Эсминцы и сражение на Балтике. Том 3

Глава 26

Александр Лебедев перелетел из Таллина на Моонзунд довольно быстро. Городок Куресааре, столицу острова, Саша больше помнил, как Кингисепп. Так назывался этот городок с 1952-го года по 1988-й, когда Лебедев по делам службы бывал в нем. Название советские власти дали столице Моонзунда в честь эстонского революционера. И в те годы получалось, что Кингисеппа в СССР было два. Один находился на месте прежнего Ямбурга, на западной границе Ленинградской области, а другой располагался на эстонском острове Сааремаа, на месте прежнего царского Аренсбурга, который эстонцы переименовали в 1917-м году в Куресааре, а потом, когда советская власть ослабла, после 1988-го года переименовали городок обратно, вернув национальное название.

Штаб особой группы береговой обороны находился в крепости Аренсбург, в старом епископском замке. В нем когда-то располагалась резиденция епископов эзельских. Ведь и сам остров Сааремаа раньше назывался Эзель. Старую крепость построили на этом месте еще тевтонские рыцари. В 1380-м году укрепление уже упоминалось в хрониках. Отсюда немецкие рыцари вели свои крестовые походы, обращая жителей Прибалтики в христианство. Это была довольно обширная крепость с внутренним двором, защищенным высокими и достаточно толстыми зубчатыми стенами со стрелковыми галереями. Но, башен в этом замке имелось всего лишь две. Та, что пониже называлась Стурвольт, а та, что повыше, носила название Длинный Герман.

Александр в последний раз побывал в этом месте в 1968-м, когда только еще начиналась новая реставрация. Замок в впервые реставрировали в 1912-м году, закончив работы накануне Первой мировой войны. Но, во время боевых действий крепость сильно пострадала от обстрела с немецких кораблей и от бомбежек с немецких самолетов и даже с военных дирижаблей. А потом, во время Великой Отечественной, замок тоже нещадно бомбили, как и весь городок. Потому верхушки башен замка оказались сбиты, а стены светились проломами. Теперь же, внезапно выяснилось, что замок к 1941-му году полностью отремонтирован и выглядит гораздо лучше, чем в 1968-м. И его не просто отреставрировали, а серьезно укрепили для военных целей.

С обеих башен сняли шатровую кровлю. На одной установили зенитки, а на второй возвышалась антенная решетка радиолокатора. Вся стена тоже была утыкана антеннами связи и зенитными крупнокалиберными пулеметами ДШК. Помещения второго этажа замка, где когда-то располагались жилые покои епископа, приспособили под штабные кабинеты. Первый этаж отвели под казармы. На третьем этаже разместили мешки с песком для дополнительной защиты от бомбардировок. Имелись в замке и подземные ходы, а также подвалы, которые использовались, как убежища и хранилища боезапаса.

Александра, которого с аэродрома привезли прямо в этот замок-штаб, сразу удивило то, что старинное укрепление на этот раз не просто хорошо подлатали, а укрепили старые камни толстым бетоном. Вокруг, на всех четырех бастионах древнего крепостного вала, который окружал замок почти правильным квадратом, возвышаясь над широким рвом с водой, поставили орудия в капонирах. Даже один этот факт укрепления старой крепости, расположенной в центре главного островного городка, указывал на то, что к обороне Моонзунда, действительно, готовились основательно. Да и аэродром, на который Саша прилетел из Таллина на «Дугласе», тоже порадовал более или менее нормальной бетонной взлетно-посадочной полосой и многочисленными зенитками вокруг нее.

Лебедева на аэродроме встретил армейский немолодой майор инженерной службы Тимофей Григорьевич Широкин. Хотя официально должности адъютантов давно были упразднены, но, фактически, помощники высших командиров никуда не делись. Просто они стали после революции официально называться просто помощниками или заместителями. Тем не менее, функции их остались все теми же адъютантскими. Ну, что же будет делать любой командующий без штабных помощников?

Вот такой помощник, а фактически адъютант, генерал-майора Елисеева, командующего обороной островов Моонзунда, и приехал встречать штабного посланца прямо к самолету на обычной черной «Эмке». Сам Елисеев в этот момент объезжал вверенные под его командование войска. Тем не менее, генерал дал своему помощнику Тимофею Широкину ясные указания. Ему предписывалось повсюду сопровождать Александра, как инспектора штаба флота, отвечать на все его вопросы и предоставлять любую запрашиваемую документацию, а также немедленно доводить советы и замечания, сделанные этим инспектором, до руководства оборонительного района. Сразу по прибытии в замок-штаб, Александр попросил подробно ознакомить его с диспозицией.

