Если ты меня любишь

Глава 13. Прощание.

Летняя жара донимала все сильнее, но она неизменно отходила на задний план, учитывая внутренний жар, разгоревшийся в душе Гарри Поттера. Прошло всего три дня, а он не мог никак найти себе места, что огорчало его любимую женщину и жену. Однако она сама настаивала на том, чтобы он решал эти проблемы, насколько ему это позволяет ситуация. Правда, она позволяла не очень многое.

В доме на площади Гриммо, казалось, ничто уже не будет так, как раньше. На первом этаже теперь поселились два аврора, которые, хотя и были для Гарри больше, чем коллегами, но уже начинали выводить его из себя. Особенно щепетилен был Запоминающий и Стирающий, не отходивший от него, согласно инструкциям, ни на шаг. Одж Дэггер относился к заданию куда более спокойно и не скрывал, что его интересовала, прежде всего, Гермиона, теперь также обитавшая в доме Гарри наверху, напротив комнаты Луны.

Бедная Луна, узнав, чем все обернулось для Гарри и Рона, попыталась сбежать с площади Гриммо. Но Гарри сразу заподозрил, что она в этом случае отправится к управлению по обеспечению магического правопорядка и будет днями и ночами тщетно добиваться свидания с Дрейко, пока ее не арестуют, и уговорил ее образумиться. Девушка была сама не своя, и Джинни смогла развернуть широкую деятельность по ее реабилитации. Гермиона также помогала, чем могла, хоть она и не была так хорошо знакома с Луной, как миссис Поттер.

Гарри очень хотел принять живое участие в судьбе Луны, но не мог. Малодушно оправдывая себя тем, что женщины уж точно поймут друг друга лучше, он часами не выходил из своей комнаты, не то медитируя, не то, наоборот, подвергая свой мозг излишнему напряжению. Он почти не мог спать, но списывал все на жару, хотя дом на площади Гриммо славился своим прохладным климатом в любое время года. В общем, он не хотел, чтобы Джинни догадалась о том, что происходило у него в голове, а ведь она была несколько раз невероятно близка к этому. Главное, не рассказывать ей про кинжал, который теперь, еще более тонкий и невесомый, маячил перед Гарри даже в состоянии бодрствования. Хуже всего было то, что теперь до него постепенно доходило, что он означал.

А ведь он обязан был переговорить со Снейпом. Судя по всему, тот заручился поддержкой Кингсли, что было само по себе странно: у нынешнего директора Хогвартса не было привычки завязывать тесные контакты с Министерством. Гарри не раз корил себя за то, что сразу не обратил внимания на это обстоятельство. Снейпа определенно интересовал Отдел Тайн. Но почему? И зачем он — в этом Гарри был уверен! — оставил себе артефакты, тем самым обеспечив всем большие проблемы? Не может же быть, что он не подумал о Дрейко. Или он уже настолько спятил, что ему на всех плевать? Тогда и говорить с ним не имеет смысла.

Было бы весьма рискованно заниматься этим делом теперь, когда его в любой момент могли арестовать. Рон, конечно, был на его стороне, но теперь Гарри просто не мог просить его о помощи. На него и так много всего свалилось из‑за «блестящей» задумки лучшего друга. Да и Стеффинс с Холборном караулили в гостиной, так что ему становилось тошно. Хоть из дома не выходи! Они лишь выполняли приказ и в сущности были неплохими ребятами, только вот чересчур уж были педанты. Стеффинс — в своей тяге к общению с Гермионой, Холборн — в фанатичной преданности Вестерсу и делу Охотников.

На исходе четвертого дня Гарри, устав от бездействия, спустился в гостиную для серьезного разговора со своими охранниками. Он был почти уверен, что сумеет убедить хотя бы Стеффинса, но вот что делать дальше ему представлялось смутно.

В гостиной было почти темно. Гарри с удивлением обнаружил, что в ней никого не было. Только два силуэта вырисовывались на диване у камина.

— Понимаешь, ты не одинока. Просто все немного заблудились, такое бывает перед тем, как… — горячо прошептал Стеффинс и умолк.

— Что, Джефри? — слегка испуганный голос Гермионы.

Гарри и не думал подслушивать, но интуиция подсказывала ему, что сейчас происходит нечто важное, касающееся всех, и он бесшумно скользнул под лестницу.

