Энриет. Логос 1.

Энриет. Логос 1. Старая жизнь

— Осторожно! Быстро разбежались! — загремел воинственный голос, и все собравшиеся как можно быстрее отлетели от мертвого дракона, расправившего свои крылья, вонзая когти в небо. Невинное облачко закипело, вспенилось, окрасилось в беспросветно-черный цвет, омрачая своим видом всех ее видящих существ. Злое и больное облако искало цель, дабы обрушиться смертоносной чумой и распластаться по земле, убивая все живое.

Дворф слегка замешкался и не успел отбежать, подвергнув товарищей неминуемой гибели…но, в этот раз смерть обошла стороной. Облако, подчиненное воле дракона, выбрало своей целью опытного паладина. Стоило ему только понять, что рок над ним, тут же отвел беду. Молитва была услышана.

Стоило отряду снова подбежать к дракону, как вновь поднялись уродливые крылья. Небеса откликнулись по-иному. Облака, словно овцы, разбежались в разные стороны, давая яркому солнечному свету спуститься на проклятую землю. От испуга, многие бойцы уставились наверх.

— Назад! Все назад, пустоголовые!

Небо озарилось яркой молнией и по скользкой площадке пронесся мелодичный визг смерти, который стремительно вырывался с неба на две дюжины героев. Три белых ангела смерти с длинными копьями схватили в свои цепкие лапы.

Как стремительно опустились гарпии, также быстро воины были подняты вверх.

— НАЗАД!!!!!

Но было слишком поздно. Со страшным криком гарпии отпускали воинов, роняя их на скалы.

В бешенной суете никто не заметил, как дракон вновь вздернул свои безобразные крылья к небу.

Ближайший к нему воин упал на колени. Заклокотал. С пор, со рта, ушей и глаз начала источаться черная жидкость, заставляя несчастного захлебываться, мыча от бессилия. Страшное необъятное черное марево неумолимо и бесповоротно охватывало землю, поглощая крики и стоны, затягивая бойцов.

Марево достигала героя, проникало в него, и тут же начинало источаться еще сильнее. Черная волна поглотила всю видимую поверхность, осквернив души павших бойцов. Наступила тишина, нарушаемая изредка лишь хлопаньем крыльев гарпий.

Дракон медленно осмотрел тела поверженных воинов. Черное марево расступалось перед ним, как перед господином.

- Ха-ха-ха. Вы вздумали совладать со мной? Глупо! Как же глупо! Нет в нашем мире героя, который бы совладал с Королем Смерти!

***

Утром проснулся от мерзкого писка будильника, который неумолимо требовал активизации ленивого тела. Тело, не уведомив меня, приняло вертикальное положение, и только потом включило мозг, вернув управление над движением.

Опять снится бред. А спец эффекты то какие! А звук! Ух! Не сон, а реальность. Но, все же бред. Мне стоит куда меньше читать фэнтезийные штучки перед сном.

Взгляд встретил давно знакомый вид — комната в общежитии на двоих человек, хотя, практически, жил один.

Встав, взглянув на нетронутую веками заправленную кровать соседа-гуляки, заправил свою, сделал быструю разминку с отжиманиями и приседаниями, умылся и пошел к небольшому холодильнику в комнатке доедать уже наскучившие пельмени, которые умчались в увлекательное путешествие по внутренним американским горкам в холодном состоянии.

Одевшись, я посмотрел в зеркало. На меня смотрел невысокий стройный парень в джинсах и в белой футболке. Лицо смотрящего имело аристократичные черты лица, хотя было оно родом из глухой деревни. Декабрист, однако.

Как только вышел из общежития, в нос сразу ударило множество запахов: свежая выпечка, цветы, выхлопные газы, приятный аромат духов незнакомой женщины.

Часы нетерпеливо напомнили о делах.

Засунув руки в карманы, я быстрым шагом пошел на остановку.

Ты-дых. Ты-дых. Я сел на последнее сидение трамвая возле окна, включил группу «Ария» на плеере, и открыл фэнтезийную книгу нового автора, которого никогда не читал.

Вот так, витая в дремучих лесах эльфов, понесся по рельсам вовсе не к ним в гости, а в сторону университета.

- ALMA MATER! — воскликнет кто-то. Но не я.

Я быстрым шагом спустился в подвальное помещение, которое являлось раздевалкой университета, где увидел своего друга Диму, сидящего со злой гримасой на пуфике. Ну, начинается.

Осмотревшись, я увидел, как чуть поодаль стояла всем известная в университете мажорная гоп-компания, состоящая из отпрысков элиты.

«Эти чудики что-то опять натворили», — с такими не совсем позитивными мыслями мое тело переместилось поближе к Диме.

— Привет, Дим — начал разговор, продолжая косым взглядом наблюдать за компашкой — Раздевалка — не твое любимое место, насколько известно.

— Да ничего, пошли — голос друга был наполнен раздражением и обидой.

— Ну, пошли.

Дима поправил волосы, и мне открылись непонятные покраснения на его руках и шее.

Оглядев внимательно не засохших на простыне отпрысков, я увидел, что у главного из них имеются такие же покраснения на костяшках пальцев.

Сложив два плюс два, меня пронял холод и тупая злость.

Эх! Что за детский сад!

Ну почему эти мажоры не могут молча учиться да по клубам шастать? Почему им надо иными способами показывать свое превосходство? Насколько надо быть внутри униженным и оскорбленным, чтобы быть в поиске тех, кто в чем-то уступает тебе?

— Петя, даже не думай — меня дернули за руку.

— Из-за чего снова прокопались?

— Да ничего такого.

— Что случилось?

— Они вырвали ноутбук из рук, якобы посмотреть, чем занимаюсь, и удалили большое количество файлов. Но ты не беспокойся, у меня все бэкапы есть.

— Ну, знаешь…

С одной стороны, очень хотелось им вмазать, но, с другой стороны — Дима не сильно пострадал, и информация вся на месте. От драки будут исключительно только проблемы, и я уверен, что, в случае выяснения конфликта преподавателями, ни о каком равенстве и равноправии не будет и и речи. Кто посмеет обидеть студента?

Или, может, это все отмазки? Простая трусость?

— Ладно, пошли.

— Идем.

Дима поднялся, и мы вместе направились на пары. Сзади послышались смешки от мажоров. Увидев наше отступление, они тут же начали травить между собой анекдоты о трусости или еще о чем-то подобном, но меня уже не волнует. А должно ли быть так?

Не думаю, что меня можно назвать ботаником, но пары в университете на самом деле затягивали до самого конца. Ну, люблю новое и неизвестное. А когда знаешь, что информация может пригодиться в будущем, думаю, глупо отмахиваться от нее.

Единственное, что иногда отвлекало от поглощения информации, так это Анастасия Ринцева. Просто Настя. Ох уж эта биология. Видимо, без этого никак. Благо, все контролируемо.

Тот, кто говорит, что никогда не влюблялся, скорее всего, ездит по вашим огромным ушам, согнувшимися от тяжести висящей на них лапше. Конечно, если блокировать чувства и не вслушиваться в них, то запросто можешь и не заметить, как какой-то человек внезапно и по непонятной прихоти судьбы стал зачем-то для тебя особенным. Не таким как все. Словно вокруг него нарисовали фломастером с блестяшками контур, видный в любой толпе только тебе.

