Бояръ-Аниме. Газлайтер. Том 31

Глава 8

Ледзор ведёт байк как бешеный. Мы едва не влетаем в пальму, на повороте коляску подбрасывает, и я чудом не вываливаюсь, вцепившись в край рамы обеими руками.

— Одиннадцатипалый, ты вообще водить умеешь⁈ — бросаю по мыслеречи.

— Граф, обижаешь, хо-хо! Мне сто лет в обед! Я умею ездить на всём! — восклицает морхал вслух, но тут же добавляет: — Правда, на разных транспортах по-разному хорошо…

Мои перепончатые пальцы! Вот так и надейся на чужой опыт. На всякий случай накидываю доспех Тьмы.

— Пора, — бросаю спустя десять минут тряски.

Чудом не разбившись, мы резко тормозим на лесной тропе. Байк бросаем в кусты и быстро маскируем: я активирую легионера-друида, и несколько пушистых веток мягко накрывают транспорт, скрывая зеленью. Закончив с маскировкой, дальше идём пешком, под ментальной маскировкой. С Одиннадцатипалым удобно ходить на такие вылазки. Его сканеры не видят так же, как и меня.

— О, инжир! — на ходу Ледзор срывает дикорастущий фрукт и тут же закидывает в рот.

— Громко не чавкай — за той лесополосой филиппинцы.

Уже слышно, как гудит колонна грузовиков. Местные боевики движутся к нам. Я углубляю в колонну ментальные щупы и быстро определяю нужные цели. Всего трое неплохих сканеров. Эти ребята могут помешать моей задумке. Надо убрать их до того, как они успеют предупредить командира: «Бежим без оглядки! У них два Грандмастера и куча Мастеров».

Первым делом зову Ломтика — и малой, сонно позёвывая, выходит из тени ближайшего дерева, при этом странно шлёпая. Ледзор присвистывает: вместо привычных щенячьих лап — четыре широких плавника.

— Ломоть, это что такое? — прищуриваюсь. — Зачем ты вдруг тюленем заделался?

— Тяв! — он хлопает плавниками о землю, и те с мягким чмоком стягиваются обратно в собачьи лапки.

Похоже, химерная вакцина на малом сработала слишком эффективно. Теперь Ломтик может менять формы частей тела и отращивать что угодно. В подтверждение он тут же отращивает шип на лапке и весело поскребывает себя по шерсти, кайфуя.

— Хрусть да треск! — офигевает Ледзор, таращась.

— Ну, теперь у тебя больше нет отмазки, что у тебя лапки, — замечаю. — А вообще, получай работу.

Пушистик хлопает ушами — мол, весь во внимании. Хорошую вакцину я придумал. Правда, такой эффект — способность выращивать из себя что угодно — вряд ли получится воспроизвести у других существ. Ломтик всё-таки зверь нестандартный, и по сути он вовсе не щенок. Так что и сыворотка на нём сработала по-особенному.

Учитывая новые возможности малого, быстро придумываю весёлый план и передаю Ломтику инструкции по мыслеречи. Щенок вильнул хвостом — и растворился в тени.

Я уже подключился к его зрению и слежу за охотой на сканеров. Первый даже выдохнуть не успел. Сидел себе в машине, вдруг у него на коленях возникает щенок. Маленький, пушистый, виляет хвостом. Только хвост этот — не щенячий, а как у мартышки, гибкий, цепкий, и на его конце зажат шприц.

Шприц, между прочим, Ломтик заранее прихватил со склада в Невинске. А там — чего только нет: и взрыв-артефакты, и спящие уисосики, и, конечно, хорошие магические транквилизаторы.

Хвост вытягивается, сворачивается дугой, и — щмыг! — игла в шею. Тело сканера обмякает, словно сели батарейки.

С еще двумя сканерами повторяется такая же история.

Я телепатически сканирую остановившуюся колонну. Филиппинцы мечутся в панике, потеря сканеров сбила их с толку.

— Пошли назад, — бросаю Ледзору. — Скоро к нам нагрянет делегация.

Остров Кир, Филиппины

— Что со сканерами⁈ — рявкнул полковник Тибурсио Саламанка, прозванный Лопатой за любовь закапывать пленников заживо, и нервно схватился за кобуру.

Он рассчитывал быстро разобраться с русским, появившимся на острове, и заработать медаль. Но новая неприятность заставила всю колонну замереть.

