруг найдут виновного.
Я опустошила чемодан, выкинув из него все, что брала к дедушке с бабушкой, а затем обратно запихала, похватав с пола наугад, чистую одежду. Меня воротило при мысли, что кто-то копался в моей одежде. Будь у меня деньги, я бы все повыбрасывала и купила новое. В мой дом мог вломиться кто угодно, но я почему-то не могла отделаться от мысли, что это был Джексон. В конце концов, я была почти уверена, что именно он изуродовал свадебные фотографии. Может, таким образом, он хотел расплатиться со мной за камень, брошенный в его машину.
Ночь я провела у родителей, и папа отвез меня в аэропорт на следующее утро.
— Я знаю, что это тяжело, Джез, — сказал он, когда высадил меня, — но попытайся наслаждаться жизнью, хорошо? А дом к твоему возвращению будет в порядке.
— Не позволяй маме тратить много денег, — предупредила я.
Накануне мама намекала, что найдет мне новую мебель. Я знала, что ей тяжело смотреть на меня, осознавая, через что мне приходится проходить. И я знала, что она хочет все сделать правильно, а для неё это означало — пойти и потратить кучу денег. Чего она себе не могла позволить. Но папа лишь отмахнулся от моих слов.
— Иди уже, — сказал он и улыбнулся.
Я обняла его, помахала ему на прощание, когда он отъезжал, а потом пошла в аэропорт. До сего момента мне как-то не приходило в голову, что я никогда прежде не путешествовала одна. Ни разу. На каникулы я обычно летала с родными или друзьями, а в отпуск мы летали уже вместе с Лиамом. Я зарегистрировалась и отправилась в зал ожидания, где и застыла в нерешительности. Я была голодна. Но когда мой взгляд упал на вывеску «Гарфанкеля», меня передернуло при мысли, что нужно будет зайти внутрь. Всякий раз, когда мы с Лиамом отправлялись куда-нибудь в отпуск, мы начинали наш отдых с завтрака в этом ресторанчике. Это воспоминание заставило меня потерять аппетит, поэтому я купила себе только чашечку кофе, чтобы скрасить ожидание появления своего номера рейса на табло.
На меня пялились. Проблема была не столько в моих светлых волосах, сколько в белой коже и бледных глазах. Люди находят мою внешность жутковатой, особенно, дети, которые ничего не знают об альбинизме. Моя внешность всегда держала меня особняком от всех остальных.
Я прижала к себе скрипку, которую всегда брала с собой. Благодаря её присутствию, я чувствовала себя не так одиноко. Это не просто инструмент, она была моей подругой. Мне даже в голову не пришло, не брать её с собой. Для меня не взять ее с собой, было сродни тому, как если бы пришлось оставить дома ребенка. Я была очень рада, что гостила у бабушки с дедушкой, когда мой дом переворачивали вверх дном. Не знаю, как бы я пережила, случись с ней что-нибудь. Ничто не могло её заменить, так она была мне дорога.
Я сидела, сгорбившись, держа в одной руке пластиковый стаканчик с кофе, а другой — обнимая футляр, и думала, может, стоит подстричь волосы, чтобы не бросаться окружающим так сильно в глаза. Прежде я не стригла их только потому, что Лиаму нравились длинные волосы. Когда мы лежали в постели ночью, он любил пропускать их через пальцы, раскладывать локоны по подушке, а потом делать мне комплименты, говоря, как прекрасна я в лунном свете.
И я всегда верила Лиаму, когда он говорил это мне. Когда же подобные вещи говорили мои мама или папа, в отчаянной попытке заставить дочь чувствовать себя менее инородным предметом в окружающей обстановке, меня передергивало. Мне они казались не то чтобы издевкой... но, в общем, мало соответствовали истине.
А Лиам не только находил меня привлекательной, казалось, он просто не представлял себе, что другие люди могли видеть меня в ином свете — что они могли считать мою белую кожу мертвенной, а голубые глаза холодными. Когда он меня касался, когда проводил пальцами по моему телу, меня это никогда не коробило. Мне было комфортно в своем теле. Мне нравились мои волосы, потому что Лиаму они нравились. Для Лиама моя внешность была особенной, она делал меня уникальной, прекрасной. Она делала меня отличной от других женщин.
Мне следовало бы догадаться, пока я лежала в тепле и безопасности его объятий, что все было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
С уходом Лиама из жизни, я поняла, что самой мне сложно увидеть себя такой, какой меня видел он. Словно это был сон, который я запомнила едва-едва. Теперь я напоминала скорее уродца, в которого то и дело тыкали пальцем.
