Фамильяр и ночница

Глава 11

На следующее утро Дана проснулась совсем здоровой, но ее смутило настроение Рикхарда — он казался хмурым и настороженным, мало улыбался, избегал игривых ласк и поцелуев, которых ей сейчас очень хотелось. Но она решила не бередить его тревоги лишними вопросами. После завтрака Рикхард стал обучать ее рунам из записей старого колдуна — по его словам, это были самые древние и трудные заклинания, которыми жрецы взывали к милости верховных божеств.

— У хозяев мироздания тоже непрерывно идет борьба за власть, и в ваших междоусобицах они всегда имеют любимчиков, — поделился он с Даной. — Поэтому важно изучить заклинания как следует, чтобы вызвать их доверие, и тогда в нужный момент они тебя прикроют.

— Выходит, все колдовство держится на поддержке высших сил?

— А на что же ты рассчитывала? Разумеется, колдуны — лишь посредники между людьми и потусторонним миром с одной стороны, а с другой мы, духи-хранители. Поэтому и вам, и нам дано совсем немного инструментов и навыков, чтобы помнили свое место.

— Мне всегда становилось тепло на сердце, когда я думала, что приношу людям радость, — вздохнула девушка. — Горько узнать, что на самом деле от меня ничего и не зависит, только от божественных прихотей…

— Порой это единственный способ пресечь человеческие прихоти, Дана. Поверь, они бывают не менее алчными. Вот только у людей замах, как говорится, на рубль, а удар — мало того, что на копейку, так еще и в самих себя прилетит…

Рикхард вдруг отвернулся и посмотрел в окно. Дане стало холодно внутри, она не могла понять его настроения и снова чувствовала себя потерянной.

— Рикко, — тихо сказала она, подходя к нему и гладя пальцы его опущенной руки, — что за тень на тебя набежала? Я знаю, у тебя много обид на людей, но я-то желаю тебе только добра! Ты же мне веришь?

— Прости, — тихо сказал Рикхард, обернулся и обнял ее, не рассчитав силы рук, так что Дана невольно охнула от боли. Он тут же бережно погладил ее по волосам и плечам, и она изумленно посмотрела ему в лицо.

— Да о чем ты говоришь, хороший мой? — произнесла она и робко поцеловала его в щеку. Он аккуратно отстранился и сказал:

— Я должен кое-что тебе рассказать, Дана. Мне удалось узнать через знакомства в городе, что Бураков наверняка связан с городской бедой. Он не просто лживый и алчный чиновник, а сильный колдун-двоедушник, который не погнушается ничем ради своего величия.

— Двоедушник? — переспросила Дана, чувствуя, как мороз пробежал по коже.

— Это человек, имеющий вторую ипостась и поэтому наделенный особой мощью и выносливостью против природы и магического воздействия. Такие люди не могут менять обличье в материальном мире, как это делаем мы, но в снах и видениях вторая натура проникает сквозь все пласты мироздания, а заодно питает первую. Поэтому эти колдуны могут оградить свою душу от нечисти, которая пожелает ее сожрать. Нередко они живут больше ста лет, и только они способны передавать свой дар потомкам по праву рождения.

— Сны и видения, — тревожно повторила Дана и побледнела. — Постой, Рикко, не хочешь ли ты сказать, что и я из таких колдунов?

— Скорее всего да, — кивнул Рикхард. — Твоя вторая натура — летучая ночница, а у Буракова — ворон, который преследовал тебя во сне. И поэтому Мелания и отослала тебя с глаз подальше: зачем ей рядом нужна такая сильная ведьма? Да еще мудрая не по годам, способная на решения, совестливая! Конечно, ты ей была как бельмо на глазу — ей важно всегда быть первой, хоть в захудалом селе. А что тебя ждет здесь, в логове Буракова, ее и не заботило.

— Ладно, забудем о Мелании, она уже отрезанный ломоть, — заявила Дана. — Но что же мне делать теперь с этим даром?

На мгновение девушка задумалась. Неожиданно все стало на места: ее тяга к ночи, помутнения сознания в детстве, кошмары в Усвагорске, когда она напрямую коснулась его отравленной ауры. Но радости она совсем не чувствовала — открывшийся дар казался каменной плитой, которую ей взвалили на плечи и заставили идти.

— А что Бураков? — наконец спросила она. — Ты узнал, зачем он все это творит?