— Иногда в истории бывают моменты, когда надвигается нечто неприятное для всех. Вроде мировых войн. И все это чувствуют и почти никогда не бывают готовы к этому. Если человек готов, он не теряет времени и оберегает самое дорогое для него, потому что понимает, что оно не вечно. Это особенно обостряется перед началом конца. А теперь посмотри на себя и своих друзей. Вы замкнуты каждый на своей проблеме, и если очаровательная миссис Поттер еще старается хоть что‑то предпринять… Гермиона, так вы погибнете. И я говорю это совершенно спокойно, как видишь, драматизировать тут уже нечего. Я много где бываю и много чего слышу. Из всех министерских мистер Вестерс — самый осведомленный, так что будь уверена, он обрабатывает лишь самые надежные слухи. А они свидетельствуют о том, что во всем мире происходит некое шевеление потусторонних сил. Сил, над которыми не властны ни мы, маги Британии, ни кто‑либо другой. Будь я религиозен, я бы назвал это карой. Но я стараюсь быть прагматиком, хотя мой друг Холборн считает, что для прагматика я слишком романтичен, — Стеффинс усмехнулся и заглянул Гермионе в глаза. — Ты ведь об этом пришла поговорить?

— Не совсем, — прошептала девушка. — Но это близко к тому, что я хотела сказать. Ты появился так внезапно в моей жизни, и я… не знаю, что мне делать.

— Ты надеялась на примирение со своим молодым человеком? — проницательно уточнил Стеффинс.

— Да, надеялась, — теперь голос Гермионы зазвучал устало. — Он больше ничего не хочет понимать. Ревность захлестывает его, а теперь еще и Гарри женился… Рон всегда страшился любых неудач, и когда мы вдруг начали отдаляться друг от друга, он не стал ничего выяснять. А я протянула этот момент, увы, до последнего, поэтому мне не в чем его обвинить.

Гарри из своего укрытия видел, как она опустила голову и быстрым движением вытерла непрошеные слезы. Стеффинс взял ее за подбородок и, наклонившись к ней, твердо сказал:

— Ты самая удивительная из всех, кого я когда‑либо встречал. Ты, наверное, думала, что знаешь себе цену, но это не так. Ты гораздо лучше, Гермиона.

— Что ты делаешь? — неуверенно спросила она, а юноша уже заключил ее в объятия.

— Я делаю, и этого достаточно. Впрочем, нет, я поясню: забочусь о том, что мне поистине дорого.

Молодые люди начали целоваться, и Гарри осторожно уселся на пол и отвернулся от них. Бедняга Рон! Гермиона говорила о нем так, словно все еще любила его. Но, возможно, она просто чувствовала, что главный стержень их отношений переломлен, как стебель травы, что никогда уже не возобновиться тому доверию и преданности, некогда царившим между ними. А Джефри, похоже, намерен ухаживать за ней всерьез. Перед концом…

Рука Гарри автоматически полезла в нагрудный карман, где лежала мантия–невидимка. Он не снимал с себя защитный костюм, выданный в отделе обмундирования и созданный специально для Первого Отдела. И, кажется, ему не надо было собираться, чтобы отправиться в путь. Конечно, Джинни будет волноваться, но она сразу догадается, куда он пошел, и, что было бы весьма желательно, ничего не скажет Охотникам.

Гарри выбрался из дома со всеми предосторожностями, но не успел завернуться в Мантию и трансгрессировать. Перед ним, словно из‑под земли, вырос Холборн и направил на него волшебную палочку.

— Не дури, — с раздражением попросил Гарри, разворачивая мантию–невидимку.

— Я не могу тебя отпустить, — печально произнес Запоминающий и Стирающий. — На крайний случай я должен пойти с тобой.

— А я не могу взять тебя с собой. И не вынуждай меня с тобой сражаться, — проговорил Гарри, доставая свою палочку.

— Тебе и не придется, — на полном серьезе отвечал его коллега. — Прости, но ты не продержишься и пары минут, потому что ты рассеян и не знаешь многих боевых заклинаний, которые знаю я.

— Зато у меня мотивация выше! — прорычал Гарри, начиная злиться по–настоящему.

— Это не поможет тебе пробить мою защиту. Уверяю, тебе лучше отказаться от своего намерения и пройти…

— Да говори уже, как человек, а не как автоответчик! — вскричал юноша, уже вне себя от необъяснимого гнева. — Я ничего не затеваю против твоего обожаемого Вестерса и против Отдела, ясно? Почему ты не хочешь понять? Джефри бы понял.

— Джефри слегка увлечен не тем, чем нужно, — вздохнул Холборн, не меняя тона. — Но дело важнее, Гарри, как ты этого не понимаешь? Становится все опаснее, наши силы чрезвычайно малы, и подвергаться дополнительной опасности…

— Это все бред! И Стеффинс прав, когда говорит, что надо что‑то делать. А мы сидим здесь, как трусливые кроты! Вы охраняете меня? Или общество от меня? Но я сейчас единственный, кто может хотя бы попытаться что‑то изменить. А твой любимый Вестерс связал мне руки! Да, вы все угадали, господа, я владею некоей информацией, и я ей воспользуюсь, и даже не буду вас спрашивать. Можешь передать это старичку, тебе ведь скоро докладываться.

