Бояръ-Аниме. Газлайтер. Том 33

Глава 4

Резиденция Солнечного Дома, Сторожевой город

Двоюродный брат лорда Оранжа, Гранж, удобно развалился в резном кресле, лениво вертя в пальцах небольшой кубик-конструктор. При каждом его движении детали мягко щёлкали, перестраиваясь в новую форму, а в центре куба на короткий миг вспыхивали тусклые огни рун. Напротив него, стоя по стойке «смирно» и стараясь держать лицо максимально непроницаемым, старший гвардеец ровным голосом докладывал:

— Десантная группа высадилась, закрепилась на точке и уже выдвинулась в сторону Чертовщины.

— Отлично, — коротко кивнул Гранж, не удостоив собеседника взглядом и продолжая возиться с кубиком.

Офицер гвардии замялся, явно колеблясь, но всё же решился продолжить:

— Сир, позвольте спросить…

— Ну, спрашивай, раз уже заикнулся, — бросил Гранж, всё так же не отвлекаясь от конструктора.

— Зачем мы отправили наших людей фактически на убой? — офицер произнёс это медленно. — Король Данила — слишком опасный противник. Он переловил всех теневых тварей в округе, расправился с Пыхтунами, причём дважды. Он в целом… очень, очень силён, хоть и бескрылый.

Гранж едва заметно ухмыльнулся, продолжая играть с кубиком. Две пластины под его пальцами с тихим щелчком встали на место, и внутри конструктора застыли очертания сложной трёхмерной схемы. Он тут же начал разбирать её обратно, будто это заботило его больше:

— Десантники — всего лишь пушечное мясо, — сказал он размеренно. — Филинов их, разумеется, перебьёт до последнего. А чтобы наверняка так и вышло, мы аккуратно, будто случайно, слили план их засады его людям. Тем самым, что вчера вечером заходили в ресторан в центре города. Сделали всё чисто, чтобы выглядело натурально, без притворства. Король Филинов уничтожит диверсионную группу — и, разогретый, обрушит гнев на моего дорогого кузена. Прикончит Оранжа, и… вуаля, я становлюсь лордом.

Гвардеец вздрогнул и брякнул с тревожным дребезжанием в голове:

— Но это ведь открытый мятеж против лорда, сир!

Гранж смотрит на завершённую комбинацию в руках, медленно проворачивает куб, позволяя рунам снова вспыхнуть, и кивает — без тени смущения:

— Именно. Мятеж, — подтверждает он и бросает кубик-конструктор офицеру:

— Лови.

Тот машинально ловит кубик обеими руками… и в тот же миг руны на его гранях вспыхивают ярко-красным, складываются в замкнутый контур — и конструкция взрывается с сухим, обжигающим грохотом. Пламя вырывается в стороны, охватывая гвардейца мгновенно и жадно, так что он даже не успевает закричать. За секунду от херувима не остаётся даже пепла.

Ударная волна подхватила Гранжа вместе с креслом и швырнула его на пол. Он даже не попытался прикрыться или сформировать стихийный доспех — напротив, подставился, точно рассчитав неубийственную дистанцию. Острые обломки столика оставили на коже тонкие, но глубокие царапины. На лбу появился неглубокий разрез, из которого тёплая кровь тонкой дорожкой потекла вниз, задевая висок.

Он провёл пальцами по ране, задержал взгляд на собственной ладони, рассматривая кровь, и с тихим удовлетворением произнёс:

— Отлично… Сойдёт.

Не теряя времени, Гранж достал из обломков стола связь-артефакт, активировал его и вызвал менталиста. Спустя мгновение дверь приоткрылась, и в кабинет вошёл сухощавый херувим с собранными в тугой хвост волосами и рассеянным взглядом.

— Сир, что случилось⁈

— Всего лишь несчастный случай.

— Эм! Позвать Целителя⁈ — застыл в дверях менталист.

— Конечно, именно поэтому я вызвал тебя, тупица. Иди сюда и сотри мне последние три дня памяти, — приказал Гранж, поднимая кресло и усаживаясь, не думая вытирать кровь или стряхивать сажу с лица и одежды. — И не вздумай читать. Просто сотри.

