Фрейлина. Предотвратить

Глава 18

Он часто размышлял о том, почему вырос таким ущербным... Почему так долго не чувствовал себя своим в мире мужчин.

Первые воспоминания маленького Фредерика начались лет с трех и в них обязательно была мама, а она безумно любила своего Фифи – отзывчивого, мягкого и чувствительного ребенка. Они были опорой друг для друга, жалели и утешали. Она – ласковыми словами и поцелуями, малыш – крепко обнимая за шею и слюняво мусоля мамину щеку.

Любви было много и все-таки его недолюбили в детстве – отец.

Он был прямым и жестким человеком, как почти все военные в больших чинах. Если старшие сыновья еще успели узнать его и что-то от него взять, чему-то научиться, то рождение младшего совпало со взлетом карьеры.

Отсутствовал отец часто и подолгу, маленький сын успевал забыть, как он выглядит и не узнавал, плакал, когда тот наконец подходил к нему – слишком большой, невкусно пахнущий и без привычной улыбки, как на лице мамы.

- Что он, как девка? Из такого никогда не вырастет солдат! – разочарованно отходил в сторону отец.

А потом и вовсе смотрел со стороны и только. Фифи даже боялся его, потому что мама плакала – и когда встречала его, и когда уже уезжал.

Больше в доме мужчин не было - только пара слуг. Но и они не могли стать примером мужественности для мальчика - раболепствовали. Старики изо всех сил держались за место – дом был спокойным и тихим, хозяин часто отсутствовал, хозяйка же вся в чтении книг или играх со своим младшеньким. Спокойным и послушным. Женщина дорожила каждой минутой с ним, зная, что вскоре и этого отберут, как старших.

Так и случилось.

В очередной приезд отца случился разговор, после которого мама плакала особенно горько, обнимала и целовала своего Фифи, а он ей вторил, чувствуя ее горе, как свое.

Утром состоялся разговор с отцом.

- Тебе исполнилось семь лет, - сухо произнес тот, вглядываясь в лицо отпрыска.

- А это значит, что пора становиться настоящим мужчиной. Твои браться проходят обучение в кадетском корпусе и значительно преуспевают в этом, у меня есть причины гордиться ими. Завтра поутру выезжаем… что опять?! – рявкнул он, увидев, как искажается в горестной гримаске лицо сына и рвется из горла тонкий писк.

- Что ты скулишь, как девка? Что ты трясешься… будто и не мужчина! – тряхнул он сына за плечи. А тот и так уже крупно дрожал, только увидев, что отец встает к нему.

- Не прощу тебе, Фрида - ни собачьей клички, на которую он отзывается, ни… всего этого - студня вместо мужчины, - разочарованно протянул отец, отступая: - Вовремя я…

Горестный всхлип матери, и свой страх, почти ужас, Фредерик помнил до сих пор. Страх, что расстается с мамой, а ужас… оттого, что он студень, а не мужчина. С ним что-то не так, он никогда не сможет стать таким, как отец – сильным, большим и страшным. И хорошим – мама часто говорила об этом. Таким должен быть настоящий мужчина – хорошим, сильным, большим и страшным.

Кадетский корпус, где он должен был учиться, располагался в Пруссии – отец выбирал из лучшего. Это был замок Бенсберг, впрочем, от замка там мало что осталось, разве что стены, кое-где с настенной росписью работы Яна Веникса. До этого земли и бывший охотничий домик, а потом и замок в графстве Берг оккупировали французы. Под конец наполеоновских войн они превратили его в военный госпиталь, смертность в котором была настолько высокой, что умерших хоронили в братских могилах.

Когда графство перешло во владения Пруссии, в нем и организовали кадетский корпус.

Мальчик боялся.

Боялся пока ехали, когда вышли из экипажа перед устрашающим размерами замком… Это потом он разглядел прекрасные виды, открывающиеся с высокой горы, на которой тот стоял – живописную деревню рядом, леса, поля и пустоши. Вдалеке полосу широкого Рейна и знаменитый горный массив Зибенгебирге, отмеченный семью высокими горами.