Должность майора именовалась солидно. Заместитель начальника особой группы береговой обороны по инженерному обеспечению. Тимофей Широкин несколько скептически смотрел на молодого человека в форме морского капитан-лейтенанта. Долго рассматривал он и блестящую медаль «За отвагу», висящую на груди парня поверх красивого летнего белого кителя, совсем не поношенного. Ведь заботливый дядя Игорь распорядился, чтобы со склада племяннику выдали все новенькое. Сам майор был невысокий, полноватый, грузный, медлительный в движениях, седой и усатый. По возрасту он вполне годился Александру в отцы. Конечно, внутренне майор, скорее всего, возмущался, что ради серьезной проверки прислали к ним такого молокососа. Но, внешне виду не показывал. И, вроде бы, ничего не собирался скрывать от инспекции, направленной из штаба. А потому, тут же провел Сашу по винтовой лестнице на верхний этаж замковой башни Длинный Герман.

На один уровень выше, прямо над ними, находилась аппаратная, над которой вращалась антенна радиолокатора. А в помещении под верхней площадкой расположился наблюдательный пункт, откуда просматривался весь Аренсбург-Куресааре. Остров Эзель-Сааремаа раскинулся от штабной крепости на три стороны, на северо-восток, на северо-запад и на юго-запад, а на юго-востоке за гаванью городка далеко разлилась широкая водная гладь Рижского залива. На главном штабном НП было довольно людно. Тут находились не только наблюдатели, но и связисты, а также операторы новенькой радиолокационной станции.

Когда они с майором спустились из башни в помещение штаба, Тимофей Григорьевич разложил на большом столе секретную карту. Все позиции береговой обороны и расположение воинских частей были на ней тщательно вычерчены. Архипелаг Моонзунд со всеми своими островами, действительно, оказался укреплен значительно лучше, чем то, что представлял себе Александр. По количеству инженерных сооружений и огневых точек нынешняя оборона сильно превосходила ту, что помнил Лебедев из истории войны. Даже в Первую мировую на этих островах столь продуманной обороны не имелось. Саша поразился, какая огромная организационная работа была проведена в кратчайшие сроки его собственным отцом и всеми его подчиненными, результатом которой стало оборудование на архипелаге не просто отдельных позиций, а настоящей морской крепости с достаточно мощным вооружением.

Военный инженер объяснял дислокацию:

— Вы меня простите, Александр Евгеньевич. Я службу начинал как раз на Моонзунде еще в царское время, в Ревельском ударном батальоне служил. Потому буду говорить вам не эстонские новые названия этих островов, а старые, те, что помню со времен своей молодости. Начнем с фарватеров. Вот, посмотрите сюда, Александр Евгеньевич, возле острова Моон, между ним и Эстонией, пролив Большой Зунд углублен. Там завершены значительные взрывные и доноуглубительные работы, позволившие проводить этим фарватером даже наши линкоры. На обоих берегах этого пролива, на случай появления неприятеля, установлены береговые торпедные аппараты и железнодорожные шестидюймовые орудия, по четыре на каждом берегу. Пролив между островами Вормси и Даго подготовлен таким же образом и оснащен идентичным вооружением. В случае попытки атаки противника, пролив легко блокируется боновыми заграждениями с противолодочными сетями. А если противник и прорвется в пролив, то артиллерия и береговые торпедные аппараты не дадут ему развить атаку. В качестве противодесантных мер побережье пролива заминировано и простреливается из железобетонных дотов перекрестным пулеметным огнем. Так что, восточный фарватер для прохода наших кораблей успешно создан. И мы имеем возможность маневрировать кораблями на этом направлении.

— Неплохо. А что у вас с Соэлозундом и Кассарским плесом? — задал вопрос Лебедев, вспомнив, что там происходило основное сражение с немецкими кораблями и вражеским десантом в 1917-м году. Именно туда враги и предприняли в тот раз прорыв.