Это все лирика. Рассуждать можно долго, но зачем, если не намерен предпринимать действия в будущем.

— Сибиряков. О чем Вы все время так усиленно думаете на моих парах, что улыбаетесь так, знаете ли Вы, по-дурацки?

— А он и есть дурак, Федор Сергеевич!

По аудитории пролетел гогот, который был вызван шуточкой одного из мажоров — Смышлова Александра. Весьма скользкий тип.

Как же без них.

— Но не дурашливее тебя, Александр. А вот, Вы, умнее его?

— Безусловно!

— В таком случае, давайте пройдемся с вами по договору коммерческой концессии и порассуждаем. Не стесняйтесь, выходите к доске. В современных реалиях появился новый вид договора — франшиза, который имеет смешанную природу…

На моем лице возникла злодейская улыбка. Вот и мучайся теперь. Так тебе и надо. Я даже невольно рассмеялся как Лайт из Дневника Смерти.

— Тишина в аудитории! Так вот, Александр, франшиза или коммерческая концессия?

После окончания пар, попрощавшись с Димой, который пошел ремонтировать компьютеры, я побрел в «Бургер Кинг». И вовсе не кушать. Деньги лишними не бывают.

И откуда столько людей? Неужели только я работаю в этом городе?

Поздоровавшись с коллегами, старший направил на окошко выдачи заказа автомобилистам. Работа шла спокойно и непринужденно, не смотря на пугающее количество заказов.

И так, мне казалось, будет до конца смены, если бы не услышал знакомый гогот из крутой иномарки, которую, к сожалению, очень хорошо знал. В ней сидела в полном сборе мажорная не высохшая на простыне гоп-компания. Так сказать, Фокин Алексей и его свита.

Из кого же состояла мажорная компашка? А, впрочем, какая разница. Уроды и есть уроды. Показушный урод, серый кардинал урод и три шестерки.

Эти козлы пятьсот восемьдесят пятой пробы заказали себе пять бургеров с курицей и шесть напитков «Кока-Кола». Неужели в клубе одной извилины пополнение?

— Привет, Петя. Как дела? Обслужишь? Думаю, такая работа для тебя самое то. Бросай учебу и приноси еду нам на пары. Ведь тебе ну очень идет!

Из автомобиля раздался гогот.

— Ваш заказ, пожалуйста! Приятного аппетита! Приезжайте еще — самым что ни есть радостным и миролюбивым голосом сказал заученные за все время работы слова — извините за небольшое ожидание заказа.

— Осторожней, холоп, когда выдаешь заказ. Вот прольешь на меня, и все- станешься без работы, на которой работать оставшуюся жизнь.

Господи! Одни и те же шуточки каждый раз! Ну воспользуйся ты нейросетью. Ну сгенерируй хотя бы сотню разных стендапов, если так хочется!

— Настя, держи. Твоя кола.

Внутри меня на мгновение что-то заклокотало. В сердце возникли ощущения, словно на сердце сверху что-то упало, а затем неимоверно сильно давило.

Наклонившись, получилось посмотреть в открытое водительское окно, где увидел, как из темени задних сидений вытягивается маленькая стройная ручка с медальоном на красной атласной ленточке.

К сожалению, ленточка была знакомой.

Наблюдая за происходящим, я уходил в себя, как вдруг услышал слабое, отразившееся как эхо, простое слово «спасибо». Ее рука вместе с колой исчезла во мгле, как и моя любовь, прятавшаяся за той плитой, которая давила на мое сердце.

С силой заставив вернуться себя в реальность, снова натянул улыбку в ожидании, когда они уедут. Сердце горело и болело.

— Не извиняем мы тебя за ожидание. Ты же тоже хочешь пить, Петруша? Ну, ничего, мы, таким как ты, помогаем. Пей сколько влезет.

Не успев как-то среагировать на слова, как ледяной холод пронзил тело, рубашка мигом стала сырой и тяжелой.

Тупой мясной фарш в машине смеялся. Нет, они не просто смеялись, они гоготали. Один из них ржал так сильно и маниакально, что даже пустой стакан, который он вылил на меня, упал из его рук. Но в этот момент, я не обращал внимание на животных, сидящих в машине. Я вслушивался в смех. Есть ли в этом смехе нотки нежного голоса Насти? Не было.

Я сел на колени и стал вытирать колу. На спину упал пустой стакан.

— И мусор прибрать не забудь!

Смех прекратился, а затем и вовсе исчезли, оставив за собой рев мотора двигателя, уносящего автомобиль.

Бездумно сидеть и тереть пол, загнав себя мыслями в болезненную ловушку, можно было до самого конца дня, но недовольные голоса и рев администратора напоминал о вечно куда-то бегущем настоящем. Подъехала следующая машина, в которую надо было с самой жизнерадостной улыбкой передать три бургера и три колы с картошкой фри.

Резкий вдох. Задержка дыхания. Медленный выдох. Доброжелательная улыбка.

- Ваш заказ. Приезжайте еще! Извините за ожидание!

Оставшаяся часть вечера прошла спокойно без каких-либо происшествий. Периодически были покушения на настроение в виде флэшбэков встречи с подонками, но, и с этим можно было бороться.

После окончания смены, как и договаривались, пришел Дима. Коротко поздоровавшись, побрели прогуляться по городу. Вечерний город прямо-таки настраивает каждый раз на то, чтобы поболтать при свете слабо горящих фонарей, толкающих на искренность и необдуманные поступки.

Улица была светлой от яркого свечения фонарей. То там, то тут светились вывески, слышалась музыка из каждого магазина, а дети и подростки весело болтали и смеялись. Не смотря на позднее время, улица дрожала и кричала людьми.

Мы свернули в центральный парк, освещенный лишь слабыми желтым светом. Не смотря на свое расположение, он не был так популярен, нежели новые парки, но, благодаря этому, в нем находилось куда меньше людей.

— Ну как твой вечер прошел? — спросил Дима, садясь рядом на скамейку, поставленную в тени дерева.

— Хорошо, только эта гоп-компания снова приезжала.

— И не надоедает им каждую неделю приставать.

— Видимо, не надоедает — тугая улыбка возникла на устах Димы.

— Петь.

— М-м-м?

— Что случилось?

— Да все как обычно.

— Ну, конечно.

Между нами возникла напряженная тишина. Попытка смотреть в сторону с заинтересованным видом не увенчалась успехом. Взгляд Димы сверлил, попутно изучая мимику. Нет, так больше невозможно.

— Сегодня, когда придурки приезжали, вместе с ними была Настя.

— О как.

— Тебе что-то известно об этом?

— Я видел их на университетской парковке. Она с ними о чем-то спорила, ругалась. Их главный, как его там, Алексей, сказал ей пару слов. После чего она сказала что-то похожее на «ладно» и села в машину.

— Понятно.

Понятно, что ничего не понятно. Но, те факты, что его присутствие с ними было не по принуждению, и что они не могут сделать ей ничего плохого, меня успокаивало. Но все равно, сам факт того, что она ездит с этими уродами, раздражает.

