Если ты меня любишь

Глава 18. Рональд.

Гарри не узнавал Лондона. Он предполагал, что увидит разруху и, возможно, даже покинутый город, но он оказался не готов к тому, чтобы увидеться такое количество совершенно новых зданий. К его удивлению, выяснилось, что Темза немного изменила свое русло, и он начал сомневаться в том, что их не занесло куда‑нибудь на континент. Подземкой он воспользоваться не решился, опасаясь, что окончательно запутается.

Однако ноги сами принесли его к дому. Двенадцатый дом стоял теперь в гордом одиночестве и выглядел обновленным. Гарри подумал даже, что, вероятно, здесь теперь живут совсем другие люди, которые отреставрировали здание, когда все чары рассеялись. Все мучительнее хотелось ему узнать, сколько же времени прошло или… Сразу он об этом не подумал. Может, надо отмотать пленку жизни, как раз, назад? Нет, это было бы уже полным бредом. Все‑таки дом Блэков был построен не раньше восемнадцатого века, и возраст его по–прежнему был заметен, а русло реки так просто не изменится, разве что в результате крупной катастрофы.

Гарри замер перед собственным покинутым жилищем, не зная, что ждет его внутри. Снейп остановился чуть поодаль и внимательно наблюдал за молодым человеком. Вероятно, ему хотелось предпринять хоть что‑нибудь, но Гарри, почувствовав это, послал ему уничтожающий взгляд.

«Вот именно тебе больше ничего делать не надо!» — Гарри с величайшим трудом удержался от того, чтобы произнести это вслух.

Он стоял и молил, чтобы дверь открылась сама собой, прямо как во сне. Для него уже все равно не существовало твердой и однозначной реальности.

И — как в лучшем сновидении — это желание сбылось. Дверь со скрипом отворилась, и на крыльцо радостно выскочил мальчонка лет трех–четырех отроду, еще не умеющий толком завязывать себе шнурки и потому сбегающий теперь с лестницы в расшнурованных ботинках.

Сердце Гарри пронзила внезапная тоска, и он ощутил потребность в присутствии этого ребенка, который все‑таки упал с последней ступеньки, поморщился, но, так и не заплакав, поднялся и прошепелявил в сторону двери:

— Я в полятке, мама!

— Это уже слишком, вечером точно не пойдешь гулять! — крикнула женщина, которая через секунду, запыхавшись, выбежала следом за сыном. — Штаны хоть целы? Ужас, просто ужас, вот я скажу тете!

Глаза малыша округлились, и он сделал вид, что собирается хныкать.

— Не надо. Она забелёт у меня лосадку.

— Неправда, что ты выдумываешь? Подожди, я тебя отряхну.

Но мальчуган ускользнул от ее рук и помчался прямо к Гарри. Для своего возраста он был необычайно шустрым. Гарри застыл и протянул руки к мальчику, повинуясь непонятному порыву, но вдруг раздался сдавленный крик, и малыш, развернувшись, бросился назад, к матери.

Гарри только сейчас обратил на нее внимание: стройная женщина с темными глазами и волосами, собранными в тугой пучок, прижимала руки ко рту и старалась не закричать, глядя на него. Сын начал прыгать и дергать ее за юбку, пытаясь понять, что произошло. Будто очнувшись, она взяла мальчика на руки и вновь вперилась в Гарри. Но лишь переведя взгляд на Снейпа, она смогла сдвинуться с места и решительным шагом пойти навстречу. На ее лице не было ни тени страха, лишь неверие и желание в чем‑то убедиться. Гарри не сделал попытки выхватить палочку, нутром чувствуя, что именно это встреча нужна ему для того, чтобы все понять. Он, несомненно, знал эту женщину.

— Гарри? — спросила она, оказавшись в шаге от него. — Ты вернулся?

— Не уверен, — честно ответил Гарри. — Но точно знаю, что мы знакомы.

Женщина горько улыбнулась, вынула палочку, направила на себя и что‑то прошептала. И пелена разом спала с глаз Гарри, когда он узнал свою жену. Темные волосы превратились в огненно–рыжие и рассыпались по плечам, из карих глаз заструились слезы — радости или печали, а скорее, того и другого вместе.

— Маскировка, — всхлипнула Джинни, жадно глядя на мужа. — Это тут с виду все мирно, а на самом деле иногда происходят стычки, приходиться накладывать дополнительную защиту. Долгая история…

Гарри, постепенно осмысливая происходящее, невольно посмотрел на мальчика, который притих и играл волосами матери. Черные волосы, голубые глаза и недетский, понимающий взгляд.

— Джинни, это…

— Рональд, — прошептала Джинни. — Наш сын.

— Рональд… — повторил Гарри. — Можно?

Она кивнула и протянула ему ребенка. Малыш не стал возражать, что слегка удивило Гарри, но крайне серьезно посмотрел на отца, отчего тому стало не по себе. Что‑то надвигалось, и он начал опасаться, что не сможет вместить этой новой правды.

— Джинни, — начал Гарри, но не знал, что сказать еще, кроме самого очевидного, — прости.

