Глава 7

После того, как Койен поведал мне кое-что о прошлом Кисса, я несколько раз пыталась поговорить со светловолосым парнем, но этот котяра постоянно придумывал себе какие-то неотложные дела, и даже старался не находиться рядом со мной. Такое впечатление, будто он на что-то здорово рассердился. Не знаю, кому как, а мне подобное — поперек горла… Потом махнула рукой — а, будь что будет, первый раз, что ли, мы с ним цапаемся?..

На следующий день, улучив момент, когда Кисс чистил Медка, я подошла к нему.

— Кисс, хочу, чтоб ты знал: Вен сказал мне, что вы с ним родственники…

— Трепло — процедил Кисс сквозь зубы, не переставая возиться с Медком. — Я же просил его держать язык за зубами…

— Это единственное, что он мне сказал. Ну, почти единственное…

— Представляю, что он тебе наплел!

— Почему сразу — наплел? Просто он и сам был удивлен, если не сказать — растерян… Ты, он, да еще и Дан… Нет, ну надо же, как прихотливо Боги переплетают человеческие судьбы!.. А вот что касается Вена — здесь ты не прав. Он мне почти ничего не сказал.

— Тогда на кой ляд ты за мной ходишь хвостом и смотришь жалобными глазами?

— Просто предок… Остальное я узнала от него. Правда, далеко не все. Койен рассказал мне о твоей матери и о том, что тебе пришлось пережить после ее гибели…

— Скажи ему, своему дорогому предку, чтоб заткнулся. Это касается только меня одного, а я не выношу, когда начинают перемывать мои кости.

— Не заводись! Ничего такого не было. Просто надо хоть немного знать о человеке, с которым направляешься в Нерг.

— Скажите, как повернула… Ничего для себя, все ради общественных интересов! Тогда поделись: что же интересного Койен тебе открыл?

— Он рассказал мне о твоей жизни до того, как ты оказался в ватаге уличных мальчишек. Дариан, мне искренне жаль твою мать. Судя по всему, это была необыкновенная женщина.

— Да — в голосе парня появилось нечто теплое — Да, она была лучше всех. Второй такой нет. Хочешь — верь, хочешь — нет, но мне даже сейчас ее не хватает…

— Койен просил передать тебе, что дело еще далеко не окончено. Твои отец и брат…

— Лиа, хватит! — Кисс отложил в сторону скребок для коня. — Я не желаю знать ничего. Совсем ничего! Это понятно?

— Кисс! — сама не знаю, как это у меня получилось, но я обняла парня. — Кисс, не надо загонять боль внутрь себя! Она травит душу и разрушает мир и здоровье человека. Иногда надо рассказать хоть кому-то обо всем, что за долгие годы скопилось в этой самой душе. Мог бы мне кое-что поведать о себе. Пусть не все, а хотя бы немного. Я знаю, что в прошлом тебе досталось…

— Не больше, чем многим мальчишкам в той уличной ватаге — сквозь зубы ответил Кисс. Однако, не вырывается — уже хорошо… — Ну, рассказал бы я тебе о себе… И что с того? Обычная судьба мало кому нужного мальчишки, нежеланного ребенка… Таких, как я, на самом деле немало. Ведь те парнишки в ватаге, где я рос… У каждого из них история жизни тоже была далеко не веселой. Однако я выжил, и этого достаточно — мне, можно сказать, еще повезло. Очень многие пацаны из моей ватаги не дожили и до шестнадцати лет… Прости, но сейчас я не хочу говорить о прошлом. Возможно, позже… Как нибудь…

— Хорошо. Пусть будет позже. И еще я хотела тебе сказать…

— Лиа, повторяю: не надо проливать слезы над моей незадавшейся судьбой, и вместе с тем пытаться изображать из себя носовой платок, в который можно лить горькие слезы. За долгие годы я как-то привык обходиться без этого предмета ненужной роскоши. К тому же не понимаю твоего сочувствия — все же я рос среди нормальных пацанов, пусть и бездомных, но по-своему честных и придерживающихся определенных правил порядочности. Конечно, до высокого этикета и изящных манер им было весьма далеко, но в том мире это и не требовалось. Нравы там простые, правила жесткие, несколько отличающиеся от тех, что царят в высшем свете. Хотя, если хорошенько вдуматься, то особой разницы нет… Так что, извини, но сейчас я далек от изысканного общества своей родни, которой, впрочем, никогда и не был нужен.

— Некоторым ты был нужен…

— Да, верно, я жалею лишь об одном человеке — о бароне Обре, да будет вечно свято его имя! но тут уж ничего не поделаешь… Повторяю: я нормально жил, пусть даже та жизнь частенько была далеко не праведной. Иначе никак — улица довольно жестока, и оттого, моя дорогая, ты имеешь перед глазами то, что имеешь.

— Но Вен…

— Возможно, этот человек был искренен со мной, когда сказал, что нам обоим стоит забыть прошлое. Дескать, родне, пусть и дальней, не стоит ссориться — все же его бабушка и мой дед были родными братом и сестрой. Зов крови и все такое прочее… И раз Боги так свели наши пути, значит это произошло не просто так — возможно, они хотят исправить ошибки предков… Самое удивительное в том, что он, как мне кажется, искренне верил в то, что говорил. Даже не знаю, что сказать на это…

— Скажи лучше, что не знаешь — верить ему, или нет… Ты боишься вновь обмануться в своих надеждах, как это у тебя уже произошло однажды с дедом, герцогом Белунг…

— Может быть.

— Насколько я успела узнать Вена, он — хороший и честный парень, пусть даже за многие годы и привык вариться в котле придворных интриг, где свои правила… И как человек он, конечно, не без недостатков, но кто из нас без греха? Тебе просто сложно вновь поверить в то, что некто, относящийся к семье твоей матери, может в действительности быть рад тому, что отыскался давно потерянный родственник.

— Кто знает, может, в чем-то ты и права, но я отвык так быстро доверяться людям. К тому же наши с ним прошлые встречи вряд ли дадут ему повод для приятных воспоминаний, и уж тем более для желания считать меня своим кузеном…

— Просто так сложились обстоятельства. И отношения с семьей матери в свое время у тебя были бы совсем иные, если б дед не вздумал отправить внука назад, в Таристан…

— Да, стоит признать: несмотря на некие неудобства, среди тех бездомных парней мне было куда лучше, чем в замке дорогого папаши, откуда меня, думаю, в два счета спровадили бы на погост. Гарла не из тех, кто отступает на полдороге.

— Ты не знаешь — она еще жива?

— К моему великому сожалению — уже умерла! — в голосе Кисса была ненависть. — Причем померла она уже давненько, и ее бренные останки находятся в фамильной усыпальнице семейства Д'Диаманте… Все, сменим тему! Мне жаль, что ты узнала обо всем этом…

— Говоришь, привык обходиться без носового платка… А вот я за последнее время привыкла действовать тебе на нервы так, чтоб ты постоянно хватался за него, хотя бы для того, чтоб смахнуть со лба выступивший пот…

— Лиа, знаешь, о чем я думаю сейчас? Только о том, до какой же степени ты мне надоела за все это время! — Кисс чуть улыбнулся. Ну, наконец-то! Значит, у него немного отошло от сердца… — И еще: мне надо повнимательней присмотреться к своей голове — не удивлюсь, если там появилась плешь, которую ты мне уже проела, и продолжаешь долбить это самое место…

— Котяра облезлый, я поняла, что ты хотел мне этим сказать! Право, я смущена и тронута: ты только что назвал меня радостью всей твоей жизни!.. Это так трогательно и мило с твоей стороны! Не ожидала…

— Лиа — в голосе Кисса вновь появилось ехидство, — Лиа, ты — внезапно свалившийся на мою бедную голову оживший наяву ночной кошмар, и я никак не могу понять, по какой такой непонятной причине все еще согласен терпеть тебя?

— Лучше считай, что я — твое наказание. Сразу станет легче.

— Объяснил бы мне еще кто — неужели я так сильно в жизни набедокурил, что за прошлые ошибки Всеблагой мне послал такое жуткое искупление, как ты?..

— Кисс, я не могу сказать тебе о прошлом нечто вроде того — плюнь, мол, и забудь… Кое-что не забывается никогда, сколько бы ты не прожил. Но постарайся хотя бы не рвать сердце этими воспоминаниями. Не думаю, что рана на твоем сердце зажила. Как раз наоборот — все еще кровоточит…

— Все, об этом больше не говорим! — Кисс вновь повернулся к Медку, давая понять — разговор окончен…

Пусть так, но у меня в голове все время вертелось: ох, люди, люди… Внук одного из богатейших людей мира, чтоб не умереть с голоду, вынужден был есть крыс, траву и гусениц, а его дед, узнав обо всем этом, думает вовсе не о том, как дать защиту, кров и кусок хлеба сыну своей единственной дочери, к тому же трагически погибшей. У него в голове другое — как лучше отомстить своему обидчику… При том старому герцогу нет никакого дела до судьбы нежеланного внука, и этого могущественного человека совсем не волновала такая мелочь, как то, что вновь оказавшись в доме отца (откуда он сбежал, спасая свою жизнь) парнишка наверняка будет убит. Даже наоборот: великого герцога такой печальный исход устраивал как нельзя лучше. В этом случае можно было бы полной мерой рассчитаться с оскорбившим его человеком, и, наконец-то, воплотить в жизнь свои сладкие мечты о мести…

Кисс… Сколько бы времени не прошло с того момента, когда мы с ним познакомились, но он все одно не подпускал меня близко к себе. Вроде смеялся, улыбался, ехидничал, но, тем не менее, свое сердце открыть боялся. Это не было стеной, скорее, холодным полем, которым он отгораживался от остальных. Подобное можно назвать чем-то вроде защитной реакции: хватит с него той боли, что получил в детстве, и не стоит ни с кем близко сходится, иначе может произойти такое, что снова придется рвать сердце на части. Девицы… Ну, они приходят и уходят, никто никому ничего не должен, сколько их было и сколько еще будет… Таких, как Гури, в жизни у парня хватало, а вот более серьезные отношения… Не надо, лучше быть одному.

Конечно, за долгую жизнь у Кисса появлялись друзья, но в жизни вечных бродяг каждый привык бороться только сам за себя, и ни за кого другого. Все они были словно перекати-поле: сегодня здесь, а завтра где-то еще, так что о долгих привязанностях и о надежде обрести верного товарища не могло быть и речи.

Думаю, что я нравилась Киссу, но он и меня держал от себя как бы на расстоянии — все же я эрбат, и с этим ничего не поделаешь, хотя в обычной ситуации мы с Киссом понимали друг друга с полуслова. Лучше поддерживать отношения полудружбы-полупривязанности, тем более что с этим человеком тебе просто хорошо находиться рядом.