— Дим, про утро ничего не хочет сказать? Я ведь тоже умею сверлить взглядом.

Мой друг растянулся на скамейке.

— В универе ко мне подошли эти придурки и…попросили показать ноутбук. Что-то там они хотели уточнить. Конечно отказался, но… мой ответ не совсем понравился. Поэтому немного побили, вытащили все вещи из сумки. Обрадовались, что не МакОс. Если вкратце, то так. Еще…а не, ничего.

— Еще что?

— Ну…Петь, мне они работу предложили. У их знакомого комп сломался. Надо будет к нему прийти и помочь починить…

— Они тебя обижают, побили.

- Не перебивай. Петя, да дослушай ты. Там работенка не пыльная. Подумаешь, комп посмотреть, Винду переустановить, может, какие программы еще. Мой профиль, сам понимаешь, а тут они за один такой заказ предлагают цену как за три таких заказа, а мне как раз деньги нужны. Пойми же.

Все чувства и ощущения кричали, что это ну очень плохая затея, и надо остановить Диму. Но, какие доводы есть?

То, что они дураки? У всех же компьютеры ломаются. И у дураков тоже.

А зачем они тогда перед тем, как ему предложить работу, унизили? Не могут без издевательств? Разве можно такое терпеть? Дима многое может простить по отношению к себе, но разве это правильно?

Мне такое поведение не понять. Но, зная его, прекрасно понимаю, почему он принял для себя решение так поступить.

— Хочешь, с тобой схожу?

— Да брось ты.

Зайдешь ко мне как сделаешь?

— Договорились.

Я слегка ударил Петю по плечу. В ответ прилетел удар посильнее, чем нельзя было соглашаться. Завязалась небольшая драка, итогом которой стало шумное падение со скамейки. Отсмеявшись, оттряхнув приставшую пыль, мы снова сели на скамейку.

Теплый вечерний воздух не мог не заставить им насладиться. Мы сидели на скамейке, и каждый думал о своем. О том самом, что заставляло жизнь замедлиться, обрести интуитивно ощутимый смысл, который невозможно ухватить и узнать получше, но каждый раз заставляющий ощутить легкую теплую грусть.

— Ну, что-ж. Пошли по домам?

— Пошли.

Этот город не собирался спать. Дойдя до остановки, Дима уехал на троллейбусе, а я остался ждать трамвай.

Вот уже и стал виднеться за поворотом трамвай, сообщающий о своем приближении двумя маленькими звездами. А ведь так интересно наблюдать за небесными светилами, которым нет никакого интереса до нас…до меня.

С того момента, когда отца посадили в исправительное учреждение на реальный срок, мама обесцветилась. В моих глазах самый дорогой человек был как ходячая палитра ярких цветов, радугой нашей жизни, а после — словно цветную бумажку, макнули в растворитель. Не было цвета. Глядя на нее, я видел лишь что-то серое и невзрачное.

А я? А меня стало преследовать ноющее чувство в груди. Оно было всегда со мной. Меня не покидает чувство бесполезности, никчемности, серости. Тяжело быть невольным наблюдателем происходящих событий, на которые не имеешь никаких сил повлиять.

А события тем временем текут, меняют окружающую действительность.

Иногда возникает ощущение, что в душу кинули, как под воротник, кусочек льда. Ощущение острого холода не пропадает. Кусочек льда не тает.

Подошедший трамвай вывел из транса. Оплатив проезд, я удобно уселся в конце трамвая и вытащил из сумки книгу. В моих ушах снова заиграла «Ария», а разум поплыл по лесным речкам эльфийских земель.

Прошла еще одна непримечательная событиями неделя студенческой жизни. Учеба. Работа. Учеба. Ну, конечно-же, приставали именитые мажоры. В свободное время я гулял и общался с единственным другом.

В один из дней позвонил отец. Сухой и мертвый голос сообщил о возможности встретиться. Улыбка, перемешанная с ноющей тоской и нетерпением закрутились в вихре, отдалив всё остальное ну на очень далекое расстояние. Наконец-то я вновь могу его увидеть.

Предупредив заранее Диму, что завтра не приду на учебу, с утра собрал вещи и двинулся в сторону автовокзала.

Я пришел на пятнадцать минут раньше, чем того требовало расписание. И это было правильным решением! Практически сразу же после моего появления, подъехал нужный автобус.

Как только люди расселись по своим местам, разложив огромные сумки и котомки, старый «Пазик» двинулся за черту города, нарушая тишину и одиночество дорог. Казалось, что мы единственные едущие по тонкой тропинке меж двух лесных стен.

Немного поспав, обнаружил себя уже недалеко от необходимой мне деревушки. Открыв глаза, сделал небольшую разминку шеи и рук, вследствие чего, мои кости сыграли аккомпанемент из хрустящих аккордов. Кроме меня в автобусе остались только пять бабушек и двое дедушек. Причем они ехали дружно, собравшись в кучку впереди автобуса, тихо общаясь, будто боялись меня разбудить. И каково было мое удивление, что они, увидев мою разминку, начали громче разговаривать.

Я попросил водителя высадить на следующем повороте. В ответ он кивнул, крякнув что-то наподобие «Я и так туда» и повернул на просечную дорогу, поднимая пыль за собой.

Только собрался возмутиться, как увидел впереди нас силуэт башенок и небольших одноэтажных домиков. Без сомнения, перед нами возникла колония — место уничтожения и подавления человека. Хотя создавались такие учреждения совсем для других целей.

Автобус нас довез почти до ворот контрольно-пропускного пункта колонии.

При виде людей в синем камуфляже, вооруженных старенькими калашниковыми, стало немного тревожно. Мой отец где-то недалеко за этими воротами отматывает срок. Ни за что. Просто так. Потому что галочки никто не отменял, и статья всегда есть. Главное, найти человека.

Я вышел из автобуса. Позади послышалось тихое кряхтенье, которое издавала небольшая сгорбившаяся бабушка. При взгляде на нее, сразу возникает ощущение, что это ее не первый визит в места не столь отдаленные.

Доверившись ее опыту, позволил ей пройти вперед, и медленно побрел за ней, попутно разглядывая место отчуждения осужденных нашим гуманным судом. Очарованный унынием и беспросветностью атмосферы, не заметил, как уже стояли у контроль-пропускного пункта.

— Слушаю — резкий голос при виде старушки приобрел добрые и спокойные тона. — Добрый день, баб Надя. К внучку пришли, или снова с начальником встретиться? Говорю сразу, его нет. Начальника нет.

- Я к внуку… с внуком хочу увидеться — ее голос был также скрипуч и медлителен, как и все движения.

— А Вы куда? — синий камуфляж обратился ко мне.

— Здравствуйте. Я поведать своего отца, встреча назначена — повторяя за баб Надей, в окошко протянул свой паспорт. В ответ возникло шуршание бумажками, а затем паспорт вновь оказался в моих руках.

Автоматчик махнул рукой, и мы двинулись дальше.

Синий камуфляж и бабушка болтали так, словно были знакомы уже много лет. Словно конвоир является другом ее внука. Словно он встретился с бабой Надей не у ворот места лишения свободы, а во дворе родного дома.