— Да, сир, — ответил менталист, удивившись, но привычка не задавать лишних вопросов оказалась сильнее любопытства. Он был верным, проверенным слугой, не отличавшимся особым талантом, зато всегда послушным и исполнительным, готовым выполнить приказ без обсуждений. Гранж знал за ним это качество и не сомневался, что тот не позволит себе ни малейшего отступления от задачи. Но всё же оставался один неприятный нюанс— сам менталист ведь сохранит в памяти факт его просьбы. А это, как ни крути, тоже улика…

В остальном же Гранж уже всё рассчитал: пробел в воспоминаниях должен будет выглядеть как последствие несчастного случая. Официальная версия проста — якобы он случайно активировал кубик-конструктор, что вызвало взрыв, унёсший жизнь его гвардейца и оставивший ему рану на голове. Его вид и «амнезия» станут убедительным подтверждением этой истории. Никто не сможет привязать к нему план по стравливанию Оранжа и Филинова, который он как раз и обдумывал в эти самые три дня.

Когда менталист завершил чистку памяти и вышел из кабинета, Гранж, уже забывший недавние события, открыл ящик стола. Внутри лежала аккуратно сложенная записка. Развернув её, он увидел всего два слова, написанные его собственным почерком: «Убей менталиста».

Он поднялся, покинул кабинет и быстрым, уверенным шагом двинулся по коридору, где в конце как раз удалялся менталист. Не замедлив ни шага, Гранж поднял руку, и в его ладони вспыхнул огненный сгусток. Фаербол сорвался с пальцев и ударил менталиста точно между крыльев. Раздался треск, жаркий свет озарил стены, и мертвое тело рухнуло на пол, мгновенно обмякнув.

Гранж вдохнул и выдохнул. Он вернулся в кабинет и снова занял своё кресло. Он уже не знал, зачем именно нужно было убить менталиста — было ли это мерой предосторожности или расплатой за какую-то провинность, — но был уверен в одном: если он сам оставил себе такую записку, значит, на то были веские причины, даже если теперь он их не помнил.

Херувимская резиденция Организации (временная штаб-квартира Вещих-Филиновых), Сторожевой город

В гостиной, где собрались жёны Данилы, Бер с умным видом рассказывает девушкам о его с Булграммом приключении в ресторане:

— Конечно, оранжевокрылые готовят в Чертовщине подставу. И Данила это прекрасно понимает. Я же ему передал план засады.

Светка, устроившаяся неподалёку на диване, слушает вместе с остальными, время от времени бросая в сторону Бера прищуренные взгляды. Чуть дальше, прямо на ковре, в облике тигрицы лежит Красивая, лениво облизывая лапу и умываясь, но при этом ухом ловя каждое слово. Змейка уже успела сбросить одежду и, раздражённо поводя хвостом, шипит на свою же собственную тень, из которой один за другим выползают тонкие теневые удавы в ожидании команды.

Бывшая Соколова наконец хмыкает, в её тоне слышится лёгкая насмешка:

— Так значит, ты даже не в курсе, что у оранжевокрылых план с двойным дном?

Бер поднимает брови, искренне удивляясь:

— Почему это с двойным?

Настя, до этого без особого интереса молчавшая и лениво теребившая ремень своих шортиков, замечает со скукой:

— Ну а как это еще назвать? Если что, можешь не переживать: Даня всё это уже понял заранее.

Бер нахмурился, лоб пошёл складками:

— О чём вы вообще сейчас говорите?

Лакомка со вздохом пояснила:

— Кузен, ты правда считаешь, что гвардейцы из Солнечного Дома могли бы принести свой план нападения именно в то заведение, куда вы пришли, просто так, по случайному стечению обстоятельств?

Слова попали в цель. Лицо Бера заметно побледнело, будто его только что облили ледяной водой. В глазах появляется осознание.

— Рогогор бодни меня в задницу! А нахрена оранжевокрылые это сделали⁈

— Кто же знает? — пожимает Лакомка плечами. — Может, чтобы мелиндо, разгромив первую засаду, потерял бдительность и угодил во вторую. А может, у них были ещё какие-то цели. Думаю, мелиндо лучше нас понимает подоплёку всей этой истории.

Бер резко выдохнул и почти выкрикнул:

— Так это что же выходит⁈ Я своими руками завёл Даню прямо в ловушку⁈ Да Зела же меня живьём сожрёт, даже без соли!

