Фрейлина. Предотвратить

Глава 3

В кабинет к отцу Константин вошел без стука, резко распахнув дверь.

- Теперь ты доволен?

- Нет, - поднялся тот навстречу, - я останусь доволен, если по осени ты посетишь Альтенбург.

- Я сделаю это, - чуть подумав, скрипнул зубами Константин: - Но и у меня тоже есть условия - мне нужен Севастополь.

- Севастополь?.. – кажется, сумел он удивить.

- Зачем тебе? Морской поход? – пытался понять отец, - но проливы закрыты, «Паллада» не пройдет.

- «Паллада» остается здесь.

- О чем ты тогда?

- Севастополь и контр-адмиральский чин, отец, - ровно и твердо отрезал сын, - а возможно и должность таврического губернатора потом – как договоримся в перспективе с Владимиром Ивановичем.

Николай выпрямился во весь свой двухметровый рост и медленно зашагал по кабинету. Молчал долго, потом задумчиво отметил:

- Пестель едва год, как мною назначен. Он весьма значительно показал себя в Херсоне, действительный тайный советник, генерал-лейтенант…

- А я – будущий адмирал и сын, который покорился твоей воле, - скрипнул зубами Константин, - черноморская флотилия – полностью под мою власть. Любые новшества - на мое усмотрение. Вмешательства по этому поводу нежелательны, даже со стороны Морского министерства.

- Ты слишком молод еще, чтобы не признавать Морское министерство!

- К дельным советам обещаю прислушаться.

- Ты с ума сошел, Кост и ! – рыкнул Николай, - ставить мне подобные условия.

- Способы достижения цели могут быть и не благородными, не так ли? Я чувствую себя запертым в клетке и только от твоего решения зависит в какую сторону я кинусь, вырвавшись из нее. Обещаю одно – не опозорить тебя в случае, если назначение будет одобрено. Сие обещаю твердо!

- Буду думать, - отвернулся отец.

Константин был почти спокоен, на удивление. Больше нервничал перед разговором, чем во время оного. Оказалось, что никакая встряска не сравнится с тем потрясением, которое он испытал, навалившись спиной на дверь и пережидая свой личный шторм. Сейчас он старался не думать о Таис - это мешало, а обдумать и сделать предстояло многое. Он просто помнил о ней.

В том, что назначение состоится, не сомневался и уснул с трудом - уже обдумывая свои будущие действия, расставляя их в уме в порядке очередности – первостатейной срочности и пока еще терпящие.

Во-первых – «Паллада». Он мысленно перебирал имена тех, кого знал и уважал настолько, чтобы с легким сердцем доверить свой корабль. Он не был первым капитаном на его борту, а «Паллада» - не первой под его командованием. Но именно здесь он позволил себе некоторые совершенствования – уже не только мечтая, но и что-то делая...

Шлюпка летела по гладкой воде Финского. Старший отдавал команды сдержанно, а не удалым голосом, как было принято – отстраненное и задумчивое лицо командира настораживало. Следовало предупредить остальных…

К тому времени, как поднялся на борт, Константин уже знал, кто станет его преемником… следовало встретиться и переговорить, в случае согласия рекомендовать. Это первое…

Сидя за письменным столом в капитанской каюте, он рисовал планы – нумеруя, списком.

Шефство над лейб-гвардии Финляндским полком... Формальное почетное звание шеф-командира предполагало, тем не менее, некоторые обязанности, являвшиеся для члена царской семьи делом пожизненным. Но сложностей здесь не предвиделось… В мирное и летнее время полк квартировался и нес службу в Красном селе. Следовало нанести визит его командиру. С Сергеем Сергеевичем Константин намеревался обговорить нужды полка и извиниться за свое отсутствие в будущем на полковых балах и торжественных мероприятиях.

Следующим пунктом шла команда… без доверенных людей в близком окружении будь ты хоть Великий князь, хоть сам Георгий Победоносец, дела не сделать. Младшее офицерство встретит новшества с одобрением – без сомнения, старший же командный состав… Здесь Константин задумался. Безусловно, возникнут сомнения, возможны возмущение, недоверие и даже саботаж. Он и сам бы усомнился на их месте. Официальное зачисление в императорскую свиту, как и адмиральское звание для него планировалось отцом только года через три-четыре и на менее ответственной должности.

Встав, Константин медленно прошелся из конца в конец каюты, неожиданно понимая, что сейчас неосознанно копирует отца. Тот всегда прохаживался в волнении или размышляя.

- Вестовой! Сообрази, братец, чайку, - попросил, чувствуя ставшее уже почти привычным за два дня мучительное стеснение в груди, а вместе с ним и жажду. Не мог заставить себя поесть все это время, только пил и пил.

- Минут, вашескобродие! – ринулся тот исполнять.