— Снадобья из ульники поражают человеческую волю и разум, но как именно он хочет этим распорядиться, я доподлинно не знаю, — покачал головой Рикхард. — Зато я узнал кое-что другое: опыты Буракова с ульникой сильно навредили лесной гармонии, это пагубно сказалось и на природе, и на городской среде. Он переступил черту, посягнул на владения хозяев природы, священные уголки леса и водоемов, а те подобного не прощают. И недавно я услышал от них пророчество, согласно которому город погибнет, если нарушители не образумятся. Благодаря тебе и твоим видениям я смог расшифровать это послание. И поэтому мне очень нужна твоя помощь, Дана, чтобы уберечь лес, а я в свою очередь помогу тебе спасти людей.

Как ни странно, эти слова слегка успокоили Дану: она перестала ощущать себя обузой или безвольным инструментом в чужих руках и решила, что дружеский союз нужен Рикхарду не меньше, чем ей. А ее видения — не постыдная душевная хворь, а дар, способный помочь духам природы… Пожалуй, ради этого стоило оставить артель и Дюны, а дальше уж будь что будет.

— Я сделаю все что смогу, Рикко, хотя мне пока еще страшно, — промолвила девушка.

— Обещаю, что буду рядом, — заверил Рикхард, заметно просияв. — И прости, что не сразу тебе рассказал, но ты была слишком слаба после того кошмара. На городском гулянии будет не так опасно — в открытом пространстве черная аура не столь плотная, а в крайнем случае я постараюсь принять удар на себя.

— Не надо, — тихо сказала Дана и обняла его. — Лучше научи меня защищаться самой.

— Хорошо, я расскажу тебе, как закрывать душу от голодных злых духов. Хранители природы редко умерщвляют людей — только если нужно спасти кого-то другого, но у Буракова на службе могут состоять и беспринципные твари. Если ты все усвоишь, они не принесут тебе вреда.

— Спасибо, — отозвалась Дана. Рикхард счел, что ей необходим отдых, и они возобновили занятия только после обеда. По его наставлениям она закрывала глаза и вызывала в памяти сон, в котором летала над Усвагорском. Грезы подступали так близко, что Дана чувствовала запахи города и страх высоты, голова кружилась, перед глазами плясали искры, покалывало в висках и ушах, и тогда Рикхард осторожно разминал их пальцами. Порой она едва не проваливалась в сон, и он снова приходил на помощь, давал перевести дух и попить воды.

— Отрешись от человеческой ипостаси, которая сдавлена условиями и заповедями, Дана, — приговаривал он, — и только тогда закроешь душу от нападок. Вас делают слабыми ваши страхи. Забудь, что ты одинока, что ты бедна, что ты женщина, да еще с клеймом ведьмы. Забудь, во что ты одета и что не носишь кольца на безымянном пальце, стань диким вольным существом, которому достаточно шкуры и крыльев для веры в свою безопасность.

Постепенно дыхание у девушки выровнялось, грезы становились все спокойнее, будто парить над городом летучей мышью было для нее в порядке вещей. Она почти не сомневалась, что в опасный момент сможет укрыться за этими образами, не подпустить к своей душе ни Буракова, ни его жену, ни приспешников или нежить. А потом непременно подружится со второй, дикой душой, и та поможет ей создавать самые сильные обереги от ведовского морока и людской подлости.

На городское гуляние Дана не стала надевать зачарованный наряд, предпочтя свое поношенное, но дорогое сердцу платьице из Дюн. Рикхард заверил, что там куда легче затеряться в толпе, чем в ресторане. Однако он прочел над девушкой оберегающие руны, омыл ей руки и лицо какой-то студеной водой из фляжки, чтобы изгнать остатки темной ауры.

— И не бойся, Дана: в лесопарке я как дома, поэтому моя защита там гораздо прочнее, чем было в ресторане. Мы с тобой должны воззвать к хозяевам леса, чтобы они изгнали приспешников Буракова, но не трогали город, а то в гневе они порой не разбирают, какой человек виноват, какой прав…

— Но ведь опасность грозит и лесу?

— Да, мироздание карает нарушителей, но порой природу уже не спасти. Когда-нибудь на месте пустошей и пепелищ возродятся новые леса, однако нынешние хранители этого не увидят.

Рикхард вдруг отвел глаза и провел пальцами по горлу, словно на него что-то давило. Дане стало горько и она положила руку на его плечо, надеясь подбодрить лесовика. Он благодарно улыбнулся, но в этой улыбке больше не было прежней бодрости и безмятежности.