Света усмехнулась:

— Ой и чего переживать? Ты один только не понял что это двойная ловушка. Даня разберётся.

Бер резко отмахивается:

— Я-то вовсе не о Дане переживаю, а о себе! Он-то, само собой, выкрутится, как всегда. А вот мне, когда Зела узнает, что я, как последний осёл, купился на их западню, достанется по полной программе!

Весёлый смех буквально распирал бывшую Соколову, и она, едва отдышавшись, выдала с искренним злорадством:

— А! Ну, в таком случае, и правда, считай, что ты покойник.

Лакомка, посмотрев на кузена с лёгкой жалостью, решила всё же чуть смягчить удар:

— Не будь к себе так уж строг. Между прочим, мелиндо специально попросил Булграмма пойти с тобой в тот ресторан. И, к слову, не только вас двоих. Даня разослал и других гвардейцев, и Рвачей по разным заведениям по всему городу, на всякий случай. Мало ли, вдруг Солнечный Дом решит воспользоваться моментом и устроить провокацию. Или, как в итоге и вышло, попытаться втянуть мелиндо в свои интриги.

Бер, хлопнув ладонью по колену, возмущённо вскинулся:

— А рогатый уволень, значит, знал, да⁈ Вот почему этот здоровяк повёл меня мужские разговоры вести, когда сам тот ещё подкаблучник! И почему, чёрт возьми, мне-то никто об этом не сказал⁈

Лакомка только пожала плечами, будто всё это было само собой разумеющимся:

— Так даже лучше получилось. Ты вёл свою роль совершенно искренне, без малейшего притворства. Это сработало куда сильнее, чем если бы ты знал всё с самого начала.

Бер обреченно вздыхает:

— Всё равно мне от Зелы прилетит. И, чую, прилетит крепко.

Сижу с закрытыми глазами, не спеша выравниваю дыхание, в лёгкой медитации. Пока даже не стараюсь двигаться. Рано еще. Рядом, на водительском месте нашей кареты, Оранж беснуется, будто в клетке, и с каждой секундой злится всё сильнее. Он дёргается, рычит, кричит, пытается вырваться, но выбраться у могучего, но не очень умного лорда не получится. Нас уже засыпает песком, и не простым, а каким-то мерзким, живым на ощупь, высасывающим энергию. Сквозь снесенное лобовое стекло он льется плотным, вязким потоком, как будто сверху кто-то вывалил целую баржу. Салон уже почти доверху забит этим зернистым гадством, оно просачивается везде — под одежду, в берцы, за воротник.

Откуда-то сверху, через слой песка и перекрытый обзор, доносятся глухие голоса. Двое Демонов перекрикиваются друг с другом, и судя по интонации — астралососы довольны собой, как коты, поймавшие жирную мышь.

Усилив слух, я слушаю выродков, а засыпанный по шею Оранж же тем временем пытается сформировать стихийный доспех, пробиться магией огня, рычит от злости, срывает голос. Всё без толку. Этот песок вытянул из него порядочно энергии. Магия на нём вязнет, словно в болоте, и никакие техники не проходят.

Сверху, с ленивым довольством, раздаётся:

— Ням-ням! Перышки! Один с перышками!

— Ага, желто-красные!

«Оранжевый цвет называется, дебил», — мысленно вздыхаю.

Демоны, судя по звуку, устроились сбоку от кареты за пределами нашего обзора, возможно, на выступе или за каким-то укрытием. Нас они видят прекрасно, а вот мы их — нет. Разговаривают они при этом относительно громко.

— Это он! Это он! — орёт первый астралосос, перекрывая шум песка. — Песчинки хорошо прилепились⁈

— Да, держат крепко, — отзывается второй. — Даже Грандмастер не вырвется. Даже багровый жополизатрон!

Первый тут же, с каким-то почти детским восторгом:

— Это тот самый Филинов! Он Миража завалил, Многоглазика прибил, Бехему прикончил! Песчинки точно держат?

— Облепили, — довольно сообщает второй. — Я прям чувствую, как они сосут энергию, ммм… сладенькую.

— Арбуз нормально сидит у меня на макушке? — добавляет первый.

— Нормально… Но, может, прикончим их и Астрал с ними? — предлагает второй, и в голосе у него тревога.

