Если ты меня любишь

Глава 15. В стране, из которой не вернуться.

Гарри непроизвольно сделал шаг назад у самого края — и вовремя. На них дохнуло мощным всплеском энергии, и из ямы вылетело несколько теней. Гарри на секунду похолодел: с кучей скиантов не справиться и целому отряду опытных авроров, не то что им вдвоем с Луной.

— Гарри, это не они! — твердым голосом сказала Луна и скользнула из‑под мантии–невидимки. — Вперед же!

Опомнившись, Гарри тоже сорвал с себя Мантию и кинулся ей на помощь. Ему показалось, что эти ребята не больно‑то отличались от скиантов, ибо были тоже несравненно более плотные, чем привидения, и тоже как‑то подозрительно светились. Но Луна была права: от них не исходило такой жути и всепоглощающей силы, которая у людей именуется волей.

Заклинание света сработало неплохо, но гораздо более действенным оказался ярчайший Патронус Луны, которого она вызвала с первой попытки. Гарри скрипнул зубами, чувствуя себя не способным к такому волшебству, и слегка увеличил мощность «Вигон луцис». Призраки умчались ввысь, следуя невидимым спиралям воронки. Гарри решил не дожидаться, пока они появятся вновь и, возможно, с подкреплением, взял Луну за руку и осторожно подошел к краю.

— Ты видишь Врата? — спросил он ее.

— Нет, — пожала плечами Луна. — Но все равно лучше нам не прыгать. Высота немалая.

— Трансгрессировать опасно. Откуда ты знаешь, что там сейчас?

— А разве есть выход?

Гарри пришлось снова отдать ей должное.

— Держись за мою руку очень крепко, — пробормотал он. — Неизвестно, что будет, когда мы окажемся прямо у основания этого «водоворота».

— Хорошо, — покорно согласилась Луна и так вцепилась ему в пальцы, что он сперва охнул, а потом раскрутился на месте.

Как выяснилось, это было хоть и единственным, но не самым удачным решением. Они попали прямо на платформу, к самой Арке, где все по–прежнему сотрясалось и крошилось. Гарри едва не соскользнул с платформы, потому что потоки воронки отбросили его назад, Луна же оказалась втянута внутрь самой воронки, и ее руку стало почти невозможно держать.

— Не отпускай меня, Гарри! — завопила девушка, пытаясь уцепиться за Арку.

Предупреждать об этом было необязательно. Гарри страшно напрягся, попытался сделать хотя бы два шага и понял, что вот–вот взлетит сам.

— Инкарцеро! — из палочки вырвались веревки, которые крепко обмотались вокруг одного из столбов Арки, и Гарри потянул на себя Луну сильнее.

— Хватайся за конец веревки! — прокричал он. — У меня сейчас руки отвалятся!

Она сильно перепугалась, но совладала с собой и, ухватившись за веревку, начала карабкаться к центру «водоворота». Гарри и сам видел, что по–другому через Врата не пройти: на периферии был слишком сильный ветер, который мог отправить их в такой полет, что потом костей не соберешь.

— Луна, мы должны попасть туда одновременно, слышишь? — сквозь гул ветра крикнул Гарри, сражаясь с веревками. Волшебную палочку оставалось только взять в зубы, чтобы не потерять.

Луна так и сделала и не ответила ему, зато она была уже у самых Врат и ловко обхватила одной рукой один из столбов. Ее тут же потянуло наверх, и Гарри оставалось только поторопиться. Он рывком преодолел расстояние, отделявшее его от Луны, и обнял ее. За секунду до того, как они отпустили веревки, у него промелькнуло сомнение насчет того, смогут ли они перевернуться в воздухе и трансгрессировать, если их все‑таки выбросит из воронки. Вдруг она не действует по принципу водоворота?