Надо же, какая судьба: наследник древнего рода и простая крестьянка… Можно назвать и по-другому: он — изгнанник, она — изгой… Хорошо хотя бы то, что когда мы находимся вместе, то все кажется проще и легче, хотя иногда один из нас готов прибить другого. И в будущем судьба не обещает нам ничего хорошего, но когда придет наш… вернее, отпущенный мне срок жизни, то пусть Кисс вспоминает обо мне как о друге, а не как о своей потерянной половине…

На следующий день мы подошли к границе Нерга. К тому времени по обе стороны от дороги уже закончились бесконечные поля с посадками, да и местность становилась все более холмистой. Стали встречаться проплешины сухой глинистой или песчаной почвы, на которой почти ничего не росло. Да и внешний вид поселков, находившихся на нашем пути, стал меняться: почти не было уже ставших привычными цветников около домов, а сами дома стали куда более приземистыми, с небольшими окнами-бойницами. То и дело на дороге встречались конные разъезды и небольшие пешие отряды стражников, да и крестьяне, работающие на своих небольших наделах, отнюдь не выглядели приветливыми. Оно и понятно — Нерг близко…

Что касается нашего с Киссом разговора… Вроде не произошло ничего особенного, но с того времени мы старались держаться ближе друг к другу. Просто хотелось ощущать рядом с собой поддержку, пусть даже она не выражается явно…

Общая граница между Харнлонгром и Нергом не была уж очень протяженной — всего около шестидесяти верст, но беспокойства и опасностей на ней хватало с избытком. Это был самый сложный участок на общей протяженности всей границы Харнлонгра. И неудивительно: там постоянно случались то внезапные нападения, то грабежи, то угоны скота, то еще какие неприятности… Во всяком случае, расслабляться на этих шестидесяти верстах не стоило ни в коем случае. Недаром чуть ли не по всей границе с Нергом на каждых трех верстах в Харнлонгре постоянно располагалось по военному отряду. Иначе нельзя. Контрабандисты, лазутчики, проповедники, грабители, похитители людей… Кстати, это было довольно прибыльное занятие — красть людей для невольничьих рынков. В Нерге всегда существовала потребность в рабах, и с годами она становится все более и более острой…

Сама граница меж Харнлонгром и Нергом в том месте, где находился таможенный переход проходила по старому руслу давным-давно высохшей реки, через которую был перекинут широкий мост, на въезде и выезде с которого стояли таможни. Да и солдат хватало что тут, что там…

Когда мы подошли к мосту, перед нами в сторону Нерга как раз начал движение тяжело груженый обоз из нескольких десятков телег. Охраны там хватало — по сравнению с ними наш обоз выглядел маленьким и беззащитным. Казалось бы вполне естественным напроситься к ним в попутчики… Впрочем, я уже знала, что проситься к кому-то в чужой обоз можно лишь в том случае, если за тебя поручится кто-то из надежных и проверенных людей, причем поручится не только на словах, но и собственным имуществом. Увы, желающих рисковать понапрасну, как правило, не находилось.

Навстречу по мосту тоже двигался обоз, но уже идущий из Нерга. Тоже много охраны, но на лица у всех читается облегчение — как видно, довольны, что благополучно покинули эту страну. Остается только надеяться на то, что и у нас в Нерге все закончится удачно.

Последняя проверка груза таможенниками Харнлонгра, и мы вступили на мост…А чуть позже, стоя уже на земле Нерга, перед чужими таможенниками, вновь проверяющими наш груз, я с неожиданной тоской посмотрела на противоположный берег реки, откуда мы только что пришли. Там безопасность, там страна Дана… А с чего это я, спрашивается, вдруг вздумала тосковать? Ведь сама же рвалась сюда…

Пока Табин и Варин разбирались с въездной пошлиной, я рассматривала таможенников Нерга. Такие же люди, как и мы, только вот форма у стражников несколько иная, чем у стражи в том же Харнлонгре. И наглости у стражников в Нерге побольше. Во всяком случае, раньше на меня так откровенно не зыркали, да еще и с весьма сальными усмешками. Уже по одному этому можно сказать, какое высокое положение в Нерге занимает стража — не боятся оскорбить приезжих, знают, что им за это ничего не будет.

И не только это… Вон, старший из таможенников даже схватился за один из мешков с пушниной — надо, мол, унести в здание для проверки, посмотреть, нет ли среди мехов запрещенных к ввозу товаров… Думаю, после того досмотра мы вряд ли бы вновь увидели хоть одну шкурку из того самого мешка, да и сам мешок исчез бы безвозвратно, растворился неизвестно где, причем подобное исчезновение у таможенника получилось бы без всякой магии.

Единственное, что сумело охладить излишний пыл мужика к присвоению чужого добра, так это сопроводительное письмо жрецов. Поворчав для приличия, начальник караула все же оставил уже присмотренный им мешок с мехами на телеге. Да уж, что тут скажешь: если стражники прямо на границе ничуть не стесняются почти в открытую запускать лапы в чужое добро, то я могу только искренне посочувствовать тем отважным людям, что все же решаются отправиться торговать в Нерг. Однако теперь мне понятно, кто в этой стране стоит над стражей — только один вид бумаги жрецов враз заставил дать задний ход наглому любителю поживиться за чужой свет.

Тем не менее, когда мы отъехали от здания таможни и наши телеги вновь покатили по дороге, Табин все никак не мог успокоиться, ругался чуть ли не в полный голос — несмотря ни на что, с нас, по его словам, содрали такую въездную пошлину, что просто уму непостижимо! Но остальных, судя по всему, размер пошлины беспокоил меньше всего.

— Лия — это Варин. — Ну, что скажешь?

— Среди стражников на таможне был один колдун. Вернее, колдунишка. Очень слабенький. Пытается сканировать всех подряд, и искренне уверен, что у него это получается. Но вот при виде списка ввозимых товаров он думал вовсе не о том, как бы проверить нас, а лишь прикидывал, как бы ему с телег уволочь втихую мешок-другой. Или хотя бы пару шкурок…

— Еще что?

— Все таможенники и стражники на этом посту, да и колдунишка тоже — все они повязаны с… Ну, не знаю, как бы это сказать правильно… Скажем так: с теми далеко не праведными личностями, что любят избавлять как проезжих людишек, так и своих богатеев от излишне дорогих товаров. Причем методы изъятия у них весьма криминальные…

— Скажи прямо — таможенники связаны с придорожными грабителями? Сливают им информацию о поступающих товарах?

— Да. Не все из служивых, конечно, этим делом промышляют, но… В общем, многие из этих так называемых таможенников сообщают сообщникам о наиболее интересных и дорогих грузах, которые ввозятся в Нерг через их таможню, а остальное уже зависит от ловкости и умения этих самых друзей-подельников… Позже, в случае удачи, этим таможенникам идет своя доля от того добра, которое те самые приятели сумеют добыть по их наводке у проезжающих тем или иным способом, причем частенько эти самые способы более чем неприглядны…

— Это понятно. Что еще?

— Подозрений у них мы не вызвали. Дескать, обычные торговцы, и с небольшой охраной. В общем, лопухи, из числа тех, кого сам Сет велел учить уму-разуму… Легкая добыча. Так что, боюсь, ночью в здешних местах нам лучше не ездить. Здоровее будем.

— Это верно. До захода солнца нам надо добраться до Труе. Это не очень большое селение, в котором, однако, имеется постоялый двор. Там и заночуем. Да, Лия, вот что еще: просьба именно к тебе — обвяжи голову платком, и сдвинь его пониже, на самые глаза. Уж очень они у тебя приметные. В Нерг редко ездят красивые молодые женщины, так что лишняя предосторожность не помешает…

Нерг… На первый взгляд, страна как страна, ничего страшного, да и внешне ничем особо не отличалась от той местности в Харнлонгре, где мы проезжали не так давно. Все то же жаркое солнце, широкая дорога, поля, холмы… Дорога шла меж холмов и пустошей, и вот что странно: вроде и похоже на Харнлонгр, а не то! Прежде всего, по обоим стонам дороги много невозделанной земли. Пусть здесь суховато, и земля, похоже, бедная, но из того, чем крестьяне обычно засаживают поля, здесь не росло ничего. Даже на неплохих, довольно плодородных и ровных местах не росло ни овощей, на овса… Пропадает земля… Хотя если учесть, что возле границ Нерга то и дело кипят заварушки и постоянно двигаются отряды (причем далеко не всегда по дорогам), и то становится понятно, что в здешних местах не имеет смысла заниматься земледелием. Все одно вытопчут люди или лошади… Правда, то и дело встречаются рощицы фруктовых деревьев, но и за ними, кажется, никто особо не приглядывает.

Обработанная земля встречается лишь возле поселков. Там, кроме обычных посадок овощей, у каждого из домов находятся и небольшие виноградники. Да и народ в этих местах особой общительностью не отличается. Замкнутые, молчаливые, неулыбчивые люди, уклоняющиеся от любых вопросов проезжих. Крестьяне, работающие на своих небольших наделах обработанной земли, всего лишь на несколько коротких мгновений распрямлялись, чтоб поглядеть на проезжающих по дороге людей — и вновь занимались прополкой, рыхлением и поливкой… Как я поняла, здесь не принято беседовать с проезжими. Такое впечатление, что они боялись, будто привлекут к себе ненужное внимание даже этими мимолетными взглядами. Сурово у них…

Даже дети в поселках не проявляли к нам особого интереса, и, совсем как взрослые, уклонялись от общения с нами. Мне, выросшей в таком же придорожном поселке, помнится, в детстве всегда было любопытно поглядеть на проезжающих. Мы бегали небольшими стайками, по десять-двенадцать детишек, предлагали проезжим ягоды или домашнюю снедь, а позже собирались все вместе, и обсуждали меж собой тех иноземцем, кто казался нам наиболее необычными и интересными… Помнится, в то время среди детворы наибольшее внимание привлекали торговцы из Вендии и Кхитая…

По дорогам Нерга мало кто ездит в одиночку — все больше группами. Даже встречные обозы не обмениваются приветливыми кивками или словами пожелания счастливого пути, как это обычно принято на Севере или все в том же Харнлонгре. Такое впечатление, что в здешних местах каждый — сам по себе, и всеми силами старается не замечать того, что творится рядом: его, дескать, ничего из окружающего не касается, а значит, ему ни до чего нет, не должно быть никакого дела. Н — да… И людей в военной форме многовато. Мимо нас то и дело проезжают конные разъезды или же на дороге встречаются военные отряды.

Дома в селениях, встречающихся на нашем пути, были, в основном, небольшие и невысокие, можно сказать — приземистые, с небольшими оконцами-бойницами, которые к тому же были заделанными решетками, а крепкие двери в тех домах были снабжены тяжелыми запорами. Судя по всему, с заходом солнца здешний народец забирался в свои дома, как в норки, запирался изнутри на все замки и до рассвета предпочитал лишний раз не высовывать нос на улицу.

В Тру'е мы оказались уже затемно. Поселок как поселок, ничем особо не примечательный, все те же дома с решетками на окнах и массивными запорами на дверях. Только что размерами этот поселок был чуть больше тех, которые мы уже проехали.

А вот на том постоялом дворе, что располагался в этом поселке, правила для постояльцев были не совсем обычные. Дело в том, что на некоторых из постоялых дворов в Нерге хозяева отвечают за сохранность груза тех людей, что останавливаются у них, а на некоторых — увы… За жизнь постояльцев и за охрану их лошадей — да, за этим следят, а вот за своим добром гости должны были присматривать сами. Почему? Вся разница в стоимости ночлега: на тех постоялых дворах, где путешественники сами охраняют свое имущество, цена за ночевку была значительно ниже. Обычно хозяева не отвечали за охрану имущества постояльцев в тех местах, где, если можно так выразиться, были далеко не уверены ни в своих соседях, ни в работниках, ни в местной страже…

Так случилось и в Тру'е: мы попали на один из тех постоялых дворов, где хозяева не желают брать на себя ответственность за чужой товар. Мол, вас, гости дорогие, несказанно рады видеть, и животину вашу — тоже, а вот за собственным барахлом, будьте добры, приглядывайте сами. Оно, беда такая, внезапно может исчезнуть неизвестно куда, и хорошо еще, если пропадет только часть вашего имущества, а не все целиком. Может, воздух здесь такой, а может, просто люди вороватые… Дескать, не нравится такое условие — идите на ночевку в другое место, мы ничего не имеем против! К великому сожалению, выбора у нас тоже не было: постоялый двор в селении был всего один, да и тот к вечеру был почти полон — никому из путешественников не хочется проводить ночь на улице, тем более что подобные ночевки на открытом воздухе были совсем небезопасны. И не только для имущества…

В длинном одноэтажном здании с крышей из тяжелых деревянных планок нам на всех выделили одну комнату. Не страшно — все равно парни по двое будут всю ночь неотлучно дежурить у телег, а не то, боюсь, пропадет наутро весь наш груз, растворится бесследно в непроницаемой темноте южной ночи. В здешних местах есть полная возможность проснуться поутру чуть ли не голым…

В общем зале за ужином долго засиживаться мы не стали. Поели — и сразу же ушли в отведенную на комнату. Впрочем, так поступили все проезжающие, кто в этот вечер оказался на постоялом дворе. Каждый будто забирается в свою норку, и делает вид, что его никто и ничто не интересует.

