Глава 24

- Константин Николаевич, позвольте всецело приступить к своим обязанностям уже после Гельсингфорса. До этих пор прошу располагать мною на ваше усмотрение, - поднявшись на борт, заявил капитан 1 ранга Моффет.

Константин с благодарностью кивнул, тяжело промолчав - сдавило горло. То есть… этот переход он все еще капитан «Паллады»? Пусть и условно, но все еще…

Согласно порядку, он уже не имел права отдавать экипажу команды – сейчас за корабль полностью отвечал новый капитан. Документы подписаны, назначение состоялось. Теперь любая ошибка, совершенная на борту, вменяется в ответственность действующему капитану, но… Вот такой мужской подарок. Понимание и доверие.

Отдав якоря на рейде Гельсингфорса, «Паллада» провожала своего капитана. Уставной ритуал на такой случай предусмотрен не был, давая простор воображению и поступкам, но всегда старались сократить - долгие проводы, как говорится…

Экипаж выстроился по борту. Офицеры в парадной форме - белых перчатках и при кортиках возглавляли команды, матросы и унтеры тянулись в струнку.

- Моя служба на «Палладе» окончена, - помолчав, кратко объявил Константин, беря под козырек: - Господа офицеры! Для меня было честью… счастлив был служить вместе с вами.

- Братцы! – обратился к матросам, - благодарю за службу… век не забуду!

- Рады стараться, вашескобродие! – грохнули низшие чины.

- Прощайте. Всего доброго, Сергей Иванович, - распрощался Костя за руку с Моффетом, - семь футов вам под килем… и в жизни также.

- Благодарю, Константин Николаевич, и вам того же. А за «Палладу» - отдельная моя благодарность. Ваши вещи уже внизу.

Спускаясь в шлюпку, Константин намеренно споткнулся, вызвав добрые смешки – хорошая примета. Вот если бы при подъеме на корабль, тогда дело худо – моряки верующий, но и суеверный народ. Старший шлюпки подал команду отваливать.

- В знак прощального приветствия-я-я… Флаг и гюйс… приспустить! – догнала их зычная команда.

Глядя на удаляющийся корабль, на приспущенный в его честь кормовой андреевский флаг и носовой гюйс… что чувствовал бывший капитан? Кроме того, что сухие глаза жгло, а в груди необъяснимо теснилось.

Что оставляет «Палладу» в добрых руках. Моффет опытный моряк и не так давно введенные новшества обещал соблюдать. Разве что трапезу в кают-кампании теперь обязательно предваряла застольная молитва, но такое никогда не бывает лишним, особенно в море.

В Гельсингфорсе Константин должен был сесть на корабль или судно, следующие в Росток – портовый город, входивший в свободное государство Мекленбург-Шверин.

Когда-то, во времена Ганзейского союза, порт был востребован и процветал, но с его упадком утратил свое значение. Центр морской торговли давно уже переместился из Балтики в Средиземноморье, так что Росток переживал не самые лучшие времена. Не являясь ни политическим центром, ни торговым, он чуть оживился в первой половине века в связи с экспортом зерна, но все равно был уже не тот.

Константина устраивала спокойная атмосфера старинного города, он намеревался побывать в странах нынешнего Германского союза с неофициальным визитом и в штатской одежде. Не как Великий князь Российской империи, а как Константин Николаевич Романов, лицо частное.

Отец не препятствовал ему сопровождать сестру в Штутгарт, на деле же вышло… назначение состоялось, и новая должность уже занимала слишком много места в его жизни, требуя времени и времени.

Последовали согласования с Морским министерством, беседы и организация связей с его руководством. Он уже сейчас осторожно обозначил некоторые свои намерения и прощупывал почву в связи с этим. В частности, речь шла об оборонительных сооружениях возле Севастополя. На удивление, яростного противления не последовало. То ли потому, что сам император представлял новоиспеченного адмирала, свидетельствуя за него и гарантируя… то ли неожиданное понимание на лицах и в глазах разных людей было вызвано знакомством с известной игрой… Или все вместе?

Костя был благодарен обстоятельствам и в то же время понимал, что все идет не по его замыслу.