Но это потом… а пока он дрожал от волнения и страха – когда отец представлял его, когда его оформляли, переодевали и уводили куда-то незнакомые суровые люди. Оглянулся… отец молча смотрел ему вслед. Слезы поплыли сами собой… этот страшный человек казался сейчас особенно хорошим - единственный здесь, кого он знал.

Прелестная мордашка вся в слезах, испуганный взгляд – таким увидели его в роте. И если малышня приготовительного класса чувствовала себя ненамного лучше, то старшаки…

При разделении воспитанников на ротные группы учитывались не столько их возраст и успехи по учёбе, сколько строевые способности. Кроме того, воспитанники старших классов могли быть переводимы в младшие роты для помощи ротным офицерам в наблюдении за порядком. Из-за этого в каждой из рот встречались кадеты самых разных возрастов.

И для маленького Фифи начался ад.

Из-под ласковой материнской опеки он попал в чисто мужское общество, однако одним из… себя не чувствовал.

Может и нечаянно, но все-таки отвергнутый отцом, он вступил в мир других мальчишек, а тот был состязателен, иногда жесток, очень динамичен. В нем нужно было уметь соревноваться, побеждать, завоевывать уважение. Всему этому Фредерик должен был научиться у отца, но он не имел такой возможности и теперь ощущал себя чужим по отношению к этому миру — и другие мальчики тоже ощутили его чужеродность. Этого оказалось достаточно, чтобы Фифи стал изгоем. А еще такая характерная черта, как красивая внешность - травля была обеспечена.

Кадетский корпус был закрытым учебным заведением, в котором ожидаемо процветали подобные негативные явления: грубость нравов, конфронтация «отчаянных» кадетов с начальством и другими кадетами, травля слабых.

По этой же причине здесь была установлена суровая дисциплина с телесными наказаниями, причем ротным командирам было предоставлено право сечь кадетов розгами по своему усмотрению.

Конечно, можно было пожаловаться на обидчиков.

За нарушения воинской дисциплины и внутреннего порядка кадеты старших классов могли быть отчислены на службу в армию в рядовом или унтер-офицерском звании. Но… Фредерик знал, что после такого предыдущий ад покажется ему раем.

Единственно возможным в его положении было изо всех сил стараться, чтобы если и не преуспеть в учебе, то хотя бы не слишком сильно отставать.

С этим было трудно… вначале он много болел, один раз к нему даже вызвали отца – попрощаться, но в тот раз повезло, и мальчик выкарабкался. Может как раз благодаря тому, что рядом был отец и просто сидел возле его кровати. Сейчас Фредерик мог предполагать варианты… тот мог ждать его кончины, чтобы не ездить в такую даль дважды. Но могло быть и так, что он действительно волновался и беспокоился – в это хотелось верить больше.

В программу обучения кадетского корпуса наряду со специальными военными предметами были включены основы точных, естественных и гуманитарных наук. Преподаванию последних уделялось особое внимание – литература, история, геральдика и генеалогия. Кадеты обучались верховой езде, фехтованию, танцам, юриспруденции, новым и древним языкам.

К концу обучения Фредерик окреп и неплохо преуспел в учебе - не столько в строевом и боевом направлениях, как в науках. Вовремя переводился из класса в класс, хотя уставом разрешалось оставаться по два года в каждом классе. Из-за чего некоторые кадеты проводили в приготовительных и общих классах больше, чем положено и выпускались в возрасте 18-20 лет.

Это могло быть для него хорошим способом – остаться в младших классах, автоматически перейдя из категории подчиненных в категорию доминирующих над младшими в силу возраста и физического превосходства.

Но это означало бы отставание, и он еще сильнее упал бы в глазах отца. Так что… подобное счел для себя недопустимым, тем более что в выпускных классах, как лицо высоко-титульное, был переведен в специальный класс, предполагавший двухлетнее командное обучение. Из кадетского корпуса Фредерик Август выпустился в обер-офицерском чине – secondoletnant.