Он уже заметил, что Джинни выглядела старше своих лет. Прошло три–четыре года, не больше, но ей никак нельзя было дать двадцать четыре или двадцать пять. Возможно, он просто не привык видеть ее такой: на лице навсегда отобразилась маска скорби.

Джинни медленно наклонила голову.

— Гарри, я никогда не думала винить тебя. Всего этого не произошло бы, если б не ряд особенностей нашей расы волшебников, которая в данное время доживает свои последние дни. Наш мир больше не тайна ни для кого.

Гарри ужаснулся, не имея ни сил, ни воли представить себе, что это значило.

— Все крепости пали, и стены разрушены, — с жестким выражением лица продолжила Джинни. — Здесь, в Лондоне, один из двух оставшихся островов надежды. Второй — это Хогвартс. Но наше положение очень шаткое. Можно сказать, вернулись времена инквизиции, потому что все не без оснований винят нас, волшебников, в том явлении, которое едва не стерло с лица земли все живое. Маглы в ярости, они применили против нас все, что у них осталось, после того как многое было уничтожено безумными. Далеко не все выздоровели, и многие умерли. Теперь мы в основном заняты тем, что помогаем восстановить планету, и так происходит во всех странах. Только так мы сохраняем себе жизнь и право на безопасность, хотя, — очередная горькая усмешка скривила ее губы, — все это относительно.

Гарри крепче прижал к себе сына, не желая верить в то, что он слышал. По Земле пронесся Армагеддон, и выжившие продолжают уничтожать себе подобных, вместо того чтобы бороться против общего недуга — равнодушия и жестокости. А ведь это в какой‑то мере коснулось и его, а следовательно, у него не больше прав осуждать людей, поступающих таким образом, чем у последних — убивать магов.

Джинни, помолчав, вновь обратилась к Гарри:

— Тут многое изменилось. Но я рада твоему возвращению, очень. Просто я уже почти разучилась радоваться.

Эти слова словно прожгли Гарри насквозь. Джинни, его Джинни, которая была для него воплощением света и справедливости, никогда не терявшая головы, больше не может радоваться! Неожиданно ярость опять с новой силой зашевелилась в нем, и он, прекрасно понимая, на ком ему сейчас хочется выместить всю свою злость, остановил себя и спросил у жены:

— Когда закрылись Врата?

— Через месяц после того, как вы с Луной ушли. Гарри, неужели она осталась… там?

С усилием, стоившим ему последнего мужества, Гарри кивнул, и у него стали подкашиваться ноги. Джинни подхватила маленького Рональда и успела подставить свободную руку, чтобы Гарри смог опереться.

— Пойдем в дом, — проговорила она. — Ты должен поесть и отдохнуть.

— Нет, — возразил Гарри. — Сначала ты все мне расскажешь, я не вынесу это по частям.

— А этот? — Джинни указала кивком головы на Снейпа, который все это время стоял почти спиной к ним, похожий на каменный столб, облаченный в мантию смерти.

Гарри даже вздрогнул. Джинни, всегда сочувствовавшая Снейпу, никогда не отзывалась о нем так, и тут Гарри окончательно пришлось осознать и смириться с тем, что все изменилось навсегда.

— Он пойдет с нами, — высказал Гарри первую пришедшую в голову мысль.

— Ни за что! — отрезала Джинни, даже не пытаясь понизить голос. — Гарри, ты передумаешь, когда все узнаешь! Я не стану терпеть его в своем доме!

— Это и мой дом, — напомнил ей Гарри и оглянулся на мастера зелий. Тот так и стоял, не оборачиваясь.

— Надеюсь, вас не придется тащить, сэр, — с раздражением сказал ему Гарри, а Джинни гневно сверкнула глазами и поджала губы.

Снейп подчинился и медленно, словно тень, поплелся за ними к дому. Гарри мельком оглядел его сжавшуюся фигуру и понял, что мастеру зелий было абсолютно все равно, куда идти.

В гостиной Снейп постарался сделаться как можно незаметнее, устроившись на кресле в углу, в то время как Джинни, уложив Рональда спать, вернулась к Гарри и села напротив.

— Рассказывай, — мрачно попросил он.

— В тот день мы проигрывали одну битву за другой, — начала Джинни, устремив взгляд на пляшущий в камине огонь. — Я не помню, чтобы я когда‑либо еще так уставала. Призраки сосредоточили свои силы в Лондоне, откуда распространяли свое жуткое влияние. Многих они навеки обрекли на безумие. Мы пытались хоть что‑то сделать для пострадавших, но их становилось все больше, в отличие от нас… И тогда Охотники придумали хитрый ход: они отступили на время, чтобы скианты почувствовали вкус победы, а затем обрушились на них всей своей мощью. Возможно, тебе это покажется опрометчивым, но все мы тогда прекрасно понимали, что нам не выдержать долгой осады. Это было… жутко! — Глаза Джинни метнулись к мужу, остановились на его лице. Гарри решительно пересел к ней и взял ее руки в свои. Она благодарно кивнула.

— Я понимаю, что у вас не было другого выхода, — заверил он ее.