В следующий миг он едва самого себя не забыл. Их с жуткой силой рвануло вверх и понесло по расширяющемуся кругу. Где верх, где низ — определить было нельзя, было только ясно, что они возносились все выше и выше, на десятки и сотни метров над землей, а кругом сверкали разноцветные молнии и то и дело мелькали чьи‑то неупокоенные души, жаждущие свободы.

«Когда же кончится эта воронка?» — отчаянно подумал Гарри, уткнувшись в плечо Луне, в то время как ветер стремился разорвать их обоих на части. Гарри уже толком не знал, чего следует бояться больше: того, что их выбросит с такой высоты, или того, что их оторвет друг от друга и…

Внезапно подъем завершился, и они с той же ужасающей скоростью понеслись вниз. Луна что‑то приглушенно пропищала, кажется, звала маму. Гарри зажмурился, представив, как они сейчас вдребезги разобьются о платформу, если их замысел не сработает и воронка их не втянет.

Ветер в ушах шумел все сильнее, скорость росла, все ближе была земля и каменная платформа…

И вдруг все стихло, а потом их резко встряхнуло, и они, не удержавшись, отлетели друг от друга.

— Луна, — просипел Гарри, с трудом приподнявшись, но еще не решаясь открыть глаза.

— Я тут, — раздался ее голос в нескольких шагах. — Ух ты, все оказалось не так плохо.

Гарри слегка покачнулся, пытаясь подняться, но устоял и первым делом проверил палочку и Мантию. Они были при нем. Лишь после этого он огляделся. Луна уже успела отойти от него на приличное расстояние, явно настроившись на увлекательную прогулку.

Что‑то не так. Гарри вытянул руку с палочкой и вперился взглядом в гористый пейзаж перед собой. Кругом ни души: ни живой, ни мертвой. Только Луна уже что‑то обнаружила на одном из валунов, которые имелись в этой странной долине в изобилии.

— Луна, что у тебя там? Не трогай!

Он подбежал к ней. Девушка держала на ладони крошки бирюзовой земли.

— Красивая, да?

— Да с ума сойти! — не выдержал Гарри. — Ты хоть понимаешь, где мы?

— Конечно! — невозмутимо ответила Луна и отряхнула руки. — Я просто не думала, что у кого‑то из нас такая богатая фантазия.

— Вестерс сказал, что нам могут попасться отрывки из наших снов и мечтаний, но… не может же все это…

— Ты лучше припомни, что он еще говорил.

— Трудно как‑то, — признался Гарри, ощутив вдруг огромное желание лечь и уснуть. — Нас отвлекают от нашей цели. Надо спешить.

— Да. А ты заметил?

— Что?

— Здесь нет ветра. Ни малейшего дуновения.

Вот в чем странность! А он себе уже вообразил, что их кто‑то собирается атаковать. И вправду, Вестерс говорил, что может случиться все, и не стоит тратить время на безграничное удивление.

— Направление, — мрачно сказал Гарри своей палочке. Та завертелась у него на ладони, как волчок.

— Я и не надеялся, — сам к себе обратился юноша и повернулся затем к спутнице: — Доверю выбор пути тебе, я выдохся.

— Не говори так. — Серьезности Луне в этот момент было не занимать. Взгляд голубых глаз прямо‑таки буравил Гарри насквозь, чего раньше не случалось. — Ты просто не хочешь его искать. Так или нет?

— Давай не будем ссориться…

— И уходить от ответа. Разве ты не понимаешь, как много от этого зависит?

— Единственное, чего я не понимаю, — тихим голосом начал Гарри, — так это почему я все еще должен давиться чувством вины? Всегда я, как будто это я один сделал все неправильно. Скажи, Луна, ты вот так хорошо его понимаешь, почему он так поступил? Сколькие отправятся теперь вслед за ним, но уже не по своей воле? Что он скажет им, если они встретятся? Впрочем, дай угадаю, ему на это глубоко наплевать!