Ворота открылись и бабушка с автоматчиком исчезли за ними. Меня же дальше не пустили.

— Гражданин, проходите в двери справа через дежурного — громкий голос возник из ниоткуда, и тут же пропал.

Увидев дверь, о которой идет речь, я прошел внутрь. Там меня уже ждали двое. Один стоял возле двери, с любопытством разглядывая меня, а другой сидел за столом, глядя с явной наглостью и злостью на лице.

— Добрый день… Хочу встретиться с Сибиряковым Евгением Михайловичем, 1955 года рождения. У нас назначена встреча.

— Выложите все вещи в лоток, паспорт положите на стол и пройдите через рамку.

Повинуясь, я вытащил все содержимое карманов и прошел через рамку. После осмотра пришлось немного подождать, пока сидящий сотрудник закончит организационные вопросы. Отвращение ко всему проходящему медленно-медленно поглощало меня, окутывала вуалью, пронизывающей нервные окончания.

— Можешь идти. Леха, проведи его в комнату для коротких встреч № 2.

Ничего не сказав, до этого стоящий сотрудник посмотрел беглым взглядом на меня, и вышел из комнаты, даже не дождавшись, как я начну за ним поспевать.

Сырые серые коридоры, пахнущие мужским потом, тянулись длинной змейкой, вызывая все большее и большее отвращение.

После пятиминутной ходьбы и ожиданий, меня отвели в комнату для свиданий. По пути встретилась баба Надя, которая медленно шла и плакала. Рядом провожал ее тот самый сотрудник, встретивший нас на входе в колонию.

— Баб Надя, он исправиться. В следующий раз удовлетворят условно-досрочное освобождение. И наркоту он бросит скоро. Его ведь на учет поставили, и он добровольно лечиться начал. А еще ходатайство у начальника лежит на поощрение…

Он пытался утешить ее. На душе становилось противней, голова наполнялась тяжелым туманом. Разве тут могут помочь слова утешения?

Железная дверь со скрипом отворилась, конвоир приказал зайти внутрь. Я зашел в темное помещение с небольшой форточкой, которая едва-едва пропускала солнечный свет, а за столом в комнате сидел отец.

Он был худым, изможденным, осунувшееся лицо было в покраснениях, явно свидетельствующих об ударах.

Отец всем своим видом изображал улыбку. Все нутро говорило о том, что он на самом деле рад был меня видеть, но передо мной был сломанный человек. Туман в голове усиливался. Хотелось сломать все, что вижу, разобрать стены. Чтобы не было никакого признака существования колонии.

Отец тяжело встал и медленно подошел ко мне. Десять минут лишь стояли и обнимались. Не проронив и слова, мы разжали объятия и сели за стол.

Тишина царила в полумраке, а два соскучившихся человека смотрели друг на друга и молчали. В этот момент наши взгляды издавали такое тепло, которое невозможно передать словами.

— Как учеба? — нарушил тишину Отец. Голос скрипел и отдавал глухим гулом, идущим откуда-то из глубины его тела. Судя по всему, немного приболел.

— Все хорошо, все получается. У тебя как дела?

— Потихоньку. Еще немного, и буду ходатайствовать об условно-досрочном освобождении или о замене наказания.

— Его удовлетворят, несомненно. У тебя ведь только поощрения, взысканий не было никаких?

— Все верно, сынок. Какой же ты у меня умный стал в своем университете — Отец попробовал посмеяться, но от выдавливаемого смеха становилось лишь плохо. Хотелось просто взять и забрать его с собой — но у нас тут администрация с закосом. Перед рассмотрением могут и взыскание влепить.

Не ростки, а целые деревья отвращения порождали все больше и больше ветвей.

— Понятно — я взял за руку отца — но тебе обязательно удовлетворят. К тебе же не к чему придраться. Ты будешь внимательней всего в дни ожидания рассмотрения.

Отец ничего не ответил.

— Как кормят?

— Хорошо, не жалуюсь.

— А откуда у тебя синяк на лице?

— Упал — самый родной человек снова выдавил улыбку. Сейчас точно начну буянить и ломать стены. Какой упал? Тебя били. Тебя бьют. Почему ты мне ничего не говоришь? Почему ты не обжаловал приговор? Почему ты позволил повесить на себя преступление? Ты слабый, Отец?

— Понятно — мой голос был настолько тих, что нельзя дать гарантий, что его хоть кто-то мог вообще услышать — рад тебя видеть.

— И я.

Наступила тишина, но от этой тишины не становилось неуютно или неловко. Она была настоящей. Правильной.

Я посмотрел в глаза отцу, и услышал в голове голос, полный боли, усталости и грусти. Это был настоящий голос, с правдивыми чувствами и эмоциями, без обмана и выдавливаемой лжи.

Мы еще долгое время сидели и смотрели друг на друга, болтая на разные пустые темы, через которые мы делились друг с другом внутренним теплом и любовью. Я рассказал ему все, что происходило за решеткой, как проходит моя учеба, и какие планы на жизнь. Чем больше говорил, тем сильнее отец начинал светиться и становиться похожим на человека. Видя, как как жизнь возвращается в просевшие серые глаза отца, язык болтал и болтал, не умолкая, стараясь удлинить время радости и покоя. Невозможно остановиться. Когда видишь, как мои речи уводят его душу туда — за решетку, где тоскует его нетронутая часть души. Она ждет его дома.

— Время — злой голос прервал наш разговор.

Дверь заскрипела и открылась. Меня вывели наружу, а отца оставили в комнате встреч. Перед тем, как уйти, я взглянул на отца. На меня снова смотрело что-то серое, сломленное и уставшее, но где-то в центре его зрачков виднелась маленькая искра, подпитываемая моими рассказами и энергией. Искру, что будет тешить и давать ему сил еще какое-то время. Теплая улыбка радости возникла на моем лице.

Дальше было как в тумане. Мучительные мысли о несправедливости и жестокости всего происходящего вокруг меня, обволокли словно неосязаемый, но тяжелый полог. Надзиратели исправительного учреждения не понимали, ЧТО творят. Какое страшное преступление поддерживается их руками. Какому страшному преступлению они, за копейки с бюджета, позволяют существовать в нашем и так ужасном мире.

И я. Что я? Я не могут ничего сделать. Я не могу никак повлиять.

Погруженный в свои мысли, не заметил, как уже вышел из колонии, немного прошелся вдоль дороги и остановился возле ровного поля. Волны высокой травы бушевали под чутким руководством дирижера виртуоза Ветра. Концерт продолжался со времени создания его участников и будет длиться до тех пор, пока будет жива земля. Не люди, а земля. Люди для торжества природы и вовсе ни к чему.

Через какое-то время мимо промчался автобус в сторону колонии. Через минут десять он догнал и остановился, приглашая в салон скрипнувшими дверями.

— Спасибо.

На часах был пятый час вечера. Как же долго я стоял и просто смотрел на чужое и такое понимающее поле?