Еще я обратила внимание на то, что никто из живущих в селении людей с наступлением темноты не остался на постоялом дворе — тоже все разошлись по своим домам. Надо же, а ведь обычно у сельских жителей такие места, как общий зал на постоялых дворах — одно из самых любимых мест для проведения досуга. День закончен, работы переделаны, можно позволить себе посидеть вечерком за кружкой местного пива или стаканчиком вина, послушать рассказы проезжих людей о дорогах, о незнакомых чужих странах, поговорить о жизни… За последние дни я привыкла к гомону и шуму на постоялых дворах, но здесь было непривычно тихо. Народу в зале было немного, и те молча опустошали свои тарелки, не отвлекаясь на разговоры. Несколько крестьян из местных жителей, что ранее и были в зале, сидели обособленно, меленькой группкой, не приближаясь к иноземцам, будто боялись, что могут заразиться от пришлых людей. И засиживаться местные не стали: мы еще ужин не доели, как крестьяне поднялись и ушли. Хм, а в моем родном поселке жители с проезжими обычно за одними столами сидели, разговаривали, новости последние узнавали… А тут все как-то замкнуто, каждый сам по себе. Да и в самом зале меж собой люди говорили негромко, не было обычного веселья и бесшабашного шума отдыхающих людей. Мрачновато…

Впрочем, не совсем так… Местные стражники поздно вечером большой компанией ввалились на постоялый двор, и вот тут-то гульба пошла по всем правилам, все больше и больше набирая силу. Уж не знаю, что они там отмечали, какой такой праздник, да вот только веселье в зале продолжалось до самого утра. Крики, песни, звон разбиваемой посуды, а позже и драка с руганью и треском ломающейся мебели… Не думаю, что в эту ночь на постоялом дворе спал хоть кто-то из проезжающих. Гуляющих совсем не беспокоило, что они не дают спать людям, остановившимся здесь на отдых. Как видно, такие мелочи здесь не принято брать в расчет. Да и сами проезжающие хорошо знали, что можно ожидать от стражей. Так что понятно: кто бы и что бы не думал про себя о раздражающем шуме и криках, но вслух выражать свое возмущение никто не решился. В конечном счете может выйти боком и себе дороже…

Едва рассвело, как хмурые, не выспавшиеся постояльцы, наскоро перекусив, разъезжались кто куда. Несколько стражников, пока что так и не проснувшихся после ночной гулянки, дрыхли в углу, распространяя вокруг себя далеко не самые приятные запахи…

Я посмотрела на людей в общем зале. Почти одни мужчины, из женщин — только мы с Варин. Подавальщики — и те были мужчины, причем не особо разговорчивые.

Мы как раз собирались было встать из-за стола, когда в зал вошло с десяток местных стражников. Хотя некоторые из них, судя опухшим рожам и осоловелым глазам, все еще не пришли в себя после ночных возлияний, но зато остальные были трезвехоньки. Как видно, эти, в отличие от своих товарищей, ночью были на дежурстве.

Но мое внимание, причем, не только мое, привлек один из них — маленький вертлявый человечек с нашивками таможенника. Я его узнала: этого типа мы видели вчера, еще в то время, когда проходили таможню на границе. Он постоянно вертелся возле наших телег, не раз совал нос в сопроводительные бумаги… Вовсю проверял, вернее, усиленно делал вид, что проверяет. Я его сразу просчитала: один из тех, кто сообщает подельникам о наиболее интересных грузах, проходящих через таможню в его смену. На своих работает, в общем. Этот тип запомнился еще и тем, что у него во рту, слева, не было зубов, ни верхних, ни нижних. Как видно, в свое время кто-то от души приложил ему кулаком…

Но как этот задохлик здесь оказался? Отсюда до таможни путь не близкий, мы от нее до Тру'е добирались, считай, больше, чем полдня. Значит, он или направился вслед за нами, а, может, его специально послали вслед нашего обоза… Впрочем, это уже не так важно. Конечно, можно предположить, что в здешнем поселке живет его семья, или же кто-то из родных и знакомых, но мне отчего-то плохо верится в столь счастливое для нас стечение обстоятельств.

— Варин — тихонько сказала я, — Варин, помнишь, я говорила вам о том, что на таможне были те, кого имеются сообщники…

— Помню.

— Посмотри на того…

— Тощего, с выбитыми зубами? Я его тоже еще на таможне заприметила.

— Он из тех, кто нашим грузом очень интересовался…

— Понятно.

Последние надежны и сомнения отпали, когда стражники направились прямо к нам, минуя остальных посетителей. Не похоже на обычную проверку…

— Это вы, что ли, с мехами едете? — стражники остановились возле нас.

— Да — настороженно ответил Табин.

— Мне надо проверить ваш груз — заявил, нагло ухмыляясь, стоявший впереди всех мужчина.

— А вы кто?

— Ты что, слепой? Или не выспался? Так давно проснуться пора, глаза протри! Не видишь — я в этом селении главный, тот, кто тут за порядок отвечает! И за законом следит. Если все еще не понял, то поясняю: я — начальник местной стражи. Так вот, к нам поступили сведения, что в ваших мешках имеются контрабандные товары. Выяснилось, что на таможне вас не просмотрели, как положено. Не знаю, какую вы там бумагу проверяющим под нос сунули, только со мной такое не прокатит. Так что поднимайте с лавок свои ленивые задницы, и пошли за мной. Сейчас я повторную проверку проводить буду. Имею полное право.

— У нас имеется письмо…

— Имеешь — радуйся. У нас тоже имеется приказ не пропускать дальше тех, в отношении кого имеются сомнения. А в отношении вас, гости иноземные, у меня сомнения о-о-очень большие… Короче: хватит вам пузо набивать, и сами вставайте из-за стола, пока вас не сдернули оттуда, как кур с насеста. Вставайте, я сказал, и пошли ваше добро перепроверять. Чего сидите? Боитесь? Значит, есть чего опасаться!

— Но, послушайте, с чего вы решили…

— А может, у меня сведения имеются, что у вас в каждом мешке порошок серого лотоса припрятан? — наседал на Табина стражник. — Так вот, пока я весь ваш груз не проверю, вы у меня отсюда и шагу не сделаете! Понятно?

— Нельзя мешки открывать! — чуть ли не застонал Табин. — Они же запечатаны, и на каждом имеется пломба и перечень того, что именно находится внутри! Ведь если на тех мешках пломб не будет, и при пересчете выяснится, что там чего не хватает, то нам придется невесело! Знаете, какие у нас могут быть проблемы?

— Ты на что намекаешь? — грозно сдвинул брови стражник. — Уж не на то ли, будто мы у вас из мешков что украсть можем? Это уже прямое оскорбление стражи, да еще и при исполнении обязанностей! Вы у меня сегодня же всей компанией прямо на рудники отправитесь!..

Не знаю, как другим, а мне с самого начала стало понятно, что им от нас надо. Ведь не просто так этот беззубый дохляк здесь оказался! Как видно, его товарищи с таможни прислали сообщить общим друзьям-приятелям, что на подходе имеется ценный груз, и что неплохо бы потрепать приезжих, забрать то, что сумеют отвоевать… Оттого-то сейчас местная стража решила действовать нахрапом, пытаясь, по возможности, отхватить себе кусок побольше. Но, тем не менее, нарываться на большие неприятности стражники не станут — все же они слишком мелкая сошка, вояки поселкового масштаба, и за ними никто не стоит, кроме прикормленных таможенников. Вернее, прикормленных — это не совсем правильное слово. Стражи в селении и таможенники — они просто действуют сообща, в одной связке, работают совместно, рука об руку. Проще говоря — вместе трясут проезжающих торговцев… А что, риск небольшой, а при должном нажиме деньги можно снять неплохие…

Стерен бросил на меня короткий взгляд, и я лишь чуть заметно махнула рукой — а, это так, шавки, настоящие хищники вцепятся глубже и серьезнее… Но и этих злить не стоит.

— На рудники, говоришь? — в ответ на угрозы теперь уже ухмыльнулся и Стерен. Старый вояка удобно расположился на лавке, а в его голосе были заметны презрительные нотки. — А попробуй, отправь! Ведь если груз на место вовремя не придет, то его искать начнут. Мы же в вашу страну мешки не с пыльным воздухом везем, а с тем добром, что ваши жрецы заказали в нашей стране по особому списку. И запечатаны они, эти мешки, в нашем торговом союзе, и вскрыть их должны лишь на месте прибытия. Так что внутри этих мешков, кроме заявленного товара, ничего другого нет, и быть не может. А если что и есть, то нас с вами это не касаемо, ваши жрецы с нашим торговым союзом сами промеж собой разберутся.

— Да как ты смеешь…

— Вам же, господин начальник местной стражи, не следует так старательно изображать из себя примерного служаку — продолжал Стерен. И не стоит так презрительно говорить о той охранной грамоте, что у нас имеется. Это ж тебе не соседский мальчонка от безделья на бумажке каракули начиркал, это — серьезный документ. И товар, что в телегах находится, мы везем не в нищую богадельню, а вашим жрецам, причем по их выбору и заказу. А грамота сопроводительная, кстати, и на таможне отмечена, в книгу занесена, и мы вместе с ним там же, на таможне, записано — когда въехали в вашу страну, с чем именно, и сколько нас… Так что если мы к назначенному сроку груз не доставим, то нас искать начнут, и живо определят, что таможню мы прошли, а в этом поселке испарились. Вместе с грузом. Тогда, господин охранник, с тебя первого и будет спрос…

— Что?! — как видно, этому стражнику редко кто возражал. Недаром он в первую секунду оторопел, и даже слов для ответа не мог подобрать. — Что? Да я вас… А ну, — повернулся он к своим подчиненным, — а ну, хватайте их! Это государственные преступники! Обещаю — всей компанией на рудниках сгниете! Сейчас же вас всех туда отправлю! За оскорбление власти!..

— Да ну? — такое впечатление, что Стерен не обратил особого внимания на слова стражника. — Так прямо на рудники и отправишь? Попробуй. А знаешь, что я буду твердить направо и налево всем и каждому на тех рудниках, когда твои архаровцы нас туда отвезут? Для начала начну на себе волосы рвать и причитать дурным голосом, что вы нас оттого в неволю отправили, что украли у нас тысячу золотых, которые мы в вашу страну ввезли для покупки товаров, и вот потому-то теперь и пытаетесь от нас избавиться, чтоб все шито-крыто было, и о той покраже чтоб никто не узнал… Сразу предупреждаю: мои товарищи эти слова подтвердят. Думаю, те мужики на рудниках, куда ты нас обещаешь направить, с тебя не меньше половины этой суммы потребуют, чтоб только это дело прикрыть. Оно и понятно — хорошо жить всем хочется. А ты сейчас подумай, найдется ли во всей твоей округе хоть с полсотни золотых, я уж не говорю о пятистах… Я же потом еще и покаюсь, что порошок серого лотоса вез, а ты на него свою лапу наложил, да и продал втихую через своих приятелей… И полетишь ты, голубь, в кандалах вслед за мной. А теперь ответь на вопрос: кому из нас двоих хуже на тех самых рудниках придется? Думаю, что тебе. И то лишь в случае, если ты до рудников доедешь, и по дороге тебя твои же подельники пытать не начнут: куда, дескать, дел золото и порошок? Сообразил? Понял, что тебе может грозить, если не утихнешь? Так что быстро закрой свою ненасытную пасть, и за свои старания и потуги возьми золотой. Вам напиться до невменяемого состояния хватит, и мы будем спокойней — заплатили вам мзду, о которой вы так печетесь…

Монета звякнула о столешницу, и Стерен неторопливо поднялся со своего места. Что касается нас, то мы все уже давно стояли на ногах.

— Ну, все, приятно было познакомиться. А может, и не очень. Сейчас нам пора в путь-дорогу, а вы, мужики, оставайтесь, несите и дальше свою нелегкую службу. И не стоит злиться — просто не помешает запомнить, что не в каждый карман можно свою лапу запускать. Некоторые эту лапу и обломать могут. Понятно? Ну, все, очень надеюсь, что больше никогда не увидимся — и Стерен неторопливо проследовал к дверям мимо побагровевших от злости стражников, а мы последовали вслед за ним. В дверях я оглянулась: взбешенный стражник присел за стол и с ненавистью глядел нам вслед. Ох, я буду не я, если он не постарается сделать нам какую-нибудь гадость!