— Они побеждали, — продолжила Джинни, набрав в грудь воздуха. — Постоянно приходили сведения о том, что кто‑то из наших ранен или убит. А потом Охотники решились на самую рискованную часть операции: они взорвали Башню Скиантов.

— Башню?

— Да, именно так мы потом прозвали то, что они сотворили из собственных тел. Говорят, Вестерс организовал все это и задействовал сразу пять отрядов, разместив их так, чтобы Башня оказалась в их кольце.

Гарри догадался.

— Они создали огромную ловушку?

— Да, и это был чудовищный по своей силе взрыв. Они знали о том, что такое возможно, но им пришлось жертвовать как чужими жизнями, так и своими собственными. Мистер Вестерс и Одж Дэггер погибли сразу же, после чего сопротивление сильно ослабло.

Первый чувствительный удар здесь, в родном доме, но на новой земле. Гарри отвел взгляд от лица жены и тоже стал смотреть в огонь. Его начальник был для него, прежде всего, дорогим человеком и примером для подражания. Скольким вещам он мог у него научиться, случись все иначе! И хотя Гарри не сомневался в том, что Вестерс не подверг бы свою жизнь такой опасности, не будь на это крайней необходимости, боль утраты все равно заполнила его душу. Одж Дэггер, или Джефри Стеффинс, стал его другом и коллегой, а также родным человеком для Гермионы… Гарри вдруг встрепенулся: почему Джинни не заговорила сразу о самых близких друзьях? Он снова обернулся к ней.

Джинни, прочтя ужас в его глазах, поняла, что зря отсрочивала момент истины. Такая правда всегда внезапна, и никуда от нее не деться. И все равно она начала издалека, путаясь и запинаясь:

— Значит, это оказалось весьма действенным, хоть и не сразу переломило ситуацию… Мы потом долго бродили по городу, разыскивали в развалинах живых. Холборн нашел Гермиону…

Сердце Гарри резко подпрыгнуло и бешено заколотилось: по крайней мере, двое из тех, за чью жизнь он особенно опасался, выжили.

— А потом… что же? Скиантов мы задержали надолго, а когда воронка исчезла — мы вздохнули с облегчением… Однако вас с Луной все не было, и мы вскоре опять отчаялись. Началась война с маглами. Мы снова стали терять людей. Отряд Дамблдора сильно поредел еще во время битвы со скиантами…

— Кто погиб? — сухо спросил Гарри, готовясь к новой боли.

— Невилл, Симус, Парвати, Майкл, Эрни, Лаванда…

Каждое имя, точно кинжал, вонзалось в душу Гарри. Руки у него задрожали, и он, отстранившись от Джинни, обхватил себя за плечи.

— Моей семье повезло чуть больше, чем остальным, — совсем тихо проговорила Джинни, и Гарри не смел больше поднять на нее глаза. — Папу убили через два дня после битвы со скиантами, Флер и Билл бросились на помощь семейству Делакур во Франции, и мы не знали о них ничего до самого Рождества. Потом выяснилось, что их долгое время продержали в плену какие‑то маглы, а Флер, как и я, была беременна, и потому Билл думал, прежде всего, о жене и ребенке. Думаю, он был отчасти прав, пожертвовав поседевшей головой нашей матери, ведь Флер несколько раз оказывалась на грани выкидыша. В итоге у них все же родилась здоровая девочка, с остальными Делакурами все в порядке.

Джинни глубоко вздохнула. Чувствовалось, что она медленно подходила к худшей части своего повествования.

— Ну, и Чарли попал в историю со своими драконами. Он отвечал за так называемую «поддержку с воздуха», и в итоге его едва не поджарили его же любимцы. Теперь он инвалид, лежит в новой больнице (от госпиталя святого Мунго ничего не осталось), и неизвестно, когда выйдет. Целители до сих пор не могут вернуть его коже нормальный вид. — Джинни содрогнулась.

— Как остальные? — натянуто спросил Гарри, но ответ задержался, поскольку внезапно гостиную огласил звонкий писк.

— Мама, а это папа наш?

— Рональд, я же велела тебе спать! — Джинни вскочила на ноги и понеслась к сыну.

И тот опять продемонстрировал свою юркость, добежав до камина и забравшись к Гарри на колени. Гарри заглянул мальчику в глаза и увидел в них любопытство и всю ту же неестественную для ребенка его лет скорбь, которую он заметил при первой встрече.

— Ты назвала его в честь Рона, — констатировал Гарри, обняв мальчика и усадив себе на колени, как положено.

Джинни не отвечала, и ему пришлось развернуться на диване. Она стояла посреди комнаты и глотала горькие слезы, не в силах сдерживать их.

— Мама плячет, — пробормотал малыш, повесив голову.

— Прошу тебя, Гарри, давай поговорим без него! — в отчаянии вскричала Джинни и зарыдала в голос.

— Не надо, я больсой, сам пойду, — заявил маленький Рональд, спрыгнул с колен отца, при этом едва не упав, и гордой походкой направился мимо матери к лестнице, ведущей наверх.

Джинни проводила его взглядом, опять подошла к Гарри и без сил рухнула рядом с ним на диван. Тот крепко обнял ее, и они застыли.