Тимофей Григорьевич ответил:

— Фарватер Соэлозундского пролива мелководен. Как мелок и сам Кассарский плес. Потому оборона там выстроена против десанта и кораблей не больше эсминцев. Да и эсминцам там непросто маневрировать. Но, Кассарский плес важен тем, что оттуда удобно высаживать десант на маломерных судах, вроде плоскодонных барж или катеров, сразу и на Эзель и на Даго, да и на тот же Моон. Можно сказать, что Кассарский плес является ключом ко всему нашему архипелагу. Потому командованием было принято решение наглухо перекрыть Соэлозунд пятикилометровой грунтовой дамбой. Которая в большей своей протяженности почти полностью построена. Пролив запечатан. Семьдесят процентов готовности, но фарватер уже перекрыт, и движение каких-либо судов там невозможно. Новую дамбу охраняют две семидюймовые артиллерийские батареи по три орудия. Одна из них расположена на мысе Панга на Эзеле, а вторая находится на Даго, на мысе Сору. Так что враг и там не пройдет. А если и попадет туда каким-то образом, то его встретят четыре батареи шестидюймовых орудий. Две из них оборудованы на Даго и две на Эзеле. Они простреливают Кассарский плес насквозь. Каждая батарея состоит из четырех орудий, установленных в железобетонных капонирах. Кроме того, береговые полосы и подходы к дамбе заминированы, оборудованы проволочными заграждениями и простреливаются перекрестным огнем пулеметов, установленных в железобетонных дотах.

— А с Ирбенским проливом что? — спросил Александр.

— Он тоже укреплен. Но не так, как в Империалистическую. Тогда ошибкой было разместить батареи тяжелых орудий без прикрытия и без маскировки на мысе Церель. Сейчас наше руководство такой глупости не допустило. Орудия большого калибра доставлены на железнодорожных транспортерах. Четырнадцатидюймовые пушки, установленные на бетонных круговых разворотных площадках, имеют радиус обстрела до сорока километров и могут стрелять в любом направлении. Каждое из этих орудий защищено с суши собственным укрепрайоном с батареями полевых и зенитных орудий, с минометными и пулеметными позициями. Два орудия размещены в центральной части полуострова Сворбе, а еще одно находится посередине мыса Тага. Так что неприятелю атаковать архипелаг с запада и пытаться пройти морем к Ирбенскому проливу будет весьма затруднительно. Кроме трех тяжелых орудий, все подходы с этого направления защищают и батареи шестидюймовок. А непосредственно Ирбенский пролив простреливает и четырехорудийная семидюймовая батарея. Все побережье, опять же, защищено и от десанта колючей проволокой, минами и пулеметными дотами. Кроме того, на каждом из больших островов архипелага имеются и внутренние укрепрайоны на случай, если неприятельский десант все-таки прорвется через береговую линию. Между береговой линией противодесантной обороны и внутренними укрепленными районами созданы минные поля.

— А что с морскими минными заграждениями? — поинтересовался Александр.

— Вот они, — показал майор штриховку на карте. Потом пояснил:

— Перед Ирбенским проливом уже выставлены две тысячи мин. И сейчас постановка продолжается. Западный подход к проливу полностью заминирован. Еще примерно столько же мин выставлено вдоль берегов острова Эзель от Ирбена до Соэлозунда. Подход к Соэлозунду заминирован еще тысячей мин между Эзелем и Даго.

Лебедев вновь спросил:

— А как укреплены острова Даго и Вормси с севера?

— Кроме тех батарей, которые охраняют восточный фарватер, на Даго доставлены два железнодорожных транспортера с двенадцатидюймовыми пушками. Они простреливают радиус в тридцать километров. К тому же, есть две шестидюймовые батареи и противодесантные укрепления.

Александр еще долго расспрашивал майора обо всех аспектах обороны архипелага. О количестве и расположении личного состава, о достаточности боеприпасов, о ситуации со снабжением, об аэродромах и о средствах ПВО. И, вроде бы, со слов майора, все выглядело довольно гладко. Но, как обстоят дела на самом деле можно было узнать только побывав во всех этих местах, на всех тех позициях, которые так аккуратно обозначались на большой разноцветной карте.