Стоило моей пятой точке немножко прикоснуться к сиденью, как контроль над телом был передан заместителю мозга по части сна и восстановления. Психика надрывалась от усталости, словно весь день разгружала мешки по двадцать пять килограмм. Снилось прошлое, когда еще был ребенком. Когда отец еще был на свободе, и мы вместе гуляли и баловались.

На следующий день в раздевалке университета я увидел Диму, разговаривающего с шайкой мажоров. Рефлексы без раздумий дали сигнал сжаться кулакам.

— Привет.

Я посмотрел направо и увидел, как ко мне подошла Настя. На ее красивом лице выступала легкая тревожность.

— Привет.

Она открыла рот, набрав воздуха в легкие, но тут же мажоры прекратили общения с Димой и подошли к нам. Настя осеклась и отвела взгляд.

— Чего ты ошиваешься с этим дурачком. Пошли — Алексей Фокин улыбнулся, посмотрев на меня — Настюша.

Фокин Алексей — главарь шайки. Большего и не надо знать.

Он смотрел на меня сверху-вниз. На лице была почему-то победная улыбка.

— Угу — Настя прошептала, слегка кивнув головой, и ушла вместе с мажорами.

И что же она хотела сказать? Не думаю, что есть что сказать. Да и нет смысла оправдываться передо мной — это ее дело с кем ездить и куда ездить.

Внутри возникла тревога. Что-то очень странное начинает происходить, но что, пока никак не могу понять.

— Привет — Сказал мне Дима, хлопая по плечу.

— Ну, здарова! О чем разговаривали?

— На счет помощи. Ну, помнишь, тебе говорил.

Я кивнул, продолжая наблюдать, как удаляется Настя.

— В общем, либо сегодня, либо в ближайшие дни схожу и помогу. Потом скажу, если что.

— Хорошо, держи в курсе.

Мы улыбнулись, и пошли на пары.

Занятия прошли самым обычным образом — весь день пах рутиной. И вечер был самым банальным, коих было в моей жизни уже множество раз. Разве что эмоциональное состояние было совсем иное, непривычное для меня. Мы с Димой не встретились после учебы, так как он сазу же ушел из университета. Дела, стало быть. Вечером не позвонил.

Но что же делаю из мухи слона? Возможно, какие-то дела. К слову, все равно потом расскажет. Ни к чему беспокоиться или переживать.

Но все равно на душе скребли кошки, и перед сном все-таки позвонил пару раз. Конечно же, этот охламон трубку не брал. Написал пару сообщений, и на них он также не ответил.

Завтра его хорошенько расспрошу и прочту лекцию, что нельзя просто так не отвечать на телефонные звонки. Тем более на сообщения.

Освободив голову от плохих мыслей, я улегся спать, предавшись разглядыванию тех пейзажей, которые дарил Морфей. Разум перенесся в доселе невиданные страны, заселенные наравне с людьми не только эльфами и гномами, а множеством других рас, о которых никогда не читал, и даже не слышал. Были и драконы, и невиданные существа, строение тел которых не могли дать объяснения никакие законы физики. Была магия. Магия охватывала тот мир, в котором летал мой разум, и не хотелось его покидать. Я просил, чтобы ночь была длиннее.

Рано утром как обычно собрался в университет, взял новую библиотечную книгу, и сел на трамвай, который обычным маршрутом вел меня к месту получения знаний.

В университете смотрели на меня искоса. Что-то обсуждали. Стоило пройти мимо кого-то, как тут же разговоры обрывались.

Сдав одежду, как обычно побрел в аудиторию, как неожиданно навстречу выскочила Настя. Она была встревожена.

— Прости, я хотела предупредить. Сказать тебе сразу.

— Что? О чем ты?

Резкое ее появление и нестандартное начало разговора выбило из колеи, заставив мозг заработать на все сто двадцать процентов, обрабатывая все ситуации, из-за которых разговор мог бы начаться именно таким образом. Да и вообще начаться разговор с Настей.

— Это я виновата. Дима попал в беду. Ты еще не знаешь?

Позади Насти возникла знакомая шайка, стремительно приближавшаяся к нам.

— Я говорила Алексею. Хотела его отговорить, но он не слушал меня. Именно поэтому была с ними — голос был встревоженным, окончания слов съедались.

Раз. Потом два, и три. Цепочка собралась. Мозг нашел решение. Кончики пальцев тут же стали ледяными, восприятие улучшилось.

— Что с Димой?

Настя отпрянула.

— Его полиция забрала. Сказали, что какое-то пиратство, незаконное пиратство программного обеспечения. Дело возбудили. Я…Я… хотела…я.

Настин голос стал надрывным, она начала дрожать, а затем и вовсе замолчала.

С первых же слов Насти, телефон молниеносно оказался в руках, отвечавший мне гудками на попытки дозвониться до Димы. К этому времени мажоры были рядом. Алексей положил руку на плечо Насти.

— Иди. Не мешай пацанам разговаривать.

Этот придурок мерзко улыбнулся. Все, что хотелось больше всего, так это начистить рожу золотому выкидышу.

— Привет — обратился ко мне Алексей — А где Димка твой? Твой голубчик? Не звонил ему?

Я молчал. Позади Алексея загоготала шайка.

- Сходи к нему вечером. Поспрашивай как у него дела.

Он засмеялся самым мерзким и противным смехом, который когда-либо слышал от него. Все это время, я не прекращал звонить Диме, но он так и не взял трубку, но пришло СМС-сообщение: «Привет, Петь. Ты все уже знаешь? Вечером поговорим. Прости, что не послушался тебя».

Злость обволакивала меня. Эти мажоры что-то сделали. Они сделали что-то очень плохое. Изо рта вырвался страшный рокот, усиливший мою злость.

— Сволочь

— Это ты мне, мразь?

Слово вылетело из меня огненной волной, нагрев кровь в жилах до температуры кипения. Больше не мог говорить. Я не хотел говорить. Злость, вся накопившаяся обида бурлила в жилах, закрыла пути подхода здравого смысла, пробудив инстинкты и бессознательность.

Потеряв контроль, словно зритель наблюдал, как тело двинулось в сторону Алексея. Он скалился. Противно скалился. Вокруг возникла шайка. Все чувства говорили, что у них плохие намерения, они готовы принять вызов. Я хотел убить Алексея, Мысль об убийстве не пугает. Кулаки налились кровью и пульсировали, но неожиданно чья-то холодная и хрупкая рука легла на мой локоть.

— Пойдем, Петь. Успокойся. Они того не стоят.

Я обернулся. Со слезами на глазах, но с твердым взглядом, рядом со мной стояла Настя. Она тянула за руку.

— Пошли. Не стоят они того.

— Лох. Испугался? Зассал? — Алексей хотел драки, и теперь, когда разум стал возвращаться, стал понимать, что меня провоцировали.

Я поддался хрупкой руке и пошел следом за ней, а позади нас прошумел снова дикий и тупой гогот, вызывающий на бой. Провокация не удалась.

Настя молчала и ничего не говорила. Не мог даже и представить куда вела, хотя не особо и хотелось знать.

Какие чувства одолевают сейчас? Я чувствовал, моральное истощение. Что с Димой? Почему он не берет трубку? Какая полиция? Нужно немедленно разобраться! Почему ничего не делаю? Время не имеет значения?