В конце концов Ольга с мужем уехали, а он все еще кружил в министерских кулуарах. В том числе Министерстве финансов и Строительном департаменте. Нужно было иметь представление о поставщиках, с которыми были заключены договоры, познакомиться с ними, узнать схемы и порядок поставок. Отец знакомил его со Строительным уставом, введенным им самим в 32 году. Тот регламентировал строительство в том числе казенных объектов и его нужно было знать назубок, чтобы потом грамотно требовать исполнения. Требовались инженеры-фортификаторы… требовалось до черта всего! Голова шла кругом.

Отец поддерживал, но не помогал. И, казалось, к сыну сейчас внимательно присматривался, выискивая в нем сожаление и слабости. И зря. Наоборот – чтобы отвлечься от печальной действительности собственной жизни, Костя только сильнее бросался в работу. Но пару раз его терпению приходил конец… или силам, и тогда он бросался на яхте из Петербурга в Кронштадт. Там была возможность отдохнуть в одиночестве – только музыка и была способна восстановить равновесие его души. Ранее, бывая на суше, он почти каждую пятницу играл на виолончели в русском оркестре, сейчас этой отдушины не было.

Ночью падал без сил, с трудом вспоминая что же планировалось им на завтра? Проведать верфь Кишкина или взглянуть на чертежи парового движителя Глазырина в процессе создания? До этого все не доходило – с утра наваливалось еще что-нибудь.

И не то, чтобы он смирился с задержкой, но планы свои с поездкой пересмотрел, понимая вдруг, что все и к лучшему. Уехать от Таис в Альтенбург будет трудно, а еще пришлось бы объяснить ей эту поездку. Зачем? Он считал это лишним.

В гостином дворе в Гельсингфорсе его должен был ожидать капитан-лейтенант Шкурятин. В его задачу входило найти к сроку места на торговом судне и договориться о двух пассажирах.

Вначале Костя собирался взять с собой в поездку Мишу Дубельта. Но узнав конечный пункт поездки, тот вдруг заартачился, выдвигая какие-то совершенно странные резоны против своего в ней участия. Сделав заметку в уме, Костя не стал настаивать, пригласив в попутчики Шкурятина. В конце концов и с ним не мешало бы завести более короткое знакомство.

- Владислав Семенович! Вижу уже – есть чем меня обрадовать, – поздоровался Костя за руку с красавцем-блондином в щегольской штатской одежде, встречающим его на пирсе.

Кудрявая шевелюра и аккуратная шкиперская бородка капитан-лейтенанта сияли золотом, голубые глаза смеялись, кожа на лице к концу лета приняла совсем невозможный – кирпичный оттенок. Рост, выправка, разворот плеч…

Дамы Гельсингфорса, слетевшиеся поглазеть на фрегат на рейде, изысканно-величавый даже с зарифленными парусами, шеи на мужчину сворачивали.

- Не совсем, Константин Николаевич, но в целом… Сделал, что смог, но не всегда от нас зависит. Так что ночуем еще здесь. Завтра в полдень в Росток выходит наш купец, здесь он заходом. Условия не самые лучшие, но капитанская каюта уже наша. Койка достаточно широка – вальтом уместимся, - замялся в сомнении Шкурятин, глядя на начальство: - Возможен вариант получше, но только через два дня. Все-таки здесь военная база, не так оживленно. Новый корабль – целое событие, - оглянулся он на зазывный женский смех и нечаянно козырнул в сторону дам, сразу и смутившись:

- Черт, бездарно палюсь! С пеленок можно сказать в форме.

- Расслабьтесь, Владислав Семенович, мы здесь не со шпионской миссией, - размышлял Константин, - переход в пятьсот восемьдесят морских миль… при незначительном волнении груженый купец даст не более восьми узлов… На выходе имеем четверо суток. Но ждать лучшего не станем, согласен по-походному. На морской практике и вовсе в матросской люльке ночевал – Литке счел полезным такой опыт. Как убитый спал, кстати… - успокоил его Константин и предложил: - А сегодня я выпил бы, Владислав Семенович. Без излишнего фанатизма, но чувствую – требуется. Больно много сложностей в новом назначении. Чуть бы отвлечься, а то напряжение не отпускает и так уже более месяца. А посему… саму причину в процессе прошу не упоминать.