Этого же мнения придерживалась и Варин. Я слышала, как она что-то негромко сказала Стерену, но тот отрезал:

— Нельзя было по-иному. Я знаю таких крыс, они признают лишь силу и страх, а иначе не отвяжутся. Понимаю — надо было говорить с ними как-то помягче, не так резко, но не выношу мздоимцев. Они хуже падальщиков, питаются страхом чужаков, выгребают у людей последнее… Надеюсь, у этого стражника хватит ума остановиться и ограничиться тем, что мы им дали.

— Не уверена… — вздохнула Варин. — Боюсь, что именно ума на это дело у них не хватит, и от нас они так просто не отстанут. И потом, мы им не дали золотой, а бросили. Впрочем, это уже детали. Эти люди рассчитывали на куда больший куш, и отказываться от него не намерены. Хуже другое: ты унизил старшего из стражников в этом селении, и сделал это в присутствии подчиненных. Так что теперь ему, кровь из носа, но надо восстановить свое имя в глазах подчиненных. А то уважать не будут.

— Все так… Но до некоторых сразу не доходит. Их надо ставить на место.

— Как бы нас на то самое место не поставили… Только позже.

И меня тревога оставила лишь тогда, когда мы покинули этот поселок. Ну и народ!.. Не спорю: в моем поселке стражники тоже были совсем не против положить в свой карман по мелочи, но не более того! Как говорится, знали свою норму, и не превышали ее. Но, вместе с тем, они и за порядком в поселке следили строго, да и сами вели себя куда уважительней, нареканий у жителей к ним не было, разве что так, по бытовым мелочам — как же без того! А тут… Не знаю, как у других, а вот лично у меня все это происшествие на постоялом дворе оставило неприятный осадок в душе.

Мы вновь катили по широкой дороге, и снова по обеим сторонам дороги появлялись и уходили назад небольшие поселки. Кстати, надо признать — дороги в Нерге хороши. Во всяком случае, та, по которой мы сейчас едем, заслуживает самых лучших отзывов. Ровная, чистая, хорошо мощеная, без трещин и рытвин. Чувствуется, что за ней присматривают, и вкладывают немало сил, да и средств тоже в поддержание порядка на ней. На этой дороге нам не раз встречались небольшие группы наголо обритых людей с железными полосами на шее, одетых чуть ли не в одни набедренные повязки — это рабы под присмотром надсмотрщиков заделывали на дороге выбоины от колес, собирали мусор, подтаскивали камни для ремонта… Тщательно заделывались даже небольшие выбоины.

Теперь мне понятно, кто следит за тем, чтоб дороги в Нерге были на зависть — на то имеются рабы, причем эти несчастные люди работали, почти не разгибаясь, весь день, даже в полдень, в самую жару, отвлекаясь от работы всего на миг, чтоб смахнуть со лба пот. От закованных невольников просто исходило ощущение равнодушия и безысходности, и на проезжающих мимо них людей они почти не обращали внимания. Так, лишь на шаг-другой отходили в сторону от катящих повозок, да еще старались не попасть под копыта лошадей. Впрочем, у них и не было возможности понапрасну глазеть по сторонам, или наблюдать за проезжающими — стоило кому-то из надсмотрщиков решить, что хоть один из рабов отлынивает от работы, как в дело пускались плети… Как я успела понять, жестокость по отношению к невольникам здесь была в порядке вещей.

Кроме того, не раз на нашем пути встречались караваны рабов. Кого гнали для продажи на рынки, кого уже с этих самых рынков… Люди, понуро бредущие там, были скованы, и среди них не было ни одного, на ком не было бы следов от плетей надсмотрщиков. Что тут скажешь — с невольниками здесь не церемонятся. Мне невольно то и дело приходил на ум тот караван, который в свое время остановился в нашем поселке. Теперь-то я понимаю, что Кисс был жестким, но не жестоким, хотя все равно вспоминать про то мне было неприятно. Не думаю, что, и сам Кисс испытывал иные чувства. Каждый раз, встречая на пути очередной караван, парень внешне выглядел совершенно невозмутимым, но я-то видела, что эти встречи пробуждают в нем далеко не самые лучшие воспоминания. Сам виноват, нечего было связываться с Угрем… Хотя не мне его судить. Догадываюсь, что сейчас Кисс ругает себя куда больше…

Однако, сколько же здесь невольников из самых разных стран, и почти все они — молодые люди, которым бы надо создавать свои семьи, растить детей, работать на себя, или же просто жить… Сколько же невольников сгоняют сюда из самых разных стран! Уму непостижимо… Страшно представить, сколько чужих жизней безвозвратно вбирает в себя Нерг, безжалостно перемалывая в порошок их судьбы! И длится это годами, десятилетиями, веками… Высокие Небеса, куда только их всех гонят, этих рабов? Зачем стране колдунов столько невольников? Впрочем, это не вопрос. Весь Нерг построен на подневольном труде…

Рабов хватало везде, причем эти люди с железным ошейником встречались даже в небольших деревушках. Как видно, в здешних местах иметь раба при своем хозяйстве было так же привычно и обыденно, как и иметь скот в хлеву. Судя по всему, цена человеческой жизни здесь не была высокой, раз рабы имелись даже у многих, сравнительно небогатых, крестьян.

Впрочем, стражников на дороге тоже хватало. Ежедневно нас останавливали для проверки не менее десяти раз, и, не будь при нас охранной грамоты жрецов, то, боюсь, количество мешков на наших телегах могло значительно уменьшиться. По счастью, охранная грамота жрецов пока что неплохо действовала, так что стражникам только и оставалось, как цепляться к чему-то иному. Для этого больше всего подходила наша подорожная, которую требовали почти все стражники, встречавшиеся на нашем пути.

Более того: стражники так дотошно изучали нашу подорожную, что постоянно находили в ней какие-то непорядки — то чернила полустерты, то текст непонятен, то печать размазанная, или же, наоборот, слишком четкая… Каждый раз таких случаях нам предлагали проехать для проверки в ближайший дом стражи, но необходимость в том сразу же отпадала, стоило стражникам получить несколько монет. После этого выяснялось, что все документы в полном порядке и мы можем беспрепятственно продолжать свой путь.

Н-да, надо признать: с такими стражниками, что есть в Нерге, бандиты не нужны. Только дай слабину — и те стражники обдерут тебя не хуже целой шайки придорожных лиходеев.

Я же с неослабевающим интересом смотрела по сторонам. Местность вокруг не только совсем не похожа не только на мою родную Славию, но отличается даже от Харнлонгра. Здесь, в окружающем нас мире, не было ни веселой зелени лета, ни ярких красок осени, ни холодной искристости зимы. Думаю, в этих местах и слыхом не слыхивали ни о бескрайних дремучих лесах с их чистым целебным воздухом, ни о загадочных болотах с россыпями ягод и надоедливой летней мошкарой… Тут сухая песчаная земля с редким островками желтой травы сменялась гористой местностью, кое-где покрытую чахлой растительностью. Однотонность и уныние, хотя рассветы и закаты в здешних местах поражали своей красотой…

Попадались, конечно, ухоженные и зеленые участки земли, радующие глаз, но они, как правило, находились подле водоемов, и были отгорожены от остального мира изгородями и заборами. Это была чья-то личная собственность. Естественно, эти земли с роскошной растительностью на них принадлежали вовсе не простолюдинам. Те на них работали. А эти прекрасные плодородные почвы были имуществом или местных богатеев, или жрецов, и всем прочим людишкам, как из числа местных жителей, так и из проезжающих мимо, без разрешения хозяев было категорически запрещено нарушать границы этих частных владений. Насчет подобных земель нас заранее предупреждали еще дома: в Нерге в отношении них установлены очень суровые законы — за самовольное появление чужаков на землях, принадлежащих богачам или жрецам, нарушителям грозит или огромный денежный штраф, или же хозяин этой самой земли имеет полное право оставить у себя незваного гостя до тех пор, пока бедолага, по ошибке забредший на чужую землю, полностью не отработает свой долг перед хозяином. Что же касается размеров этого самого долга — то тут уже все решал хозяин. Частенько случалось и такое, что штраф оборачивался пожизненной кабалой…

Так что нам оставалось лишь отводить взгляд от манящей прохлады редких оазисов, и смотреть на холмистую песчаную местность, выжженную безжалостным солнцем, на поселения с молчаливыми обитателями и на множество солдат, которыми были полны и поселки Нерга и его дороги.

Была еще одна, очень неприятная подробность, о которой не хотелось думать. Ну, можно не думать, но глаза-то у нас, спасибо за то Высокому Небу, имеются. Так вот: в каждом поселке, которое мы проезжали — неважно, маленькое оно было, или большое, но всюду посреди селения стояли глубоко вкопанные в землю столбы, к которым нередко были привязаны или же прикованы люди. Позорные столбы… К ним ставили за малейшую провинность: не уступил дорогу стражнику, косо посмотрел на хозяина, вовремя не отдал долг, без разрешения зачерпнул ведро воды из чужого колодца, и тут часто не имело значения, свободный ты человек, или раб. Так и стоят провинившиеся целый день на жаре и солнцепеке с самого раннего утра и до захода солнца, и каждый из проходящих или проезжающих имеет полное право бросить в тебя чем угодно, да еще и обложить отборной бранью… Кошмар! А что тут такого? — сказали нам. Все так и должно быть по законам Нерга.

Законы Нерга… Лучше бы здесь больше следили за порядком! За эти несколько дней пути на нас четыре раза нападали дорожные бандиты, причем действовали они нагло, особо не таясь. Только вот в отличие от предыдущих нападений это были небольшие банды, человек по пять — семь, которые пытались напасть на нас исподтишка, словно придорожные крысы. Как видно, рассчитывали лишь на внезапность и на случайность… Получив отпор, они, подобно все тем же крысам, чуть ли не рассеивались среди мелких овражков, ям и неровностей земли, которые нет-нет, да встречались неподалеку от дороги.

Ну, а о том, что нас на каждом привале старались обокрасть — об этом я даже не говорю, и так понятно. Несколько раз пытались увести лошадей… И почти все время приходилось платить: стражникам при дороге, отдавать немалые деньги за воду в колодцах при дороге… Коме того, нас частенько останавливали жрецы местных храмов, и Табину приходилось жертвовать небольшие суммы на содержание храма очередного местного божка. Теперь я понимаю, почему сюда так неохотно едут иноземные торговцы, и отчего торговля с Нергом не считается выгодным делом — тут все, что наторгуешь, придется отдать в жадно тянущиеся со всех сторон лапы… Да, вновь и вновь убеждаюсь в той простой истине, что без денег в Нерге проезжающим делать нечего.

Но лично для меня самое интересное было в том, что к нашим парням уже несколько раз подходили какие-то темные личности, и просили помочь им украсть бабу, то есть меня, причем каждый раз нахалы клятвенно обещали, что за свою помощь парни чуть позже получат половину золота, полученного от продажи пленницы, а то и больше… Н-да. С одной стороны это, конечно, лестно, что я все еще пользуюсь спросом, но с другой стороны эти излишне шустрые личности нашим парням в качестве аванса совали такие гроши, что мне было просто обидно. Как видно, приезжих тут считали настоящими ослами, которых можно обвести вокруг пальца… Тот торговец из Узабила, которому Табин в свое время пытался втихую продать весь наш груз мехов — и тот давал за меня во много раз больше. Сквалыги, чтоб вас!..

А если говорить серьезно, то мне не раз вспоминались как-то раз сказанные Вояром слова — молодой одинокой чужестранке в Нерге делать нечего. Без защиты и охраны она вряд ли сумеет благополучно проехать расстояние даже между двумя соседними поселками. Тут и одинокому чужестранцу надо хорошо подумать, есть ли смысл пускаться в путь, опираясь только на свои силы…

На третий день нашего передвижения по дороге Нерга мы встретили одного из колдунов. Как видно, он занимал немалую должность, раз его сопровождал целый эскорт. Человек в непроницаемо-черной одежде, сидящий верхом на прекрасном горячем жеребце… Из-за опущенного на лицо колдуна широкого капюшона я не смогла рассмотреть этого человека. Впрочем, я к этому и не стремилась. Более того — испугалась, как бы он не понял, кто я такая. По счастью, он и не обращал своего высокого внимания на каких-то жалких торговцев, да вдобавок ко всему иноземцев — мало ли кто из этих инородцев ездит по дорогам великого Нерга! Правда, по молчаливому приказу одного из сопровождающих колдуна несколько солдат из эскорта окружили нас, но вид сопроводительного письма жрецов спас нас от проверки. Солдаты отправились догонять своего хозяина, мы вновь продолжили свой путь, а я с облегчением поняла: этот колдун ничего не заподозрил. Очень хорошо.