И в очередной раз меня захлестнула волна нестерпимой тоски, и в очередной раз мне пришлось постараться, чтобы не утонуть в ней. Вокруг меня толпились люди с детьми и парочки, собиравшиеся оправиться отдохнуть куда-нибудь на выходные. Казалось, что я единственная в этой толчее была сама по себе, без пары. Лиам должен был лететь со мной... мы должны были сидеть вместе в «Гарфанкеле» и поедать ужасно вредный и жирный завтрак, болтать и смеяться... Я не должна была одна лететь к Лоре, оставив его билет дома, в конверте на каминной полке. И в очередной раз меня охватила тоска, тоска по привычному, такому любимому укладу жизни, которого мне так не хватало.
Казалось, что и полет длился дольше, чем должно, ведь мне даже поговорить было не с кем. Я не могла даже поспать, потому что привыкла класть голову Лиаму на плечо, когда уставала в полете. И теперь, когда я летела одна, часы тянулись мучительно долго.
Спустя одиннадцать часов полета, я была рада сойти с трапа, размять ноги и вдохнуть американский воздух. Я забрала багаж и отправилась на выход, где меня ждала Лора. Внешне мы с ней были полными противоположностями. Лора была невысокого ростика, её макушка едва доставала мне до подбородка. Кожа у неё была роскошного шоколадного цвета, а глаза — карими.
— Дорогая, я так рада, что ты приехала, — сказала она, крепко меня обнимая.
К моему облегчению, она ни словом не обмолвилась о том, что я прилетела одна. Не спросила она меня и о том, как у меня дела и как я справляюсь с горем. Не сказала она и о том, что сожалеет о смерти Лиама и что там еще обычно говорят люди. Люди, в общем-то, были не виноваты. Просто они говорили то, что принято в подобных случаях. Просто проявляли вежливость, ведь они были хорошо воспитаны. Невозможно отмахнуться от чьей-то смерти. Но Лора дружила с нами обоими, и ей ничего не нужно было говорить, я знала, какие чувства она испытывала.
В общем, она просто взяла меня под руку и повела на парковку к своей машине. Поначалу я решила не рассказывать ей о проникновении в мой дом, потому что если она узнает обо всех тех несчастьях, что выпали на мою долю, мне будет сложно изображать веселость. Но теперь, когда я её увидела, больше не чувствовала, что мне придется что-то корчить из себя и изображать оптимизм. Впервые за долгое время, я чувствовала себя на отдыхе.
По местному времени было уже почти десять вечера, и Лора настояла на остановке возле закусочной, по пути к ней домой, чтобы перехватить кофе и пончиков.
— Ты похудела, да? — с момента моего прибытия это был её первый вопрос, который имел косвенное отношение к смерти Лиама.
Я пожала плечами и опять же, к моему глубокому облегчению, она не стала углубляться в эту тему. Сама я уже была сыта по горло подобными вопросами от семьи и знакомых. Мы уселись на красно-белые виниловые диванчики в одну из кабинок, ели пончики и болтали, словно никогда и не расставались. Я даже и представить себе не могла насколько сильно соскучилась по Лоре, и как это здорово — находиться вновь рядом с ней. Её дом стоял всего в нескольких кварталах от закусочной. Когда мы наконец приехали к ней, она для меня провела по нему экскурсию. Домик оказался небольшим, уютным и красиво обставленным. В нем нашлась большая свободная спальня с удобной двуспальной кроватью, застеленной хрустящими, свежими, белыми простынями, только что из прачечной.
Когда Лора пожелала мне спокойной ночи и оставила одну в комнате, я постаралась не зацикливаться на двуспальности кровати и том, что я одна. Я достала фото Лиама в рамке, которое привезла из дома, и поставила его на прикроватный столик, а потом пошла чистить зубы в ванную. По возвращении я достала из чемодана пижаму, из которой вывалилось что-то металлическое и черное. Я наклонилась, чтобы подобрать странную штуковину, и в это мгновение сообразила — это же был игрушечный рыцарь, которого я нашла в вещах Лиама. Наверное, я схватила его вместе с одеждой, разбросанной по полу. Рыцарь встал на столике рядом с фотографией. Тот факт, что он лежал в кармане Лиама, когда тот умер, заставил меня почувствовать какую-то странную привязанность к нему, несмотря на гвоздь, которым какой-то мальчишка проткнул ему шлем.
Когда я, наконец, улеглась в постель, то пообещала себе, что на всю катушку воспользуюсь этой поездкой и не буду рефлексировать по поводу того, что произошло дома. По крайней мере, сейчас я была за тридевять земель от всех тех проблем — вдали от всяких Джексонов с Люками, и впервые за долгое время я могла расслабиться, на самом деле чувствуя себя в безопасности.