— Мое терпение не безгранично, — неожиданно Холборн утратил весь свой скучный тон и с яростью взглянул на Гарри. — Никогда не смей так говорить об этом человеке в моем присутствии! Ты много чего совершил и видел, но ты не знаешь ничего о той ответственности, которую на себя берешь, а он знает. И он понимает тебя и твои стремления, иначе сразу засадил бы тебя за решетку, откуда ты бы уже никому не смог помочь. И — да, он охраняет тебя и переживает за тебя, он возлагает на тебя и твоего друга слишком большие, на мой взгляд, надежды. А ведь у него всегда был я, никогда его не подводил, постоянно был в курсе всех его дел, относился к нему чуть ли не с благоговением. Но, видимо, ему совсем не это было нужно, а я не понял. И сейчас мне поздно себя переделывать, а он возится с тобой, как с сыном, а тебе на это наплевать. Ты главному не научился — благодарности. Или же ты просто забыл, что это такое. Твое безрассудство, твоя энергия способны пленить, но у них сомнительные плоды. Ты можешь все погубить, а я не могу этого допустить. Мистер Вестерс мне слишком дорог.

Удивленный этой вспышкой, Гарри несколько секунд не мог ничего ответить. Потом медленно собрался с мыслями и сказал:

— Но ведь и ты думаешь только о себе и о своей всепоглощающей верности, которая глубже океана. Ты такой же, как мы все, и нет среди нас человека, способного забыть о себе. Мы все сошли с ума. Тогда, может, и хорошо, что скоро конец.

— Нет, не хорошо, — с болью прошептал Холборн. — У меня есть сестра. Ты бы ее видел, Гарри Поттер. Она ничем не провинилась, она, как и ты, говорила мне всегда, что я не должен предъявлять такие высокие требования к окружающим, в том числе к мистеру Вестерсу. Она старалась уберечь меня от разочарования, но не смогла. Хотя, я уверен, она положила бы жизнь за то, чтобы суметь это сделать, как она готова была умереть вместо нашей матери. И все это без надрыва, без мольбы, без истеричного самопожертвования. Она может любить. Она умеет любить! И отец умрет, если с ней что‑то случится. Теперь ты понимаешь? Я не могу тебя отпустить. Ты можешь разрушить ее жизнь.

— Ты ошибаешься. Я хочу спасти ей жизнь.

— Ты не сможешь.

— Я должен попытаться. Хуже не будет, поверь, я знаю что говорю. И потом, откуда ты знаешь, может, Вестерс дал мне шанс? Ты же говоришь, что он понимает меня.

Холборн колебался.

— Ты должен будешь успокоить мою жену, я ведь ничего никому не сказал, — продолжать напирать Гарри. — Клянусь, к утру я снова буду здесь, а потом мы вместе отправимся в изолятор. Я должен переговорить с Дрейко.

— Может, ты переговоришь с ним сейчас? — неожиданно предложил Запоминающий и Стирающий. — Завтра может быть уже поздно.

Подумав и приняв решение, Гарри кивнул.

В камере было сыро и грязно и пахло плесенью. Местами были видны результаты кропотливых стараний местных обитателей — пауков, они покрывали один угол у самого потолка почти полностью и слегка затрагивали другие два. Дрейко устроился в четвертом. Он ненавидел ощущение, что сверху на него каждую минуту могло упасть что‑то живое и мерзкое. Впрочем, к насекомым он относился вполне нейтрально, если они не пытались его укусить или карабкаться по нему неважно в каком направлении — одним словом, если они находились на некотором расстоянии.

Пауки, однако, занимали его мысли сравнительно недолго — каких‑то десять секунд. Неуверенность нахлынула на него, как никогда прежде. Вроде бы он все для себя решил, практически сам сдался, не стал применять оружие и все‑таки… Было ли это действительно решением проблемы или же всего–навсего наивным бегством от нее? Ответ на этот вопрос таил в себе многое: разницу между смирением и трусостью, между ответственностью за свою судьбу и отказом от борьбы. По крайней мере, это был вполне реальный внутренний выбор. Теперь пора было начинать жизнь заново, заморозив себя на время, которое суждено было провести во мраке и сырости, сколько бы это ни продлилось.