К вечеру пятого дня пути по Нергу, уставшие как от дороги, так и от обжигающего солнца, мы остановились на очередном постоялом дворе, и здесь нам опять надо было присматривать за своим грузом. Бедные парни, снова им всю ночь дежурить попарно у телег… К сожалению, выбирать не приходится.

За стеной постоялого двора, туда, где обычно ставят перегоняемый скот, остановился на ночевку караван рабов. Из окна нашей комнаты мне было хорошо видно этих людей, которые сейчас ложились спать прямо на земле. Еще вечером, при свете заходящего солнца я отметила для себя, что в том караване были собраны жители самых разных стран, но в основном преобладали кхитайцы, степняки, темнокожие люди из дальних, неведомых мне стран… Среди тех невольников были и люди с куда более светлой кожей — уроженцы Севера… Как они все оказались здесь, какими путями?..

Охранников при караване тоже хватало. Не имею представления, на каком именно невольничьем рынке купили всех этих рабов, но было понятно, что их гонят на рудники. Сейчас за окном темно, лишь около спящих невольников горят два небольших костра. Охранники не дремлют, следят за живым товаром…

— Что, и этим собираешься вынести поесть? — рядом со мной оказался Кисс. — Не советую. В отличие от твоей страны в Нерге подобное сочтут демонстрацией презрения к властям Нерга. В результате сразу же окажешься между рабами, которых ты так жалеешь. Это не предположение, просто здесь именно так принято поступать с теми, кто суется туда, куда его не просят.

— Кисс, не стоит так… Я понимаю, что у тебя еще с детства осталась неприязнь к тем, с кем ты был вынужден делить тот самый рабский барак… Но ведь эти люди, что находятся на дворе — они же не имеют к той давней истории никакого отношения!

— Я это прекрасно понимаю.

— Не знаешь, куда их гонят?

— В каменоломни.

— Понятно…

— Лиа, перестань коситься на меня! — в голосе Кисса были усталость и раздражение. — Не спорю — был виноват, не стоило соглашаться на предложение Угря! Но уж если так вышло… И долго еще ты намереваешься вспоминать о той истории?

— Кисс, не начинай…

— А ты меня не зли! И вообще: отойди-ка ты от окна, а заодно и платок на глаза натяни — на тебя и без того смотрят куда больше, чем нужно для нашей безопасности…

Что-то парень в последнее время стал срываться. Это стало происходить с ним после того разговора с Веном. Не знаю точно, о чем они там говорили меж собой, но Койен ничего не хочет мне рассказывать о той их беседе. Могу лишь догадываться, и то из небольших обмолвок Кисса. А может, причина раздражительности Кисса куда проще — парень просто лучше многих из нас знает, что представляет из себя Нерг, по-настоящему беспокоится обо всех нас.

— Кисс, ты лучше посмотри на небо — здесь оно такое красивое!

— Это верно — парень чуть усмехнулся. — Небо — это действительно немногое из того, на что стоит обратить внимание в здешних местах. Но не надо заговаривать мне зубы, а лучше просто отойди от окна. Думаю, у нас еще будет возможность посмотреть на ночное небо…

Кисс, конечно, прав, но все же… Жаркая южная ночь, небо, усыпанное удивительно яркими звездами… Загадочно и красиво. Прошло уже немало времени с того момента, как я оказалась на Юге, а все никак не могу налюбоваться ночным небом Юга. На моем родном Севере я никогда не видела ни такого непроницаемо-черного неба, ни таких сверкающих звезд. Попроще у нас, и поскромнее.

В середине ночи я проснулась, будто от толчка. Что-то изменилось в окружающем нас мире. Не было ночной тишины, вместо этого раздавался шум, крики, слышался топот бегущих ног… Сомнений не было: за стеной постоялого двора, там, где остановился караван рабов, что-то произошло. Мы бросились к окну.

На месте отдыха людей сейчас ярко пылали два костра — как видно, в еще недавно едва тлеющие угли кто-то бросил по вязанке хвороста. Даже отсюда слышно, как кричат охранники, долетают звуки от ударов бичей, свист плеток… Правда, я так и не поняла, что же там происходит.

— Что случилось? — это лейтенант. — Может, надо помочь?

— Кому именно ты собираешься помочь? — чуть печально усмехнулась Варин. — И как? Похоже, что сейчас кто-то из рабов в том караване попытался бежать. Судя по всему, неудачно…

— Но мы…

— Мы ничего не можем сделать. И не имеем на это никакого права. В Нерге человек, оказавший помощь беглому рабу, сам навек лишается свободы. Лия, даже не вздумай выходить отсюда.

— Я только хотела… — начала было я.

— Лия, я догадываюсь, что именно ты хотела сделать. И понимаю твои чувства. Но здесь мы бессильны. Наша группа оказалась здесь не просто так: у нас есть задание, которое мы обязаны выполнить. Так что нравится вам, или нет, но слушайте приказ: всем спать. Завтра с утра пораньше нам надо отправляться в путь. Я же подежурю до рассвета. На всякий случай. Вопросы есть? Нет? Тогда желаю всем спокойной ночи.

Утром мы узнали: подтвердилось предположение Варин — несколько рабов из того самого каравана попытались бежать. Увы, неудачно. Оказывается, на ночевках и на отдыхе вокруг рабских караванов обычно ставится охранное заклинание, которое предупреждает стражников о том, что некто решился удрать из неволи. Именно это и произошло этой ночью: заклинание беглецы снять или не сумели, или же просто не могли, так что смелая попытка обрести свободу, к несчастью, провалилась. Как нам сказали, в каждом таком караване среди охранников всегда имеется или колдун, или тот, кто владеет магией. Для чего? Именно для таких случаев, чтоб не было проблем с доставкой невольников. Причем от этого колдуна вовсе не требовалось быть великим знатоком темного искусства — ему достаточно было знать заклинания охраны и поиска. В общем, беглецам не повезло…

У нас тоже произошло неприятное происшествие: выяснилось, что под утро кто-то сломал переднюю ось у одной из телег. Причем этот кто-то действовал очень быстро. Как покаялись лейтенант Лесан и здоровяк Оран (именно эта пара дежурила под утро у телег): они отошли от телег всего на минуту, не более — вышли за двери, на воздух, и то лишь для того, чтоб вдохнуть свежего воздуха, а не то у них под утро глаза просто слипались. В доме была тишина, и ранее утреннее время подошло такое, что глаза закрываются сами собой. Однако выяснилось, в то время крепко спалось далеко не всем. Был некто, кто бодрствовал, поджидал удобного момента… Стоявшие на улице ребята, менее чем через минуту после того, как вышли на воздух, услышали звук ломающегося дерева. Вбежавшим парням представилось невеселое зрелище — сломанная ось у телеги… Похоже, что ее кто-то перебил одним, но очень сильным ударом. Тут должны были применить молот, не иначе — все же ось была изготовлена на совесть. К тому же сил и умения у этого человека должно быть немало, да и сам он должен находится в этом доме. Недаром сразу же после совершенного злоумышленник прошмыгнул в дверь, ведущую внутрь постоялого двора, и его поиски ни к чему не привели.

Не знаю, что подумали другие, а мне в голову пришло одно: это сделано вовсе не просто так. Вряд ли кому из посторонних внезапно могла придти в голову подобная глупость. Вот если бы за время отсутствия парней с телеги стащили несколько мешков — я бы не удивилась, а тут… Такое впечатление, будто нам намеренно не дают продолжить путь…

Хозяин постоялого двора недоуменно разводил руками и чуть ли не божился, что не имеет ни малейшего представления о том, кто бы мог сотворить такое безобразие. Но, судя по хитрой роже этого прохиндея, ему прекрасно обо всем известно, и он в курсе всего произошедшего. И чувствуется, что врет, собака, но придраться не к чему! Ведь не просто же так кто-то упорно выжидал, пока появится возможность повредить нашу телегу, а потом ловко сумел убраться с глаз подальше. Чувствуется немалый опыт в подобных делах…

Единственное, что хозяин нам пообещал, так это прислать с утра пораньше мастера, чтоб тот починил телегу за счет заведения. Экое благородство! Что-то хозяин задумал, знать бы еще — что именно. Только вот не хочется мне лишний раз лезть в чужую голову, да и небезопасно проделывать подобное в этих местах. Вполне может оказаться, что неподалеку находится некто, неплохо разбирающийся в магии — и мало ли что… Так что пока подождем.

Варин не стала ругать парней, да и нам самим было понятно: нас для чего-то пытаются здесь задержать на какое-то время. Так что у нас сейчас одно намерение — убраться отсюда побыстрей и подальше. Ведь видим же, что дело неладно, а сказать нечего. Все утро сидим в общем зале, ждем мастера, чтоб тот заменил ось, да вот только долгожданный мастер куда-то запропастился. По словам хозяина, у этого человека много работы. А время меж тем все идет и идет. Прошел уже час с того времени, как мы должны были выйти в дорогу, но вместо этого все еще сидим здесь, выжидаем невесть что… Эх, будь моя воля — давно бы я всех поторопила, да вот только женщинам в Нерге положено помалкивать, рот лишний раз не открывать. И магией пока лучше не баловаться — мало ли что…

Сидеть в душном зале надоело, и мы вышли на двор. Здесь хоть какой-то ветерок дует, и не видно хитрой физиономии хозяина. Самое время отправиться в дорогу, пока не наступила дневная жара… Долго еще этого мастера ждать?

Как раз в это время собрался в путь и караван рабов. Закованные люди выходили из ворот… Невольно отметила про себя: судя по многочисленным синякам на лицах, многим из этих невольников сегодняшней ночью от охранников хорошо досталось.

Я опять слишком долго таращилась на выходящих из ворот невольников, и вновь потеряла осторожность, перестала обращать внимание на окружающих. А этого делать нельзя, тем более в Нерге. Надо смотреть по сторонам… Если б не Кисс, то я бы так и стояла, глядя только на рабов… Парень первым заметил приближающихся всадников, и сделал нам знак «опасность», увидев, что к постоялому двору подъезжает небольшой конный отряд. Крепкие кони, одинаковая справная одежда, хорошее оружие…Личный отряд охраны важного господина — десятка полтора всадников, сопровождающий своего хозяина.

У ехавшего впереди своего небольшого отряда мужчины поверх одежды был надет черный плащ с откинутым на спину капюшоном. Я невольно отменила про себя — плащ сшит из дорогущего кхитайского шелка, причем такой удивительной ткани мне раньше никогда не попадалось: казалось, что и без того непроницаемо-черный цвет отливает всеми оттенками черного… А великолепный тонконогий жеребец всадника стоил целое состояние — далеко не каждый богатый человек может позволить себе иметь такого изумительного скакуна. И без пояснений понятно, что это — колдун с охраной, причем, догадываюсь, колдун далеко не из последних в своем деле. Возможно, один из тех, кто входит в состав конклава… Очень хочется надеяться, что он оказался здесь случайно, проездом, и направляется по каким-то своим делам. По непонятной причине караван привлек внимание этого человека, и его небольшой отряд остановился неподалеку от нас.

