Физик против вермахта

Глава 19 Новые следы — новая дорога

По черной земле шел немолодой мужчина в темном рваном платье, в котором угадывалось одеяние священнослужителя. Под его убогой обувкой хрустела запекшая, местами остекленевшая, почва.

— Верую, Господи, верую в тебя, — бормотал он багровыми, искусанными в кровь, губами. — Верую в твою правду и силу…

До недавнего времени ксендз Вацлав Шиманский, служивший в небольшом приходе под Лодзи, отнюдь не являл собой образец образцового священника, что истово верил в Христа и прилежно нес слово Божье к людям. Скорее наоборот. Ксендз нередко пропускал службы, хорошо набравшись крепкой домашней наливки. Частенько предавался греху чревоугодия, что отразилось на его грушеподобной фигуре с плотной массивной нижней частью и щуплым верхом. Без должного пиетета относился и к самому Господу, панибратски называя его пан Иезус или дядюшка Христос. В самом служении Вацлав уже давно не находил той особой благодати, за которой когда-то пришел. С началом Великой войны стало еще хуже. Видя вокруг себя крушение целого мира, убийства и страдания, ксендз вообще потерял веру. В таком мире, решил он, Бога просто не может быть.

Однако произошедшее несколько часов назад его настолько потрясло, что все внутри него перевернулось. В могуществе разбушевавшейся стихии, спасшей его и тысячи пленников из лагеря, он увидел руку Всемогущего Господа. Все изменилось в один момент. Их как раз перевели в новый барак, как небо над ними вдруг заалело кроваво красным цветом. Раздался ужасающий воющий звук. Женщины и дети, что в бараке были, сразу же в визг ударились. Кое-кто из мужиков от страха на пол попрыгали и под нары полезли. Он и сам, что тут скрывать, до ужаса испугался. Думал, проклятые немцы спалить их заживо в бараке решили.

Потом еще страшнее стало. Вокруг стрельба поднялась. Из пулеметов и орудий палили так, что уши закладывало. Вацлов уже решил, что придется ему и всем невинным душам сейчас душу Богу отдать. Вспомнил ксендз тогда, кто он таков есть, и начал отходную молитву читать, чтобы к Господу правильно уйти. Рядом с ним встали на колени и другие пленники, словно почуявшие наступающий конец. И взрослые и дети, и женщины и мужчины, они все как один, окружили священника и повторяли за ним слова молитвы. Повторяли, кто как мог: коряво, заикаясь, едва слышно. Неважно, главное искренне и с истовой надеждой.

Только не судьба была дочитать Канон молебный при разлучении души от тела. Прямо на его глазах вспыхнула дверь барака, занялись стены. Ксендз, словно обезумел в этот момент. Страшно закричал и бросился прямо на горящую дверь, которую и благополучно снес.

На улице же царил Ад! Ксендзу разом вспомнились многочисленные сюжеты из Священного писания о геенне огненной и Армагеддоне — месте последней битвы сил добра с силами зла в конце времен. Все было черным черно! Удушливый дым не давал вздохнуть полной грудью! Сентябрьский воздух буквально кипел от нестерпимого жара. Стоявшие по углам лагеря вышки с пулеметами и зенитными орудиями пылали рождественскими свечками и рассыпались на глазах. Фигурки надзирателей и охраны, палившие из оружие в небо, исчезали, превращаясь в прах. И разве это не было доказательство Его существования и Его всемогущества⁈

— Отче наш, сущий на небесах! — улыбался Вацлав, чувствуя, что вера в Господа вновь поселилась в его сердце. Все в его душе возрадовалось этому. Вновь он нашел себя, свое место и свою цель в этой жизни. — Да святится имя Твое! Да придет Царствие Твое! — не останавливаясь текли слезы по его лицу. Только это были слезы счастья, а не горести. Ведь, скоро, очень скоро, он встретится со своим Господом. — Прости меня Господи за слабодушие и неверие. Слаб я, как и всякий человек. но теперь все будет по-другому. Слышишь Господи?

Он упал на колени, с хрустом проломив запекшую корку земли. Тряпки, когда-то бывшие брюками, начали тлеть на его ногах, но священник совсем не чувствовал боли. Его переполняло странное вдохновляющее чувство успокоения. От страшных метаний и сомнений в его душе не осталось и следа. Сейчас Вацлав твердо знал, что Господ есть и присматривает за ними и всеми невинными душами на этой грешной земле. Только Он мог наслать на немцев огненный дождь с небес и спасти их от гибели. От этого переполнявшего его чувства хотелось смеяться и громко восхвалять Христа.