— Нет, — резко отсекает первый, и по тону ясно — спорить бесполезно. — Песчинки ведь хорошо прилепились? Убивать не будем. Боженька Гора хочет его живым. Я сейчас ему покажусь, лично высосу всё до капли. Хочу, чтоб он шевелиться не мог, чтоб энергия ушла насухо. Ссыпь ещё!

— Так песка уже море, — ворчит второй. — Он облеплен им с ног до шеи. Эти песчинки удержат хоть самого гигантского будрогробаза.

Я чуть сдвигаю уголки губ в усмешке, всё ещё не открывая глаз. Ну-ну… удержат они меня. Я хоть и не гигантский будрогробаз, но с выводами они явно спешат.

Оранж рядом гремит, пытаясь поднять руки или крылья из тонны песка, но ему удается только лишь вывернуть вправо шею:

— Гребаные демоны! Филинов! Проснись! Нас сейчас сожрут, бескрылый ты сукин сын!

— Зачем орать? — морщусь я. Слух-то усиленный Даром физика, а этот орет чуть ли не в лицо, еще и слюнями брызгается. Пипец мне попутчик достался.

Лобового стекла у кареты совсем нет — его вынесло напрочь в момент столкновения, ещё в ту секунду, когда нас подбросило и мы улетели с обрыва. Песок лился именно из зияющего пролома.

— Филинов, ты ведь знал, что это капкан? Да, Филинов? Ты что-то про дорогу говорил…

— Разумеется. Камней на этом участке земли не было. Ни одного камушка. Земляной слой был искусственный.

— А чего не сказал-то?

— Так я говорил же, что дороги нет, — удивленно поясняю Оранжу, и у того отвисает нижняя челюсть.

Поток песка уже пару минут как иссяк, в проёме лобового вырастают два Демона. Вперед выдвинулся желтый астралосос с нелепо приплюснутой башкой, на которой сверху качается мутировавший живой арбуз с оскалом.

— Филинов, тебя не смог низвергнуть ни Мираж, ни Бехема, а я вот…

— Чего там вякаешь, бахчонос? — хмыкаю. — Не слышу.

Бахчонос боязненно оглядывается на своего товарища, похожего на рогатый кусок глины.

— Прилепились хорошо песчинки, — кивает глинорожий.

Демон со арбузом наклоняется ближе, и из его пасти срывается хриплый, злобный шёпот:

— Я знаю, что ты убил сильнейших Демонов… и я высосу из тебя кучу сил.

— Да неужели? — отвечаю я, глядя прямо в его треугольные глазницы.

— Кваа-ар, — рыгает сытый Жора, обратно высосавший из тонны песка всю энергию.

И в ту же секунду встаю из песка, одним движением хватаю Демонюгу за шею и вгоняю мигом выросшие демонические когти глубоко в печень… или в то, что у него в этом месте должно быть. Резким рывком распарываю тушу почти надвое, ощущая, как под пальцами ломается ткань, хрустит панцирь на брюхе. Арбуз соскальзывает с плоской башки и шмякается в песок. Удерживая чучелоноса перед собой, одновременно швыряю поверх его шипастого плеча псионическое копьё.

Тушка в моих руках рассыпается в труху, в сухие ветки, клочья чёрной травы и какой-то мусор, будто и не было живого существа. Второй Демон тут же получает копьё в бок, сгибается пополам, будто его стошнило, да изо рта правда полилась жидкая глина. Пока он, сгибаясь, валится на землю и оседает в песок, издавая тоскливые, протяжные стоны, я одним движением выскакиваю из кареты и первым делом брезгливо отряхиваюсь от песка, облепившего одежду.

Зло выругавшись, наклоняюсь, расшнуровываю берцы и буквально высыпаю оттуда целую пригоршню мелких, противно шуршащих крупинок. Гребаный песок! Даже сюда пробрался, забился под стельку, к носкам, в каждую щель.

Хм… взгляд цепляется за свежие, глубокие следы на грунте. Широкие, круглые отпечатки, похожие на следы огромного слона, только с едва заметным асимметричным ребром на краю. Эта парочка тварей сюда точно пришла не в одиночку. Похоже, миграция в сторону Чертовщины.

