Начало июля 1941-го года стало тяжелым периодом для кригсмарине на Балтике. За первую неделю войны выяснилось, что немецкие моряки к сражениям на море на этом театре военных действий подготовлены весьма неважно. К тому же, активное противодействие советского Краснознаменного Балтийского флота оказалось для них совершенно неожиданным. Перед началом войны командующий немецкими военно-морскими силами Эрих Редер рассчитывал запереть советский флот в Финском заливе.
Тщательно проанализировав опыт Первой мировой войны, в которой он сам участвовал, побывав в морском сражении у Доггер-банки и в Ютландской морской битве и дослужившись к концу той войны до должности начальника Центрального бюро командования ВМС Кайзеровской Германии, гросс-адмирал в июне 41-го года сосредоточил на Балтийском море большую часть имеющихся минных сил кригсмарине. Редер планировал, что эти минные силы должны были вместе с финнами выставить в Финском заливе множество заграждений, не давая, с началом военных действий, возможности советским кораблям выйти на морские коммуникации, связывающие Германию с Норвегией, а также исключая активность советского флота для создания иных угроз на море, например, противодействия немецкому наступлению на приморском фланге.
Эрих Редер очень надеялся на десять больших и достаточно быстроходных, развивающих два десятка узлов, минных заградителей водоизмещением до трех тысяч тонн, а тоннаж самого крупного заградителя «Пройссен» даже превышал пять с половиной тысяч. Но, советские подводные лодки, которые неожиданно быстро распространились по всей Балтике, когда война еще и не началась, спутали все планы немецкого и финского командования, выследив и потопив обе флотилии заградителей «Кобра» и «Норд». Также сильно пострадали от атак советских подлодок и немецкие тральщики.
Еще в апреле Эрих Редер сформировал для действий на Восточной Балтике штаб «С» командующего крейсерами Хуберта Шмундта и штаб «D» начальника миноносцев Ганса Бютова. Эти штабы морских командований в своем подчинении имели по пять субмарин из 22-й флотилии подводных лодок, три десятка торпедных катеров с четырьмя плавбазами, три десятка тральщиков разных типов, в том числе из мобилизованных судов торгового флота, десяток охотников за субмаринами и десяток эскортных кораблей.
Учитывая довольно удачный опыт применения «шнельботов» против англичан в Ла-Манше, Редер рассчитывал перед войной, что на первом этапе военных действий основной ударной силой кригсмарине на Балтике станут эти торпедные катера. Потому он распорядился передислоцировать на Балтийское море больше половины всех имеющихся торпедных катеров. Тем большим было разочарование гросс-адмирала, когда советские эсминцы, причем старые, разгромили всю третью флотилию «шнельботов», а ее командир корветенкапитан Фридрих Кеманд был вынужден застрелиться. Оставшиеся флотилии тоже несли потери, потому торпедные катера теперь приходилось использовать с осторожностью.
А противник, между тем, продолжал навязывать инициативу на море. Действия подводных лодок кригсмарине тоже оказались неэффективными. Война шла всего неделю, а несколько немецких субмарин на Балтике уже были потеряны безвозвратно. Главной силой, на которую рассчитывали теперь командиры немецкого флота в попытках противодействия советским боевым кораблям, были даже не собственные военные корабли, а авиация люфтваффе, которую вызывали по радио, едва завидев противника. Но и немецкие летчики оказалась не в состоянии захватить господство в воздухе. Многочисленная авиация Краснознаменного Балтийского флота и сухопутных сил ВВС Красной армии, разгром которой на аэродромах немцам не удался, не позволяла асам люфтваффе навязывать инициативу в небе над Балтикой.