«Сколько бы это ни продлилось…» — Дрейко содрогнулся. Столько мужества он в себе не видел. Паника подобралась к горлу и принялась душить его изнутри. Он вскочил и подбежал к единственному окну в темницу, естественно, зарешеченному и поблескивающему красным, — с высокой степенью магической защиты. Кругом была темнота, или это потемнело у него в глазах?

Пик прошел, и юноша, пошатываясь, вернулся к себе, в нетронутый паутиной угол. Он на время покинул тот мир, к которому так привык, но в котором почти все теперь было разрушено. Остался один–единственный мост, с которым ничто не сможет совладать, и этот мост — Луна. Глупо даже пытаться убедить ее не ждать его, она все равно не сможет через себя переступить. Да и надо ли это? Последняя мысль показалось Дрейко чересчур эгоистичной, но одновременно и успокаивающей, и он не стал ее отбрасывать, позволив ей на какие‑то мгновения задержаться в его разуме.

Мотылек еще немного покрутился около потухшей лампочки и улетел прочь, куда‑то к океану…

Неизвестно, сколько времени прошло, но звук знакомого голоса вывел Дрейко из полудремы.

— Поттер, это ты?

— Да, — тихий голос осторожного дипломата.

Чтоб его! Только он успел обрести равновесие!

— Так какого черта это ты? — в меру недружелюбно осведомился Дрейко, принимая непринужденную позу человека, расположившегося на длительный отдых.

Гарри молчал, не собираясь оправдывать свой приход. Он несколько оробел перед тем, как зайти в камеру, но наглый тон приятеля (или бывшего приятеля, Гарри никак не мог определиться) заставил его внутренне сосредоточиться и принять вызов.

— Мне нужно задать тебе пару вопросов.

— Неужели? А как насчет того, чтобы поздравить меня с тем, что я помог тебе добиться твоих целей? Ты уже заместитель начальника? Сумел придумать достойное объяснение тому, как я оказался в твоем доме? Наверняка сумел, уж у тебя‑то язык подвешен.

— Постой, — Гарри поднял руку, останавливая красноречие Дрейко. — Ты же сам знаешь, что мне было не до того. У меня, кроме того, было слишком мало информации, да и не стал бы я себя выгораживать. Странно, что тебе не сказали до сих пор, что меня и Рона отстранили от этого дела навечно и приставили к нам охрану.

— Да? — Дрейко изобразил удивление, хотя в действительности этот разговор его ничуть не интересовал, он чувствовал себя ледышкой, исчерпавшей свой ресурс. — Значит, где‑то ты недоработал, Поттер.

— Скорее, перестарался, — Гарри слегка улыбнулся надтреснутой улыбкой, так что Дрейко невольно поймал себя на сочувствии. — Я знал, что ты поступишь именно так, но не думал, что именно в этот день.

— Я ждал, когда появится возможность. И тебя не было дома.

— Ты не доверял мне?

— Естественно. А ты бы мне доверял на моем месте?

— Не знаю. Я мало в чем сейчас уверен.

— Это правильно. Глядишь, и Гриффиндор чему‑нибудь со временем научится.

— Хватит уж строить из себя непревзойденного знатока жизни, — поморщился Гарри. — Лучше скажи, куда ты дел артефакты?

Этот неожиданный переход застал Дрейко врасплох, так что он ответил не сразу.

— Поттер, где подвох? — прищурился он, меняя положение. — Тебя все‑таки подослали.

— Нет, и не думаю, что начальство обрадуется, если узнает, что я здесь. Ты удивлен?

— По правде говоря, да. Разве не ясно, что я их закопал? Вроде бы вы, ребята, давно их обнаружили. Так что не дождетесь: не видать вам поимки с поличным, как мне свободы.

— Перестань кривляться, все не так просто, хотя я подозревал… — Гарри умолк.

— Что подозревал‑то?

— Ты тут не причем, — убежденно проговорил Гарри и тут же, прямо на глазах, словно сделался на несколько лет старше. Дрейко даже позабыл о всех своих претензиях к «герою нашего времени» и с усилием поднялся с пола.

— Конечно, не причем, — веско произнес он, подходя к Поттеру. — Я, знаешь ли, ничего опаснее в жизни не видел, включая змею покойного Темного Лорда после недельной голодовки. Сам подумай, долго ли человек, у которого осталась хоть капля здравого смысла, будет таскать за собой такую штуку? Закопал я их, точно тебе говорю, перед тем как…

Дрейко осекся, после чего встревожено посмотрел на Гарри. Тот отрицательно покачал головой, давая понять, что в стенах тюрьмы лучше не называть имен.

— И… что теперь? Что ж я наделал‑то? — ахнул Малфой–младший.