Когда они прибыли в лесопарк, солнце еще не клонилось к закату, но на дороге и между деревьев уже загорались разноцветные фонарики. Тропинка, по которой недавно гуляли Дана и Рикхард, превратилась в парадную аллею, и навстречу молодой паре попадалось немало горожан. Здесь были и степенные господа в летних пальто и котелках, и дамы в украшенных цветами шляпках и лайковых перчатках, и народ попроще. Кое-где метались фигуры попрошаек, норовящих разжиться хоть парой медных монет или остатками угощений. К слову, таковых здесь было в избытке — вдоль самой широкой тропинки возвели вереницу торговых рядов, где пекли пирожки, разливали чай, кофе, шоколад или медовые отвары, продавали местное варенье, сыр, рыбу и колбасы из Маа-Лумен.

Но Дану больше всего заинтересовала лавочка, где продавались конфеты, — таких она никогда не видела в Дюнах. Они были отлиты из серебристой полупрозрачной патоки, в форме диковинных фигурок. Среди них Дана заметила ящериц с тонким чешуйчатым тельцем и головой петуха, птиц с женским лицом, длиннобородых старичков со звериными лапами, девушек с рыбьими хвостами, укутанных собственными волосами будто плащом.

— Надо же, — сказала она Рикхарду, — то ли дань уважения духам, то ли насмешка! С Глеба Демьяновича, похоже, всякое станется…

— Тут ты права, — кивнул парень, — но с духами он и сам знается. Оглядись вокруг и поймешь!

Дана присмотрелась и увидела, что фонарики на деле были блуждающими в небе огоньками, которые переливались то зеленым, то золотым, то перламутровым, то лазурным цветом. Торговые прилавки, когда Дана прищурилась, заколебались, словно рисунок на дрожащем листе бумаги, а тропинка, петляя меж ними, терялась в полной тьме.

— Ты хочешь сказать, что все это празднество — иллюзия, видение? — шепотом спросила пораженная девушка. — А Бураков способен возводить целые воздушные замки?

— Все несколько сложнее, Дана, — ответил Рикхард. — По крайней мере он действует не один, а всегда опирается на потусторонние силы. Но не все они принимают человеческое подобие, многие бродят за нами как тени и блики. Им так легче, и я могу их понять…

Дана встревожилась: Рикхард в последние дни вел себя все более странно. Толпившиеся рядом люди не успокаивали, стены призрачного мира сдвигались, и она ни в чем больше не видела живой и достоверной опоры.

— Пойдем дальше, — решительно промолвил Рикхард и взял ее под руку. Не желая дать слабину, Дана пошла вперед с поднятой головой, и вскоре путь стал проясняться. Они очутились на большой поляне, на которой высилась передвижная сцена — девушка видела такие, когда в Дюны приезжал на праздники передвижной театр. Только здесь не было цветных ленточек, флажков и прочих украшений, вокруг не носились удалые скоморохи, а странная мелодия доносилась будто из воздуха.

Однако перед сценой собралось много людей, и все они казались беззаботными и воодушевленными. Разве что их лица показались Дане бледными, а глаза нездорово блестели, но так могло видеться в обманчивом свете огоньков.

Угощений здесь не было, но в руках некоторых знатных дам и господ Дана заметила бокалы с золотистым напитком. В одном таком бокале торчала сухая веточка с черным бутоном розы: дама вытащила ее и, кокетливо улыбаясь, вдела в петлицу своему спутнику.

Наконец на сцену вышел сам городской голова, и теперь Дана разглядела колдуна как следует. Он был одет по парадной форме, с должностным знаком на груди, но девушка помимо этого отмечала его угловатые рубленые черты, жадный огонек в черных глазах, животную бесшумную походку и особую стать. Даже на расстоянии она видела густые черные волоски на его руках и невольно представляла жесткие вороньи перья.

Вспомнив наставления Рикхарда, Дана вызвала в памяти своего дикого двойника и на время ей действительно стало легче, будто она следила за Бураковым из окна или с высоты полета. Голова не болела, дыхание оставалось ровным и девушка немного успокоилась, решив, что уроки дали свои плоды.