Ох, лучше бы мне заранее почувствовать приближение этого всадника и успеть убраться подальше с его глаз! Но сейчас уходить, кажется, поздно. По законам Нерга при появлении колдуна высокого ранга окружающим не стоит сходить с того места, где они находились перед его появлением, и уж тем более в присутствии колдуна не принято совершать резких движений. Охранники сразу обратят внимание, что при одном взгляде на могущественного человека некто кидается прочь со всех ног. Понятно, о чем могут подумать охранники — решат, что у убегающего есть на то серьезная причина не встречаться с их хозяином…

Стоявший рядом со мной Стерен тронул меня за плечо:

— Лия, быстро уходи в дом! — негромко сказал он мне. — Впрочем, уже поздно… Стой, и не шевелись. И не пялься особо по сторонам…

Да, следует признать — я опять едва не прохлопала ушами очередную неприятность… Ну как можно быть такой невнимательной?! Забыв и об осторожности и собственной безопасности смотрела на выходящих из ворот рабов… Давно пора запомнить — не следует постоянно надеяться на помощь Койена, прежде всего надо думать своей головой. Единственное, что я сейчас могла сделать, так это выпустить наружу весь свой страх, прикрываясь им, как щитом, от чужого внимания. Страх — это именно то, к чему привыкли колдуны Нерга при одном своем появлении среди простых людей, и оттого липкие щупальца страха вокруг меня вряд ли покажутся подозрительными хоть кому-то, владеющему магией. Ну, трясется баба от ужаса и страха, так что в том необычного? Да и вряд ли колдун вздумает проверить всех людей, стоявших на улице. Ему сейчас не до того — вон, кивком подозвал к себе хозяина каравана рабов…

Тем временем Кисс, стоявший совсем близко от меня, сделал небольшой шаг в мою сторону, а я чуть качнулась к нему…Этого вполне хватило для того, чтоб я оказалась за спиной светловолосого парня, и уж оттуда наблюдала за происходящим. Со стороны выглядело так, будто насмерть перепуганная баба прячется за надежной мужской спиной. В этом нет ничего необычного…

Пока командир отряда стражников, подобострастно глядя на колдуна и беспрестанно кланяясь, рассказывал ему о предотвращенной попытке побега невольников, я рассматривала всадника в черном плаще. Средних лет, черноглазый, темные с проседью волосы, чуть крючковатый нос, смуглая кожа… На первый взгляд — типичный южанин средних лет, каких мы уже во множестве встречали на свом пути. Вот только чувствовалось в этом человеке нечто, роднящее его с проклятым Адж-Гру Д'Жоором…

Не дослушав слов хозяина каравана, колдун оборвал его взмахом руки:

— Как были наказаны ослушники?

— Кнутом, и…

— Этого мало. Давайте их сюда. А остальные пусть посмотрят.

По взмаху руки хозяина охранники вытолкнули из толпы невольников пятерых людей, закованных в цепи. Так вот кто пытался вырваться на свободу… Судя по разрезу их глаз и по своеобразным чертам лица, пусть сейчас и покрытого синяками, вся эта пятерка была родом из Узабила. Вновь та же страна, откуда в нашу страну приехал Бахор, тот самый парень, что погиб на моих глазах в застенках Стольграда… Еще несколько человек из той самой страны сейчас стоят перед колдуном, и, судя по всему, ничего хорошего сейчас их не ждет, и ждать не может…

— Так… — голос человека в черном плаще был полон холодного презрения, — так, значит, вы хотели бежать? Грязные ничтожества, которым выпала великая честь трудиться во славу великого Нерга — вы смеете отвергать эту высокую участь, отказываетесь с благодарностью принимать то, что вам было милостиво послано Великим Сетом! Уже за одну только мысль о том все вы заслуживаете смерти! Но я справедлив, и поэтому буду судить непредвзято. Отвечайте: что вы можете сказать в свое оправдание?

Я думала, ему никто не ответит, но тут заговорил один из них, молодой мужчина, у которого почти полностью заплыл левый глаз, да и вся левая половина лица представляла собой один большой синяк. Да уж, досталось тебе, парень, от охранников за попытку бегства! Они от души постарались, вымещая на тебе свое зло…

— Великий господин, да вечно продлятся дни твоей жизни, будь милостив! Просим твоего суда и справедливости! На нас обманом надели эти рабские ошейники! Я, и мои товарищи — мы все свободные люди, крестьяне, все родом из благословенного Узабила, и всю свою жизнь работали на земле, выращивали хлопок и дыни… Не так давно через наше село проезжали торговцы из Нерга. Они наняли нас, чтоб мы помогли им довезти их товары до Нерга, обещали хорошо заплатить… А вместо того, как только мы оказались в Нерге, эти люди надели на нас ошейники и продали на рынке рабов! Милостивый господин, разве это справедливо?! У меня недавно умерла жена, оставив троих маленьких детей, которым, кроме меня, надеяться не на кого… Я должен вернуться домой, чтоб вырастить ребят! И мои товарищи… Их тоже ждут дома! Да если б не то щедрое вознаграждение, что пообещали нам проезжие торговцы, то разве мы бы покинули свой благословенный Узабил!?. Рассудите нас по справедливости, великий господин!..

— Замолчи! — брезгливо бросил колдун. — Я все больше и больше поражаюсь людской неблагодарности. Вам выпало счастье оказаться в Нерге, трудиться для его блага, умножая славу и могущество этой великой страны, осененной благодатью небес! Вы же, вместо того, чтоб возблагодарить за эту доброту Великого Сета, думаете о своих никчемных детенышах, бунтуете и не подчиняетесь. Да мне бы следовало заживо содрать со всех вас шкуру уже только за то, что в ваших диких головах могла зародиться мысль о том, что можно выйти из-под власти великого Нерга! На ваше счастье, я обещал судить милостиво, и оттого наглядный урок по сниманию шкуры отменяется. Но и оставлять без последствий подобное дерзновенное желание каких-то грязных рабов я тоже не намерен. Поэтому радуйтесь, неблагодарные: ваша смерть будет куда более легкой, чем вы того заслуживаете!

Ответом ему было молчание. А что тут скажешь? Да и зачем что-то говорить, если было понятно с самого начала, что колдун просто так не отпустит… Впрочем, тому и не нужны были слова оправдания…

— Хочу, чтоб все знали… — колдун говорил не повышая голоса, но, тем не менее, в тишине его было хорошо слышно. — Каждый, кто осмелится пойти против законов Нерга, и каждый, кто попытается ослушаться приказа своих хозяев или охранников — тот будет наказан. Все должны увидеть, что бывает с непокорными, или же с теми, кто пытается пойти против воли хозяев Нерга…

В первый момент я не поняла, отчего все пятеро внезапно зашатались и повалились на землю, причем трое из них страшно кричали, а у двоих из горла ручьем хлынула кровь… Люди умирали, причем умирали в жутких мучениях…

Глядя на бьющихся в предсмертных конвульсиях людей, мне вновь вспомнился Адж-Гру Д'Жоора — он тоже предпочитал наглядно демонстрировать свою силу и свое превосходство, а вместе с тем как свою власть над людьми, так и презрение к ним. Вот и этот колдун смотрел на гибнущих людей с чувством выполненного долга, а их крики вызывали у него лишь чувство удовлетворения. Вон, на его тонких губах появилось отдаленное подобие презрительной улыбки. Свершил, дескать, справедливый суд для наведения порядка… Очень немногие поняли, что этот человек своим колдовством вызвал у двоих разрыв сердца, а троим залил в кости кипящее масло… Скотина! Он еще и разнообразит вид казни… Да разве эти бедные люди заслужили подобное?! Мало того, что их обманом заманили в Нерг, так еще и убили в этой проклятой стране!.. И все, кто только находился рядом, все стояли и молча наблюдали за гибелью несчастных — понятно, это же самое будет с каждым, кто вступится, или же проявит хоть тень сочувствия умирающим людям…

Когда же стихли крики умирающих, и их скрюченные тела замерли на земле в нелепой позе, колдун обвел тяжелым взглядом всю толпу замерших в испуге людей, и заговорил снова:

— Запомните, это будет с каждым, кто вздумает противиться воле Великого Сета — прозвучал в тишине хорошо поставленный голос колдуна. — Эту сдохшую падаль закопайте у дороги, а лучше бросьте их трупы вдали от селения. На прокорм диким животным. Что касается остальных рабов… В наказание за то, что не сообщили охране о том, что готовится побег приказываю сейчас же выпороть каждого третьего, и всем, без исключения, не давать воды до заката. Пусть запомнят: в следующий раз, если кто вздумает бежать, а они о том промолчат и не предупредят своих хозяев, то им всем вновь придется пройти через плети и жажду. На будущее умнее будут… Все, исполняйте — и, не прощаясь, колдун тронул поводья своего коня.

Уф, спасибо Пресветлым Небесам, этот человек не обратил на нас никакого внимания. Я перевела дух только после того, как он скрылся за поворотом. Кажется, я была права в своем первоначальном предположении — этот человек занимает высокое положение в конклаве колдунов. Сильный, мощный колдун, настоящий мастер своего дела, если можно так выразиться. Меня же он не заметил просто потому, что ему не могло придти в голову, будто на простом постоялом дворе небольшого селения, среди обычных проезжающих, может оказаться некто, обладающий какой-то частью его силы. Да, к моему великому сожалению, только частью… Не хотела бы я встречаться на узкой дорожке с этим человеком — все одно проиграю…

Пока охранники снимали с мертвых тел кандалы и ошейники, я смотрела на дорогу, вслед уехавшему колдуну. Вот теперь чувствуется, что я — в Нерге, где признают лишь одно — силу и власть. А еще — повиновение через жестокость, хотя, на мой взгляд, жестокость может родить только ожесточение, или же ответную жестокость. И все равно: эти пятеро, что только что погибли на наших глазах — они молодцы! Их до конца так и не сломили. Парни улучили момент, попытались бежать… И ведь ушли бы, если б не то самое охранное заклинание, пропади оно пропадом! Что ж вы, ребята, этого не предусмотрели? Или просто понадеялись на «авось»? Ведь и место для побега выбрали правильно — несколько дней пути, и они в Харнлонгре, а оттуда беглецов назад в Нерг не выдают…

Я посмотрела на Кисса, и у нас обоих в голове была одна и та же мысль: убраться бы отсюда поскорей! Только что произошедшая на наших глазах сцена оставила гнетущее впечатление. Назад пойти, что ли, на постоялый двор? Пожалуй, лучше не болтаться лишний раз на улице, а посидеть в помещении, причем спрятаться под крышу надо поскорее… И, в конце концов, где этот самый мастер по починке телег, которого мы все еще ждем? Что-то он сюда совсем не торопиться…

Стерен и здоровяк Оран находятся у телег, а мы уже более двух часов сидим в общем зале, чего-то ждем. Недавно пришедший мастер что-то долго возится с телегой. Вон, уже и лейтенант Лесан пошел выяснять, в чем там дело, а не то время все идет, а толку нет…

Наверное, после гибели на наших глазах нескольких рабов, на душе у меня тяжело. Да еще до нас то и дело доносятся звуки ударов и крики людей — это охранники при караване со всем старанием исполняют приказ колдуна, порют каждого третьего… Когда же все это закончится?!

Естественно, все происходящее никак не способствовало улучшению настроения. Отчего-то мне вновь вспомнилась сестрица. Как она там, бедная, мается со своим бездельником? Несчастная моя, глупенькая девочка, тяжело ей, наверное, приходится… И, главное, пойти ей в поселке не к кому, на жизнь пожаловаться, тяжесть с души снять… Нет у нее подружек задушевных. Не заимела… Ну, у меня-то понятно, отчего их не было: работала от зари до зари, еле выкраивала время на сон, да и за ворота меня почти не выпускали. Да что там за ворота — бывало, по седмице слова вымолвить не дозволялось… А у сестрицы все по другому было. Она знала, что хороша сверх меры, со всеми девчонками свысока держалась да насмешничала. И бабушка ей ни в чем не отказывала, потакала всем капризам, в шелка и бархат одевала даже в будний день… А кому из девушек захочется рядом с собой видеть такую красавицу? Да еще и с острым языком, который она и не думала утихомиривать — всем в глаза говорила, что думала, хотя иногда свое мнение не помешает и попридержать. Не всегда другому надо знать, что ты о нем думаешь, да и не всегда это требуется…Вот оттого-то и вышло так, что, кроме меня, никого у сестрицы нет, не к кому пойти, душу излить.

Бедная, как же ей сейчас плохо! Представляю, как разлюбезный муженек ее до слез доводит, и некому защитить бедную девочку! Я это не просто чувствую, я это знаю, и, что хуже всего, сейчас ничем ей помочь не могу! Эх, бабушка и матушка, ну отчего вы растили ее в таком баловстве, неге и вседозволенности? Неужели не понимали, что Дая совсем не готова к нашей простой суровой жизни, где очень многое складывается совсем не так, как бы нам того хотелось?!