Подхожу к ещё стонущему глинянорожему. Он уже почти не шевелится, но пока жив, иначе бы уже разложился в мусор. Без всякой спешки наклоняюсь, беру его за ремень и вытаскиваю из-за пояса флягу, ощущая под пальцами холодный, чуть влажный металл.

Открываю крышку. Внутри булькает спиртяга, пропитанная слабенькой, но всё же убийственной некротикой, густая, как тягучее вино. Смерть в чистом виде.

Подумав, делаю пару добрых глотков. Дар Пустоты легко гасит некротический яд, а в животе пойло отдаётся жаром.

Судя по вкусу и запаху, так тут сохраняют пищевую органику в условиях Прорыва — пропитывают её некротикой, а потом, с помощью артефактов, быстро снимают заражение, успевая съесть, пока еда не отрастила себе ноги, хвост и дурные привычки кусаться и убегать. В целом, надо признать, довольно практично.

Оранж, вернее, торчащая голова из песка, орёт так, будто его расплавляют заживо:

— Филинов! Вытащи меня!

— Сам выбирайся, — лениво отвечаю, даже не оборачиваясь.

Он рявкает и матерится, но я не обращаю внимания. Демон почти помер, а значит, песок потерял магические свойства и теперь — просто грязь. Вот пусть сам и разгребает.

Не жалеючи брызгаю из фляги на бок затихшему глинянорожему, и он тут же признательно визжит от боли. Слегка наклонившись, смотрю прямо в его мутнеющие глаза и спокойно спрашиваю:

— Хай. Где ваши остальные? Много их вообще?

Он сипит, захлёбывается стоном, голос срывается на хрип:

— Немного… на грубзе волочатся…

— Грубз? Это что? — уточняю.

— Ездим на нём… — выдыхает он, едва ворочая языком.

— Хорошо, спасибо, — киваю и щедро выливаю остаток фляги ему прямо в морду. Демонюга судорожно дёргается, выгибается, потом начинает стремительно распадаться, пока не превращается в кучу вонючего навоза. Пустую флягу убираю в теневой портал — пригодится. Она сама по себе и есть артефакт, блокирующий некротику. Вернее, вся ценность в крышке: убираешь подложку — и можно пить прямо как из напёрстка очищенное от некротики содержимое.

Тем временем Оранж, с громким сопением и обильным ворчанием, наконец-то выкарабкивается из песка. Вид у него такой, будто он в любую секунду готов рухнуть плашмя. Лететь он в таком состоянии явно не сможет — и моя недавняя шутка про то, что придётся тащить его волком, уже перестаёт казаться шуткой. Если бы не тот заговор его домочадцев, которые, как я знаю, поджидают нас впереди, я бы без колебаний оставил его здесь и пошёл своей дорогой. Но для того чтобы мой план сработал в полном объёме, вместо того чтобы спокойно устроить себе охоту на скорость, мне придётся возиться с этим уставшим и вымотанным летуном.

— Идём, лорд, — бросаю я, даже не поворачиваясь, чтобы убедиться, послушается он или нет.

Мы двигаемся вперёд медленно, шаг за шагом, и вскоре впереди, на равнине, виднеется идущий грубз — массивное демоническое животное с толстой, бугристой кожей, напоминающее слона, но с плоской, как настил, спиной, явно предназначенной для перевозки грузов и пассажиров. За ним, на цепи, волочится костяная клетка на колёсах, битком набитая кем-то.

Через некоторое время на пути нам попадается ещё один слюнявый Демон, решивший отойти чтобы повеселиться с какой-то демонской девкой. Вонзаю в него псионическое копьё. Он падает, дёргаясь и затихая, а рядом со мной, с шумом, рычанием дерётся Оранж, топча мелких тварюг, в которые обратились демонские слюни.

В битву благородного лорда не лезу и не мешаю, а разглядываю непонятную девку. На Демона она слабо смахивает. На низшую Фурию — тоже. Гибкая, бледная, почти полностью обнажённая, грудь — пятый размер, и из одежды только несколько узких чёрных лент, которые обвивают тело, больше для вида, чем для прикрытия. Ну и ещё клешни — по одной на каждой руке. Моська человеческая, смазливая.

— Кинешься — хана тебе, — сразу предупреждаю.

Она останавливается, вскидывает клешни и, чуть запыхавшись, быстро отвечает:

— Да, сир! Не убивайте, я безобидна.

