Назавтра Рикхард ушел куда-то на полдня и Дане пришлось коротать время в компании Ярославы и Любы. Последняя при ней повеселела и даже показала гостье свои любимые книги. В родном краю сверстницы Даны зачастую читали только цветастые лубочные романы о королях, рыцарях и служанках, какие с избытком водились в местной библиотеке. И ее приятно удивило, что у Любы в комнате хранились лучшие стихи и сочинения Золотого века. А узнав, что Дана занимается росписью, Люба достала свои альбомы, в которых рисовала персонажей и сценки из любимых историй.
— Да у тебя большой талант, Любочка, — улыбнулась Дана. — Тебе бы стоило поехать учиться, а не киснуть в гостинице, да еще в таком мрачном городе.
— Мне родителям надо помогать, — грустно отозвалась Люба, — плоха та дочь, которая их оставляет. Да и самой будет страшно в чужих краях.
— Но ты ведь не можешь всю жизнь при родителях сидеть: когда-нибудь захочется и любви, и материнства. И придется оторваться от них, чтобы стать взрослой. А учеба по-всякому впрок пойдет! Станешь умнее — и мужа хорошего найдешь, а не абы кого, лишь бы был, и детей с толком воспитаешь.
— Да я об этом и не думаю, — нахмурилась Люба. — Раньше у меня водились мечты, но с тех пор, как от сонного паралича умерла моя подруга, я не мыслю дальше одного дня.
— Что ты говоришь? Твоя подруга? Так это ты из-за нее… — запнулась Дана. Она припомнила слова Мелании, ночной плач девушки, и болезненно сглотнула. Прежде ужас происходящего в Усвагорске казался ей чем-то далеким и призрачным, как видения в лесу, а теперь словно потрогал за плечо ледяными пальцами.
— Да, она была моей ровесницей, и наши родители тоже всегда дружили. Еще в начале лета с ней приключилась эта беда во сне — к утру она вся окоченела, дышала с трудом, а потом и вовсе сердце замерло. Доктор ее долго смотрел, думал, да так ничего и не сообразил: она ведь всегда была крепкой, здоровой девушкой. И вот теперь я каждую ночь боюсь, что и со мной такое случится, или с мамой, или с батюшкой. Кто знает, на кого судьба укажет в следующий раз…
— Вот же беда, — растерянно промолвила Дана. Ей вдруг от души захотелось обнять Любу и уговорить ее уехать отсюда, хотя бы в Дюны, где летние ночи пока еще светлые, теплые и надежные. Но об этом не стоило и думать: ясно, что девушка не оставит родителей и насиженное, хоть и зловещее место. И Дана не ручалась, как бы поступила сама, если бы семья давно от нее не отреклась.
Когда Рикхард вернулся, Дана еле дождалась его наверху, в гостевой комнате, и тут же накинулась с расспросами:
— Как ты мог умолчать о том, что у Любы умерла подруга? И что из-за этого она боится засыпать каждую ночь? Черт тебя побери, Рикко, сколько еще лжи вы с Меланией нагородили?!
— Меланию не приплетай: я сам решил скрыть истинную сущность, — заявил Рикхард. — А что до Любы, то я не сплетничаю о домашних людских делах, если мне не дали на это согласия. Ты знала, что в Усвагорске опасно, я взялся оберегать и тебя, и эту семью — по крайней мере, на ближайшее время. А рассказывать о своих страхах и горестях люди должны по доброй воле, без посредников.
Дана вздохнула и села на край постели. Ей показалось, что между ними повисла тяжелая тень, которую никак не удавалось разогнать воспоминаниями о сладкой ночи. Нелюдь больше не улыбался так открыто и искренне, чтобы не пугать ее своими клыками, и за каждым словом девушке слышался тревожный подтекст.
— Ну прости меня, Дана, — мягко добавил Рикхард и погладил ее растрепавшиеся волосы. — Но как бы ты поступила, если бы я тебе поведал все сразу? А мне уже совсем не хотелось с тобой расставаться…
Последние слова он почти шепотом сказал ей на ухо, так что стало горячо и щекотно, и Дана против воли заулыбалась. Затем вдруг поцеловал ее ладонь, и девушку совсем бросило в краску.
— Больше не сердишься? — спросил лесовик.
— Что же мне с тобой делать? — вздохнула девушка и поцеловала его в лоб. — Кому еще доверять, если не тебе? Ладно, Рикко, садись обедать, а потом обсудим все это. Или нечисти человеческая еда не идет впрок?
— Почему же? Ее вкус нам нравится, я даже персиковое мороженое с цукатами пробовал — от такого лакомства бы и высшие силы не отказались! Все-таки иногда вы, люди, создаете нечто толковое.