— Не совсем так, — вздохнула Луна. — Просто он каким‑то краем сознания решил, что раз мир на него забил, то и он может это сделать. Согласись, он много старался для волшебного мира, но никто не удосужился ни о чем его спросить, вообще спросить о нем.

— Разве это с самого начала не было очевидностью? Кого этот мир когда‑нибудь спрашивал? И дело не в приспособлении вовсе, дело в искусстве жить там, где твое место. Кажется, его местом оказался Хогвартс. Более того, он сам его выбрал. Не так уж и мало. И что же он оставит там после себя?

— Здесь вопрос не в его порядочности или совестливости, или еще чем‑то таком, чем оперируют люди, привыкшие судачить о внешнем. Надо сначала дойти до такой глубины (или пасть — в твоем варианте), а потом уже судить его.

— Значит, ты считаешь, что он не может быть осужден за свой поступок? За то, что поставил мир на грань катастрофы ради своей прихоти?

— Это прихоть? — Луна с безграничным изумлением посмотрела на Гарри. — Ладно, ты сейчас немного не в себе. Но… разве это не худшее наказание — оказаться здесь? Кто тебе сказал, Гарри, что ад действительно под землей?

Гарри хотел возразить, но понял, что ведет себя до крайности беспечно. Если и он сейчас упрется в свой индивидуализм — никто за него дела не поправит. В конечном счете, его наивность сыграла не последнюю роль в том, что Снейпу удалось осуществить свою безумную идею. Да и так ли уж она была безумна? Смерив Луну, на всякий случай, строгим взглядом, он сам выбрал направление.

Они шли около пятнадцати минут, и пейзаж вокруг них постоянно менялся, как подметил Гарри, в зависимости от настроения. Солнца в этом пасмурном мире не предусматривалось, и поэтому путешественники в Страну Мертвых то попадали в широкие туманные долины, то в густой, издалека кажущийся черным лес — и все было серым, бесцветным. Пару раз Луна явно пыталась соткать из мыслей каких‑нибудь зверушек, но Хозяин Страны постоянно предугадывал ее намерение, и милые зверьки превращались в злобных призрачных монстров, которые, впрочем, тут же исчезали. Гарри почему‑то мутило при виде них, и он старался вообще не пускать в свою голову ни одной лишней мысли. Работа была не из легких: сознание буквально металось из стороны в сторону, порождая все новые темные творения откуда‑то из своих недр, давно забытых их обладателем.

«Не вспоминай о снах, — предупреждал его Вестерс. — Там царит своя магия, но, конечно, она будет воздействовать на твои худшие стороны, то есть на те, которые тебе неподконтрольны. Если не можешь владеть снами, не обращайся к ним в трудную минуту».

Гарри был невыразимо рад тому, что вовремя припомнил это напутствие своего начальника. Вообще, все мало–мальски путные мысли из головы уже улетучились, и Луна, судя по ее растерянному виду, испытывала то же самое. И зачем она вообще за ним потащилась? Да еще и пыталась его поучать! Идут они себе без всякой подготовки непонятно где, а что происходит там, наверху? Стоп, а что такое «наверху»? Что там находится, и почему за это место следует волноваться? Так, главное не вспоминать сны… Какие тут сны, ничего и так не вспомнить.

Гарри остановился, не заметив, как пейзаж полностью превратился в горный. Только камни, ни травинки, вершины скал неожиданно сомкнулись над ними — и у Гарри появилось ощущение, что когда‑то с ним это уже происходило.

— Л…?

А как зовут эту девушку, которая была с ним? Да, наверное, и не было никого, он просто ее придумал, пока страдал от страшной путаницы в собственной голове. Странная девушка, доказывала что‑то про то, что он немного не в себе. Тоже удивила, разве можно тут остаться с нормальной головой? И все‑таки — где она?

Гарри несколько раз повернулся вокруг собственной оси, но понял только, что стоит один в узком горном проходе, а гора надвигается на него со всех сторон. Это бред, ему это просто кажется. Гора… там тоже была гора, в другом месте, и не менее зловещая. И чего он там забыл, когда оказался зажатым между смертью и смертью? Наверное, искал там что‑то, если только ему это не приснилось.