Усугубляло положение кригсмарине еще и то, что, в отличие от противника, Редер собственных авиационных сил флота не имел. Вернее, они, как будто бы были на бумаге, но, в результате давнего противостояния гросс-адмирала с Герингом по этому вопросу подчиненности морской авиации, фактически, к началу войны сложилось такое положения, что вся немецкая авиация, в том числе и та, которая изначально предполагалась для нужд кригсмарине, оказалась под контролем Геринга. Геринг же, взбешенный неудачами в начале войны, когда господства в воздухе заполучить сходу не только не удалось, а и Берлин противник уже бомбил, выделял авиации для нужд флота с каждым днем все меньше. К тому же, именно Геринг тормозил и постройку авианосцев для нужд немецкого флота, настолько ему не хотелось, чтобы Редер заполучил собственные военно-воздушные силы.
И теперь невозможность оперативно руководить авиацией флота в ситуации, когда постоянное присутствие самолетов на театре военных действий стало насущной потребностью, выводила Редера из себя. Гросс-адмирала раздражало бахвальство Геринга, в то время, когда люфтваффе не смогли захватить господство в воздухе с началом войны против Советского Союза, как это было предусмотрено планом «Барбаросса». Конечно, Редер не молчал, он жаловался на Геринга фюреру. Но, пока не помогали изменить баланс сил на воде Балтики даже специально переброшенные с Крита новейшие торпедоносцы эскадры «Крылатых львов». Все попытки торпедных атак советский флот пока отбивал. А потопление одного из старых эсминцев нельзя было считать сколько-нибудь серьезным достижением.
По причине провала плана захвата полного превосходства в воздухе, минные постановки на Балтике с самолетов тоже не приносили ожидаемого эффекта, а самолеты терялись один за другим. Эрих Редер считал, что Геринг вообще-то плохо понимает специфику действий авиации в интересах флота. Гросс-адмирал опасался, что применение береговых летчиков, неподготовленных к взаимодействию с корабельными соединениями, создаст трудности в опознавании собственных кораблей, что уже подтвердилось атакой «Хенкелей-111» из эскадрильи 4/KG-26 на собственные эсминцы кригсмарине в феврале 40-го года. Результатом этого безобразия стало то, что эсминцы «Лебрехт Маас» и «Макс Шульц» оказались потоплены своими же самолетами.
Большевикам, напротив, каким-то образом, удалось за короткое время наладить взаимодействие своих кораблей и собственной авиации. Разведкой отмечалось, что они стали гораздо интенсивнее использовать радиопереговоры. Кроме того, у их наземных служб и даже на некоторых кораблях появились и вполне приличные радиолокаторы. А корабельная артиллерия по сухопутным целям тоже наводилась с помощью радиостанций специально подготовленными корректировочными группами, высаживаемыми на берег с кораблей.
Советский флот с первого дня войны действовал очень дерзко, не позволив сходу занять передовую базу в Либаве и даже совершив стремительную высадку десанта в Паланге, закончившуюся разгромом резервов группы армий «Север» в районе станции Кретинга. Из-за чего командующий этой группой генерал-фельдмаршал Вильгельм фон Лееб, герой покорения Франции, прорвавший линию Мажино, вынужденно убрал основные войска своей группы с приморского фланга и теперь, удерживая позиции в тридцатикилометровой зоне в полукруге на юге и востоке от Либавы, концентрировал силы для предстоящего удара на Ригу подальше от побережья, вне зоны поражения советской корабельной артиллерией.
Задачу взять передовую базу советского флота на Балтике штурмом фон Лееб уже даже перед своими войсками не ставил, решив, что, когда падет Рига, Либава окажется в окружении, и советские силы вынуждены будут сами ее оставить. Но, к началу июля вермахту Ригу взять тоже пока не удавалось. Хуже того, сходу не удавалось взять ни Вильнюс, ни Каунас. И фон Лееб вынужденно констатировал, что его ударные войска застряли, и блицкриг дальше не развивается, переходя в позиционную фазу. Это являлось бы абсолютной личной катастрофой для фон Лееба, ему грозила немедленная позорная отставка, если бы подобное положение не сложилось по всему фронту. К счастью для командующего группой армий «Север», похожая ситуация наблюдалась и по всем остальным направлениям немецких ударов от Балтики до Черного моря. Группы армий «Центр» и «Юг» тоже забуксовали.