В возрасте шестнадцати лет был распределен на службу в главное управление ландвера в Штутгарте. Тот состоял из шести команд, руководить одной из которых предстояло юному секонд-лейтенанту.

Еще пара лет были трудными для него донельзя… Новый коллектив, переориентация в видении перспективы, смерть матери, с которой он не успел попрощаться, нежелание братьев общаться, невнимание к нему отца…

Хотя тот обязательно должен был интересоваться его успехами – как иначе? Но виделись они крайне редко – на торжественных мероприятиях, когда этого просто нельзя было избежать.

В восемнадцать, начав посещать балы, Фредерик понял, что женщины его не интересуют. Нет… любопытный по своей природе, вначале он заинтересовался… не ими, а новыми событиями жизни – музыка, танцы, новые люди, красивые помещения… такое времяпровождение казалось ему привлекательным, разнообразило жизнь.

Но дамы, девицы… Он помнил искренность мамы, мягкую улыбку, ее колыбельные для него, чтение книг – опять для него, заботу, внимание и ласковые руки…

Здесь было что-то совсем другое, будто иной мир.

Высокий титул и привлекательная внешность, а еще родство с королевским домом сделали юношу желанной добычей. Его внимания добивались разными способами, давно и добросовестно освоенными женской половиной общества, но все было напрасно.

Тогда пошли в ход новые ухищрения – Фредерика пытались поставить в компрометирующее положение, заманив в комнату и оставив наедине с девицей. Смешно сказать, но их еще и заперли. Хорошо он успел сообразить, что к чему и выпрыгнул в окно, дерзко послав девице, быстро приводившей одежду в беспорядок, воздушный поцелуй.

На самом деле на душе было гадко… Мерзко и противно. И страшно подумать – а если бы не первый этаж? Тогда он ринулся бы и со второго, и третьего – насколько ужасными видел последствия.

Казалось бы, к этому времени молодой мужчина уже должен был нуждаться в женском обществе - специфическим образом.

Действительно… все неженатые офицеры посещали публичные дома, об этом велись непринужденные разговоры. Но с потребностями организма Фредерик справлялся сам. Да и, в конце концов, могут же монахи обходиться без женщин, доживая до глубокой старости? Так можно прожить очень долго, даже не прилагая особых усилий – тело само, во сне решает вопрос мужского здоровья.

А потом он сблизился с одним из офицеров. В их отношениях не было ничего запретного, только дружеское общение. Но нежелание женского общества красавчиком принцем и тесная дружба с видным брутальным мужчиной дали повод для разговоров и предположений. Вначале просто шутки и довольно безобидные, переросли в сплетни, которые выплеснулись далеко за пределы полкового сообщества.

На балах шушукались, глядя на них с Матиасом.

А дальше был разговор с отцом – тяжелый, оскорбительный.

Требование немедленно жениться хорошенько встряхнуло Фредерика… он будто проснулся или очнулся. Желание быть тем, кем хотел бы видеть его отец – настоящим мужчиной и службистом, до сих пор вело его по жизни в надежде, что его старания заметят и оценят. Но ничуть не бывало, а требования отца в этот раз выглядели неприемлемыми. Сын хладнокровно отверг их, как и невесту, которую для него уже выбрали.

Казалось бы, здесь прямая власть отца над ним заканчивалась… но оставалась власть службы.

Ее требовалось исполнять, контактируя с насмешниками, а еще офицеры нужны были для балов и парадов. Для Фредерика посещение светских мероприятий и вовсе было обязательно, дабы не усугублять слухи. Он будто попал в клетку, из которой уже не видел выхода.

И в какой-то момент…

Все шло своим чередом, а потом вдруг с ним что-то случилось и стало безразлично… не все, но очень многое. И, выслушав очередной грязный намек, которые раньше списывал на глупость, потому что повода к ним не давал… сейчас он медленно снял перчатку и отстегал ею обидчика по лицу.

Полковой трибунал счел повод для дуэли несущественным, прямого оскорбления нанесено не было, а намеки… Ну что намеки? Не нужно давать к ним повода, то есть… конфликт следовало решить миром со взаимными извинениями и дальше вести себя по-мужски.