Как ужаленный, Гарри затряс головой, с силой сжимая виски. Нельзя сомневаться во всем! Даже если от его собственного существования не осталось уже ничего, кроме жалкого, иссушенного мысленными перипетиями сознания, он должен идти, пока не растворится! Или что там с душами умерших происходит? Стоп, но он же их воочию видел, совсем недавно, стало быть, они не исчезают, не превращаются в ничто.

Ему почудилось, будто неукротимо приближавшаяся скала толкнула его одной из своих «стен» в плечо. Это послужило сигналом — Гарри со всех ног помчался вперед по грохочущему коридору и только теперь услышал этот пронзительный скрежет камней над головой. Он определенно слышал его раньше, это был не сон, но разве ему не говорили, что сны имеют свойство оживать? Кто говорил — не столь важно, главное выбраться, а потом, быть может, он и разберется во всей этой какофонии звуков и мыслей.

Просвет в конце коридора стремительно уменьшался, по мере того как юноша приближался к выходу. Однако его до сих пор еще не захватили в смертоносные тиски серые камни, и он продолжал бежать, пока не уперся в стену. Грохот прекратился, но теперь он был в каменной ловушке — голая пещера, невероятно тесная даже для одного и жуткий запах… серы, что ли, раз он в аду? Про ад говорила неизвестная мисс Л. Хорошо хоть буква в голове засела! Какой кошмарный запах, разъедающий мозг и остальные внутренности. И опять оно — чувство, что это уже с ним было. Он вот так же стоял перед сплошной стеной и не представлял себе, что делать дальше, сходя с ума от невыносимого запаха и ощущения бесполезности всего на свете. Почему всегда пещеры? Что его с ними связывает? Надо найти ответ, но на это просто нет времени.

Каждая мысль порождала новые вопросы, и Гарри изо всех сил старался восстановить мало–мальски логичную картину. Почему у него нет времени на то, чтобы подумать? Это он сам себе внушил, или кто‑то ему нашептывает? Пещеры, гора, тяжелый запах какого‑то вещества, жар… да, теперь появился жар и показался огонь. Гарри моргнул: он не видел огня, но тот, казалось, пожирал его изнутри.

«Значит, я опять о чем‑то вспомнил, о каком‑то из своих нелепых снов. Только почему они об одном и том же?»

Самым страшным для него в тот момент было то, что он никак не мог обрести ясность разума, теряясь на бесконечных перекрестках, состоящих из обрывков снов. Казалось, будто он слишком много выпил или находился в состоянии нескончаемой полудремы. Тьма вокруг становилась все ближе, она словно вползала внутрь него, устраиваясь в его душе поудобнее и приготовившись к последнему удару.

«Я должен что‑то изменить! Я был здесь не один, не один… Но с кем? И почему мы тут очутились?»

Гарри сдвинулся с места, тяжело и неповоротливо, и побрел просто вперед, не глядя по сторонам. Собственно, глядеть было некуда: сплошная чернота, сквозь которую приходилось продираться, как через трясину. То там, то тут все еще мелькали какие‑то огоньки, но Гарри сомкнул веки, не позволяя себе на них отвлекаться. Напряжение в нем достигло апогея, юноша по наитию вынул палочку и прижал ее к груди. Слегка потеплело, мрак замер в ожидании, или он сам себя в этом в очередной раз убедил. Надо было что‑то предпринять, а что поможет против тьмы, если она проникла уже в твою суть? Раньше, помнится, свет можно было извлекать прямо из своей души, направляя его с помощью… ну да, палочки.

— Экспекто Патронум, — вяло прошептал Гарри, ничего не ожидая.