После того, как войска вермахта отказались от немедленного штурма Либау, Эрих Редер прекрасно понимал, что на приморский фланг армий фон Лееба в качестве поддержки своего флота рассчитывать нельзя. Потому гросс-адмиралу ничего не оставалось, как попытаться дать главным силам советского флота генеральное сражение на Балтике. Редер собирал ударную эскадру в Готенхафене, рассчитывая, главным образом, на линкор «Тирпиц» и на линейный крейсер «Шарнхорст». Больше ему особенно рассчитывать было попросту не на что. Выполняя приказ командующего, немецкие корабли спешили в Готенхафен. Операция «Ход ферзем» начиналась.
Для предстоящей морской битвы Эрих Редер выгребал все резервы, которые мог использовать без риска окончательно сдать позиции в непрекращающейся морской войне с Великобританией. После того, как усилиями советских подводников в конце июня на дно вместе с минными заградителями отправились и восемь тральщиков, а еще несколько оказались сильно поврежденными, тральный флот кригсмарине не Балтике оказался недостаточным. Тем более, что после провала планов по установке минных заграждений в Финском заливе, тральщики активно использовались в качестве эскортных кораблей для проводки конвоев из Норвегии. Потому Редер приказал перебазировать тральщики из Франции. Он опасался, что большевики, в свою очередь, могут поставить минные заграждения на путях выдвижения главных сил кригсмарине. Для обеспечения флота в Готенхафен и Данциг стягивались транспорты и баржи, танкеры и лихтеры, буксиры и катера. Для защиты немецких баз на Балтике Редер срочно задействовал даже старые канонерки и армейские паромы типа «Зибель».
И Редеру было, чего опасаться. Если, с учетом сил, стягивающихся к Готенхафену, по большим кораблям имелся какой-то паритет, а то и преимущество кригсмарине просматривалось, то по малым кораблям и, тем более по субмаринам, ни о каком перевесе речь не шла. К началу июля для действий на балтийских коммуникациях и в прибрежной зоне, так и не запертый минами в Финском заливе, советский флот имел гораздо больше возможностей, нежели кригсмарине.
Учитывая это, перевес можно было получить, лишь бросив в бой в критический момент дополнительные силы, например, эсминцы. Но, после битвы у Нарвика с англичанами в апреле 40-го года, когда силы кригсмарине потеряли десять эсминцев, ни о каком преимуществе в этих кораблях на Балтике говорить не приходилось. Именно маневренные эсминцы вполне могли сделать очень многое для того, чтобы склонить чашу весов в предстоящем морском сражении в ту или иную сторону. И гросс-адмирал Редер не мог этого не понимать. Но, эсминцев-то у него почти что и не имелось, в то время, как у советского Балтийского флота их, несмотря на гибель «Володарского» и серьезные повреждения «Ленина», оставалось вполне достаточно.
Разведка сообщала Редеру, что против его эскадры будут действовать два соединения советских эсминцев. Соединение новых эсминцев: «Свирепый», «Страшный», «Славный», «Суровый», «Смелый», «Скорый», «Статный», «Стройный» и «Строгий». Соединение старых эсминцев: «Яков Свердлов», «Карл Маркс», «Энгельс», «Артем» и «Калинин». А также лидеры эсминцев «Минск» и «Ленинград». Хотя, последние, скорее, занимали промежуточное положение между эсминцами и легкими крейсерами. Редер надеялся, что его легкие крейсера смогут нейтрализовать советские лидеры эсминцев и оба легких крейсера «Киров» и «Максим Горький» для того, чтобы линкор «Тирпиц» и линейный крейсер «Шарнхорст» смогли без помех разобраться с «Маратом» и «Октябрьской революцией». Но, кто же разберется с советскими эсминцами? Этого гросс-адмирал Редер пока придумать не мог.