- Чем покрепче намерены отвлечься или же вином? – по-деловому уточнил Шкурятин.

- Предпочитаю хорошее вино. А вы уже знаете места? Чтобы не слишком шумно и с видами. Я-то здесь всё больше в гостях обретался, нужной обстановкой не владею.

- Шесть дней здесь, Константин Николаевич… как не узнать? - хохотнул капитан-лейтенант, - позвольте помочь с багажом.

- Буду благодарен.

Легко подхватив вещи, мужчины пошли по направлению к гостиному двору.

Без фанатизма не получилось. Возможно, причиной тому стал вид на море, корабли и «Палладу» в их числе.

На борт купца оба взошли, изрядно взбледнув с лица и все еще выдыхая пары. Досыпали в парусиновых креслах, намертво прикрепленных к палубной надстройке. Проснувшись к вечеру, нашли судно и себя вместе с ним уже в море, вдали от берегов. Больше шторма и зыби сейчас страшил полный штиль. С подобной головной болью даже четверо суток воображение условно растягивало в бесконечность.

Ситуацию с неважным состоянием пассажиров решил выправить капитан, проявив заодно гостеприимство и предложив опохмелиться роскошным южным ромом. Опохмел дело известное и верное… Мужчины уцепились за эту соломинку, так как головы гудели большим праздничным колоколом, глаза болезненно покраснели, веки отекли, еда внутрь не лезла. Поэтому не отказались и рома выпили. В результате выпали из жизни еще на сутки.

Урок этот учли и на провокации больше не велись, смиренно страдая от головной боли и обпиваясь уксусной водой. Мрачный Шкурятин читал стихи…

Вначале пить приятно водку. Долой несносный пессимизм! Она легко прольётся в глотку, Увеселяя организм.

В конце же водку пить отвратно — Она, мешая явь и сон, То вдруг запросится обратно, Грозя увлечь и закусон… То обернётся сумасбродкой, То вдруг предстанет подлецом, Нетвёрдой сделает походку И экзотическим — лицо.

Великий князь согласно вздыхал рядом.

Однако же попойка сделала свое дело, разделив его мировосприятие на «до» и «после». Он достиг желаемого, отрешившись наконец от, казалось бы, безнадежно затянувших в свой круговорот проблем и сложностей.

- Не жалейте, Константин Николаевич… главное – выжили. В том вашем состоянии или вот так, или баба. В себе держать никак нельзя.

- Я не сожалею и не жалуюсь – страдаю молча, как видите, Владислав Семенович.

- Ранее не приходилось настолько увлечься?

- Отчего же?.. – почему-то стыдился признаться в этом Великий князь.

А бабы… В таком тоне речь шла не так о женщине, как о функции. Понято было правильно.

Аспект близких отношений мужчины и женщины так часто обсуждался в военном окружении, что не знать сути процесса Костя просто не мог. Более того - находясь по большей части в отдалении от женского пола, моряки и вовсе… проводили иногда тему полов там, где даже просто упоминалась какое-либо название женского рода. Или возникала подходящая на их взгляд ситуация…

Расстегивая, к примеру, клапан флотских брюк - лацбант, чтобы помочиться за борт, кто-то мог мечтательно вспомнить вслух легенду, связанную с происхождением сего фасона…

Впрочем, флот не был бы флотом, если бы не был овеян легендами. По одной из них, знаменитые морские штаны с передним клапаном, который облегчал раздевание при попадании в воду, появились уже в петровское время. Якобы, прогуливаясь однажды по Летнему саду, Петр Первый увидел в кустах чью-то голую задницу. Приглядевшись, самодержец узрел матроса, пристроившегося к девке.

– Сия задница позорит собой русский флот! – якобы изрек император и повелел немедленно ввести штаны с клапаном спереди, дабы никто не мог зреть задницу русского моряка во время его свиданий с девицами.

Константин пока еще склонен был романтизировать процесс, может потому и сошелся в свое время с Дубельтом, всегда молчавшим о своих похождениях и Загорянским, ни разу пошлым образом не выразившегося ни о женщинах, ни о близком взаимодействии с ними.