— Губа у тебя не дура, — усмехнулась Дана. — Я бы сама его отведала, да еще с кофе или горячим шоколадом! Но в Дюнах такой роскоши нет, и нам редко перепадало что-то занятнее хлеба с вареньем. Впрочем, не стоит бога гневить…
Она снова немного растерялась, подумав, что нечистому духу вряд ли следовало напоминать о Божьем имени. Но Рикхард невозмутимо улыбнулся и сказал:
— Ничего, красавица, вот закончим дела, и я первым делом отвезу тебя в столицу, где угощу самым вкусным мороженым. Но сегодня мне нужно побывать еще в одном месте, а уж когда вернемся, то поужинаем вместе. Мне удалось выведать у одного человека, где трапезничает сам городской голова. А опыт мне подсказывает, что за едой люди наиболее открыты и беззащитны.
— И ты рассчитываешь проникнуть ему в мозги?
— Нет, такого я не умею, но по крайней мере прощупаю ауру, и на празднестве нам будет легче во всем разобраться. Уж если он не ведает, что творится в Усвагорске, то где искать?
— Рикко, а ты не возьмешь меня с собой?
Нелюдь слегка растерялся и произнес после паузы:
— А ты не боишься идти туда, где могут собираться опасные люди? Все-таки у тебя нет соразмерного опыта! Может, ваша артель и была клубком змей, но зубки у них коротки, да и яд слабый.
Дана подумала, что Рикхард скорее всего прав, но под ложечкой зашевелилось что-то горячее и колкое, она почувствовала странный задор и уверенно кивнула.
— Ну надо же когда-то начинать! А то пока я кажусь себе обузой — гуляю по городу, предаюсь любовным утехам в то время как у людей беда…
— На такое я, пожалуй, ничего не могу возразить, — отозвался Рикхард, — хотя если честно, Дана, мне очень хочется укрыть тебя в этом доме от всех невзгод и негодяев.
Дана шутливо нахмурилась, и парень поцеловал ее в нос.
— Рикко, я не фарфоровая кукла, чтобы меня прятали, — строго заявила девушка, но не удержалась от улыбки и сама поцеловала его в щеку, — и мне не терпится увидеть этого Глеба Демьяновича своими глазами. Одно тревожит: я не умею ни разговаривать с такими людьми, ни реверанс делать, ни одеваться как благородная барышня! Меня, наверное, к такому месту и близко не подпустят…
— Положись на меня, — загадочно ответил парень. — Реверанс не понадобится, а что касается нарядов — об этом я тоже позабочусь.
Дану одолевало любопытство, но Рикхард не стал больше ничего объяснять и уверенно повел ее на улицу. Там они сели на конку и поехали в обратную от парка сторону, где, по его словам, проводили досуг все «сливки города». Дане так понравилась езда, звук колес и знакомый запах лошадиного пота, что она почти забыла о тягостных думах и увлеченно смотрела по сторонам.
— Ты часто бывал в роскошных местах?
— Не слишком: я же простой лесной дух, а в городе власть держат другие силы, которым близка стихия обогащения и прожигания жизни. Нам-то больше по вкусу покой и безмолвие, и в столицах мы редкие гости.
— А кто эти силы?
— Могущественные колдуны, заключившие договор с хозяевами мироздания. Мы им помогаем в обмен на жертвы для леса и водоемов, а заодно и на веселый досуг. Такая уж наша природа!
— И плотские утехи тоже?
— Не без этого, — бесстрастно ответил Рикхард. — Дана, конечно, за столь долгую жизнь я знал немало колдуний и прочих людских красавиц. И также знал, что ни с кем из них не проживу до конца своих дней, потому что нам отмерены разные пути. Мы с вами поэтому и не имеем общих детей, чтобы испытать немного счастья, отогреться вместе и разойтись, не ломая друг другу жизнь.
— Вот как, значит, — тихо промолвила Дана и отвернулась. Рикхард благоразумно решил не распалять ее, и по дороге девушка вновь приободрилась. Настала пора выходить, и он отвел Дану к большой анфиладе из торговых лавок. Окна и витрины переливались в газовом освещении и издалека казались Дане сокровищницами в каком-нибудь сказочном дворце. Рикхард проводил ее в полуподвал, где над тяжелой дубовой дверью висел колокольчик, позвонил в него, и вскоре им открыла румяная улыбчивая девушка в темном платье и белой кружевной пелеринке. Любезно поклонившись обоим, она проводила их в комнату с резным столиком и мягким креслом, в котором сидела пожилая хозяйка в теплой шали. Она промолвила приятным низким голосом:
— Здравствуй, Рикхард! Давно ты нас не баловал своими визитами.