Я настолько глубоко ушла в свои мысли, что вновь непростительно отвлеклась, и к действительности меня привело чувство опасности. Тренькнуло, как туго натянутая струна… Да что со мной такое творится!? Разве можно быть такой непростительно беспечной, причем не где-нибудь, а в Нерге?! Ведь просто кожей ощущаю — рядом творится нечто неладное…

Оглянулась: в зале, кроме нас, других посетителей не было. Лишь хозяин за стойкой переставляет кружки с места на место, да еще косится в нашу сторону… Но чувство опасности все равно дает знать, что надо быть настороже.

— Варин, тревога…

— В чем дело? — повернулась ко мне женщина.

— Точно не скажу, но чувствую, что сейчас нам лучше быть всем вместе. А трое наших на конюшне… Может, стоит их позвать сюда?

Ответить Варин не успела. Распахнулась дверь, и в зал ввалилось с десяток стражников, да еще и с пяток охранников из того самого каравана. Эти-то что здесь делают? Или расправа над невольниками подошла к концу? Не похоже — крики людей все еще слышны, так же, как и звуки ударов… Может, охранники пришли перехватить перед дорогой кружку-другую местного вина? Ну, это вряд ли: им сейчас не до того, да и после неудавшегося побега невольников они не будут позволять себе ничего лишнего, тем более что колдун и на них нагнал страха…

Но не это было самым удивительным. Я вначале даже не поверила своим глазам — с ними был тот самый вертлявый таможенник с нехваткой зубов, которого мы встретили сразу после перехода границы с Нергом. Вот уж кого я меньше всего ожидала увидеть — так этого задохлика. Он что, направился вслед за нами еще от Тру'е? Неужто в одиночку за нами пустился? Не ожидала от него подобного. Если так, то… Сердце зашлось от неприятных предчувствий.

Вперед выступил один из поселковых стражников, молодой мужик с изрытым крупными оспинами лицом. Судя по всему, он был главным среди поселковой стражи.

— Вы все арестованы.

Что за бред?! Может, здесь принято шутить так, по идиотски? Я взглянула на Варин — она была серьезна. Да и по виду наших парней можно было сказать одно — шуткой тут и не пахнет.

— Я не понимаю… — Варин развела руками, как будто не могла найти слов.

— За что? — это в разговор вмешался Табин, который тоже понял, что сейчас нас ждут большие неприятности. Может, удастся откупиться?

— Нам стало известно, что вы возводили хулу на имя Великого Сета.

— На кого?

— Так, — довольно заулыбался стражник, — так, теперь я обвиняю вас еще и в том, что вы не знаете Великого Сета и не признаете его.

— Погодите… Да с чего это вы взяли, будто мы говорили что-то непорядочное о… Великом Сете? Это какое-то недоразумение! И мы не понимаем…

— Все сказанное нами — подтвержденный факт. И чего тут можно не понять? К нам поступили сведения, что кроме хулы, вы выступали перед жителями Нерга еще и с противозаконными речами, а это уже, милые мои, такое тяжкое преступление, что хуже редко бывает!

— Но это же неправда! И вы не смеете обвинять невесть в каких грехах честных торговцев!

— Ха, честных! У меня имеется свидетель, подтверждающий все обвинения…

— Какой еще свидетель?

Вперед вышел тот самый таможенник с нехваткой зубов. Понятно… Победно глядя на нас, он заявил с довольной ухмылкой:

— Они, они самые… Подтверждаю все, что только что было сказано присутствующим здесь почтенным слугой порядка и закона. Причем эти люди не только возводили хулу на Великого Сета, но еще и поносили Нерг самыми грязными словами… Мои слова могут подтвердить те служители таможни, через которую в великий Нерг прошли эти самые недостойные торговцы. Увы, но мы слышали их недостойные речи еще тогда…

— Этого достаточно! — стражник довольно бесцеремонно отодвинул задохлика в сторону. — Надеюсь, вы все поняли? Я, как представитель закона, в таких случаях имею право применять те меры, которые сочту нужными. По законам нашей страны при столь серьезном обвинении вы должны быть без промедления отданы под суд. Ну, а так как на сегодняшний день я являюсь единственным судьей в этих местах, то именно я должен принимать окончательные решения, вершить суд и выносить приговор. Обвинение, выдвинутое против вас, более чем серьезное, и потому не будем понапрасну терять время на никому не нужные формальности. Так вот, опираясь на слова свидетеля, человека, заслуживающего всяческое уважение, я приговариваю всех тех, кто был замечен в действиях, направленных против великого Нерга, к наказанию. Хула и поношение Нерга — одно из самых тяжких преступлений, и должно караться соответствующим способом. За это тяжкое преступление властью, данной мне Нергом, вы все признаны виновными и приговариваетесь к пожизненным каторжным работам во имя Великого Сета и во благо нашей страны.

Я растерянно оглянулась на своих спутников. Все были серьезны — понятно, что мы внезапно столкнулись с большими неприятностями. Даже очень большими. А Табин — тот чуть ли не вжался в стену, как видно, и он не ожидал ничего подобного. Но, тем не менее, бывший управляющий попытался выяснить, что произошло.

— Послушайте, но вы не можете говорить об этом серьезно! Чушь какая-то! И мы не понимаем, о чем идет речь!..

— А я и не ожидал, что до вас быстро дойдет… Ничего, со временем разберетесь, что к чему. А так как я вовсе не намерен дожидаться, пока через наш поселок пройдет караван осужденных каторжников, то для исполнения вынесенного приговора я передаю вас в находящийся здесь же рабский караван.

— Как… Почему?..

— А нечего на вас понапрасну переводить время моих людей, и тратить харчи, тем более что казенный провиант поберечь не помешает. А охранники в том караване, что остановился сейчас в нашем поселке, доставят вас к месту отбытия наказания, именно туда, где вы будете отрабатывать совершенное вами преступление, и где каждый из вас будет трудом снимать грехи со своей души…

— Уж не хочешь ли ты сказать, урод, что продаешь нас в рабство? — подал голос Трей.

— Я приговариваю вас к искуплению трудом за оскорбление Великого Сета… Э, э, пацан, не советую хвататься за оружие! Что, по молодости лет ума не нажил? По всему видно — не понимаешь, что вооруженное сопротивление при задержании выйдет вам только боком… Ведь ты можно и не дойти до тех мест, куда идет караван, или же на всю жизнь остаться хромым или сухоруким! Мы ж вас убивать не будем, а вот всерьез подранить для ума — это можно устроить без проблем. Вот и придется тебе потом всю оставшуюся жизнь на каменоломнях без остановки рудничное колесо крутить, вместо осла. Все одно ни на что больше будешь не годен…

— Послушайте, — все никак не мог успокоиться Табин, — это какое-то недоразумение! Или ошибка… Вы что, с ума сошли?

— Так, оскорбление стражи при исполнении обязанностей… — оскалился стражник. — Еще одно тяжелое преступление…

— Погодите! — замахал руками Табин. — Может, договоримся?

— Попытка дать взятку! — стражник даже руки потер от избытка чувств. — Да вы, судя по всему, закоренелые преступники! И как вас только земля носит?

— Я думаю… — обратилась было Варин к стражнику, но тот ее перебил.

— Хватит впустую молоть языком! Повторяю: отныне вы все отрабатываете свои грехи во славу Нерга! Гордитесь оказанной вам честью — послужить нашей великой стране, пусть даже и таким образом! Кому и что еще не понятно? Если кто из вас сейчас будет недоволен — сразу огребет в зубы. Все ясно?

— Ты, кретин, как видно, забыл, что мы оказались в этой стране не просто так, а затем, чтоб доставить сюда заказ ваших жрецов! — это уже в разговор вмешался Кисс. — У нас на это и сопроводительная бумага имеется… Знаешь, что будет, если мы к сроку не приедем и товар не привезем?

— Это надо еще разобраться, кто из нас тот самый кретин! — стражник выглядел довольным, словно кот, сожравший не только миску сметаны, на которую рассчитывал, но вдобавок ко всему уволокший и здоровенный шмат ветчины. — И потом, мы только что услышали еще одно оскорбление доблестной стражи при должном исполнении ею своих тяжких обязанностей… Э, мужики, да вы преступники со стажем! Кажись, ни один из вас так и не выйдет из рудников!

— Рудники… — Варин в притворном ужасе схватилась за голову. — Но вы же только что говорили что-то о каменоломнях… Так куда же вы нас отправляете?

— А вам не все равно? Если нет, то пусть это будет для вас сюрпризом. Хотя, что рудники, что каменоломни — особой разницы я не вижу.

В этом он прав. Как говорят в моем родном поселке, хрен редьки не слаще.

— Ты, что, рассчитываешь, что такие проделки вам просто так с рук сойдут? — чуть прищурил глаза Кисс. — Или слышишь плохо? Вы не можете нас задерживать! Мы везем ценный груз! И потом у нас есть…

— Письмо, что ли, сопроводительное? Как же, слыхал… Не волнуйся: про письмо я знаю. Только отныне это уже не ваше дело.

— Но наш груз… — это снова Варин.

— А тебе-то, тетя, чего беспокоиться о грузе? Пусть о нем у твоего братца голова болит! И потом, вы, иноземцы, как я погляжу, совсем плохо о нас думаете! Отныне этот груз — наша забота. Ваш хозяин как ехал с грузом, так и будет себе ехать дальше, прямо к тому пункту назначения, куда он и стремился. Правда, с охранниками у него сейчас напряженка будет — вы же все на трудовые работы попали! Но это не беда — мы люди порядочные, заботливые, законы чтим, и купцу всегда поможем добраться до столицы. Доставим в лучшем виде. И к сроку. Не задержим. Только вместо вас, преступников закоренелых, с ним поедут мои люди. Позаботятся о честном купце, как положено. Ведь он о Нерге ничего худого не говорил? — обратился стражник к таможеннику.

— Этот — нет!

— И очень хорошо! Значит, на этого мужика мой приговор не распространяется. Он себя ведет, как надо, и мы с ним поступим честь по чести. В столицу доставим, где он свой товар сдаст, как положено, денежки за него получит, и с чистой душой и тяжелой мошной к себе домой отправится…

Ага, как же, отправится Табин домой с полной сумой денег, как сейчас вижу! Да он с полученными за меха деньгами вряд ли даже за порог сумеет переступить — сопровождающие сразу золотишко отберут, а самому голову свернут. Не стоит считать других глупей себя…

— А… — попыталась что-то сказать Варин.

— А вы, мои закоренелые, отправляйтесь отрабатывать свои грехи во благо великого Нерга… Все, кончай трепаться! — стражнику, как видно, надоело разговаривать с нами. — А сейчас я приказываю всем вам сдать свое оружие!

— С какой это радости?

— Не умничайте. Я сказал: мужики, оружие — на пол! Я понятно выразился?

— Даже так? — неприятно усмехнулся Кисс. — Понятней некуда… Неясно только одно: вы что, всерьез рассчитываете на то, что мы все покорно поднимем руки вверх?

— Поднимете, никуда не денетесь!

— Погодите, погодите… — испуганно-растерянным голосом спросила Варин. — А как же наши охранники? Я имею в виду тех, что к лошадям ушли?

— Охранники… — презрительно скривился стражник. — К сведению: те ваши ослы, та троица, что ошивалась у телег — они тоже арестованы, и уже в ошейниках. Один, правда, брыкаться вздумал…Пускай теперь подумает о том, как надо себя вести со стражниками Нерга. Так что и вы не усугубляйте свое положение. А иначе…

— Что — иначе?..

Вместо ответа несколько стражников вскинули свои арбалеты, и нацелили их на нас. Ну, то, что стражники принесли сюда уже взведенные арбалеты — это я заметила и раньше, да все надеялась, что не дойдет до дела…Нас пятеро, столько же арбалетов… Конечно, можно было бы попытаться уклониться от арбалетных болтов, и, думаю, у меня бы это получилось. Но вот в том, что больше никто из нас не будет задет — в том я не уверена. От всех болтов увернуться не выйдет, хоть одного из нас, да подранят, и хорошо еще, если не до смерти. Вопрос — что делать?