— Он твой дружок? — киваю на мерзкую чёрную лужу, что осталась от последнего Демона.

— Нет, — качает она головой. — Он угонщик. Угоняет нас, отброшек!

— Кого-кого?

— Мы — отброшки… — начинает она и расправляет плечи. — Бог Живот создал нас для своего удовольствия…

— Так вы всё-таки Демоны? — спрашиваю, в раздумьях подкидывая пси-гранату.

— Нет-нет. Мы созданы из ткани Астрала для духовного удовольствия… — заблестев бездонными глазами, она делает шаг ко мне, раскованно и пошло покачивая бёдрами.

— Ни шага ближе, — обрываю я, увеличивая пси-шарик раза в два.

Девка останавливается, но всё же встаёт прямо, опустив клешни, и её голос становится печальным, даже обиженным:

— Потом нас вышвырнули. Бог Живот создал себе новые инструменты наслаждения, а нас выкинул, как надоевшие игрушки.

Значит, ещё и этот бог Живот тусуется в Прорыве. Мало мне одного Горы…

— В клетке везут твоих соратников? — спрашиваю напрямую.

— Э?.. — она явно теряется, моргает и в предположении берётся клешнями за свои груди.

— Твоих друзей везут? Сородичей?

— Э?..

— Поддать псионики для соображалки?

— Сородичей! Да-да, они в клетке. Наших отброшек угонщики везут в Чертовщину, чтобы там эксплуатировать, — вздыхает она грустно.

— И чего не так? Вы же созданы для удовольствия.

— Для удовольствия бога Живота, ну еще его вассалов Лордов-Демонов, а не отбросов-угонщиков, — задирает она носик.

— Понятно, иди вперёд, будешь путь показывать, — указываю на валуны, что заслонили далёкого «слона». Путь и так ясен, но пока не решил, что с этой клешнерукой делать. — Лорд, пошли, —бросаю через плечо Оранжу.

Оранж, что уже затоптал мелких паразитов, хрипит устало:

— Филинов, убей её. Она — поделка.

— Кто?

— Поделка, искусственный Демон.

— На Демона не смахивает что-то, — поглядываю на выпуклый зад послушно топающей вперёд отброшки.

— Да потому что она создана богом удовольствий Животом для разврата. Она безобидная.

— Тогда зачем убивать?

— Ну-у-у… она же Демон, — Оранж встряхивает головой. — Слушай, не усложняй, Филинов. У нас так принято: увидел Демона — убей.

— Ну, это у вас, — отмахиваюсь. — А у меня принято сначала головой думать и не страдать всякой хренью вроде предрассудков.

За спиной слышится тяжёлое, хриплое дыхание Оранжа, а впереди, покачивая кормой, идёт отброшка. Походка от бедра у неё явно вшита под коркой. Справа, за грядой валунов, словно на ладони, открывается вид с обрыва на заброшенный город. Когда-то, в те времена, когда херувимы возводили мегаполисы, Сторожевой город и близко не мог сравниться с таким масштабом. Передо мной высится целая россыпь разрушенных гигантских дворцов, почерневших от времени и покрытых зарослями, а один из них с высокой башней сразу бросается в глаза — он полностью очищен от растительности, окна частично целы, фасад кое-где выглядит ухоженным, будто в здании до сих пор кто-то живёт.

Сзади раздаётся резкий, грубый демонский вопль:

— Эй! Почему нашу отброшку ты тащишь⁈

Не поворачиваясь, взмахиваю одной рукой, затем толстый демон с хитиновым панцирем оказывается нашпигован псионическими клинками. С хриплым воплем он заваливается на бок, а в следующую секунду его просто разрывает на куски, которые, ударяясь о землю, превращаются в дохлых скарабеев.

Смотрю на следующего Демона, который уже начал пятиться, и спрашиваю спокойно:

— Так чья отброшка?

— Твоя… — успевает он выдавить, глупо и испуганно закивав, но закончить фразу не успевает — я убиваю его псионическим ударом.

— Эй, третий, — поворачиваюсь к ещё одному, последнему из этой банды. — Сколько вас всего?

Эх, бесит, что я не умею читать мысли этих тварей напрямую. Приходится вытаскивать правду из них пытками и страхом.