Какие странные, пустые слова. Все по–прежнему, разве что он удостоверился в том, что еще может говорить и идти чуть быстрее. Потом с конца палочки упало несколько светящихся серебристых капель, и мрак ощетинился, завозился, точно что‑то в его планах пошло не так. А именно: что‑то оставалось в сущности Гарри Поттера, оказавшегося в качестве незваного гостя в стране, где живым не рады, и это что‑то всецело принадлежало только ему.

— Экспекто Патронум, — чуть громче повторил юноша, оторвав палочку от тела и с усилием стараясь вытянуть руку.

Все опять загремело, загрохотало, закричало на тысячи безумных голосов, уже приготовившихся поглотить свою добычу. Палочка испустила тонкий луч, который светил в течение нескольких секунд, но их хватило, чтобы Гарри выпрямился и до того ускорил шаг, что почти побежал сквозь многоголосое Ничто, разрезая его подобно острому лезвию.

— Экспекто Патронум! — во всю мочь крикнул Гарри, и целое облако выплыло из его верной палочки, подсказавшей хозяину решение в последний момент. Затем облако окутало его, и свет буквально вышвырнул его из тьмы, которая вдруг оказалась маленьким, быстро сворачивающимся внутрь себя шариком, который закружился прямо перед Гарри и исчез.

Молодой человек задрожал от холода, когда осеняющее его облако исчезло, а он оказался лежащим на жухлой траве бурого оттенка. Он был один, но теперь все его мысли и воспоминания были при нем.

«Уже лучше», — констатировал он, разглядев впереди себя небольшой прудик с чахлыми деревцами вокруг.

Гарри пошел к воде, помня о возможной ловушке. Он прекрасно понимал теперь, почему думал о пещерах и горах и вспоминал все свои сны — а их было немало, — связанные с этим. Страшно было подумать, как много времени он на самом деле потерял, блуждая в собственном маленьком аду. Впрочем, до ада было еще явно далеко.

Он опустился на колени у кромки воды и взглянул на синюю, чуть волнующуюся поверхность. Но вот рябь улеглась, словно поняв, чего он от нее хочет. Он и сам не знал, как до этого додумался, но сейчас размышлять об этом уж точно не стоило. Поверхность пруда отражала все, что когда‑либо происходило на земле, и, очевидно, могла показать, что происходило в этот самый момент, быть может, совсем неподалеку.

Неясные образы замелькали в воде, встречаясь, смешиваясь и вновь разлетаясь. Гарри пытался выхватить из них хоть один четкий, но нет, все было тщетно — пруд словно взбесился.

— Да что же это?! — Гарри едва не ударил воду кулаком, удержавшись в последний момент. В ту же секунду рядом с ним взорвался небольшой земляной бугор, и Гарри, выхватив палочку, перекатился и вскочил.

Это был всплеск магической энергии, значит, он, наконец, наткнулся на соперника, да еще и весьма не простого. Бугор разлетелся на кусочки, его остатками засыпало чуть не половину крошечного прудика, и в образовавшийся кратер неторопливо полилась мутная вода.

Противник не заставил себя ждать. Увидев его, Гарри перестал надеяться вообще на что‑либо.

— Они думали, что меня этим остановят. Ну да, теперь я, в отличие от собратьев, не могу присутствовать на основном пиршестве, но когда последние чары рухнут… Впрочем, может, и тебе что‑то перепадет, когда почувствуешь настоящую жажду.

Вблизи скиант выглядел странно похожим на обычное привидение, может, чуть плотнее, чем те, которых Гарри столько лет наблюдал в Хогвартсе. Серый ландшафт и туман не прибавляли ему колорита, хотя уровень магической мощности угадывался безошибочно. Не он ли распоряжался здесь всем?

— Не я, — усмехнулся скиант. — Так сразу и проникнуть в тайну, Поттер? Жизнь ничему тебя не учит. Да и, как ни крути, вы, люди, существа упрямые…

— Где они? — громко перебил его Гарри, держа палочку на уровне глаз.