Константин прислушался к своему состоянию - собран, решителен и все-таки порядком расстроен. Внутренняя тяжесть, досада... а вот злости, на удивление, не было. И должен бы злиться на отца, но нет…

Слишком хорошо знал его и понимал тоже.

Знал, что тот не имел ни малейшего желания занимать российский престол, и когда все же пришлось, это оказалось далеко не праздничным событием. Больше того – ввиду военной смуты, разворачивающейся за стенами Зимнего, они с мамой всерьез готовились умереть и отец просил ее принять смерть достойно, а она обещала ему это.

Власть упала на плечи отца каменной глыбой, стразу же потребовав жестких и даже кровавых решений. И взяв ее, как человек военный и обязательный, он сложил на благо и алтарь Отечества все, что мог. Здоровье, время, сон и даже счастье своих детей. Он просто не представлял, что может быть как-то иначе. Что можно иначе.

Злости не было. Но и полностью покориться его воле Костя не был готов.

В словах Таис «у России никогда не было и не будет друзей, только временные союзники», если проанализировать предыдущие исторические события - был смысл. Он намеревался говорить об этом с Нессельроде, нужно было знать мнение министра и насколько оно отличается. Развить эти мысли в дальнейшие и получить мнение о возможных союзниках и врагах… Великобритании, в частности.

До этого Великий князь был далек от политики и дипломатии, но, очевидно, пора теперь вникать, анализировать, обговаривать… и окончательно утвердиться в личном мнении – что лучше для России.

Полагаться единственно на логические выкладки Таис, пускай и имеющей выдающиеся аналитические способности, не следовало. Он была убедительна, но этого недостаточно – речь шла о вещах слишком серьезных.

То есть… следующей в списке встала беседа с Карлом Васильевичем и желательно в приватной обстановке, чтобы он высказывался не должностными формулировками, а собственным мнением. Которое, впрочем, Константин также не собирался слепо принимать на веру. Согласен был с Таис, что любая война, это результат недоработки политиков – они бывает ошибаются. И у Нессельроде случались в прошлом серьезные ошибки, могут и впредь…

Подпунктом на листе было дописано – добыть исключительного качества десерт, неизвестный еще Марии Дмитриевне. Что было весьма затруднительно, но… ничего невозможного нет. Расположить к себе и возможно своему отдельному мнению мадам Нессельроде было необходимостью.

- Ваше высокоблагородие, разрешите напомнить – вскоре предстоит обсервация. Примете доклад здесь? – уточнил вахтенный унтер.

- Нет, выйду, - встал капитан, наскоро допивая остывший чай.

Натянул фуражку, вышел…

Ожидая доклад старшего офицера и обводя взглядом фрегат, наблюдая экипаж «Паллады» и его выверенные действия, он чувствовал, как все жестче и тоскливее сжимается в груди – он ведь осознанно расставался со всем этим. Не с морем, но с истинно морской службой, переходя заодно в разряд «штабных», который не особо любят в войсках. Да он и сам их не особо жаловал.

- Восемь склянок бить, - скомандовал глухо и привычно пригласил офицеров в кают-компанию.

Обед проходил в тишине. Тихо звякали о фарфор приборы, булькало вино, разливаемое в бокалы… Салфетки на коленях, безупречные манеры, встревоженные лица, вопросительные взгляды друг на друга. Понимающие впрочем… кто из них в свое время не терпел сердечное крушение? Штука тяжелая, а порой, казалось, и неподъемная.

- Артемий Тимурович, - вырвавшись из раздумий, будто только вспомнил капитан, обращаясь к Заверюгину.

- Владислав Семенович, - взглянул на капитан-лейтенанта Шкурятина.

Офицеры встали.

- После прошу вас остаться для разговора. Прошу прощения, что прервал, продолжайте обед.

Никто не задавал вопросов, не заговаривал – впервые трапеза в кают-кампании напоминала собой поминки.

Начинался разговор трудно. Константин понимал, что должен быть предельно откровенен, но серьезно мотивировать свои действия пока еще не мог. Да только его мысли подхватили с полуслова:

- А ведь это ваше решение довольно предсказуемо, - сверкнули глаза у Шкурятина, - у самого подошвы горели, когда проиграл сражение за Севастополь… ведь я прав – всё соотносится с этой игрой? Штабные учения… я прекрасно чувствовал себя на стороне предполагаемого противника и был совершенно беспомощен в роли защитника. Спать ночью не смог, все соображал и мыслил…

- Вы правы, Владислав Семенович. Мне тоже покоя нет от этого. Обращаюсь к вам, как к способным и надежным офицерам, а еще людям свободным, не семейным – вы согласны в том числе составить на месте мою команду?