Пока мы шли, держась за руки, в коридоре нам на встречу вышел преподаватель.

— Так — медленно протянул кандидат юридических наук — А наша пара в другой аудитории.

— Мы скоро придем. Надо на кафедре одно дело сделать — отозвалась мое спутница.

— Ну, хорошо — он внимательно посмотрел на меня — Скажите, Петр. А Вы Диме помогали? Ну во всем, в чем его обвиняют?

Я чувствовал всеми внутренними органами, как преподаватель прячет свое волнение и любопытство, но у него не особо получается. Даже не посмотрев ему в глаза, замотал головой из стороны в сторону.

Возникла минута молчания, которую нарушил кашель преподавателя.

— Жду Вас в аудитории, и не опаздывайте — коротко он бросил и скрылся за очередным поворотом прохода.

Мы шли дальше. В голове была каша. Все уже обо всем знают, один я ничего не знаю. Дима, Дима. Какой я тебе друг после этого.

Пока размышлял, мы дошли до отдаленной рекреации, где сейчас, как и обычно, никого не было. Это место не славилось даже во время отдыха. Оглянувшись, я никого не увидел кроме нас. Настя все еще держала за руку.

Она стояла напротив меня. Наши руки были соединены. Ее глаза устремились мне в грудь, не в силах подняться выше. Она несколько раз набирала полную грудь воздуха. Видимо, хотела начать разговор, но не хватало сил. Или смелости. Мне стало неловко, и я отцепил свои руки, от чего она вздрогнула.

— Ты мне что-то хотела сказать? — наши глаза встретились. Только вместо ее глаз было стекло, смотрящее вдаль — давай, скажи. У меня не особо много времени сейчас. Дима…

— Я все знала с самого начала, но боялась сказать. Я хотела тебе давно сказать. Прости меня. Я ведь. Я…

Она заплакала, ее плечи слегка дрожали. Захотелось ее приобнять, но сдержался.

— Настя, сформулируй свою мысль, и скажи кратко и по делу. Где Дима? Почему не берет трубку? Что случилось с ним?

Она немного помолчала, успокоилась, прикусила губу. Затем посмотрела на меня, и, как показалось, хотела поближе встать, но передумала, сделала один шаг назад.

— Дима пошел к оперативнику в квартиру ремонтировать компьютер. В квартире была установлена камера, и с самого начала планировалось как подстава. Оперативник попросил Диму установить программы на ноутбук, обосновав тем, якобы сам не умеет и боится поломать компьютер. Дима сначала не хотел — он ведь пришел только отремонтировать ноутбук, а он оказался работоспособным. В итоге на него надавили. На оперативную камеру попал момент, как Дима устанавливает пиратские программы. После этого вышли из соседней комнаты другие оперативники, и они все представились Диме. После этого увезли его в отдел полиции. Возбужденно уголовное дело за распространение пиратского контента

Я прислонился к стене. Моя голова не хотела соображать. Как поверить в то, что услышал. Что мне делать? Чем могу помочь сейчас Димке? Настя прислонилась к стене рядом со мной. Ее плечо слегка прижалось к моему плечу.

— Прости меня. Если бы я раньше сказала, ты бы переубедил его, и ничего бы не случилось.

Прости. Какое просто слово. Прости.

— Где сейчас Дима?

— Не знаю. В полиции, может быть.

— А почему ты мне говоришь все это? Почему тебе не без разницы?

Ее плечи вновь вздрогнули.

— Потому что мне страшно, что все может измениться— тихим голосом проговорила она — если ты потеряешь Диму, то я потеряю тот мир, к которому привыкла.

От всего происходящего пронял истеричный смех.

Я немного отодвинулся от нее. Она с тревогой посмотрела.

— Спасибо. Тебе пора идти на пары.

Она хотела что-то сказать, но промолчала, чему-то кивнула, и медленными шагами ушла. Я остался один.

Какие же действия должен совершить как друг? Как человек? Будет ложью, если скажу, что не испугался до истерии. Почему у меня отбирают все любимое и важное? Почему судьба друга так напоминает отца? Почему моя бесполезность постоянно одолевает, заставляя возненавидеть все свое бытие до глубины души? Все попытки успокоиться остались безуспешными. Лишь подкосились ноги, уронив на пол.

Не было слышно ни звука. Лишь изредка отдавалось гулким эхом крик какого-то преподавателя, рассказывающую предмет глупым студентам. Я прислушался, и заметил, что у меня очень быстро бьется сердце, а дыхание глубокое и учащенное. Вторая попытка успокоиться возымела успех. Туман стал рассеиваться, взгляд стал осмысленным.

Ладно, по паниковали, и хватит. Пора что-то делать. Для начала, надо найти Диму, и узнать все от него как от лица, непосредственно участвовавшего в интересных конкурсах от тамады по имени Жизнь. Ну, а потом думать, как действовать дальше.

Вопрос о продолжении учебы даже и близко не стоял в мыслях. Необходимо найти Диму. Где же он может быть? Может, у общежития? Он всегда, когда чем-то взволнован, приходил к моему общежитию и болтался внизу. Хотя мог зайти и рассказать все, что его волнует. И в этот раз не рассказал.

Я прошел мимо аудитории, в которой проходила пара. Дверь была приоткрыта. Посмотрев краем глаза внутрь, сердце успокоилось. Настя сидела на паре. Она словно ощутила взгляд, и посмотрела на дверь. Дверь резко хлопнула, эхо прокатилось по всему коридору. Я быстрыми шагами унесся прочь из университета.

Возле общежития, где жил, было как всегда многолюдно. Студенты, не смотря на продолжающиеся пары, сновали то там, то здесь. Заходить не было смысла внутрь, поэтому, начал бродить по округе, попутно заглядывая во дворы, обрамленные жилыми домами.

В одном из дворов я увидел парня в знакомой куртке. Он медленно раскачивался на качелях, отзывавшихся тоскливым скрипом. Подойдя поближе, я опознал Диму, вперившего свой взгляд в телефон. Посмотрев на экран телефона, увидел высвеченный список контактов. Наверху виднелось мое имя.

— Здарова, дебил! И чего тут делаешь? Почему телефон не брал? Чего на пары не пришел?

Он продолжал раскачиваться на качелях, не издавая и звука. В один момент, его ноги напряглись, и я подумал, что он хочет убежать, но потом с громких выдохом Дима расслабился.

— Сам такой. Привет.

— А чего в университет не пришел? — повторил вопрос, и сел на соседние качели.

Тишина.

Через пару минут несчастный друг начал слегка раскачиваться.

— На меня уголовное дело завели.

Качели протяжно заскрипели.

После рассказа Димы во мне взрывались как вулканы множественные эмоции. Злость, гнев, досада, печаль — все смешалось и препятствовало здраво мыслить.