— Кто? — насмешливо скривился житель Страны–Которой–Нет. — Ты кого‑то ищешь?

— Не прикидывайся, ты отлично знаешь, о ком речь! Где Луна и профессор?

— Если бы ты хотел их найти, глупых вопросов и действий бы не было, — прозвучал вкрадчивый ответ.

* * *

Когда Гарри пропал из виду, Луна очень испугалась и поначалу пыталась бежать за ним вдогонку — прямо в туман, в котором, как ей показалось, он скрылся. Она окликнула друга несколько раз, но ответом ей было лишь глухое, липкое, как паутина, молчание.

Девушка несколько раз глубоко вздохнула, расправила плечи и пошла сквозь туман, приняв решение идти до конца, даже если Гарри и не будет рядом. Ей почему‑то думалось, что она сумеет найти для профессора слова, которые заставят его вернуться. Если он жив… Да и разве можно было тут умереть? Здесь нет ни времени, ни пространства как такового, откуда к людям всегда приходит смерть в том, другом, испорченном мире, стоящем на краю гибели. Луна вовсе не была мизантропом и по–настоящему любила жизнь и всех, кто ее с ней связывал, но в последнее время она слышала и видела столько глухой тоски и безнадежности в обитателях планеты Земля, что толком не знала, хорошо или плохо было то, что случилось. Как любила говорить мама, что сделано, то сделано.

Мама… Высокая, тонкая, с завивающимися волосами цвета лунного диска, вечно прощающая, вечно готовая принять обратно, что бы ни было. Если бы она не погибла, когда ее дочери было всего девять лет, то, наверное, она бы состарилась раньше срока от тех ужасов и несчастий, которые были везде и всюду. Луне рассказывал отец, как она плакала, какие бы вести ни приходили с фронта во время Первой войны против Волдеморта. Несмотря на то, что семью Лавгудов в полном составе беда обошла стороной, миссис Лавгуд тяжело переносила горе других и старалась помочь, чем могла. Луна только начинала делать первые шаги к пониманию жизни, когда на ее глазах погибла мама, самый дорогой на свете человек. Этого было не объяснить словами, не объять разумом, но после этого Луна почти перестала ужасаться чему‑либо. Может быть, поэтому ее ничуть не пугала мысль о том, чтобы отправиться в самое настоящее «зазеркалье».

Руку с волшебной палочкой она опустила вниз, словно ничто не могло напасть на нее в этой забытой Создателем стране. Почему‑то страшно не было, напрягала только мысль о том, что если они и вернутся, то уже не туда, откуда ушли.

Окружавшие Луну горы становились все ниже и ниже, и, наконец, показалось вдали что‑то голубое, блестящее, переливающееся.

— Море! — радостно воскликнула Луна и остановилась, как вкопанная: эхо от ее крика двадцать и тридцать раз повторили темные скалы. Она застыла на пару минут, но ничего не случилось.

— Одна, — грустно прошептала девушка и понуро побрела по каменистой дороге к искрящейся ленте воды.

Как выяснилось, до моря этому водоему было еще далеко. Это было озеро, не такое широкое, как Черное, но совершенно прозрачное. Луна с внезапно подступившим восторгом бросилась к самой воде, надеясь увидеть там рыб и красивые, длинные водоросли, которыми обычно богаты пресноводные озера. Однако сколько она ни пялилась в чистую, точно хрустальную воду, ничего живого на дне так и не обнаружилось. Это слегка обескуражило Луну и погасило излишний оптимизм, свойственный ее натуре, но девушка упрямо прошлась несколько раз вдоль берега, постоянно вглядываясь в приветливую рябь. Впрочем, через какое‑то время она уже не казалась ей такой приветливой.

— И зачем тут это озеро? — вслух спросила Луна, обращаясь к кому‑то невидимому, кто, она была уверена, всегда наблюдал за ней. — На него можно любоваться только до тех пор, пока не убедишься в его безжизненности и холодности. Чего доброго, я свихнусь, стоя тут, как статуя, и не сведу с него глаз до конца жизни.