— И вам здоровья, Варвара Петровна! А эту прекрасную юную колдунью зовут Дана, — ответил Рикхард с поклоном. Пожилая дама приветливо посмотрела на девушку и сказала:
— Рада познакомиться с вами, Дана! Не сочтите за высокомерие, просто ноги уже подводят — так и сижу здесь в четырех стенах, слушаю сплетни да вспоминаю о былом. Вот вы пришли и сразу на душе веселее стало.
— Я тоже очень рада, сударыня, — искренне отозвалась Дана: ей понравилось открытое круглое лицо хозяйки, полуприкрытые зеленые глаза и тихая улыбка. Такой теплоты и спокойствия она не ощущала ни в гостинице, ни в книжной лавке, ни даже в родной мастерской.
— Что же, Варвара Петровна, наверняка и вы сможете нас порадовать, — улыбнулся Рикхард. — Дане к вечеру необходим наряд, достойный ее красоты и защищающий от дурного глаза.
— Она останется довольна, — кивнула Варвара Петровна. — Но сначала выпейте со мной чаю, уважьте старость и одиночество.
Девушки поставили на столик три чашки из расписного фарфора и розетки со сливовым вареньем. Дана тем временем присмотрелась к хозяйке и заметила, что ее шаль заколота странной брошью с осколком какого-то грубого, но красивого зеленоватого камня, будто под цвет глаз. Осанка женщины, несвойственная возрасту, ловкость морщинистых рук и пристальный взор тоже наводили на мысль о ее потусторонних навыках.
Словно угадав подозрения девушки, Варвара Петровна неожиданно коснулась ее плеча и промолвила вполголоса:
— В тебе большие силы скрыты, девочка, и если не растратишь их понапрасну, то многого добьешься. Здесь нужна молодая поросль, ох как нужна…
— Благодарю вас, сударыня, — отозвалась девушка.
Лесовик промолчал и лишь ободряюще улыбнулся, но Дана почувствовала, что эти слова легли на ее плечи холодной тяжестью. Когда гости выпили чаю, Варвара Петровна позвала своих помощниц и они отвели Дану в соседнее помещение, где она ожидала увидеть запасы тканей и ниток, манекены, стрекочущие швейные машинки. Но ничего подобного в комнатушке не оказалось. Одна из девушек любезно предложила Дане лечь на кушетку и закрыть глаза. Колдунья очень удивилась, но не стала спорить — этот дом не казался ей опасным, а Рикхард по-прежнему вызывал больше доверия, чем все, кого она знала в прошлом.
Поэтому Дана прилегла, опустила веки и невольно погрузилась в забвение. Во сне она снова увидела лесной праздник в Дюнах — свадьбу духов, купание, блеск воды в зачарованном озере под луной. Открыв глаза, она решила, что проспала несколько часов, но таинственные мастерицы заверили ее, что до заката еще далеко, а наряд как раз поспел.
— Вы, наверное, шутите? — смутилась Дана. — Я кое-что смыслю в чудесах, но сшить за полчаса праздничное платье, не снимая мерок, — такого в наших краях никто не умеет!
— Умеют и не такое, — загадочно улыбнулась одна из девушек и помогла ей подняться. Платье легло на плечи Даны так мягко, словно было соткано из самого легкого и невесомого шелка. Прежде она не любила наряжаться: роскошные одежды мешали дышать, в них постоянно хотелось спрятаться от чужих глаз, любопытных и бесцеремонных. Но сейчас Дана посмотрела на себя в большом зеркале и невольно зажмурилась от восторга. Ткань бледно-фиолетового окраса, переливающаяся в странном освещении, укрывала все молодые прелести, которые принято скрывать, и в то же время подчеркивала их. Но ровно в такой степени, чтобы мужчины краснели и прятали глаза, но не смели оскорбить женственность ни словом, ни прикосновением.
— Да, вы выбрали именно то, что я хотел, — улыбнулся Рикхард, увидев девушку во всей красе. — А вот это, Дана, прими от меня в подарок.
Он взял ее руку и надел на средний палец деревянный перстень, на котором были выжжены узоры — видимо, древние северные руны, как подумала колдунья. Сейчас ей куда сильнее хотелось остаться с Рикхардом в гостинице, попросить, чтобы он растолковал их и вообще рассказал побольше о северном ведовстве и ритуалах, а не идти на ужин среди чопорных господ. Но она доверилась его воле и решила, что впереди еще достаточно времени.
— Я смотрю, это не обручальное кольцо? — печально усмехнулась она.
— Нет, но оно помогает обрести любовь и поддержку. Всем, кто связан с колдовством, это необходимо в людском мире.