— Прости за это, — немного оправившись, вздохнула Джинни. — Я оберегаю его, как могу, но весь этот кошмар все равно на него действует. Он все время задает вопросы о войне, пытается понять, почему так много людей гибнет, откуда в мире столько жестокости и так далее. А я… Гарри, я сама еще не определилась во всех этих вопросах, кажется, столько мерзости в этом мире еще никогда не было.

— Ты говоришь, как есть?

— Как чувствую. Стараюсь подбирать слова. Но, знаешь, иногда я думаю, что это и не нужно, он чрезвычайно сообразителен для своего возраста.

— Это я заметил, но меня это не радует.

— Меня тоже, — призналась Джинни и выпрямилась. — Он уже научился притворяться. Когда ему надо, чтобы его сочли ребенком, он так себя и ведет, а когда захочет научить кого‑нибудь уму–разуму… А ведь он еще не так мало слов знает. Гермиона отсюда не раз в слезах уезжала: так бесцеремонно он ее расспрашивал.

— Я полагаю, это не из‑за жестокости? — осведомился Гарри.

— Не знаю, — Джинни умоляюще посмотрела на мужа. — Но только дети и бессердечные могут спрашивать такое.

— Например?

— Когда он только научился задавать полноценные вопросы, он сразу пристал к ней по поводу ее слепоты и…

— По поводу чего? — резко переспросил Гарри, и Джинни ахнула.

— Я не сказала тебе! В день битвы, когда прогремел первый сильный взрыв, Гермиона ослепла. Врачи потом ничем не смогли ей помочь, и она до сих пор страдает от этого, хотя и не так явно. Она, кстати, была против того, чтобы я называла сына в честь Рона, но… я так хотела, чтобы наш ребенок воплощал все то лучшее, что было в его дяде. Пока видно лишь любопытство.

Джинни умолкла, уставившись на свои руки, и Гарри выдавил из себя слова, которым противилось все его существо:

— Когда Рон погиб?

— Он не погиб, — без всякой радости отозвалась Джинни. — Во всяком случае, я так думаю. Он практически потерял рассудок еще до того, как закрылись Врата, дважды попадал в плен и, в конце концов, просто пропал. Мы не знаем, где он, вот уже три с половиной года, а мама каждый раз льет слезы, когда видит моего сына. Представляешь, у него голубые глаза, как у Рона! Это очень редкое явление, чтобы так передалось, минуя наши с тобой гены, но, видимо, я достаточно сильно этого желала. Я любила брата. — Она опять замолчала и добавила: — Наверное, не стоило было его так называть. Чувствую себя виноватой перед нашей матерью.

— Я бы сделал то же самое, — сказал Гарри. — Я и планировал назвать своего первого сына Рональдом.

— Хорошо, что я угадала твое желание, — кивнула Джинни.

Снова без улыбки. Гарри это начало по–настоящему пугать. Она сперва сказала, что ни в чем его не винит, и он поверил, но теперь эта фраза показалась ему пустым звуком, данью необходимости сохранения отношений. Он впервые остро ощутил отчужденность. Что ж, по крайней мере, собственный сын пока что проявляет вежливый интерес к заблудшему отцу. Иначе он себя обозначить не мог.

Нужно было говорить. Все равно о чем.

— Я еще хотел узнать, если можно…

— Конечно, можно.

Теперь в ее голосе безошибочно узнавалось взаимное отчуждение.

— Тебе ничего не известно о Дрейко?

— А… — Джинни наморщила лоб, припоминая. — Редко видимся. Он сбежал из тюрьмы, которая, кстати, держалась чуть ли не до самого конца войны, вступил в отряд каких‑то партизан и перебрался на континент. После этого он нас навещал несколько раз, очень был огорчен тем, что Луна отправилась с тобой и также не вернулась. Сказал, что чувствовал это сердцем, но надеялся, что это окажется неправдой. Хорошо бы тебе не встречаться с ним, Гарри.

С облегчением Гарри услышал в последней фразе оттенок заботы, но его мысли тотчас переключились на чувство вины перед Дрейко. Вполне возможно, что их нестабильные отношения закончатся дуэлью, но это будет действительно справедливо.

— Что насчет Тедди и Андромеды?

— Мы успели их укрыть. Тед уже путешествует через камин самостоятельно и иногда заходит по выходным. Андромеда сильно постарела, но активно участвует во всем, что мы делаем.

— Джинни, я могу чем‑то помочь? — спросил Гарри, желая немедленно чем‑нибудь заняться.

— Разумеется, — тут же отреагировала она. — Я для начала сообщу всем, кому следует, о твоем возвращении. Думаю, с тобой многие захотят увидеться. А заодно и с… — Джинни стиснула зубы, как если бы ей захотелось произнести какое‑нибудь непристойное ругательство. — Кстати, ты надумал, что будешь с ним делать?

— То есть? — насторожился Гарри.

— Неужели ты думал, что просто приведешь его назад, и все смиренно об этом позабудут? — с негодованием спросила Джинни.

— Нет, конечно! — несколько вызывающе ответил Гарри, но не потому, что хотел спорить, а потому, что его отталкивала жестокость, сквозившая в каждой черте лица самого доброго человека из всех, кого он знал.