В Ростоке сняли два номера в гостинном доме на западном берегу Варнова - ближе к центру города, задержавшись там на пару дней. Здесь в свое время строились первые паровые корабли Германии, и Костя хотел не просто взглянуть, но и дотошно рассмотреть специальную верфь, чтобы иметь свое мнение перед Кишкиным. А может и толково подсказать тому в случае надобности.

Немцы секрета из устройства дока и верфи не делали, так что живо интересующийся подробностями Константин по часу в день вдумчиво записывал потом свои наблюдения и новые знания в отдельную тетрадь. Обсуждали, советовались, спорили со Шкурятиным… Сейчас Константин только радовался, что рядом не Дубельт. Тот мог грамотно посоветовать разве в лошадях, может еще в сабельной рубке и дворцовых церемониалах.

Оба путешественника отъедались после трех дней похмельной голодовки, с удивлением представляя себе объемы собственных желудков.

Наваристый суп из угря - на бульоне из ветчинной кости с добавлением рыбного филе, лука, моркови, яблок, чернослива, корня сельдерея, корня пастернака и петрушки оказался выше всяких похвал. К нему подали круглую булочку, фаршированную вареными креветками в соусе.

Мужчинам понравилась камбала по-финкенвердерски, которую фаршируют жирным шпиком, репчатым луком и мелкими креветками. Затем запекают в духовке.

Оценили и холундерзуппе – горячий суп из ягод бузины с кусочками яблок, груш и манными клецками… и фризентортэ - торт на основе слоёного и песочного теста со взбитыми сливками и сливовым муссом… Много, много вкусной и сытной еды!

И ни капли алкоголя.

С Ростока до Альтенбурга напрямую по карте было чуть больше двухсот шестидесяти сухопутных миль. Следуя дорогам и обходя природные препятствия, путь этот соответственно удлинился… Наняв удобный крытый экипаж, вначале они двинулись по дороге в Берлин.

Здесь Константин и Владислав остановились на постоялом дворе 1 класса, по новомодному называвшегося отелем. В России в это время гостеприимные дворы строились подобным же образом – с открытыми на улицу арками и колоннами, просторными номерами разного уровня удобства и включенным в стоимость кормлением.

Поездка Константина оплачивалась из казны, так что мужчины особо не роскошествовали, но и не отказывали себе в удобствах. Таких, как ванна в номере, к примеру.

В прусской столице дядюшки по матери, короля Фридриха Вильгельма IV не оказалось, как обычно, он проводил время в своей резиденции в Потсдаме. Но делать еще десять миль, даже чтобы увидеться с родственником, взглянуть на благословенный Сан-Суси (который сейчас усиленно достраивался и реконструировался) и даже просто поклониться могиле Фридриха Великого там же… Все это означало время, а его не было.

В результате все оказалось просто – Константин известил о своем прибытии второго дядюшку. С Вильгельмом все оказалось проще – они встретились в пристойном кабаке совершенно инкогнито. Только вдвоем – Костя хотел договориться и купить те самые французские капсюльные штуцеры и желательно партией, но…

- Это к Фридриху… но и то вряд ли. Партия, это всегда ожидание, а времени у тебя нет… Что ж! В таком случае… - залюбовался Вильгельм подарком сестры - изумительным кинжалом. Бережно спрятал на груди письмо от нее.

- Индийский национальный кинжал – катар, - объяснил племянник, - местное боевое оружие, статусность, красивый аксессуар… Здесь золото, рубины и изумруды.

- На Востоке принято отдариваться, - задумался дядюшка, покручивая тонкий ус: - Подумаю, что можно сделать. А пока – давай…

В номер отеля Костю доставили. Состояние его почти повторяло то – предыдущее. Сутки он болел и ждал. Но все было не зря – доставили три новейших штуцера, бережно смазанных и упакованных к транспортировке. Всё, до чего дядюшка смог дотянуться из Берлина за прошедшие сутки.

Дальше их путь лежал в Лейпциг, а там уже рядом и Альтенбург.

*** Индийский "катар", подарок дядюшке:

.

Загрузка...