Затем помощницы Варвары Петровны расчесали Дане волосы, а сама хозяйка украсила их засушенными цветами с терпким запахом. От их прикосновений по коже приятно бегали иголочки и девушку снова потянуло в сон.
Простившись с хозяйкой, пара вышла на улицу, но Рикхард не стал дожидаться конку, а сообщил Дане, что за ними вскоре пришлют экипаж. Это удивило ее еще больше, но она немного утомилась и не стала расспрашивать. Лишь одна мысль вдруг кольнула ее и она осторожно взяла парня за рукав куртки.
— Ты давно знаешь эту даму? — спросила она.
— Это как посмотреть, — ответил Рикхард, — на мой счет не слишком. Но она опытна в своем деле, а главное, отличается преданностью. Среди вашей ведьминской братии это очень ценное свойство. А почему ты спрашиваешь?
— Просто я сейчас сообразила: ты ведь остаешься молодым, пока мы стареем, а значит, и ее мог знать юной девушкой. Уж не была ли она одной из твоих возлюбленных, и стало быть, моей предшественницей? А через много лет и я стану для тебя старшей подругой и помощницей, которая вынуждена оказывать услуги твоим новым любовницам, смотреть на их красоту и вспоминать о былом счастье…
— Ну ты и успела напридумывать на много лет вперед! — усмехнулся лесовик. — Что же до Варвары Петровны, то не волнуйся: страсть нас никогда не связывала. И я не досаждаю своим былым возлюбленным, когда они стареют. Зачем лишний раз причинять боль?
— Значит, и нам с тобой недолго осталось быть рядом, — заключила Дана. — Но пожалуй, это к лучшему, я тоже никогда не верила, что после угасшей страсти можно сохранить дружбу.
— Совершенно верно, но зачем тебе сейчас об этом размышлять? Мы, духи, привыкли жить одним днем, даром что впереди века, а вы бездарно тратите минуты, которых у вас и так немного! Кажется, ты плохо слушала совет Варвары Петровны.
— Да, прости, Рикко… Наверное, я просто не могу привыкнуть, что между нами такая пропасть. И как теперь быть с моими чувствами?
— Для начала пережить то, что ждет в Усвагорске, а этого я и сам до конца не знаю, — заметил Рикхард. — Тогда уж будет время потолковать об остальном. Скажи хотя бы: нравится ли тебе наряд? Я-то думал тебя осчастливить!
— Очень нравится, — тихо улыбнулась Дана. — Спасибо тебе за все эти мимолетные радости, Рикко, я действительно к ним не приучена. Но ведь это не простой наряд, верно?
— Да, он зачарован оберегающими рунами, которые защитят тебя не только от злого, но и похотливого глаза. Тебе вряд ли стоит объяснять, что в светском обществе на женщину так же смотрят свысока, как и в простонародье. Конечно, я всегда готов тебя защитить, но надежнее будет не доводить до греха. Ты мне веришь?
Дана лишь обреченно кивнула: разумеется, доводить до греха ей и самой не хотелось. Но она все больше чувствовала, что полагается на лесного духа от безысходности, а не из любовных и даже колдовских уз. Тем не менее покорно протянула ему руку, когда подошел экипаж, и заняла место, глядя большей частью в пол.
Наконец их привезли к зданию, которое напоминало старинную башню. В глинобитных стенах были вырезаны маленькие окошки, будто предназначенные для стрелков. Подойдя ближе, Дана разглядела настенные панно — на них в основном изображались боевые сцены и охота. Острый шпиль на багровой черепичной крыше угрожающе тянулся в небо, которое уже затягивалось тревожной серой дымкой.
За дверями их быстро обступили лакеи — робкая бледная девушка, еле произносящая слова приветствия, и длинноволосый парень со странным амулетом почему-то не вызвали у них никакого удивления. Наконец пройдя в зал, Дана почувствовала острый запах дикого леса: звериных шкур, крови, огня и ярости. Охотники, разгоряченные хмелем и собственной густой мужской кровью, собаки, приученные к вкусу плоти и страха, звери, изгнанные из жилищ, оторванные от детенышей, прежде живые существа, а теперь дичь, — все эти образы, запечатленные на картинах, сейчас двигались и трепетали в сознании Даны. Но откуда она могла все это знать? И что же чувствует Рикхард, для которого лес родной дом?
Угадав эти мысли, парень сжал ее руку — не покровительственно, как прежде, а благодарно и доверительно, что очень тронуло и обнадежило Дану. Затем он осторожно показал ей взглядом в центр зала, и во главе большого стола колдунья увидела самого Глеба Демьяновича Буракова. Но тот будто и не замечал молодую пару. Всецело увлеченный какой-то беседой, он изящно промокнул усы и губы салфеткой и сыто улыбнулся.