Целитель мрачно покачал головой, склонившись над одним из отключившихся бойцов, которых вытащили из машин:

— Они заболели.

— Заболели⁈ — прищурился полковник. — Может, отравились?

— Нет, — отрезал Целитель. — Моя магия не действует. Это точно работа диверсантов.

Полковник выругался сквозь зубы:

— Чёрт… Где он? Где сейчас этот русский ублюдок, служащий Японии?

Разведчики подоспели. Один из них быстро доложил:

— Они вырыли траншеи на юго-западе и засели там. Похоже, укрепляются.

Тибурсио Лопата хмыкнул, приободрившись:

— Копают траншеи, как перепуганные кроты? Значит, боятся. Ещё бы — будь у них сильные маги, давно бы двинулись в атаку. А тут… — он усмехнулся. — Русский, похоже, прознал, что к нему идёт сам Тибурсио Саламанка, и дал заднюю. Труханул, вот и прячется в ямы. Надо бы их обстрелять.

Сейчас Тибурсио отчаянно нуждался в громкой победе. Связи с наркокланами и бандами давно висели над ним дамокловым мечом — его не раз пытались прижать, но он каждый раз «выкручивался» благодаря контактам в Генштабе и искусству шантажа. Только вот на этот раз всплыло старое дело, и газетчики вцепились, как голодные псы. Голова русского, уничтожившего пограничную флотилию, могла бы серьёзно упростить Лопате жизнь. А уж потом он бы с удовольствием закопал тех журналистов у себя на даче.

— Но хватит ли у нас огневой мощи, чтобы накрыть траншеи? — логично спросил разведчик.

В этот момент на дороге взревел двигатель. Из-за поворота вырулил потрёпанный армейский грузовик. За рулём — один из филиппинских бойцов, чудом сбежавший из плена короля Данилы. Грязный, взлохмаченный, но живой.

Грузовик тут же окружили солдаты, а Тибурсио Лопата грозно уставился на офицера, которого вытащили из кабины:

— Ты кто такой⁈

— Великий Тибурсио! Я офицер береговой охраны! Я сбежал от этих треклятых русских и привёз наши пулемёты! — заорал тот, глядя снизу вверх с преданным выражением лица.

На платформе грузовика покачивались три станковых пулемёта, явно стянутые с разбитой позиции.

Полковник расплылся в широкой ухмылке, хлопнул в ладони, уже позабыв о беднягах сканерах:

— Вот это по-нашему! Отлично! Сколько там до их траншей⁈ Живо двигаемся — будем потрошить их окопы! Сначала как следует бахнем из всех пушек и пулемётов, а потом пойдёт пехота!

Наконец-то по нашим позициям начинают палить!

Ну как палить… Пшик-пшик. Огонь слабенький. У филиппинцев артиллерия — так себе. На троечку. Но, чтобы всё выглядело убедительнее, я заранее запрограммировал одного из пленных, чтобы он приволок этому Лопате грузовик с пулемётами. Заодно сработало и как мотивация. Я, конечно, надеялся, что Лопата забьет на вырубившихся сканеров, когда узнает что мы не идем навстречу, а укрепляемся в обороне, да только реальность оказалось выше ожиданий. Филиппинцы незамедлительно бросились в атаку не раздумывая. Похоже, полковник гонится за медалью или повышением.

Мы с Ледзором и альвами, конечно же, при первом огне, сразу ушли в траншеи да ответили ответным неуверенным огнем. Сейчас главное — хорошо сыграть в слабаков, чтобы херувимы купились на игру да показали свое истинное лицо. Пока же крылатые сидят в засаде и рож не показывают.

Пара снарядов попадает по передним окопам. Земля глухо дрожит. Я поднимаюсь и машу Зеле и Ледзору: мол, время «бояться». Мы демонстративно отходим в дальние траншеи. Делаем вид, что прячемся. Показываем, как наступающие нас «прижали».

И это работает.

Еще пара обстрелов, и Лопате надоело ждать. Какой нетерпеливый! Он бы мог нас попытаться выкурить, ведь снарядов и пулеметных лент у него хватает, да только все равно решил преждевременно выпустить пехоту.

— Хрусть да треск! Совсем своих бойцов не жалеет! — качает головой Ледзор, глядя сквозь дымку от обстрелов на бегущих к нам солдат.

— Ими командует карьерист и коррупционер, — поясняю я, будучи в курсе истории Лопаты — подсмотрел ее в голове у пленного. — А еще он хочет мою голову получить — целую и разорванную снарядом.