Пока Лебедев разговаривал с майором, приехал и сам генерал-майор береговой службы. Алексей Борисович был немолод. Служил он на флоте давно, хотя в последние годы и считался сухопутным командиром. Родившись в 1887-м году, Октябрьскую революцию он встретил уже тридцатилетним мичманом, командиром тридцать третьей батареи на Моонзунде. За сражения на архипелаге Елисеев был награжден Георгиевскими крестами III и IV степеней. Участвовал он и в Гражданской, а после той войны побывал и комендантом морской крепости Севастополя, и комендантом Кронштадта, и начальником береговой обороны Дальнего Востока. В 1937-м он попал под репрессии и провел в тюрьмах полтора года, но, нарком ВМФ Кузнецов вступился за Елисеева, того выпустили и назначили в 1940-м начальником береговой обороны Ханко, а в мае 41-го он принял должность командира береговой обороны Прибалтийской базы. В начале июня он уже сделался начальником БОБР, береговой обороны Балтийского района, как называли Моонзунд. И Лебедеву казалось, что этот опытный человек находится на своем месте. И Саша пока не мог даже понять, зачем отец послал его для проверки деятельности такого заслуженного командира.

— Вот что, молодой человек, времени рассуждать у нас уже не остается. Немецкая эскадра движется в нашу сторону. Надеюсь, что отчет, предоставленный Тимофеем Григорьевичем, вас удовлетворил. А, если нет, то придется вам смотреть на наши объекты уже во время боя. Потому что скоро он начнется.

Их общение прервала сирена воздушной тревоги. Но, генерал-майор не спешил в бомбоубежище. Елисеев считал, что замок укреплен достаточно. К тому же, самолеты с красными звездами на крыльях с ближайшего аэродрома уже поднимались на перехват немецких «лаптежников». Затявкали зенитки, но воздушный бой шел в стороне, над водой. Налет немцы предприняли на линкор «Марат», подходивший к Куресааре-Аренсбургу со стороны Риги в сопровождении крейсера «Киров» и новых эсминцев. А со стороны открытого моря, с запада, радиолокатор на холме Раунамяги засек немецкие корабли. Они находились на расстоянии меньше восьмидесяти километров от холма, следовательно, уже подходили к Ирбенскому проливу. И возглавлял вражескую эскадру линкор «Тирпиц».

В этот момент, услышав про вражеский флагманский корабль, Александр почему-то вспомнил, как убеждал своего невоспитанного внука Алешку, что немецкому линкору «Тирпиц» нечего делать на Балтике. Ведь этот разговор, казалось бы, состоялся так давно! Где-то там, в будущей спокойной и мирной жизни, откуда Лебедев, умерев, почему-то снова попал прямиком в собственную молодость. Ему казалось, что с того момента прошла уже целая вечность.

Но, на самом деле, прошел с того разговора с внуком всего лишь один месяц. А сколько всего произошло с тех пор с самим Александром! И как многое вокруг него изменилось! И то не была какая-нибудь компьютерная игра, а настоящая реальность, которая менялась под влиянием умных и деятельных людей, таких, как его отец и дядя. Эти двое каким-то чудом смогли, опираясь на сведения, которые принес им из будущего сын и племянник, по-настоящему изменить ход страшной войны в лучшую для Советского Союза сторону.

А изменить, на самом деле, удалось много чего. Поменялась вся стратегия советской обороны, да и применение флота получилось совсем другим. Успехи на северном фланге, выход из войны Финляндии, уже кардинально меняли баланс сил. Да и все остальные военные действия на всем протяжении фронта от Балтики и до Черного моря, хоть и шли тяжело, но уже перестали быть для страны той ужасающей катастрофой разгрома, какой они оказались в прошлый раз. Благодаря разумным действиям, экстренным принятым мерам и, конечно, военной удаче, перешедшей на сторону РККА, блицкриг у немцев не получился. И фатального разгрома Красной армии в приграничном сражении добиться врагам не удалось.

Вермахт все еще напирал и пытался рваться вперед, но, обливаясь кровью и неся потери, вполне сопоставимые советским, все больше увязал в красноармейской обороне. И Александру Лебедеву совсем не было страшно, что вскоре нагрянут немецкие корабли и разнесут позиции на Моонзунде ко всем чертям, как это уже случилось однажды, осенью 1917-го. Как было и в том сорок первом. Саша видел, что к встрече неприятеля на архипелаге наконец-то неплохо подготовились. И Александр начинал понимать, что отец послал его на эти острова совсем не потому, что кому-то не доверяет, а для того, чтобы сын своими глазами увидел, какую мощь можно выставить против врага, если подойти к делу с умом.