«Вот ведь глупость сморозила!» — подумала она сразу после последних слов.

— Ты можешь не смотреть на него, если не знаешь, как им пользоваться.

От звуков этого голоса она подпрыгнула и замерла, не в силах обернуться. Не может быть! Это только потому, что она подумала о ней, только поэтому!

— Луна, девочка моя, не бойся. Меня ты можешь не бояться.

Луна почувствовала, как дрожат ее руки и колени. Боясь упасть в обморок, она медленно развернулась, чтобы встретиться лицом к лицу со своей матерью. Миссис Лавгуд выглядела точно так же, как в тот день, когда утром она спустилась к своему последнему завтраку, веселая и беззаботная, в белом переднике и заколкой с подсолнухом в пышных волосах. Яркая, как позднее лето. Сверкающая, как южное солнце. В глазах у Луны сильно защипало, и она моргнула, внутренне ожидая, что мираж исчезнет.

— Зачем ты пришла? — спросила она, с изумлением услышав в своем голосе сердитые нотки.

— Дитя мое, зачем ты сюда пришла? Я пребывала в покое, пока до меня не дошла весть о том, куда тебя занесло. Тебя, мою Луну.

Помня сосредоточенного и нервно озирающегося Гарри, Луна насупилась и решительно произнесла:

— Ты не моя мама. Тебя сюда послали, чтобы я сошла с ума и осталась у этого озера навеки.

Женщина прикрыла глаза, затем она снова открыла их и печально посмотрела на свою дочь.

— Это величайшая привилегия — отправиться сюда, чтобы повидаться с тобой. Ты не должна была этого делать, поэтому тебе, я думаю, будет дозволено вернуться.

— А Гарри?

Миссис Лавгуд не ответила. Луне стало нехорошо.

— Но ведь он тоже не должен был этого делать. И что плохого в том, что он все‑таки решился?

Снова тишина.

— И потом… — вдруг Луну озарило, и она робко улыбнулась. — Он ведь тоже увидит свою маму, как я тебя! Конечно же, она придет, хотя бы ради сына…

Луна умолкла, глядя, как изменилась в лице ее мать. Казалось, она готова была расплакаться.

— Она… не придет к нему? — внутри заворочалось что‑то тяжелое, неповоротливое и острое, как лезвие.

— Лили Поттер? Она не может прийти. Она там, где она в безопасности.

— То есть как? Подожди, но ты‑то здесь, потому что ты так нужна мне, разве нет? Ты услышала мой зов и пришла! Видишь, я ничего не скрываю, ведь здесь ничего нельзя скрыть даже от самого себя. Как же может быть, что она не придет, если ее так же искренне и громко позвать, как тебя позвала моя душа?

Миссис Лавгуд неподвижно застыла, не говоря ни слова. Луна постепенно осознала, что значат ее слова: «Она не может прийти. Она там, где она в безопасности», и на глаза девушки внезапно навернулись слезы — жгучие, как огонь.

«Обман, все обман… проклятый призрак! Ты и Гарри не позволишь отсюда выбраться! Но надо мной у тебя пока власти нет, можешь не надеяться. Если сумею отыскать профессора и Гарри, то…»

— Да что я могу? — всхлипнула она, с отчаянной надеждой взглянув на свою мать.

— Ты не уйдешь одна, не так ли? — с грустью ответила та, но эта грусть была какой‑то просветленной. — Я могу тебя перенести в твой мир.

— Нет, — твердо сказала Луна, сверкнув глазами. — Как меня там, по–твоему, встретят?

Вдруг миссис Лавгуд медленно подняла изящную руку и указала куда‑то за спину Луны. Девушка нехотя оглянулась, но не увидела там ничего нового, кроме все того же мертвого озера. Она решила было, что это какая‑то уловка, и едва не прониклась вновь недоверием к призраку своей матери, когда по всей поверхности озера неожиданно пошли волны. Они становились все выше и выше, но не выплескивались и не набегали на берег, а как бы собирались в одном месте. Луна вздрогнула, вспомнив воронку, похожую на смерч, но внезапно вода успокоилась и потемнела.