— Какая наивность, — фыркает Зела, накрывшись кислотным доспехом.

Филиппинцы подбегают, размахивая автоматами, громобоями, у кого что есть.

Я по мыслеречи передаю альвам:

— Ну, пора в рукопашку. Покажите, на что способны. Я на вас надеюсь. Верю, вам это под силу.

Зела откликается первой.

— Я не подведу тебя, мой король, — воительница пытается говорить твердо, но в ее тоне чувствуется неуверенность. И я понимаю альву. Очень тяжело притворяться слабаками, когда сражаешься с слабаками. Против природы не попрёшь.

Альвы и морхал бросаются в бой.

Полуголый Ледзор несётся вперёд с топором наперевес, сияя радостью, как всегда игнорируя ледяной доспех. У него и так всё в ажуре.

Зела старается держаться в образе: кислотный доспех влажно поблёскивает, движения сдержанны… Но вот рука дрогнула — и кислотный шар срывается в противников. Двое филиппинцев падают замертво, сожжённые до костей.

Такое вот неважное «притворство». Ну альва хотя бы старается в отличие от Ледзора который чересчур увлекся.

— Одиннадцатипалый! Да ты издеваешься! — кричу я ему по мыслеречи, когда он за один удар разрубает сразу шестерых солдат. — Что ты творишь, идиот⁈ Ты сейчас всю маскировку похеришь! Дерись слабее! Медленнее! Косо хотя бы!

Морах поворачивает ко мне голову и, не останавливаясь, отшвыривает с топора то, что от противника осталось.

— Хрусть да треск! — орёт он возмущённо. — Граф, я ни при чём! Это самый тяжёлый бой в моей жизни! Я их едва касаюсь — а они уже валятся, как дохлые мыши!

— Не оправдывайся, Одиннадцатипалый, — я остаюсь непреклонным. — Старайся лучше. Вот взгляни на Галадриэль — фехтует, пыхтя, будто на последнем издыхании. Ты тоже пыхти.

Финрод и Галадриэль — вообще прирождённые актёры. Окружённые врагами, два альва сражаются спина к спине, с каждым ударом всё медленнее, в глазах — отчаяние. А между делом ещё и обмениваются репликами вроде: «Я тебя не забуду» и «Если это наши последние минуты — я счастлива, что провожу их с тобой». В общем, если наш план и сработает — то точно благодаря этой парочке.

— Молодец, Галадриэль, — посылаю обоим ободряющие слова. — Финрод, и ты тоже! так держать!

Альва краснеет от удовольствия, театрально откидывает за плечо длинные золотые локоны:

— Стараюсь, Ваше Величество!

Между тем я, оставаясь в тылу, послеживаю за сидящими в засаде херувимами. И, кстати, потихоньку крылатые иномиряне стали продвигаться к нам. Ну, значит, не зря мучаемся.

Что ж, надо подогреть интерес публики, пока Ледзор с Бером все не запороли. Эти двое косят филиппинцев из рук вон плохо, вернее слишком хорошо.

Я резко выхожу из укрытия — прямо в самую гущу сражения. Альвы удивлённо замирают, Ледзор приподнимает бровь, а я скидываю с себя защиту. Обесточиваю накопитель, сбрасываю доспех — из резерва уходит энергия. Всё. Пустой, как бутылка после праздника.

Падаю на колени, делаю вид, что силы покинули меня. Что выгорел.

Филиппинцы это видят и моментально кидаются ко мне. Сразу трое солдат вонзают в меня копья. Я едва успеваю повернуться так, чтобы острые наконечники протыкали лишь бедра и плечи, не задевая жизненноважных органов.

Играю свою роль до конца — кровь хлещет, тело дёргается.

Зела кричит — отчаянно, надрывно:

— О нет! Мой король!

Воительница сносит кислотной волной троих филиппинцев, бросается ко мне, и, сбросив доспех, крепко прижимает к себе — прямо к почти обнажённой груди.

Бер рядом бурчит ревниво:

— Ну ты это… не переигрывай, Зель…

— Ах, вот как надо! Хрусть да треск! — орёт Ледзор на всё поле битвы и с яростью бросается вперёд. За ним альвы срывают строй и летят в бой. Разрубив ещё с десяток филиппинцев, Ледзор падает на одно колено — весь в чужой крови. Но постороннему глазу не разобрать, что это вовсе не его раны.