Казалось, она прочитала его мысли.

— Да, Гарри, я уже не та милая девочка, игравшая когда‑то в квиддич. Война сломала меня, как и многих других. Ты думаешь, я стала испорченной и просто жажду мести хоть кому‑нибудь? Но это не «кто‑нибудь», Гарри, и никто теперь не станет слушать, если тебе вдруг взбредет в голову его защищать. — Она гордо вскинула голову, огненные волосы взметнулись и вновь упали ей на спину. Сходив на кухню, она вернулась с двумя бокалами и бутылкой вина.

— Я подумала, может, ты захочешь помянуть тех, кто ушел навеки, — твердым, спокойным голосом проговорила Джинни, протянув ему один бокал.

Гарри кивнул, не сводя с нее напряженного взгляда. Все поменялось, и сам он был другим, но здесь, в этом мире, ему хотелось строить, а не разрушать.

Она налила им обоим красного как кровь вина, нараспев произнесла хорошо знакомые Гарри имена, и они медленно выпили свои бокалы до дна. Джинни слегка раскраснелась, видимо, она крайне редко употребляла спиртное. Настроение у нее, однако, только ухудшилось.

— Сегодня мы отдохнем, — решительно заявила она, поднимаясь с бокалами и бутылкой в руках. — Не думаю, что тебе именно сейчас хочется всех увидеть.

— В общем‑то, я не прочь отдохнуть, — согласился Гарри. — Но я бы еще выпил.

Джинни пристально взглянула на него и опустила бутылку на маленький столик рядом с диваном. Со звоном поставила бокал.

В комнате царил полумрак, и Гарри странным казалось сидеть вот так и смотреть на силуэт жены, прямой и какой‑то грозный, неподатливый, чужой. Он просто обязан был напиться, чтобы больше не видеть Джинни такой, а уже потом учиться этой новой жизни, от которой можно было скорее сойти с ума, чем в Стране мертвых.

— Осуждаешь? — тихо спросила она, когда он пригубил третий или четвертый бокал.

— Пока просто пытаюсь понять, — сухо ответил Гарри, досадуя, что чувство опьянения все не приходило.

— Наверное, тебе и не стоит понимать, — с грустью проговорила Джинни. — В этом мире совсем мало осталось человеческого, и я порой замечаю, что все это тупик — все, что мы делаем, когда сами утрачиваем человечность и не слышим друг друга. Видишь, я рассуждаю вроде бы здраво, но завтра я вполне могу принять участие в убийстве, если так решат все.

Гарри поперхнулся, а она, подавив глубокий, искренний вздох, снова ушла на кухню. Оставшись один, Гарри допил бутылку, посидел несколько минут и с трудом поднялся на ноги. Им овладело желание поговорить со Снейпом. Вероятно, он собирался сказать ему еще что‑нибудь из той же серии, что и их последние диалоги. Гарри понял, насколько он пьян, только когда обнаружил мастера зелий в кресле, свернувшегося калачиком. Сальные волосы свисали на осунувшееся лицо, руки судорожно сжимали спинку кресла. Гарри наклонился над ним, при этом чуть не споткнувшись, и неловко потряс мужчину за плечо. Резкий выдох, дрожь как электрический разряд пробежала по всему телу — и пара черных глаз уставилась на Гарри.

— Спишь, что ли? — хрипло хохотнул Гарри, и Снейп отшатнулся от него, вжавшись в кресло еще больше.

— Нет, — едва слышно прошептал он, почти не разжимая губ.

— Правильно, — одобрил Гарри, наклоняясь еще ближе. — Не бойся, меня бояться не надо, я уже почти спятил. А вот жена моя… да, страшная женщина.

Тон Гарри был вполне серьезным, его на самом деле тревожило душевное состояние Джинни. Снейп же совсем о ней не думал. Он знал, что завтра здесь соберутся люди, которые ненавидят его всей душой и, по всей вероятности, жаждут его смерти. Единственным, кто его беспокоил, был Гарри, который попытался, но не сумел утопить свое горе в вине и теперь стоял, раскачиваясь, над ним, не зная, что еще сказать. Человек, который когда‑то его любил.

— Поттер, ты пьян, — мягко прошептал Северус. — Тебе лучше прилечь, а завтра…

— Да я не хочу, чтобы наступало завтра! — громко сказал Гарри, махнув рукой и едва не потеряв при этом равновесие. — Это же безумие! Я так не могу, я никогда к этому не шел! Глупость я сейчас сморозил, да… Может, и обойдется все?

Снейп покачал головой.

— Нет, значит? Ну, не могут же они… я терял, я знаю, что это такое, но я же не стал…

— Поттер, теперь все не так.

— Да так, Мерлин тебя подери, так! — Гарри отошел от кресла, нетвердым шагом выбрался на середину комнаты. — Я напился в последний раз. Больше меня никто таким не увидит. А пока пусть судят нас, пусть судят…

Гарри покачнулся еще раз, и Снейп подскочил к нему, успев поймать Поттера в последний момент.