— Воспоем же осанну Господу нашему, — начал было он говорить, как нечто невероятное и не имеющее право на существование привлекло его внимание. — Исусе Христе… Исусе Христе… — только и мог повторять он. — Исусе Христе…

Из клубов черного дыма выплывал огромный локомотив, от которого в самое небо рвался неровный столб красного пламени. Словно ангел с огненным мечом, ужасная машина испепеляла угловатые броневики и танки с крестами и кургузыми пушками. Железные машины прямо на глазах священника превращались в сверкающие лужицы металла. Вспыхивали и исчезали многочисленные фигурки солдат, заполошно паливших во все стороны из винтовок.

— Господи, Господи… — шептал ксендз, не отрывая взгляда от летевшего над полем локомотива.

Огромный паровоз грозно шипел, то и дело выбрасывая в воздух черные клубы дыма и снопы искр. Его колеса бешено крутились в воздухе, еще больше усиливая дичайшее чувство сюрреализма.

Но в какой-то момент страшный грохот, орудийная и пулеметная среда прекратились. Тишина наконец-то опустилась на истерзанное поле. Казалось, само время остановилось после чудовищного сражения Добра и Зла.

К продолжавшему стоять на коленях священнику величаво подлетела громадина паровоза и, порыкивая перегретым паром, грузно опустилась на землю. Ксендз все это время едва дышал. Все боялся, что происходящее окажется наваждением и растает, как туман.

С железной лестницы осторожно спустился высокий старик с развевающимися на ветру седыми волосами. Он несколько минут пристально и угрюмо рассматривал Вацлава, словно раздумывал над его судьбой.

И как бы это ни кощунственно прозвучало, но показался он святому отцу самим Господом, что, аки мститель, спустился с небес. Ведь, истинный Бог именно таким и должен быть. В эти страшные времена, когда люди превратились в алкающих крови созданий, Господь должен ходить по земле с огненным мечом и без жалости карать сошедших с ума людей. Именно так и никак иначе, думал ксендз.

— Ты из лагеря, святой отец? — ксендз молча кивнул. Голос Господа почему-то прозвучал на русском, но разве не Ему известны все языки этого мира. Господь знает все. — Я ищу одну женщину из Ленинграда с мальчиком. Женщину зовут Ольга Николаевна Теслина, доцент кафедры ультразвуковой дефектоскопии Ленинградского электротехнического института. Она с сыном в Куйбышев должна была эвакуироваться, — взгляд старика был пронизывающим, заставляя ксендза вздрогнуть. — Видел ее в лагере?

Ксендз молча продолжал рассматривать явление Господа. Он, словно впитывал все, что могли увидеть его глаза. Страшно хотел запечатлеть в своей памяти все Его черты.

Вацлав уже было хотел отрицательно мотнуть головой, как в нерешительности замер. Он уже больше месяца был в этом концентрационном лагере, и перед его глазами прошло больше шести тысяч человек, которых было просто физически не запомнить. Вместе с ним в бараке сидели мужчины и женщины, пожилые и молодые, с детьми и без них, разговорчивые и молчаливые. Разве мог он что-то знать про эту женщину? Но Господу очень важна эта женщина, и он, ксендз, обязательно должен ему помочь. Нужно вспомнить…

— Говори, — старик прищурил глаза с какой-то невысказанной в них надеждой.

Этот характерный прищур тут же выцепил из памяти священника одну женщину, которая смотрела на окружающих ее в бараке людей точно так же. Вацлав даже находил в чертах старика и той женщины нечто общее: такой же острый подбородок, вытянутое лицо, небольшие брови и едва заметные морщинки в уголках глаз.

— Я видел ее. Только я не знаю ее имени. В бараке ни у кого нет имен. Есть только номера, — с печалью рассказывал ксендз. — С ней точно был маленький мальчик. Живой очень, постоянно норовил из барака выйти. Она же его не отпускала.

Старик в напряжении подался вперед, стараясь не пропустить ни слова. Чувствовалось, что эти сведения очень много значили для него.

— Пожалуй, это все, что я знаю о них. В лагере было не до разговоров. Охране не нравилось, когда мы общались между собой, — извинительным тоном проговорил Вацлав. — Знаю, что ее признали ценным для Рейха специалистом и отправили дальше. А вот куда отправили не знаю, — он замолчал, но старик продолжал сверлить его взглядом. — Больше ничем помочь не смогу… Хотя, знаю. В тот день к нам в лагерь какие-то очень важные господа приезжали. Охрана около нас бегала, как ужаленная. Они-то как раз и искали ценных специалистов для какого-то проекта. Физиков и инженеров выискивали. Я язык бошей хорошо знаю, поэтому понимал их разговор. Они говорили о том, что фюрер сильно подгоняет какого-то фон Брауна. Поэтому ему нужны ученые для одного важного дела на острове. Название острова я так и не услышал.