— Теперь это уже не твоя забота, да и не мог ты ничего поделать.

— Гарри, — голос Дрейко полностью изменился, масштаб готовой разразиться катастрофы только теперь так ясно представился ему, — он меня защитил, я не знаю как, от проникновения в сознание. Вроде как они о чем‑то договорились…

— Что? — Гарри не удержался и схватил Дрейко за плечи. — То есть, теперь они что‑то замышляют… вдвоем?!

— Похоже на то. Гарри, он ставил какие‑то эксперименты над сознанием, не спрашивай меня, в чем они состояли, я не настолько подкован в этой сфере. Но он запирался ото всех, будто это что‑то запретное. Скорее всего, так и есть. И почему я не помешал?

— Если он решился…

— Его ничто не остановит, да.

Минуту они смотрели друг на друга.

— Про Министерство ничего не знаешь? — прошептал Гарри, покосившись на дверь.

— Ничего, — также одними губами ответил Дрейко, — но там что‑то затевается, это точно. И что произошло с нашим рассудительным Кингсли, вообще не понимаю, нашел кого приглашать.

— Он просто ненавязчиво убедил Министра в том, что может помочь разобраться в ситуации, — с горечью сказал Гарри. — Что же ему на самом деле надо?

— Прости, я тебе в этом не помощник, — Дрейко отстранился от него и сунул руки в карманы. — Кажется, ты проиграл, потому что тебя так просто не пустят в Министерство, а у него туда свободный доступ, да и понимает он побольше твоего. Да и планов его мы не знаем.

— Он судьбе помогает, — загадочно отозвался Гарри. — Скоро нам всем придется очень туго, но я лично свой выбор уже сделал.

— И каков он? — усмехнулся Малфой–младший.

— Остаюсь с проигравшими, — пожал плечами Поттер. — Там я нужнее, там я оставил всего себя целиком.

— Не целиком, — совсем тихо пробормотал Дрейко. — Видишь, одна твоя частичка останется здесь, со мной, потому что таков уж ты, другая сейчас устремится — мы оба знаем куда. А вот что с ней потом будет, ты не решил?

— Вообще‑то, решил, — вновь болезненно улыбнувшись, ответил Гарри, что заставило Дрейко посмотреть ему прямо в глаза.

— Это слишком опасно. И у тебя теперь того, жена есть, — неуверенно пробормотал он, а Гарри рассмеялся.

— Я хотя бы попытаюсь. Обещаю контролировать ситуацию.

— Ну–ну, — проворчал Дрейко, чувствуя, что визит подошел к концу. — Стало быть, больше можем не увидеться?

— Это весьма вероятно, — серьезно подтвердил Гарри, не сводя глаз с бывшего врага.

— Черт, — Дрейко также не мог отвести взгляд, стараясь запомнить Поттера именно таким — немного грустным, но решительным, уставшим, но выбравшим свой жизненный путь. Жаль только, что он, Дрейко, не успел выбрать его вовремя.

— Удачи тебе, — искренне произнес Малфой, похлопав Гарри по плечу, — удачи вам всем, даже Уизли. А теперь сделай одолжение, проваливай отсюда, пока я не растрогался, как девчонка!

Гарри понимающе кивнул, развернулся, чтобы уйти, но вдруг передумал и напоследок все‑таки стиснул Дрейко в кратком мужском объятии. Больше они друг на друга не смотрели, и лишь когда дверь камеры закрылась за Поттером, Дрейко отважился кинуть на нее мимолетный взгляд.

— Как бы я хотел пойти с тобой, — прошептал он, снова опускаясь на пол и обхватывая себя руками.

За окном сгущалась зловещая темнота, мерцающая нездешними бликами. Море волновалось неподалеку, и, хотя дул сильный бриз, деревья испуганно притихли на берегу.

— Ты задержался, — коротко упрекнул Холборн, когда Гарри появился в коридоре.

— Извини, — пожал плечами Поттер и не произнес больше ни слова, пока они не вышли на улицу.

— Дальше я пойду один, — твердо сказал он, обернувшись к Холборну.

— Не было такой договоренности.

— Я знаю, что не было, но я должен пойти один. Объяснения, полагаю, излишни.

— Скажи мне, что ты собираешься делать, — Запоминающий и Стирающий медленно потянулся рукой к палочке, и Гарри, заметив этот жест, резко выхватил свою.

— Не стоит, — проговорил он. — Я же сказал, что утром буду на месте. Я должен попытаться предотвратить то, не знаю что. Ты же знаешь, мне это все ни к чему, но я несу свое бремя, которое несколько отличается от твоего, особенно теперь, когда мне почти перекрыли кислород. Отпусти меня.