— Сэр, — театрально вскинул руки Гарри, по щекам которого текли слезы, — вы спасаете мою репутацию порядочного человека!

— Хватит, Поттер, прошу тебя, — проговорил Снейп, оттаскивая его в сторону лестницы. — Уже вечер, и с тебя довольно, можно пойти прилечь.

— А кто‑то против? — пробормотал Гарри.

Словно сквозь густой туман, он услышал гневный возглас Джинни.

— Немедленно убери от него руки!

— Я всего лишь…

— Я сказала! Я отведу мужа сама!

Гарри уже ничего не видел, но чувствовал, как руки Снейпа бережно перехватили его, чтобы передать Джинни. Она была хрупкой и ниже ростом, но все же она ловко сумела справиться с его заплетающимися ногами и придать им нужное направление. Перед тем как она втащила его в спальню, Гарри подумал о сыне, и его обуял жгучий стыд за свое поведение. Он принялся извиняться перед женой, пока та помогала ему раздеться.

— Я понимаю, — сдавленно твердила Джинни в ответ, пока он сбивчиво пытался донести до нее, что именно его так тяготило.

Потом он замолчал, а она укрыла его одеялом, с какой‑то особой нежностью поцеловала в щеку и вышла.

Гарри лежал в темноте, и в голове его была лишь мрачная пустота. Вино не помогло переварить правду. На завтрашний же день он уже не возлагал никаких надежд, смутно желая не просыпаться.

Джинни, спустившись в гостиную, застала Снейпа сидящим у камина.

— Не вздумай бежать, — холодно предупредила она.

— Я и не думал, мисс Уизли.

— Миссис Поттер!

— Простите.

Он высказал больше, чем простое извинение, и это ее взбесило.

— Надеешься, тебе повезет, и Гарри вступится за тебя?

— Не надеюсь.

— А тогда на что надеялся?

Снейп промолчал, неотрывно глядя в огонь. Джинни процедила сквозь зубы:

— Устраивайся здесь, где хочешь, но завтра не путайся под ногами. Посидишь в подвале.

Ответом ей снова было молчание, и Джинни, развернувшись, хотела было покинуть гостиную, но тут заметила Рональда, притаившегося у двери, сосредоточенно вслушивающегося в разговор.

— Это что такое? Сколько сейчас времени?

— Девять, — с гордостью ответил сын, посмотрев на настенные часы.

— И где ты должен быть в девять? — строго спросила Джинни.

— Мы еще не читали лассказы, — лукаво прищурился Рональд.

— Сейчас почитаем, — вздохнула Джинни. — Пойдем, и не подходи больше к этому дяде!

— Лональд не подходил, — пожал плечами малыш, послушно беря протянутую матерью руку.

Джинни бросила напоследок ненавистный взгляд на склоненную фигуру зельевара и повела сына наверх.

Снейп не ложился до тех пор, пока не погасли последние угли в камине. Да и после этого его сон был чисто символическим: тело никак не могло сбросить с себя оковы напряженного ожидания.

* * *

Гарри проснулся очень рано и сразу понял, что Джинни в комнате нет, а следовательно, она уже вплотную занялась подготовкой к приему гостей. Скорее всего, она пригласит членов своей семьи, Гермиону, может быть, Холборна. Ему придется смотреть всем этим людям в глаза и говорить… что? Гарри глубоко вздохнул, слегка потер виски — голова болела — и отправился в ванную.

Он спустился к завтраку около семи. Рональд уже сидел за столом и весело болтал ногами. Лицо Джинни было непроницаемым, когда она налила всем троим тыквенного сока и пошла к плите. Гарри нерешительно сел за стол и огляделся.

— А где мой эльф?

— В Хогвартсе, — ответила Джинни, снимая сковородку с огня. — Он сам на этом настоял, хотя и пояснил, что обязан подчиняться мне и моему сыну. Но я подумала, что вряд ли такое решение могло даться ему легко, и согласилась. Он скорбит по тебе.

— Тогда нужно его известить о том, что я жив, — сказал Гарри. — Как я понимаю, ты уже разослала приглашения.

— Да, — кивнула Джинни, раскладывая еду по тарелкам. — У нас теперь никто не спит до полудня, так что, думаю, все скоро прибудут.

— Хорошо, — солгал Гарри и стал ковырять вилкой в своей тарелке.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросила Джинни, сев напротив.

— А ты как думаешь? — усмехнулся он. — Мне не стоило пить. Надеюсь, скоро пройдет. Кстати, Снейп уже встал?

— Без понятия. — Тон Джинни сразу изменился. — Какая разница?

— Надо дать ему поесть, — невозмутимо ответил Гарри.

— Еще чего. Это не мое дело…

— Да брось уже! — Гарри повысил голос ровно настолько, чтобы жена замолчала. — И не надо так при сыне!

По лицу Джинни было видно, что ей очень хотелось сказать ему что‑нибудь едкое, но она не проронила ни слова, уставившись в тарелку с едой. Гарри решительно встал, взял из шкафа еще одну тарелку и, наполнив ее, отправился в гостиную. Снейп лежал на диване и спал (или делал вид, что спит). Гарри поставил тарелку рядом с ним на столик, покачал головой и вернулся на кухню, где Джинни пристально следила за тем, как ест Рональд. Гарри улыбнулся сыну и сел на свое место.