- Снимать шлюх, тратить последнее на кутежи, жениться по приказу, - иронично предположил Фредерик.

- Выбор за вами, letnant, - встал из-за стола командир полка, - белая ворона слишком заметна и покоя ей не дадут, пока не подстрелят. Или будьте, как все, или… ищите новое место службы. Все равно в дальнейшем вы продолжите если не в крепости, то на кладбище.

И это случайность, наверное… но вскоре состоялось что-то вроде родственного схода. Это был званый бал в любимом дворце короля Вильгельма Розенштайн, вблизи Штутгарта.

Фредерик рад был вырваться со службы. В полку он чувствовал себя в заточении, уже не позволяя себе дружбы. И даже разговоров не по существу службы. Искать место? Он просто не представлял – где и как. Для перевода на новое место нужны были или рекомендация начальства, или личные связи.

На балу Фредерик познакомился с Карлом, кронпринцем и таким же отверженным, как он сам. Они были похожи, быстро сдружились, а дальше и больше… Это не было для Фредерика такой уж потребностью, скорее вызовом. А еще благодарностью и желанием радовать близкого человека, которым стал для него Карл. Потребность в близости у него была огромной и давно… не телесной - духовной. Но раз для Карла эти вещи неотделимы… к тому же в их отношениях царило равноправие. Особо и ломать-то себя не пришлось – впервые его соблазняли, а он услышал в себе отклик.

Почему это все же случилось... он много думал об этом.

Как вызов, как акт отчаяния или способ не потерять того единственного, кто понимал его… Кто знает? Они были очень похожи. Оба прекрасно образованы, оба хороши собой, из знатной семьи, любители книг и философии… К тому же Карл был намного увереннее в себе, четко знал чего хочет, казался Фредерику и сильнее, и мужественнее, чем он сам. В нем ему ясно виделось то, в недостатке чего его самого так настойчиво упрекали.

Он даже завидовал в этом вначале еще только другу.

Возможно, именно эта зависть и желание присвоить себе черты «недостающей» ему мужественности незаметно переродились позже в желание сексуального контакта, сутью которого как раз и есть обладание партнером, присвоение его качеств и восполнение собственных пробелов в формировании мужественности.

Их свидания случались нечасто, но… о них узнал король, который и раньше подозревал о пристрастиях сына.

До этого Фредерик успел получить перевод в полк неподалеку от Штутгарта и, как водится, слухи догнали его и там. Но уже пошли другие… и они связывали сослуживца с будущим королем. Служба более-менее сложилась, но жизнь стала почти невыносимой.

Разговоры с отцом, его угрозы, обвинения, оскорбления, требования…

В конце концов, их с Карлом отношения были вынесены на тайный семейный совет. Обоих юношей вызвали практически на суд. Там Фредерик будто замерз изнутри, не обращая внимания ни на кого, только обреченно впитывая всей своей сутью отцовское презрение. Чувствуя, как окончательно отмирают внутри сыновние чувства.

Взбрыкнул и Карл, но иначе - отвечая резко и вызывающе. Король грозил написать завещание в пользу племянников, что было принято опять же с вызовом… Тогда Вильгельм просто отправил сына в «ссылку», как и Фредерика в часть, расположенную на окраине королевства.

Но они переписывались и довольно оживленно. Письма перлюстрировались, но ничего предосудительного в них не находили – только общие интересы.

Потом оказалось, что кто-то из присутствовавших на том совете то ли проговорился… а, скорее, так широко слухи разнесли умышленно. Может тот же королевский кузен, в надежде на престол для кого-то их своих сыновей. О пристрастиях кронпринца заговорили в Европе…

В сорок шестом году, зимой, Карл перенес тяжелую простуду. На этом основании и вырвался на время из-под опеки отца в Италию, в Палермо… Препятствовать долечиванию сына король не стал.

В это время на итальянском курорте отдыхали Российская императрица и Великая княжна Ольга Николаевна. И вполне ожидаемо… как эстет и ценитель прекрасного, последней Карл был буквально очарован…