Холборн так и не достал палочку и без всякого выражения смотрел на Гарри. Наконец, он покачал головой и строго произнес:

— Я не могу отпустить тебя до утра.

— И не надо. Отпусти меня на три часа.

— Три часа?

— Да, не больше. Ну же, Холборн, чем дольше мы тут с тобой пререкаемся, тем меньше времени остается.

— Скажи честно, почему ты просто не скажешь мистеру Вестерсу? — с ноткой непонимания осведомился Холборн; по нему было видно, что он уже сдался. — Почему ты пытаешься спасти того, кого не нужно спасать?

Гарри бросил на него острый взгляд. Знает или нет? Если знает, почему до сих пор ничего не предпринято?

— Я просто предполагаю, — невозмутимо отозвался Запоминающий, словно в ответ на его мысли. — Ты ведь прекрасно знаешь, у кого артефакты, за кем следовало бы начать охоту, но ты молчишь, и поэтому тебя тоже подозревают.

— И ты?

— Даже не знаю. Кажется, ты действительно хочешь покончить с этим своим, мирным способом, но уже не веришь в удачу. Так что я подумал, может…

— Нет, никого предупреждать не надо, и подкрепление мне не нужно.

— Ты уверен?

«Нет», — хотел ответить Гарри, но это слово застряло у него в горле.

— Да, — соврал он, глубоко вздохнув, — да, уверен.

— Тогда удачи.

Гарри слегка наклонил голову в знак благодарности и повернулся на месте.

Все было готово, оставались считанные часы. Ларчик открывался очень просто, нужно было просто договориться с нужным информатором. И почему он сразу об этом не подумал? Нельзя все время действовать, полагаясь лишь на свои знания, особенно если у противника их значительно больше. И вот теперь, заставив его поделиться этими знаниями, можно было начинать операцию.

Часы на цепочке свисали с кресла и неестественно громко тикали. Точно проснувшись, они покачивались в такт вновь и вновь взметавшимся в камине искрам и язычкам пламени. Они вели свой отсчет и скоро должны были прозвенеть, если бы могли. Но у них была другая задача. Фигурка девочки с букетом цветов в руках стояла на столе, освещенная маленькими свечами в бронзовом подсвечнике. Деревянное личико постепенно оживало, и, казалось, фигурка вот–вот сделает реверанс или просто подпрыгнет и убежит. Манок, лежавший чуть поодаль, с виду ничем не изменился, но если взять его в руку, можно было сразу ощутить, насколько потеплела его поверхность, несмотря на то что он был удален от всех источников тепла. Девочку и манок разделял кинжал, неразгаданный, манящий и… высоко оцененный гостем из потустороннего мира.

Северус Снейп задержал на нем взгляд, прежде чем сесть в кресло и взять в руки часы. Ожидание томило его, хотя ждать оставалось недолго. В памяти всплыл договор, решивший все.

«У меня есть сила потусторонних существ, у меня скоро будут артефакты, их сила влечет меня, а что есть у тебя? Ты проник в мою ловушку, маг, и надеешься остаться в живых, не предложив взамен ничего?»

«У меня есть только один артефакт, и его подлинность несомненна».

Снейп вытянул вперед руку с древним кинжалом, и призрак, заточенный в ловушке, замерцал фиолетовым свечением. Затем он как бы подплыл ближе к Снейпу, и мужчину словно окатило холодом, который был во много раз резче, чем любой ветер в самом глубоком из подземелий Хогвартса. А там тоже царил холод…

«То, что ты держишь в руках, человек, я и не надеялся найти. Ты сильно упрощаешь мою задачу. В назначенное время нужно будет только поместить этот кинжал в определенное место, и мы оба достигнем желаемого».

«Когда это будет?»

«Скоро. Медлить нельзя».

«Дай мне знать. У тебя будет более свободный доступ к моему сознанию, и я приду по твоему зову и освобожу тебя».

Призрак осклабился.

«Следи за стрелкой на часах и за моей энергией. Если ты хочешь меня в проводники, она не покинет тебя».

Снейпу показалось, что он набрал в грудь воздуха, а затем бросился с обрыва в бурную реку, а может быть, лишь в тихую, но очень глубокую заводь.