— Я понимаю твои чувства, — тихо сказала Джинни. — Но и ты должен понять, что это не просто моя инициатива. Я ведь ничего не знаю наверняка. Лучше даже будет, если никто его не увидит, так ведь?

Гарри не ответил, и она умоляюще сложила руки.

— Я сегодня едва сумела заснуть. Гарри, ты прав, но ты не представляешь, что сейчас творится. Наверное, я не смогла объяснить тебе это прошлым вечером так, чтобы ты…

— Начал думать, как все? — недовольно спросил Гарри, его вилка, звякнув, упала на стол.

— Нет, — со вздохом ответила Джинни. — Давай просто ничего не будем делать, не будем форсировать события. Возможно, все так обрадуются, что…

— Просто забудут? Вчера ты была уверена в обратном!

— Я… неужели ты не видишь, что я тоже хочу, чтобы все кончилось благополучно?

В глазах у нее стояли слезы, и Гарри перестал с ней пререкаться. Тем более что Рональд опять отвлекся от еды и серьезно посмотрел на расстроенных родителей.

— Ты со мной? — спросил Гарри напоследок и дождался ее кивка. — Вот и хорошо.

Первой прибыла Гермиона, и Гарри оказался не готов к тому, что увидел. Нет, он не ужаснулся: глаза Гермионы были просто неподвижны, а не изуродованы шрамами, как он уже успел себе вообразить. Но и она, как Джинни, выглядела старше своих лет, а в гриве густых каштановых волос Гарри заметил седые пряди. Кроме того она легко теряла нить разговора и время от времени погружалась в себя настолько, что ее присутствие в комнате почти не ощущалось. И все‑таки главным, и весьма ценным, оказалось для Гарри то, что он чувствовал ее искреннюю радость по поводу его возвращения и поддержку. О других гостях он старался не думать.

Постепенно дом наполнился посетителями. Гарри без устали общался со всеми, принимал благодарности, от которых ему становилось дурно, и пытался поддерживать любой разговор, даже на самую тяжелую для него тему. Таким оказался разговор о Луне Лавгуд. Миссис Уизли первой залилась слезами, услышав рассказ о ее смерти, после чего к ней присоединились Гермиона, Джинни, Падма Патил и Анджелина, ставшая женой Фреда Уизли. Гарри намеренно описал в подробностях свое поведение, желая вызвать огонь на себя. Но, к его разочарованию и даже гневу, никто его не осудил. Напротив, Холборн, пришедший последним, разразился длинной лекцией на тему того, насколько опасен был для Гарри подобный контакт со скиантом в собственном сознании. Это редкий и в чем‑то полезный опыт, но он может быть чреват последствиями и так далее. Позднее Гарри не раз вспоминал об этой сцене как об особенно трудном испытании своей выдержки. Тогда отчаяние грозилось захлестнуть его целиком: он не мог понять, как эти люди могли не видеть, до какой степени он сам пал, если позволил такому случиться. Они ни в чем его не винили, по крайней мере, пока, и это вызывало у него отвращение.

Подошел вечер, и напряжение, едва заметное в самом начале, усилилось. Джинни отвела Рональда наверх, вернулась и предложила всем выпить чаю, обозначив таким образом конец совместной встречи. Некоторые натянуто промолчали и отделались кивком головы, другие же с открытым недоумением переводили взгляд с Джинни на Гарри и обратно. Они жаждали перейти к иному заключению, хотели услышать всю историю до конца и встретиться с виновником событий лицом к лицу.

— А Снейп, стало быть, скрылся? — среди общего неясного гула и перешептываний громко спросил Джордж.

Все притихли, теперь уже глядя только на Гарри.

— Нет, — ответил тот, проверяя, на месте ли палочка. — Он здесь, и никуда бежать не собирается.

— Значит, прячется? — с неприязнью уточнил Фред.

— Нет, просто он…

— Трусит? Боится показаться нам на глаза? Не надо, Гарри, я знаю, что ты скажешь! Я тебя уважаю за то, что ты для него делал и делаешь, но… сейчас ты немного отстаешь от времени.

— Неужели? — Гарри рассердился, хоть и давал себе слово не выдавать своих чувств. — Теперь это называется так? Что ж, я не прочь стать, как это говорится, современным человеком, но только после того, как вы меня выслушаете.

— Заочная адвокатура — это, право, странно для тебя, Гарри, — фыркнул Перси Уизли. — Тебя мы уже выслушали, теперь интересно, что скажет нам этот…

— Не стоит, Перси, — оборвал его Гарри. Джинни сделала шаг к мужу, но он жестом остановил ее. — Если вы действительно хотите суд, то следует судить нас обоих.

— Судить может только волшебное сообщество, — заметил Холборн.

— Прекрасно, — кивнул Гарри. — Тогда я могу записаться к судье как адвокат или как подсудимый?