— Нас всего… — начинает он, но вдруг запинается и выдаёт: — Да ты уже всех нас убил.

— Я не умею читать Демонов, но я не дебил. Как минимум ты еще живой, — отвечаю холодно и тут же ошпариваю псионикой. Рогатая тварь падает на камни, распластавшись.

— Соврёшь — убью. Где он? — прищуриваюсь, глядя в глаза ему.

— Щас… щас скажу, — тянет он, и я ясно вижу, как напрягается его энергосетка, готовясь к броску.

Мгновенно стираю его в порошок психической волной. Стоит заметить, что Демоны очень уязвимы для различных ментальных ударов. Потому я и крушу их своим основным Даром. Теми же теневыми клинками замучаешься их фаршировать, да и больше энергии уйдёт.

— Сколько их осталось? — бросаю через плечо этой отброшке-девке.

Та уже начинает извиваться у клетки с её соплеменниками, выгибаясь так, что чёрные ленты на гибком теле едва не сползают, а бёдра двигаются размеренно и выверенно, словно в танце. Это на неё запах крови так действует? Хотя, какой там запах… Кровью тут и не пахнет, Демоны распадаются на вонючий хлам, который к настоящей крови не имеет ни малейшего отношения.

Оранж с поникшими от усталости крыльями что-то бурчит себе под нос, явно недовольный зрелищем.

— Прекращай извиваться, — резко осаживаю её.

— Я же создана для соблазнения и для удовольствия, — отвечает отброшка, удивлённо захлопав глазами.

— Свою натуру попридержи. Сколько осталось этих угонщиков?

— Последний остался, — произносит она после небольшой паузы, но тут же добавляет, нахмурившись: — Он меня лапал…

— И что? Ты же создана для соблазнения и удовольствия, — напоминаю ей её же слова.

— Он одержимое дерьмо… — бурчит она.

А вот и последний вылезает из-за кустов, вертя головой в полном офигевании, словно никак не может понять, куда попал. Выглядит он при этом так, будто кто-то слепил человека из огромной кучи навоза и зачем-то оживил.

— А я-то думал, это метафора, — скривившись, уменьшаю обоняние, благо я не только телепат, но и физик, умеющий отключать ненужные ощущения. — Не смей подходить! Стой, говорю, нахрен!

— Убей его, Филинов! — Оранж зажимает нос, морщась так, словно его самого сейчас стошнит.

— Чтобы эта вонючая куча осталась с нами здесь? Совсем рехнулся? — отзываюсь я и, повернувшись к Демону, бросаю: — Отойди на пару… нет, три метра. Ага, постой пару сек.

Демон замирает на месте. Я отправляю в его ноги псионический импульс. Удар проходит мгновенно, и всё ниже пояса у него просто отключается. Он теряет опору, спотыкается, нелепо заваливается набок и с глухим треском падает в кусты, прорубая в них глубокую борозду.

— Ползи к своим, — бросаю я.

Он сипло что-то отвечает, но слова тонут в хрипах и бульканье. Кряхтя, упираясь локтями и коленями, дермодемон начинает медленно отползать в сторону руин древнего города. За ним тянется широкая, влажная полоса из навоза — лучшего следа и не придумать.

А я отворачиваюсь от этой картины и подхожу к грубзу — здоровенному, широкоспиному демоническому животному, чья кожа в некоторых местах выглядит так, будто это застывшая лава, потрескавшаяся и тёмная. Сама по себе зверюга вроде спокойная. На его спине закреплён массивный костяной каркас, а сзади, на прочном, натянутом тросе, прицеплена костяная клетка на колёсах. За решеткой толпа отброшек: мужчины, женщины, и даже такие экземпляры, на которых и смотреть-то неловко от того, что не разобрать, парень это или девка.

— Выходите, — говорю, срывая замки и распахивая створки клетки.

Но никто не сдвигается с места. Сидят, жуют какие-то листья, дёргающиеся и явно живые, и лениво косятся в мою сторону. Наверно, это кикса. У них сейчас всё внимание приковано к траве.

— Мне повторить? — поигрываю пси-гранатой.

Один молодой, почти модельной внешности, только белокожий и вместо рук у него массивные тупые крабовые клешни, — медленно поднимает взгляд:

— А если угонщики спросят, как мы выбрались?