Вокруг воцарилась тишина, словно в каком-то сказочном подземелье, — ее нарушало каждое падение сосновой иголки или шелест нарядного платья по тропинке. Бураков немного выждал, поприветствовал горожан и произнес:

— Итак, будучи избранным на столь почетный пост, возглавив этот прекрасный город на перекрестке двух культур, я намерен вдохнуть в него совершенно новую жизнь. Вам известно, что в Усвагорске остается немало диких и необжитых мест, на которых будут строиться новые дороги и транспортные узлы. Мы наладим древесную промышленность и торговлю со столицей так, что больше не понадобится сырье из Маа-Лумен. Наконец, я собираюсь сделать Усвагорск одним из центров лекарственного и парфюмерного дела, благо об этом позаботилась сама природа. На этой холодной земле произрастают редчайшие цветы и ягоды, которые могут лечить недуги и радовать душу. Но не в последнюю очередь я забочусь о культуре — в трудные времена это такое же лекарство и утешение. Все, кто желает заниматься изобразительным искусством для прославления нашей земли как вольный мастер или же творческий коллектив, могут рассчитывать на поддержку меценатов и мою собственную благосклонность. Искусство — отражение и хранилище наших чувств, неподвластных воспитанию и вере, не принадлежащих ни свету, ни тьме. И поверьте, его не стоит бояться!

Толпа застыла, пораженная не столько высоким слогом Глеба Демьяновича, сколько тем, что последовало далее. Огоньки слились в единое желтовато-зеленое сияние, в котором весь лесопарк был виден как на ладони. Между деревьев замелькали полупрозрачные силуэты без лиц и одежд, танцующие, парящие над землей, плескающиеся в невидимых источниках, греющиеся у огня и собирающие цветы. Затем все они сомкнулись в огромный хоровод, а в его центре вспыхнуло зарево. Люди отпрянули, но пламя не коснулось земли, а разлетелось по вечернему небу множеством ярких снопов и искр.

Тут Дана не выдержала и зажмурилась. От треска пламени и гула толпы у нее больно стрельнуло в висках, по лицу потекла холодная испарина. Но открыв глаза, она с ужасом поняла, что Рикхарда нет рядом. Вокруг метались незнакомцы, почти слившиеся с призрачным хороводом, и Дана отчаянно пыталась прорваться между ними. Сначала она звала спутника вполголоса, затем стала кричать, пока не сорвала голос, но никто не откликался.

«Он бросил меня одну? Нет, нет, такого не может быть! Наверняка случилось что-то страшное» — лихорадочно думала Дана, пытаясь найти укромное место и перевести дух. Порой она сбивалась с тропинки, высокие колосья и заросли крапивы больно хлестали ее по ногам, девушка едва не потеряла туфлю. Но наконец всполохи затихли, небо стало прозрачным и она остановилась.

Сердце, едва успев забиться ровно, снова замерло в груди. Впереди высился женский силуэт в белом одеянии, не касающийся земли, окруженный жутким янтарным сиянием. Запах смолы и кислой почвы щипал ноздри и лез в глаза.

«О Мать-Земля! — воззвала Дана мысленно. — Мара вновь меня настигла! Это ее призвал Бураков своими речами, за которыми прятались заклинания. Сейчас она заберет меня в междумирье, а следом погибнет и город»

Она спрятала лицо в ладони, сгорбилась, пытаясь стать незаметной, повторяла про себя имя Матери-Земли, как знак последней надежды. Но вдруг кто-то словно тронул ее за плечо, и Дана, не утерпев, посмотрела вперед.

Силуэт был совсем близко, колдунья могла коснуться его рукой, если бы не исходящий жар. Но женщина уже стояла на земле, придерживая длинное белоснежное платье. Желтые волосы спадали на плечи и спину как мягкая звериная шкура, глаза светились огоньком того же цвета. Ее скульптурное белое лицо не выражало никаких эмоций, кроме любопытства и легкой насмешки.

Девушка вспомнила эти глаза — такие же были у белой совы в недавнем сне, и платье красавицы походило на ее мягкое пушистое оперение. Но она точно видела их еще где-то, и эта догадка казалась куда страшнее…

«Силви! Северянка, жена головы…» — промелькнуло в уме новым всполохом. Но только теперь Дана поняла, что впервые видела ее не на плакате в книжной лавке, а в озере, среди купающихся водяниц, когда гуляла там с Рикхардом…

Но как это могло произойти?

Что-то неуловимо знакомое скользило и в складках платья, облегающего безупречную фигуру. Легкая ткань с матовым блеском и золотым шитьем переливалась в свете луны, которая успела выглянуть из-за облаков, и почему-то напомнила Дане ее собственный наряд из таинственной мастерской. Да, теперь девушка не сомневалась, что они сшиты одной рукой, хоть дьявольской, хоть рукой доброй портнихи. Но даже не платье, не сон и не ледяная улыбка на лице северянки тревожили Дану больше всего.