— Не говори глупости, Гарри! — вскипел Фред и сделал резкое движение, как будто хотел выхватить палочку, но передумал. — Сначала мы сами поговорим с ним о том, почему прежние лавры показались ему недостаточно мягкими, чтобы на них почивать? Так что, Гарри? Ты покажешь нам, где он отсиживается, или нам пойти поискать?

— Не нужно никуда идти, мистер Уизли. — Тихий голос прозвучал со стороны двери, и все разом посмотрели туда.

Северус Снейп неслышно поднялся по лестнице и теперь стоял в дверном проеме, стараясь держаться прямо, но при этом он ни на кого не смотрел. Гарри чувствовал, как Снейпу хотелось задержать взгляд на его лице, но он не осмеливался. Руки мастера зелий были сжаты в кулаки, губы слегка подрагивали, но он был спокоен ровно настолько, насколько это было возможно в его ситуации.

— Ну, надо же, — ровным голосом произнес Фред, — явился сам. Приятно, должно быть, когда столько людей собирается и ради тебя тоже.

Никто не поддержал эту реплику, но и не возразил. Казалось, что все присутствующие соревнуются в том, чтобы прожечь Снейпа взглядом насквозь. Первым браться за оружие не хотелось никому.

Гарри сделал шаг в сторону мастера зелий, и это было ошибкой. Несколько человек вынуло палочки и тоже стали приближаться к Снейпу с разных сторон. Гарри вспомнил ужас, испытанный им самим в пещере Салазара Слизерина, когда Северус оказался безоружным перед десятками авроров, а он, Гарри, вынужден был слушать его крики. Но тогда это были враги, а теперь…

— Стойте, — проговорил Гарри, вглядываясь в лица друзей, пытаясь разглядеть в них что‑либо, кроме ненависти и желания отомстить.

Он встал лицом к наступавшим, но их было слишком много: из всех на месте остались только Гермиона и Джинни, впавшая, казалось, в оцепенение.

Гарри вытянул дрожащую руку с палочкой, но его тотчас взяли на прицел трое, в том числе и Холборн. Гарри приготовился произнести заклятие, не целясь, чтобы дать понять, что он будет сражаться. И вдруг Фред Уизли удивленно вскрикнул:

— Это еще что за…

Гарри повернул голову и остолбенел. Снейп продолжал неподвижно стоять в дверях, но теперь прямо у его ног находился малыш Рональд, который с решительным видом выступил вперед и погрозил взрослым крошечным пальчиком. Джинни всплеснула руками и закричала:

— Рональд! Рон! Что ты там делаешь? Немедленно уходи в сторону!

Мальчуган отрицательно замотал головой. Все переглянулись.

— Уберите ребенка, — сухо произнес Холборн, не опуская палочку.

— Умоляю, осторожнее! — всхлипнула Джинни и сделала попытку прорваться к сыну, но ее оттолкнули.

Снейп, бросив быстрый взгляд на Гарри, наклонился к Рональду и попытался его отодвинуть. В тот же миг все палочки оказались направленными на него, однако он никак на это не отреагировал. Ребенок, в свою очередь, устремил свои голубые глаза на черноволосого мужчину и неожиданно обнял его ручонками за шею. Прошло несколько секунд, прежде чем Снейп снова поднял голову и отыскал глазами Гарри.

«Поттер, я…»

«Не вздумайте за это извиняться, сэр».

Гарри не был и наполовину удивлен так, как все остальные. Открывшиеся от изумления рты в другой ситуации его бы позабавили, но от следующей реакции слишком многое зависело, и он продолжил следить за враждебной толпой. Тут Рональд, не разжимая объятия, строго посмотрел на тех, кто направил палочки на них со Снейпом, и волшебники, один за другим, начали опускать свое оружие и отводить взгляд.

Последовало длительное замешательство, после чего одни трансгрессировали, другие — среди них миссис Уизли, Холборн и Падма Патил — остались ровно на пару минут, чтобы пробормотать еще одно поздравление с возвращением, поблагодарить за обед и за все и уйти через камин или через дверь. При этом Снейпу пришлось, подняв Рональда на руки, буквально отпрыгнуть в сторону: Холборн пронесся мимо него так резко, что задел полами мантии.

И вот в опустевшей гостиной осталась семья Поттеров, Снейп и Гермиона, улыбавшаяся сквозь слезы. Рональд, вцепившийся в мантию Северуса, не собирался идти к матери, которая настойчиво делала ему соответствующие знаки. Гарри, вздохнувший с облегчением, подошел к мастеру зелий сам и обратился к мальчику:

— Все в порядке, Рональд. Теперь все хорошо.

— Папа будет холосо себя вести? — сощурившись, спросил тот.

— Обязательно, — торжественно пообещал Гарри.

Снейп аккуратно поставил ребенка на пол, и Джинни сразу же подхватила его на руки и отошла. Гарри смотрел на Снейпа, который явно потерял дар речи, и тысячи мыслей занимали его одновременно. Но в итоге он махнул на них рукой и решил посвятить всего себя нынешнему моменту. Он абсолютно не представлял, как сложится его жизнь дальше, но был невыразимо счастлив оттого, что этот непредсказуемый день завершился именно так.