Если кратко, то вчера ему позвонил Фокин Алексей, то бишь урод из шайки козлов, и сказал, что вечером Дима может прийти и помочь починить компьютер. Когда он озвучил ему сумму, которую готов заплатить, а сумма была в три раза выше, чем та, которую обычно предлагают за такую работу, мой бедный друг согласился. В назначенное вечернее время он пришел к дядьке, который представился родственником Алексея и отвел в комнату с компьютером. Компьютер был в порядке, лишь не хватало пары драйверов, из-за чего все криво и работало. Он их установил, скачав с официального сайта, а затем на него начали давить, просили, чтобы установил им различные программы. Дима не хотел играть под их дудку — что-то в нем говорило, что не надо это делать — но дядька настаивал, и предлагал еще денег, жаловался на то, что сам он не сдюжит в силу возраста.

И тогда Дима сдался. Программа само собой у него не было, но тут дядя любезно предложил флешку с уже готовыми программами, сказав, что именно с этой флешки его внук устанавливал. Открыв флэшку, Дима обнаружил на ней все необходимое, и принялся за установку. Стоило ему закончить и начать собираться домой, как в дверном проеме появились неизвестные мужчины. Она зашли в комнату и вынули камеру, лежавшую все это время между диваном и креслом. Далее они подошли к опешившему Диме и сказали, что являются оперативниками полиции. Так его и задержали.

В отделе полиции Диму поволокли к следователю, у которого уже были готовые объяснения и показания, где он сознается и признается, что нарушал авторские права, имел умысел, и что на него никто не давил в ходе оперативно-розыскных мероприятий. Дима был очень напуган, от чего был готов подписать что угодно, лишь бы отпустили.

Теперь на него возбужденно уголовное дело, и уже завтра он должен идти вместе с адвокатом на ознакомление с проведенными экспертизами.

— Димон, все будет хорошо. Ты сам сказал, что на тебя давление шло, и что флешку тебе передали. Это имеет важное значение! А потому, не надо отчаиваться.

— Мне показывали видеозапись смонтированную, и там нет момента, когда мне передавали флешку. Она не попала в запись.

Или ее вырезали. Попробуй обвини представителя органа власти в фальсификации доказательств — никогда не докажешь.

— Когда с адвокатом встретишься, расскажи ему как было на самом деле. И я иду завтра с вами.

Дима посмотрел в глаза и кивнул.

Я не знал как должен сейчас поступить. Хочу хоть что-то сделать. Страх пронял от осознания того, что его может настигнуть та же участь, как и моего отца. Как же сильно не хочу этого.

Мы сидели молча. Лишь легкий шепот кронов деревьев, и скрип качелей нарушали тишину, отражая тягостные стоны души.

Устав от убивающего молчания, Дима поднялся и побрел в сторону остановки. Я молча встал и двинулся к себе.

Утро началось не с ароматной чашечки чая, а с сильной головной боли, намекавшей мне о возможности сразу умереть, дабы не мучиться. Прошу простить, но откажусь от столь щедрого предложения.

Ни разминка, ни стакан воды, не помогли отвлечься от соседа с перфоратором, очутившегося в голове. Самое скверное, что на свежем воздухе лучше не стало.

Сегодня снова прогуляю пары. Следователь пригласил Диму к 14 часам.

На первые пары все-таки схожу. О возможной встрече с мажорами предпочел не думать.

Бродя по коридорам университета, мне попалась на глаза Настя, которая стояла у окна, опершись обеими руками на подоконник. Ее встревоженный взгляд был устремлен куда-то вдаль. Когда мы поравнялись, взгляды встретились.

— Привет.

В ответ я кивнул и остановился. После всего случившегося, как с ней разговаривать? Справедливости ради надо сказать, что и раньше не понимал, как завести с ней разговор.

— Прости меня, Петь.

— Ты тут ни при чем. Если так случилось, то так, значит, и положено. В следующий раз Димка будет поумнее.

— Как у него дела? — она перестала смотреть в глаза, упершись взглядом в пол, а своими красивыми пальчиками начала перебирать ручки сумочки как четки.

— Нормально. Сегодня к следователю пойдет. Будут ознакомлять с результатами экспертизы.

— Экспертизы.

Глаза Насти были на мокром месте. Ее руки зачем-то потянулись к моим. Машинально я засунул руки в карман. Тут же, словно ожидая удобного случая, телефон в кармане судорожно завибрировал. На экране виднелась СМС от Димы, в которой он написал о том, что не придет на пары. Видимо, поговорить не удастся.

— Знаешь, пора на пары. Они в триста пятой аудитории. — Настя улыбнулась мне и быстрым шагом, не оборачиваясь убежала.

Я стоял возле окна и слушал, как цокают ее каблучки, унося дальше и дальше.

Цокот затих. Позади послышался, к моему разочарованию, знакомый дурацкий смех. Я обернулся и увидел, как ко мне приближаются тупые мажоры.

— Вы посмотрите какие люди! — Алексей артистично вскинул руки, а два дебила сзади засмеялись — А что мы не на паре еще? Как дела у того уголовника? Димы, да?

Злой туман медленно, но верно заполнял пеленой взор, обрубая все средства связи с рациональной частью мозга. Разум очистился от вечно снующих мыслей, отдав управление первобытным инстинктам. Время замедлилось.

Алексей что-то еще говорил, а два еще прихвостня, словно почуяв исходящую от меня ярость, обошли с двух сторон и напряглись как струны. Они не против драки.

Звуки остались вне сознания. Я ничего не хотел слышать. В каждой костяшке ютилась лишь одна мысль — пробить насквозь тупые черепушки уродов. Особенно впереди стоящего Алексея. Я готов слышать только один звук — крики, а лучше хрип боли.

Шаг вперед, рука молнией летит к лицу Алексея, но он успевает шагнуть назад. Я чувствую удар в живот. Тело, пронзенное тупой болью, сгибается. Краем глаза успеваю увидеть летящее к моему лицу колено. Удар приходится по рукам, успевшим защитить лицо. От удара я пячусь назад, но упираюсь спиной об кого-то. Удары градом падают, не давая разогнуться, но и уронить меня им не удавалось.

Гады должны за все ответить. За все, что сделали. За все издевательства над Димой.

Нутро издало неизвестный доселе животный рык, тело наполнилось энергией. Уроды от неожиданности слегка стушевались. Все, что я мог, это наблюдать со стороны над происходящим.

Мелькнул стремящийся прямой удар в живот. Уворот. В лицо сбоку несется кулак. Отмахиваюсь, и локтем останавливаю удар, который тут же заныл от боли. Вижу перед собой Алексея. Замахиваюсь левой рукой, и чувствую, что он заметил мои движения. Резко втягиваю левую руку назад, давая телу дополнительную инерцию и ударяю правой рукой. Костяшки достигают желанную щеку мрази. Наслаждаясь результатом, продолжаю надавливать на его зубы, продавливая их внутрь. Алексей отшатывается.

— Тварь, ты фломал мне субы — проблеял подлец.

Его визг окутал тело приятной пеленой, как окутывает теплый ветер замершее тело. Прилив новых сил не заставил себя ждать и наполнил разгоряченное и ноющее тело.

Уклонившись от удара слева, который наносил самый большой противник, я ударил в ответ по животу, но он словно и не почувствовал. Ухо обожгло тупой болью. По темечку хорошо зацепило ногой. От такого сильного удара, я улетел к другой стенке коридора, и сразу же встал.