Скиант не обманул: сила пульсировала в сознании Северуса и вокруг него, и он не мог решить, хотелось ли ему по–настоящему идти до конца или нет. Каждое движение стрелки на часах эхом отдавалось в глубине его души, все еще сомневающейся, все еще ищущей. А еще он испытывал смутный страх, что дело выйдет за рамки его собственного отчаянного желания. Где‑то, безусловно, засел обман, это великая глупость — полагать, что призраки никогда не лгут. Это был не просто призрак, а вестник того ужаса, который вскоре должен был обрушиться на никем не защищенную планету. Еще был, наверное, шанс остановиться…

Шанс материализовался в виде черноволосого юноши в очках, которого Снейп так ждал и которого уже начал ненавидеть куда сильнее, чем прежде, за его равнодушие. Поттер вошел в кабинет, мельком окинул его взглядом, приметил артефакты и вперился глазами в искаженное лицо Северуса.

— Не надо, — каким‑то жалким голосом произносит он, и Снейп сразу же берет ситуацию под контроль.

— Кажется, у нас не назначено свидание, мистер Поттер, — вкладывая как можно больше яда в свой голос, замечает он. — И вы вломились без стука. Что‑то произошло, кого‑то опять надо выручать или вы — не дай Мерлин! — соскучились?

Поттер внимательно смотрит на кинжал, делает движение к волшебной палочке, но Снейп опережает его, ловко перехватывая его руку и вырывая палочку. Теперь он мог сделать с Мальчиком–Который–Выжил что угодно, даже убить его. Однако полезнее было просто нейтрализовать Поттера, чтобы он не ломал ему планы.

— Хватит вмешиваться в мою жизнь, — прошипел Снейп, произнеся Связывающее Заклинание. — Поздно, Поттер. И за ваше опоздание я награждаю вас бессилием, — он улыбнулся полубезумной улыбкой, прежде чем заткнуть Гарри рот кляпом и начать спокойно собирать артефакты.

Гарри, перевернувшись на спину, судорожно соображал. Да, Снейп приобрел поистине невероятную прыть, стремясь осуществить какие‑то свои замыслы. Ему даже палочка не потребовалась, чтобы обезоружить пока еще сотрудника Первого Отдела авроров. Позор, да и только! Гарри попытался высвободить хотя бы одну руку, но ничего не вышло. Снейп покосился на него через плечо, убирая кинжал, и криво усмехнулся. Усмешка была какой‑то новой, или Гарри только почудилось. Пламя в камине беспомощно трепетало, будто выражая безмолвный протест происходящему. Закончив приготовления, Снейп накинул на плечи дорожную мантию и склонился над Гарри.

— Прощайте, Поттер. И не вздумайте еще раз встать у меня на пути. Вам неведомо то, что я испытываю, так не беритесь меня лечить. Я был глупцом, полагая, что это в ваших силах, а теперь, повторяю, поздно. Заботьтесь о том, что еще может уцелеть, а я давно разлетелся на мелкие кусочки. Не советую меня оплакивать.

Гарри попытался поговорить с ним мысленно, но его отбросило такой мощной волной ненависти, что юноша едва не задохнулся. В глазах потемнело, и сквозь пелену он услышал тихий голос Снейпа:

— Я не зверь, Поттер, кем бы вы меня ни считали. Вашу палочку я оставлю вон там, на полке над камином. Если сумеете до нее добраться, хорошо. Впрочем, я надежно связал вас, не думаю, что вы успеете что‑либо предпринять.

Он в последний раз жестко усмехнулся, быстро подошел к камину и, оставив на нем палочку Гарри, покинул кабинет, больше не взглянув на Поттера.

Прошло несколько секунд, пока Гарри пытался унять не то ярость, не то отчаяние, пылавшее внутри. Он осмотрелся, надеясь увидеть кого‑нибудь из бывших директоров на портретах, но напрасно: все они были занавешены. Это было против правил Хогвартса, но Снейп, по–видимому, считал, что не нуждается больше ни в чьих советах.

«Он все‑таки покинул школу, которую поклялся защищать, — подумал Гарри, сражаясь с путами. — Что же с ним произошло? Неужели он не оставил никому никаких указаний на тот случай, если его не станет? И, судя по всему, он винит во всем меня. Как мило: наверное, это не я в не таком уж далеком прошлом готов был порвать всех и каждого, кто намеревался причинить ему вред! Да, мы несколько охладели друг к другу, ну и что? Разве это повод ввергать весь мир в пучину бедствий от армии голодных призраков?»

Гарри пытался заставить свой мозг рассуждать трезво. Не зря же его учили такому количеству невербальных заклинаний на все случаи жизни. В том числе — если палочка вдруг окажется в нескольких метрах от аврора во время боя. Помнится, даже был зачет на эту тему, но с заданием справились всего двое, и то, похоже, с перепугу, а вот Гарри сейчас почему‑то никакого страха не испытывал, только гнетущую безнадежность.