Результат не заставляет себя ждать.

С неба, сверкая крыльями в отблесках огня и кислотных всполохов, спускаются херувимы. Один за другим — клином. Впереди всех — Бульзывал, приземляется с радостным воплем:

— Ха-ха! Филинов! Ты ранен⁈ Какая печаль!

Зела тут же встаёт и отступает, давая ему дорогу. Херувим подходит, заносит меч, склоняется — остриё почти касается моей шеи.

— Ты же не получишь крыло Ангела, если убьёшь меня… — едва слышно прохрипел я, с трудом подняв взгляд.

Золоченый шлем качнулся в сторону.

— Да ну и ладно, — и замахивается.

Ловлю клинок резко выстрелившей вверх рукой. Металл стонет в пальцах, и дернув клинок я отбираю меч из золоченой рукавицы и вскочив перехватываю за рукоять.

— Неплохой резак, — хмыкаю, направляя острие на кирасу херувима.

— Ты притворялся⁈ — восклицает Бульзывал, отшатываясь. — Но как⁈ Я видел — ты был пуст! Энергии было ноль!

— Тебя обвести вокруг пальца — раз плюнуть, — улыбаюсь.

Фишка вот в чём: пусть «золочёный» и умеет видеть энергию, но когда я обесточил себя, он принял это за чистую монету. А всё потому, что мои энергопластыри — невидимы для его восприятия. Чтобы сканер их засёк, энергию в них нужно «переварить», запустить в тело. А пока они просто прилеплены — это как батарейка в упаковке. Не мигает, не светится. Но стоит включить…

Бульзывал ждет замаха клинока, но я просто швыряю в него псионический импульс. Концентрированная псионика отбрасывает Бульзывала назад. Он катится по земле, гремит доспехами.

Его соратники уже взмывают в небо. Бульзывал тоже подскакивает, и голос срывается на визг:

— Улетаем! Это ловушка! Русский нас подло обманул!

Ну ничего себе! Чья бы корова мычала. Сами сидели в засаде, выжидали, когда мы ослабнем, а я, значит, сразу рыжий и бесчестный!

Херувимы устремляются в небо, а вслед за ними взмывают магические техники альвов и Ледзора. Потоки света, вихри кислоты, тонкие лезвия ветра и ледяной град — настоящее ассорти стихий.

Пернатые в шоке, но срабатывают боевые рефлексы — они активируют артефакты. Вспышки силовых полей вспыхивают вокруг них, на мгновение всё заливается ослепительным белым светом.

Я запрыгиваю на насыпь на краю окопа, вскинув голову к улетающим херувимам. Те стремятся как можно выше — туда, где перестаёт действовать глушилка и можно открыть портал.

— Мой король! Неужели мы их упустили⁈ — восклицает Галадриэль, в ярости рассекая воздух саблями.

— Нет, леди, — спокойно произношу. — Просто пришло время для имба-пушки.

В тот же миг в Невском замке, где расчёт гвардейцев дежурит у орудия, поступает сигнал. У пушки всегда кто-то на посту, а старший носит кольцо из мидасия — мгновенное подключение. Орудие приводят в боевую готовность за секунды.

Теневой портал Ломтика раскрывается точно перед стволом. Второй — прямо в небе, напротив херувимов.

Ярчайший луч энергии разрывает пространство, вырывается в центр стаи. Вокруг — вспышка, воздух мгновенно испаряется. Все семь херувимов вспыхивают, не успев даже вскрикнуть. Пылающие тела падают вниз, словно кометы.

Я оборачиваюсь к альвам и с лёгкой усмешкой киваю:

— Ну всё. Теперь собираем крылья. Чего застыл, Ледзор?

Он ухмыляется в ответ, указывая топором в сторону.

На краю поляны, почти забытые в этом фейерверке, филиппинцы переминаются с ноги на ногу. Никто не стреляет, никто не отступает — просто стоят, с приоткрытыми ртами. Полковник Лопата, ошарашенный, вдруг восклицает с видом обиженного ребенка:

— Так вы не побеждены⁈

Я киваю Одиннадцатипалому, мол, разрешаю. Можно развлекаться.

Ледзор отвечает за всех. С хрустом вбивает сапог в землю и размахивается:

— Хо-хо! Сейчас ты увидишь, насколько мы побеждены.

И в следующий миг бросает топор, снося Лопате голову с плеч.