— Тебе надо кое‑что увидеть, — нерешительно сказала миссис Лавгуд. — Возможно, я не имею права показывать тебе это, но, как видишь, нас не останавливают, стало быть, озеро в нашем распоряжении.

— Увидеть что? — со страхом спросила Луна и сделала шаг прочь от воды.

— Прежде чем ты примешь окончательное решение, ты должна заглянуть в тот мир, который ты оставила.

Сердце бешено колотилось о ребра, когда Луна медленно, как во сне, подошла к озеру и заставила себя посмотреть вниз, в воду. Замелькали образы: не то обрывки воспоминаний, не то картины прошлого, но тут одна из этих картин стала четкой и начала увеличиваться в размерах, пока Луне не показалось, что она вылетела из озера и разверзлась над ним, как огромное полотно, закрыв собой небеса. Луна, помертвев, смотрела на нее, не произнося ни слова, и по щекам ее текли молчаливые слезы, которыми она плакала всего два или три раза в жизни.

Первый ветер растрепал пепельные волосы Луны, оставив на ее лице лишь дорожки от слез, осушив сами капли. Она, прямая и бледная, повернулась к своей матери.

— Я остаюсь. — Кажется, где‑то далеко пророкотал гром.

— Девочка моя…

— Мы обязательно вернемся, если сможешь, передай это тем, кто… остался.

— Держись, — прошептала мама и протянула к ней руку. Луна попыталась схватить эти нежные, горячо любимые пальцы, когда‑то ласково гладившие ее волосы, но ощутила на своих ладонях лишь воздух.

Она подняла покрасневшие глаза: никого рядом не было. Взгляд назад — озеро вновь стало тихим и прозрачным.

Обессиленная, Луна упала на колени и обхватила себя руками, стараясь не закричать. Она думала, что сейчас начнет рыдать от ужаса и безысходности, но с удивлением обнаружила, что слезы кончились, а ум стал ясным.

Надо было спешить: Гарри был где‑то рядом и в беде, она чувствовала это сердцем. Разумеется, от ее магических умений в этом мире вряд ли будет много проку, но она хотя бы отвлечет внимание на себя, даст ему короткую передышку. В глубине души Луна понимала очевидное: только энергия скианта могла сделать Гарри невидимым и неслышимым для нее.

Луна вытянула руку с палочкой перед собой на всякий случай, задержала дыхание и быстро зашагала вперед, боясь в какой‑то момент передумать, усесться на землю, закрыв руками голову и думая о том, что увидела в Зеркале Мира. Но, наверное, ей было необходимо это увидеть, чтобы больше не поддаваться ни на какие внутренние колебания.

«Я ничего не должна говорить Гарри. Тем более что это был такой сумбур… Может, если нам удастся сделать это, все это не сбудется», — подумала Луна, отгоняя настойчивую мысль о том, что, вполне возможно, высшие силы показали ей прошлое, которое они не успели изменить.

Пейзаж менялся.

Тусклый свет. Горы. Долины. Узкие реки. Все — серое, будто теряющееся в дымке.

Его дыхание все ближе, невозможно ошибиться, нужно только бежать быстрее, быстрее, пока сердце не будет готово выскочить из груди.

Овраг. Еще один. Впереди стало совсем черно, как если бы в Стране, где нет ни дня, ни ночи, настало затмение неизвестного светила.

Еще пятьдесят шагов или шестьдесят — не больше. За поворотом дышит мрак, туда надо бежать что есть силы.

Луна стиснула палочку вспотевшими пальцами, прибавила скорости и, задыхаясь, вылетела на открытое пространство, в центре которого поблескивала стальная гладь маленького прудика.