«Манящие Чары — старый проверенный способ, да вот только этот… хороший человек положил ее так, что я ее не вижу!» — злился Гарри, извиваясь на полу. Мышцы у него уже затекли, однако все, что он мог сделать, это ползти к камину, через каждое усилие призывая на голову Снейпа всевозможные проклятия. Для очистки совести Гарри уверил себя в том, что на фоне дела, задуманного мастером зелий, его, Гарри, нецензурная брань уж точно мелочь.

У самого камина Гарри передохнул и переключил свое внимание на кляп. Через несколько минут или, возможно, часов — время то пускалось вскачь, то останавливалось — ему удалось от него избавиться, и он сосредоточился на том, чтобы мысленно приманить к себе волшебную палочку.

«Акцио! … И все равно же опоздаю… сколько еще у меня времени? … Акцио, давай же! … Надо было лучше заниматься. Предупредить народ или нет? Второго побоища в Министерстве, как на пятом курсе, не хотелось бы. Знать бы только, с кем придется сражаться… Акцио!»

Эффект получился лишь на четвертый зов: палочка из остролиста слетела с каминной полки и мягко приземлилась на ковер, и Гарри, перекатившись на бок, онемевшими пальцами подцепил ее. Зажмурившись, выдохнул:

— Редукто!

Веревки, опутывавшие его тело, опали и вслед за тем исчезли. Заклинание было совсем слабым, обычно такие искусственные веревки никуда не исчезали. Гарри снова выругался, вспомнив ту нарочитую небрежность, с которой Снейп блокировал его руку и применил к нему всего лишь Связывающее Заклинание, хотя мог не только обездвижить, но и, к примеру, вырубить его на пару часов. Это была чистая насмешка вроде бы в духе Снейпа, но Гарри разозлился не на шутку.

— Я тебе помешаю! — вслух произнес Поттер и быстрым шагом вышел из кабинета Директора, захлопнув за собой тяжелую дверь.

В Лондоне царило неуместное, с точки зрения Гарри, веселье: по улицам неторопливо проплывали карнавальные шествия, повсюду то и дело громыхали фейерверки, взлетали в небо разноцветные шары, и казалось, что празднование должно было затянуться на всю ночь.

— Идиоты! — бормотал Гарри, расталкивая толпу маглов, даже не пытаясь вспомнить, какой сегодня праздник и есть ли он вообще. Он спешил ко входу в Министерство, твердо уверенный в том, что войдет туда любой ценой.

Это оказалось несколько сложнее, чем он думал. У самого входа (ржавая дверь в кирпичной стене невзрачного старого дома) дежурили четверо, и, к сожалению, они прекрасно знали его в лицо.

— В Министерство сейчас можно входить только по особому поручению от Министра или от главы Первого Отдела, — печально пробубнил один из авроров.

— Он здесь? — ровным голосом спросил Гарри, медленно доставая палочку.

— Кто? — моргнул дежурный.

— Мистер Вестерс.

— Да, прибыл час тому назад, и все Отделы были приведены в состояние боевой готовности. А вот насчет вас, мистер Поттер, у нас особое ра…

Договорить он не успел. Гарри выстрелил в него Оглушающим Заклятьем в упор и, скрывшись под мантией–невидимкой, трансгрессировал на несколько метров назад. Другие три аврора тут же принялись сканировать местность, но лучше бы они, как справедливо решил Гарри, позаботились о щитах. Двоих он оглушил, третьего не без труда удалось обезоружить: парню из Четвертого Отдела, занимающегося охраной Гринготтса, под конец удалось сорвать с Гарри защитную мантию, и тот едва успел пригнуться и выпалить Разоружающее Заклятие. Гарри подобрал Мантию, спокойно связал всех четверых, оглушил последнего пребывавшего в сознании и вошел через ржавую дверь в атриум, с левой стороны.

И — сразу понял, что там, внутри Отдела Тайн, в этот самый момент что‑то происходило. По атриуму сновали люди с палочками на изготовку, все они пробегали мимо Гарри, тщетно пытавшегося разглядеть в этой суете какой‑либо смысл. Вдруг ему резко перестало хватать воздуха, и он часто задышал, ища глазами свободный лифт. Все лифты бесперебойно трудились, доставляя волшебников туда, куда им было надо. Почти физически ощущая, как секунды утекают сквозь пальцы, Гарри бросился к первому попавшемуся лифту, оттолкнул от него низкорослого волшебника с густой бородой и, влетев внутрь, приглушенно крикнул:

— Отдел Тайн!

Решетки захлопнулись, как показалось Гарри, быстрее и громче обычного, и кабина лифта ухнула в ледяную пропасть.