В Шкурятине он был абсолютно уверен – отличный службист, предельно дисциплинированный и исполнительный, при этом он так и фонтанировал инициативой. Контролируя ее, впрочем, и разумно обосновывая. В этом они были похожи с Заверюгиным.

Шкурятин был приятен в общении и хорош собой – средний рост, гибкий стан, живость в движениях и самоуверенность в осанке… соломенного цвета волосы и такая же бородка – шкиперская, чисто бритая по щекам, шли ему необыкновенно, как и загорелый красный цвет кожи, и яркие голубо-серые глаза, в которых светился ум.

- Готов следовать за вами, почту за честь продолжить в дальнейшем службу совместно! – вытянулся в струнку офицер.

- А вы, Артемий Тимурович?

- А я?.. – нахмурив брови, Заверюгин прямо взглянул в глаза командиру: - Прошу прощения, но вынужден отказать вам, Константин Николаевич. Я все так же прошу вас о ходатайстве по переводу меня в испытательную команду. Прошу прощения, но сплю и вместо дамских прелестей вижу во сне рогатые мины. Сил нет, как захвачен этим новшеством и возмущен в то же время - доработана сама мина, но не тактика ее применения. Я считаю, что использовать их следует не спорадически (*единично), а как элемент спланированной морской стратегии. Также убежден, что минное направление - одно из главных составляющих защитных действий. Да взять тот же Севастополь!

- Хорошо помню жар и упорство, с которым вы обсуждали прошедшие в сороковом году испытания, - кивнул командир, - я стану ходатайствовать за вас, Артемий Тимурович. И к следующему году попрошу повторно обдумать мое предложение, а именно - курировать минное производство и испытания уже на Черном море.

Заверюгин потрясенно молчал, но смотрел так, что прямого ответа уже и не требовалось.

- Русском! – упрямо мотнул головой Шкурятин.

Константин улыбнулся – все знали об этом пунктике упрямого офицера…

Так называли море, когда русские овладели Крымом и Таманью создав Тмутараканское княжество, с которого контролировали всю морскую торговлю. После того как княжество было уничтожено, забылось и название - Русское море, его стали называть на турецкий манер - Кара дениз, что значит - черное море. С таким порядком Шкурятин согласен не был – Россия опять стоит на этих берегах, так отчего тогда?..

Паровой флот шел у Константина четвертым пунктом. Обсудить перспективы его строительства на Николаевской верфи следовало с судовыми инженерами и адмиралом Лазаревым. По словам Сергея Загорянского, тот был ярым сторонником такого строительства и обладал к тому же достаточно высоким авторитетом, чтобы поддержать молодого адмирала на новой должности. Им следовало соединить свои силы. Поэтому вначале Константин планировал говорить с ним, заиметь в нем безусловного союзника и только потом следовать в Севастополь.

Что касаемо личной команды…

Ему нужен будет свой человек в Симферополе подле Пестеля. Таврический губернатор действительно был человеком хозяйственным и грамотным руководителем. Но, по слухам… будто слегка опасливым. Действовал он исключительно в рамках приказов и распоряжений. А Миша Дубельт явно тяготился службой в лейб-гвардии, иначе откуда упадническое настроение последнего времени и даже запой? Настолько не дорожат службой только в случае сильного разочарования в ней. Костя вызвал в памяти мерзостное зрелище… нет - друга нужно спасать.

А пока что Константин наслаждался последними днями морской службы. По плану сегодня было намечены тренировки марсовых и натаскивание штурманят по определению на месте.

- С марсов долой! – послышался громкий окрик и с вант живо посыпался молодняк – ночные учения закончились. У штурманских все только начиналось.

Перед строем из пяти человек важно вышагивал старший штурман и вещал:

- … а ночи хотя еще и не темны, но определяющие звезды уже достаточно ясно видимы. Кто первым станет показывать смотрение по ноктурналу время часов… снижение и возвышение Полярной Звезды от поля? Так же и усмотрение через инструменты высоту звезды. А паче всего следует знать звание оных звезд и поверение компаса через Полярную и прочие ориентиры…

Тихо перейдя на мористую сторону корабельного корпуса и облокотившись на планширь, Костя наблюдал, как луна расстилает дорожку по воде, будто предлагая ему пройтись по ней. А ведь туман был такой, что закутал верхние паруса, со шканцев, говорят, бак не видать было…

А сейчас надо же - вон какая ночь. И то ли прохлада так влияла… но ощутимо расслаблялось что-то за грудиной, отпускало, давало уже свободно дышать. Казалось – прямо сейчас тихо уходит по лунной дорожке боль последних дней, становится не такой острой тоска.

Война и любовь – две стихии, владеющие судьбой мужчины.

Отказаться от любой из них значило бы погрузиться в убогое будничное существование. А он для этого слишком молод еще, слишком силен и слишком влюблен.

**