Я покосилась на Варин. Та, чуть поколебавшись, повернулась к Киссу и Трею, которые стояли неподалеку от нее. Спорить готова, Трей уже и сюрикены приготовил… Может, попробовать пробиться к двери? Но Варин чуть покачала головой из стороны в сторону. Значит, пока надо подождать… И подчиниться. Я ее понимаю — вначале надо сообразить, что к чему, куда нам предстоит идти и что следует делать, а уж потом принимать решения. И все ли мы вырвемся отсюда? Кое-кто может здесь навсегда остаться… Ну, если даже случится чудо и никто из нас будет не ранен — куда бежать дальше? Да и что с теми нашими парнями, что сейчас находятся у телег? Судя по словам этого стражника, они уже арестованы. Если это действительно так, то, может, и нам пока не стоит трепыхаться, а следует чуть погодить, определиться с ситуацией? Надо быть всем вместе…

— По-вашему, мы просто так арбалеты взвели? — стражник был доволен аж до невозможности, чуть ли не сиял от удовольствия. — Кстати, взгляните в окно. Вот там ваши приятели по двору идут, скрученные, как бараны…

Я невольно посмотрела в сторону окна. И верно: по двору тащили связанных Лесана и Стерена, а здоровяк Оран шел сам, но сколько же веревок на нем было накручено!..

— Убедились? Так что, давайте-ка, разойдемся по-доброму, без лишней крови и дырок друг в друге.

Я вновь прикинула про себя: если даже случится невероятное, и никто из нас сейчас не будет задет арбалетным болтом — что нам делать дальше? Возможно, наша пятерка сумеет уйти, бросив груз и телеги, но все одно негоже оставлять здесь наших товарищей. К тому же не помешает разобраться, в чем дело, отчего с нами так поступили…

Об этом же, как мне показалось, подумали и наши парни. Но окончательно все наши сомнения разрешил тяжелый арбалетный болт, вонзившийся у ног шарахнувшегося в сторону Табина…

— Следующий выстрел, парни, один из вас получит в живот. Помирать будете долго… И в мучениях. Так что повторяю: быстро кладите свое оружие на пол! И без разговоров!

— Ох, ребятушки! — Варин повернулась к нашим парням, у которых, судя по всему, не было никакого желания подчиняться приказам стражника. Н — да, со стороны на нее поглядеть — баба перепугана чуть ли не до дрожи в коленях. — Ребятушки, вы уж их послушайте, да оружие-то свое побросайте! А то мало ли что!.. Вон, парни тут какие сердитые — чуть что, сразу стрелять начинают! Еще заденут нас ненароком эти оглоеды, поранят ведь, а то и убьют…

— Во-во, баба, в отличие от вас, понимает, что к чему, и умные слова говорит. Послушайтесь-ка ее, парни! Иначе мы вас подстрелим — иначе никак! а раненому идти ой как невесело!

Ребята скрипнули зубами, но вытащили свое оружие, побросали его на пол. Видно было, что приказание Варин им — поперек горла. Понимаю вас, парни, самой от всей этой ситуации тошно, но раз так сложились обстоятельства… Надеюсь, ненадолго.

Однако стражники так и не опустили свои арбалеты, держали нас под прицелом до тех пор, пока нашим парням не надели железные ошейники, перед этим тщательно обыскав. Изъяли все, что хоть немного напоминало оружие. Трея уже обшарили, вытряхнув из него немало колющего и режущего добра, и, как сказал бы Визгун, как раз начинали шмонать Кисса.

Я взглянула на Кисса — парень был, мало того, что зол, но и не знал, как утаить от стражников свои кожаные браслеты. Вернее, это только на первый взгляд выглядит как обычные широкие полоски из кожи, которыми многие мужчины перетягивают свои запястья, чтоб уберечься от растяжения во время тяжелых работ. На самом деле с внутренней стороны этих полосок находятся кармашки с остро заточенными монетами — бисами, которые могут резать не хуже бритвы. Тогда, еще у Серого Дола, Кисс, как снял их с Четырехпалого, так и оставил при себе. Позже он немного переделал их, и с той поры носил эти кожаные полоски, почти не снимая. Очень ж умело были сшиты эти браслеты, с виду и не подумаешь, что они с начинкой… Помнится, и я в свое время тоже не обратила особого внимания на эти полоски, затянутые на запястьях у Четырехпалого…

Но стражники, думается, не такие раззявы, как я в свое время. Сейчас Киса тщательно обыщут, и поймут, что из себя представляют эти ленты. Думается, стражники с подобными ухоронками сталкивались уже не раз. Большое оружие — ладно, его все равно не спрятать, надо отдавать, а эти остро заточенные монеты в умелых руках могут быть не менее опасны, чем нож. Не хотелось бы сейчас остаться совсем безоружными, а биса — серьезное подспорье… Впрочем, там, в этих тайных кармашках, были не только бисы.

Кисс глянул на меня, и я поняла, что он хотел мне сказать. Мы с ним вообще на удивление хорошо понимаем друг друга… Сейчас он просит помощи, каким-то образом отвлечь внимание стражников… Что ж, можно попробовать.

Нас с Варин тоже обшарили, правда, далеко не так внимательно, как парней. Скорее, это был даже не обыск — так, развлекались, лапали баб от души. Дебилы… У Кисса стражник как раз начал обшаривать его руки. Сейчас дойдет до браслетов, и сразу поймет, что этот такое. Сразу срежет… Так, еще мгновение, другое… Теперь пора.

Я завизжала так, что на меня обернулись почти все, кто только был в этом зале. У двоих мужиков арбалеты в руках дрогнули… Эх, сейчас, пока стражники чуть растерялись, самое удобное время для того, чтоб взять инициативу в свои руки! Но пока решено не буянить, а подчиняться. Стражник, обыскивающий Кисса, тоже обернулся, а я все продолжала орать, вспоминая про себя добрым словом Визгуна. Именно таким образом и надо отвлекать внимание от кого-то или от чего-то…

— Оставьте! — верещала я дурным голосом. — Оставьте меня, я сказала! Не трогайте!

Так, подпустим еще немного визга и воплей. Хм, Трей от удивления брови приподнял, а Варин, кажется, стала что-то понимать. Тоже чуть ли не закудахтала, руками стала махать… Понятно, с перепуга истерика у двух дур-баб приключилась, и было бы удивительно, если бы ее, этой истерики, с ними не произошло!

Должна признать: я чуть перехватила с силой звука. Надо было бы кричать потише… В дверь заглянул еще один стражник, довольно пожилой по возрасту:

— Что тут у вас? Орете так, что до другого конца поселка слышно! Неужто так сложно бабе глотку заткнуть?

— Он, он… — я от возмущения чуть ли не тряслась. — Этот меня… руками хватать вздумал!!

— Да? — хохотнул заглянувший стражник под веселое гоготание остальных. — Это он недодумал — только руками… Можно бы и чем иным проверить — может, у тебя что ценное в другом месте припрятано?

— Ага, у нее там здоровенный кулек с серым лотосом засунут! — довольно заржал еще один страж порядка.

— А ну, кончай гомонить! — снова подал голос стражник с изрытым оспинами лицом. — Хватит время тянуть! Всех проверили? Тогда выводи.

Кисс первым шагнул в сторону двери. Повезло: как я и рассчитывала, обыскивающий его стражник отвлекся на мои вопли, и не добрался до кожаных браслетов Кисса — как видно, сейчас он даже не вспомнил о том, что полностью не обыскал стоящего перед ним человека. По всей видимости, эти широкие ленты на запястьях парня не привлекли особого внимания стражи, хотя в тех кожаных полосках с внутренней стороны, кроме карманчиков с бисами, имеются еще остро заточенные штырьки и еще какая-то хрень…

Так что ни у кого из нас, женщин, ничего опасного, естественно, не нашли. Ну-ну… Кстати, у нас с Варин, к вашему сведению, тоже кое-что припрятано, только вы этого не заметили. Что ж, хорошо уже то, что ни нас, ни парней связывать не стали — как видно, не сочли нужным. Все одно: погодите вы у меня, если встретимся — я вам, стражи поселковые, не завидую. Вот уж что-что, а ваши наглые рожи я хорошо запомнила!

Стражник кивнул головой, и нас окружили охранники из каравана. Передает, так сказать, ценный груз с рук на руки… Ничего, надеюсь, Светлые Боги еще сведут наши дороги, и там мы разберемся промеж собой, как, кому и каким образом надо чтить законы. Но сейчас стражник, чувствуя свою власть, а может, все же желая показаться перед всеми добрым и справедливым, решил прочитать нам на прощание прочувственное наставление:

— Что касается вас… Если вы, парни, с головой, то вы живо поймете, что надо делать, чтоб на каменоломнях не пропасть. А бабы пусть сами о себе позаботятся — авось живо сообразят, как правильно поступить, и в тех местах неплохо пристроиться… В общем, будете вести себя хорошо — всем вам на рудниках легче придется, а если нет… Короче: забирайте во дворе своих приятелей — и пошли все вперед! И чтоб без лишних разговоров у меня! Да, и запомните: по дороге с вами никто нянькаться не нанимался! Будете умными — все с вами будет в порядке, а вздумаете фордыбачить… Хотя вы уже в курсе, видели, что бывает с теми, кто брыкается. Если что — сразу получите то, что положено за непослушание… Ну, счастливо, и пусть Великий Сет воздаст вам по заслугам!

Ох, остряк, как бы тебе собственное остроумие поперек своего горла не встало. Думаю, и у тебя найдутся заслуги, за которые не помешает воздать в полной мере. Погоди, сойдутся еще наши дорожки в узком месте…

Остальных наших спутников, тех, что еще недавно поджидали мастера по починке телег и приглядывали за товаром, мы увидели лишь тогда, когда нас вывели на двор. Вернее, нас не вывели, а грубо вытолкали. Увы, но вид у парней был ничуть не лучше нашего. Если здоровяк лекарь крепко стоял на ногах, безвольно опустив руки, то Лесан зажимал рану на плече, да и у Стерена по затылку стекала кровь. Парни были ранены — как видно, у них без схватки дело не обошлось. Оно и понятно — стали сопротивляться, вот и получили. Надо будет посмотреть, что там за раны они успели заработать. Кажется, хуже всех обстоят дела у лейтенанта Лесана — ему, по-моему, досталось больше всех…

Но, тем не менее, не смотря ни на что, убивать никого из парней не стали. Значит, мы им нужны живыми… Но для чего? Неужели все их разговоры о рудниках — правда? Если это действительно так, то перспективы у нас более чем невеселые…

Стражников во дворе хватало, и все с любопытством поглядывали на нас. Интересно, за сколько они нас сдали в рабский караван? Не скажу насчет остальных, а лично я хотела бы это знать… О, и задохлик с выбитыми зубами тут же ошивается. Надо же, какой въедливый тип оказался! Прицепился, как репей к заднице… Как видно, все это время шел вслед за нами, поджидая удобный случай.

И вот что еще интересно: наши телеги уже стояли посреди двора, причем сломанная ось была уже заменена. Еще из каждой телеги исчезло уже по нескольку мешков с мехами — похоже, кто-то уже забрал свою часть добычи… Кажется, я начинаю понимать, во что мы вляпались помимо своей воли. А вляпываются обычно в одно…

Табин стоял в стороне, и, в отличие от нас, его руки были не связаны, но вот испуган мужик был всерьез. Я его понимаю: он прекрасно осознает, что и его ничего хорошего не ждет, и уже наверняка прикидывает, как ему выкрутиться из этой ситуации.

— Табин… — шагнула я, было, к нему, но охранник грубо оттолкнул меня в сторону.

— Иди! Нечего тут людей задерживать.

— Но…

— Что, на мужика своего смотришь? Так он, в отличие от всех вас, в оскорблении власти не замечен.

Когда мы уходили со двора, я оглянулась… Так оно и есть — Табин мрачно, и в то же время растерянно глядел нам вслед, и я не могу даже предположить, как он может поступить дальше… Но в данный момент меня куда больше интересовало — что делать нам?

Загрузка...