— Смело гоните всех собак на меня, — отвечаю с широкой ухмылкой. — Хотя я сам к ним скоро наведаюсь и расскажу.

Он, помявшись, протягивает мне в своей крабовой клешне пару одержимых листков киксы — они шевелятся, изгибаясь.

— Возьми киксу. Пожуй, расслабься. Ты злой и гневный, смертный. Надо быть добрее.

— Ну это мне решать, — хмыкаю, игнорируя «подарки». — Кстати, вас тут чем кормят?

— Ну… — он мнётся, — нас кормят одержимыми кусками мяса из того ящика, — кивает в угол. Там стоит небольшой контейнер на цепи, он дёргается и трясётся, внутри кто-то или что-то рвётся наружу. — Приходится есть живьём.

— А как другие Демоны питаются?

— Ну по-разному. Есть кто конечно, мясо сначала пропитывают некротикой, если есть подходящий Демон, а потом артефактом снимают заражение перед тем, как съесть. Главное — успеть, пока еда не стала одержимой окончательно.

Кто-то из отброшек, голос у него неуверенный, спрашивает:

— Можно нам остаться в клетке?..

— Как хотите, — пожимаю плечами.

Одним движением когтей отрубаю трос, соединяющий клетку с грубзом, и спрашиваю у крабо-парня:

— Где сидит остальная банда угонщиков?

— В большой башне, — отвечает он.

— Ага… — киваю. — Оранж, ну что, забирайся на зверя.

— Я думал, ты меня с собой взял, потому что не уверен в своих силах, — ворчит он, бросая взгляд на лужи, оставшиеся от убитых Демонов. — А ты меня тащишь просто для компании, что ли?..

Парк близ усадьбы Дома Лунокрылых, Сторожевой город

Габриэлла сидела на самом краю фонтана, машинально проводя ладонью по чёрным щупальцам Спрута, который лениво вытянул их из её тени. Блондинка не смотрела на них, касаясь скорее по привычке, чем осознанно, — все её мысли были заняты другим.

Она думала о племяннице. Девочка была больна, и вина за это лежала на ней самой. Габриэлла понимала: если Данила узнает обо всём сам, без подготовки, это станет для неё ударом — болезненным и унизительным, оставляющим горький осадок надолго.

Лекарство можно было достать только в Чертовщине. Этого никто не знал, но она была уверена в этой информации. И, пока Данила ещё не вернулся, у неё оставалось немного времени. Чертовщина занимала колоссальные территории, и вероятность встретить его там случайно была ничтожна. Всё складывалось так, что сейчас у неё появился шанс сделать всё самой. И она не собиралась его упускать.

Не позволяя себе долго размышлять и колебаться, Габриэлла одним плавным движением поднялась, золотые крылья распахнулись, и леди, сделав широкий взмах, взмыла в воздух. Воздух подхватил её и понёс вперёд. Она легко преодолела высоту крепостной стены и оказалась по ту сторону, даже не замедлившись возле дозорных точек. Разведчики, конечно, заметили её, и она ясно понимала, что уже через несколько минут кто-то донесёт обо всём лорду Димирелю. Но ей было абсолютно всё равно — с отцом она позже поговорит.

Впереди замаячил смутный рой движущихся теней. Вскоре они превратились в стаю крылатых тварей — уродливых, с изуродованными крыльями, оскаленными мордами и яростным блеском в глазах. Демоны летели прямо на блондинку, рыча и издавая резкие, раздражающие звуки. Но Габриэлла даже не подумала сбавить скорость.

Из теней её крыльев, ложащихся на облака тёмными пятнами, с резким рывком вырвались длинные, гибкие щупальца Спрута. Отростки обвили ближайших тварей, с силой сжали их и тут же разорвали на части. Разорванные тела разлетелись в клочья, которые, беспомощно закружившись в потоках ветра, быстро исчезли внизу, растворяясь в туманной глубине.

В другое время Габриэлла, скорее всего, не решилась бы отправляться в Чертовщину одна. Эта зона была слишком опасной, полной тварей, ловушек и странных аномалий, где любой шаг мог стать последним. Но теперь у неё был трофей Данилы — смертоносный спутник и защитник. А со Спрутиком блондинке было совсем не страшно.