… Этот странный разговор и внушающего страх старика с его апокалиптической машиной ксендз Вацлав вспоминал всю свою оставшуюся жизнь.

Теслин же, который и был тем самым грозным стариком, уже через минуту и думать забыл о священнике, улепетывавшим прочь от пышущего жаром локомотива. Все его внимание было приковано лишь к одному — к судьбе матери, Теслиной Ольги Николаевны, вновь исчезнувшей в неизвестность.

— Снова не успел… Господи, опоздал всего лишь на одни сутки, — взвыл он сквозь зубы, с горечью смотря в небо. — Как же так⁈ Какие-то сутки… Куда ее с ребенком теперь отправили? К какому-то фон Брауну на остров… О, черт! — от внезапно осенившей его догадки, ученый пошатнулся и едва не свалился на оплавленную землю. — Это же тот самый фон Браун! Вернер Магнус Максимилиан фрайхер фон Браун! Это гуру современного ракетостроения, создатель баллистических ракет Фау!

С трудом поднявшись с земли, Теслин облокотился на метал локомотива. Обуявшие его мысли, грозившие вновь свалить старика на землю, требовали жесткой опоры. «Ракетный центр на острове Узедом уже построен и работает. Сам фон Браун полным ходом клепает ракеты, будущие Фау, которые, правда, пока летают мимо цели. Поэтому он со всей Европы, как паук, тащит в свое логово всех ученых, до кого может дотянуться. По его просьба нацисты даже глаза закрывали на еврейское происхождение многих физиков, которых Вернер привез в свой центр. Насколько помню, фон Браун их высосет досуха, а потом к стенке поставит… Скорее всего с мамой тоже самое будет. Попользуются и отправят на небеса».

— Нет… Это больше не повторится… Этого больше не будет, — ученый с силой стукнул по железному котлу паровоза. — Я больше этого не допущу. Слышишь, Господи? Или кто там есть еще? Есть ведь там кто-нибудь. Есть⁈ — он поднял голову к небу и громко закричал. — Что же ты ничего не делаешь? Почему она снова должна страдать? Почему, черт тебя дери⁈ Я спрашиваю тебя!

Теслин заскрежетал зубами. «Я опять не успеваю… До острова сейчас мне не добраться. Паровоз на последнем издыхании, генераторы уже сыплются и не дают нужной мощности электромагнитного поля». Он с горечью окинул глазами возвышавшуюся над ним махину локомотива, который уже больше не был страшным оружием. «Мне нужен всего лишь месяц. За эти чертовы тридцать один день я должен успеть сделать совершенно новое оружие. Должен успеть. На хорошем заводе, с нормальной производственной базой я смогу собрать новые генераторы и более мощные трансформаторы. Саму схему я уже обкатал, она полностью рабочая. Лишь бы с мамой за этой время ничего не случилось… Господи, помоги. Пожалуйста, защити ее. Иначе… Боже, иначе, я сожгу эту чертову землю вместе со всеми».

— Все, пора, — тряхнул он гривой седых волос, забираясь в кабинулокомотива. — Мне нужен хоть какой-то завод… — Теслин щелкнул тумблером, запуская главный генератор всей системы.

Локомотив привычно задрожал и, окутавшись пеленой голубоватых искр, приподнялся над землей. К сожалению, опасения ученого по поводу работы генератора оказались верны. Поезд едва-едва дотянул до депо, где с грохотом опустился на рельсы.

К этому времени в депо уже собралось больше шести тысяч человек — бойцы самого отряда, освобожденные из концентрационного лагеря узники и некоторые жители города, пожелавшие уйти. Встал насущный вопрос, как перевезти всю эту ораву, в которой много ослабевших стариков, женщин и детей.

Хуже всего было то, что время на решение вопроса совсем не было. Опомнившиеся от дерзкого нападения, немцы подтянули по железной дороге дополнительные резервы и начали медленно выдавливать матросов из города. Вошедшим на городские улицы тяжелым немецким танкам нашим бойцам противопоставить было нечего. Огрызаясь огнем, редкой стрельбой из нескольких противотанковых орудий, они постепенно отходили к железнодорожному вокзалу.

— Все, братцы, шабаш, — устало произнес капитан второго ранга Москаленко, возглавившим после гибели полковника Анисимова сводную бригаду. — Видно, помирать здесь придется. Немцев держать будем, пока гражданские не уйдут… Мужики, приказывать не имею права. Кто со мной останется, шаг вперед.

Встав перед поредевшим строем, он окинул взглядом замерших бойцов. Впереди стояли моряки-балтийцы в сдвинутых набекрень бескозырках и потрепанных бушлатах, из под которых рвалась наружу тельняшка. Между матросами виднелись редкие шинели пехотинцев и темные комбезы танкистов с плацдарма. Безусые восемнадцатилетние юнцы, зрелые мужики, все, как один, шагнули вперед.