Самым пугающим был ее запах — к хвое, кислой почве и ржавчине примешался легкий аромат озерной воды, малинового сока и совсем немного мускуса. Эти нотки Дана тоже знала, пусть и недолго. Так пахло от Рикхарда, причем в самые горячие и отчаянные моменты их короткой близости…

Северянка не думала нападать или угрожать — просто смотрела, затягивая в желтую смолу глаз страх, непонимание и боль, обуревающие Дану. Та не выдержала и отвернулась, уверенная, что промедление будет стоить ей жизни, а на счету Усвагорска появится еще одна жертва сонного паралича. Сделала несколько шагов и сорвалась на бег, не глядя по сторонам, — лишь бы подальше от призрачной девы, добравшейся до нее даже в Дюнах. Дане казалось, будто земля под ногами проседает и сочится, превращаясь в огромное болото, но наконец она достигла ровной дороги. Лесопарк, жуткие огоньки, колдун, Рикхард и дева с глазами совы остались позади, однако Дана не отдавала себе отчета, куда бежит. Город словно становился все дальше: ни голосов, ни конок, ни даже дымного запаха из труб.

Вдруг невдалеке послышался хриплый басовитый лай. Дана замедлила шаг и присмотрелась, но темнота успела окружить со всех сторон, и только теперь девушка осознала ужас своего положения. Совсем рядом вспыхнули собачьи глаза, налитые яростью и жаждой крови, а в следующий миг три крупных бродячих пса обступили ее.

Дана невольно вскрикнула и попятилась, но они неторопливо крались к ней, чуя, как страх вытягивает из добычи остаток сил. Еще шаг — и осела на колени, скованные накатившей слабостью. Она прикрыла глаза, будто надеясь, что кошмар сам собой развеется, обвила себя руками. Затем до нее донеслись быстрые шаги, собаки вновь залились яростным лаем и Дана решилась открыть глаза.

Рикхард появился стремительно, словно из-под земли, опустился на корточки и взглянул на собак горящими в темноте фиолетово-синими глазами. Они невольно отпрянули, затем вновь попытались атаковать Дану, но оборотень заслонил ее и тихо, по-звериному рыкнул, отгоняя озлобленных хищников от своей добычи. Почуяв более грозного и матерого зверя, собаки стали отступать и, не сводя глаз с Рикхарда и девушки, тревожно принюхиваясь, наконец скрылись за деревьями в ближайшем перелеске.

Только теперь Дана выдохнула и напряжение излилось со слезами. Рикхард чуть выждал и привлек ее к себе, безмолвно погладил по растрепавшимся волосам. Придя в себя, она заметила, что он босой и без сюртука, в одной белой сорочке, порванной на плече, — видимо, напоролся где-то на ветку. Впрочем, ее платье тоже изрядно пострадало, а ступни ныли от усталости так, будто к ним привязали пудовые гири.

— Спасибо, — шепнула она, прижимаясь к его теплой груди. Но в следующий миг шок отпустил Дану и она вспомнила все, что было в лесопарке перед ее побегом. Страх сменился гневом, она резко отстранилась и взглянула на парня совсем как на чужого.

— А теперь говори всю правду, — прошипела Дана, выставив руки вперед как щит.

Лесовик нахмурился. Его глаза обрели более привычный оттенок, глядели осмысленно, но как-то отчужденно и сурово, и девушка вновь испугалась.

— Дана, так не разговаривают с нечистой силой, — произнес он. — Нам предписано уважать вас, но не бояться! И то подобное уважение очень легко потерять. Ты сейчас ждешь от меня того ответа, который примет твое мировоззрение юной девочки, застрявшее между ведовством и мещанскими догмами. А настоящая правда куда шире, и ты, в свои годы и с крохотным опытом, ни в коей мере не можешь меня судить.

— Хорошо, прости, — промолвила Дана растерянно. — Но ты ведь понял, какую правду я сейчас имела в виду…

— Да, понял, — вздохнул Рикхард. — И знаю, что скрывать ее было очень дурно. Просто запомни мои слова на будущее, если хочешь стать настоящей ведьмой. И давай вернемся в гостиницу, пока нами не заинтересовались другие голодные звери.

Дана беспомощно кивнула, взялась за его протянутую руку и пошла вперед, уставившись в серую подзолистую землю.