— Спасибо. Спасибо, братцы, — прохрипел Москаленко, передергивая затвор винтовки. — Надо немного продержаться.

И они продержались… не два, не три часа, а целые сутки. Старинный центр Нарвы превратился в еще один филиал ада на этом грешном куске земли. Узкие улицы, ведущие к железнодорожному вокзалу, стали для немцев огненной западней, которая с одинаковой жадностью пожирала и технику, и живую силу. Обнаруженной на местном заводе промышленной взрывчаткой, красноармейцы взрывали средневековые домишки, обрушивая на рвущиеся вперед танки дождь из каменных обломков. Когда же запасы динамита были использованы, то на мостовую полилось горючее с одной из цистерн. С помощью мотопомпы пылающий фонтан щедро лился на брусчатку, камень стен и черепицу крыш. Поднявшийся к ночи ветер еще сильнее разгонял температуру пламени, заставляя гореть металл с готическими белыми крестами.

Остатки батальона покинули город поздней ночью. Поднявшееся выше крыш домов пламя освещало неполные две сотни бойцов, бредущих вдоль железной дороги на восток. Еще столько же осталось в раскаленных каменных развалинах, своей жизнью выиграв оставшимся в живых немного времени.

— Подтянись, — едва слышно сипел черный от копоти и усталости Москаленко, шедший во главе отряда. — До рассвета отсюда убраться нужно, кровь из носу. Давайте, братцы, давайте.

К рассвету ввалившихся с ног красноармейцев подобрал, вернувшийся за ними паровоз. В чудом найденных на какой-то забытой Богом станции вагонах удалось вывезти всех, кто остался в живых.

— Знатно все-таки мы немцу дали, — довольно бормотал капитан второго ранга, пробираясь в голову состава. — До сих пор, наверное, юшкой харкает… Даст Бог, скоро снова на Запад пойдем. Чай, товарищ Теслин еще какую-нибудь машинерию изобретет. Он ведь голова… Вон и сам он идет.

Навстречу ему, действительно, шел инженер, осторожно протискиваясь между завалами из вещмешков, свернутых одеял, спящих или раненных бойцов. Выглядел и двигался тот довольно странно. Движения его были рванные, порывистые. Он то ускорялся, то замирал на мест. Начинал жестикулировать, бормотать. Его рука с зажатым в ней карандашом все время пыталась что-то написать в воздухе.

— … Энергия электромагнитного поля зависит от объемной плотности энергии магнитного и электрического поля. Объемную плотность можно повысить лишь усилением импульса, — ученый остановился в очередной раз, застыв около привалившегося к стенке бойца в бинтах. — Значит, нужны генераторы повышенной мощности. Корабельные подошли бы…

Москаленко подошел к Теслину и обрадованно схватил того в охапку.

— Николай Михайлович, чертяка, вот вы где! Я же вам так спасибо и не сказал за вашу машинерию. Вы же такое сделали, что никто даже помыслить не мог. Ей Богу, как в сказке, — с восторгов говорил капитан второго ранга. — Вы же всамделишный…Запамятовал, как там говорилось в одной книженции… Титан, во! Вы Возрождения! Или просто титан! Цельный эсминец в воздух подняли! С такой машинарией мы немца, как пить дать, погоним. Вам же надо дать героя или Сталинскую премию… Николай Михайлович, у меня там осталось кое-что…

Задыхаясь от переполнявших его чувств, моряк подхватил ученого за руку и потащил за собой. Правда, выйти из вагона они не успели. Путь им преградил целый капитан государственной безопасности, за спиной которого маячило двое или трое автоматчиков.

— Теслин Николай Михайлович, — тоном судьи, выносящего приговор, произнес командир, повелительно взмахнув рукой. — Вы задержаны. Сдайте имеющееся у вас оружие, — у остолбеневшего Москаленко рука сама собой потянула висевший на плече карабин, что не осталось не замеченным. — Капитан второго ранга, оставить! Это приказ члена военного Совета фронта товарища Мехлиса. Все сторону! Живо!

КСТАТИ, пока готовится бурная развязка с главным героем, можно ПОГЛЯДЕТЬ в сторону еще парочки НЕОБЫЧНЫХ попаданцев! Очень ненавязчивые истории, быстрые, насыщенные событиями!

«Адский договор. Переиграть Петра 1». Главный герой заключил с дьяволом договор, что сможет повернуть историю страны во время правления Петра 1, изменив лишь несколько событий. Дьявол дал ему способность превращать воду в спиртосодержащую жидкость! https://author.today/reader/184253/1536090

Скучать не будете!