Рядом со стеной уже поджидал третий противник, но он не был так храбр. Стоило мне замахнулся, как мерзавец отскочил и стал поджидать подлый случай, дабы нанести внезапный и неожиданный удар. С ним надо быть осторожнее.

Чья-то рука летит в сторону лица, и тело тут же без промедления уворачивается. Издается яростный крик боли — рука Герасима, самого большой из кучки уродов, ударилась об стену с приятным для сердца хрустом, и сейчас он стоит на коленях, держа неестественно согнутую в запястье руку. Не думая, я наношу со всей силы удар ногой по его лицу. Он с грохотом падает навзничь, перестав кричать и двигаться.

Спина разлилась адской болью, отпечатавшись вспышкой в глазах. Я упал на пол.

— Гад! Убью тебя, убью.

Алексей начал пинать ногами. Улучив момент, я схватил летящую ногу и впился в нее зубами. Он закричал и попытался отойти, но в итоге споткнулся и упал. Взлетев с пола, я приземлился ему на грудь, и начал наносить град ударов по его лицу. Его руки были прижаты моими ногам, и он не мог ничего сделать. Все что мог, это неистово кричать и просить пощады. Ярость усилила удары, превращая руки в молоты. Каждый удар был подобен удару молотом по наковальне. Медленно, метко и сильно.

Воля к сопротивлению Алексея исчезала на глазах. Он уже не двигался, глаза заплыли, лицо превратилось в кровавое месиво. Мой взор застилала мгла. Я ничего видел, не соображал.

— Сволочь, сволочь. За Диму. За все. Сволочь. Убью, убью. Сволочь. За Диму — я выплевывал одни и те же слова, прибавляя силы своим ударам.

Где-то позади послышались крики и шум. Кто-то схватил меня и оттащил от лежащего тела.

Подлец, который практически не участвовал в драке, стоял у учителя, и говорил что-то, показывая на меня. Герасим сидел на полу и держался за голову. Мою голову повернули лицом медсестре. Она мне что-то говорила, но я не понимал ни слова. Я думал лишь о том, что смог хоть как-то отомстить за Диму, но от таких мыслей становилось лишь почему-то больнее.

Затем взгляд встретился с Настей. Она стояла позади медсестры. Она закрыла рот руками. Ее тело мелко дрожало, как колос на ветру.

Начала собираться толпа зевак.

Я еще раз посмотрел на Алексея — над ним что-то колдовали. Мое тело не отвечало на команды. Ко мне начали возвращаться чувства, эмоции, тело обволокла боль. Боль, что разрывала мне сердце, и боль, что пульсировала в кулаках. Я потерял сознание.

Очнуться в медицинском кабинете на кушетке было не таким уж и плохим вариантом после случившегося. Удивительно, что меня не окружает десяток оперативников, ну или хотя бы не сидит с угрюмым видом участковый. Попытки встать не возымели никакого успеха. Тело отозвалось острой болью, пронизывающей каждый сантиметр. Осторожно повернув голову, мне попались на глаза часы. Половина двенадцатого. А что это значит? Это значит, что пора собираться ехать к Диме.

Пересилив боль, я встал и надел обувь, стоящую возле кушетки.

— И куда ты собрался? — медсестра с врачебной важностью следила за моими действиями, перекрестив ноги.

— Мне надо идти.

— После случившегося ты думаешь, что можешь просто уйти?

— Надеюсь, Алексей сдох.

Взгляд медработника похолодел.

— Он сейчас в больнице, его на неотложке увезли. Ты ему все лицо раскроил, нос сломал, зубы. Рот порвал. Ты осознаешь, что сделал?

— Жалко, что не сдох.

— Тебя ждет декан. Раз стало лучше, то иди сразу к нему.

Поправив одежду, я вышел из кабинета. Перед тем, как закрыть за собой дверь я попрощался, но медсестра никак не отреагировала.

Каждый шаг давался с трудом: тело болело, а хромая походка бодрости не прибавляла, но, если рассуждать глобальнее, то чувствовал себя нормально.

Да, меня никогда так сильно не били. Чую, сидеть нам с Димой вместе в тюрьме, да в камерах соседних. Да байки травить, да выть на Луну.

Легкая ледяная улыбка пробежала по губам, заставив немного усмехнуться — нехило их побил. Уверен, они будут настаивать на том, что я нанес им побои. Что они, наполненные силой сочувствия и дружелюбия, подошли ко мне, дабы узнать, что случилось у одногруппника. А я, в порыве злости и зависти, предвидя последствия и желая их наступления, напал на них! Избил! Но я не жалю, совсем не жалею.

Ах! Какие же это побои? Они же ни в чем не виноваты! Абсолютно. А равно, все было совершено мной из хулиганских побуждений! Какой же негодник. Однозначно уголовник. Весь в отца.

Мне навстречу шла Настя, которую я сразу и не заметил из-за захвативших разум мыслей. Она подбежала ко мне. Ее глаза были красными. Опять она.

— Петя — раздался тихий едва-едва слышимый шепот.

Я ничего не ответил. Даже не посмотрел на нее. Не мог. Я молча прошел мимо нее. Мою холодную и ноющую руку обожгло. Посмотрев за плечо, я увидел, как Настя держит обеими руками мою руку.

— Постой — повторила она.

Я развернулся.

— Я…

Она не успела ничего сказать, мои руки оказались на ее плечах, а затем стали медленно опускаться вниз, прижимая ее тело к себе.

Ай! Терять уже нечего. Разве может быть хуже?

Я прижал ее к себе со всей силы. Она не вырывалась, не возмущалась, а потом и вовсе положила свою голову на мою грудь, и попыталась обхватить талию.

Сколько мы так стояли, я не знаю. Мне надо было идти, поэтому медленно опустил ее, и пошел к декану. Настя догнала меня и взяла за руку.

Мы так вместе в тишине, держась за руки, дошли до кабинета декана. Она отпустила мою руку, и осталась возле кабинета. Постучав три раза по двери, я зашел внутрь.

— Здравствуйте, Егор Сергеевич.

Внутри кабинета был только декан — Вихреев Егор Сергеевич. Он стоял у приоткрытой форточки и курил. Мне не оставались ничего, как стоять и входа и ждать, когда он обратит на меня внимания.

Минут пять он молча смотрел в окно, медленно вдыхая и выдыхая, наслаждаясь каждой секундой умиротворения.

— Присаживайся — декан прекратил курить, и указал рукой на стул.

Он еще некоторое время стоял у окна и ничего не говорил, а потом сел на шикарное место, указал рукой на листок с ручкой, которые лежали на столе передо мной.

— Пиши.

— Что писать?

— Пиши что было, из-за чего все произошло. Почему ты начал его бить, когда он просто мимо тебя проходил — голос декана был спокойным. Словно он уже определился во всем, осталось лишь завершить формальную часть.

— Но он просто мимо не проходил, а начал оскорблять моего друга.

— Что он уголовник, что и ты уголовник — проронил декан, сразу поняв о ком я говорю, скривив губы — Ты хоть знаешь кого побил? Пиши, что ты виноват и раскаиваешься, что он просто мимо шел, а ты, завидуя богатству его родителей, решил ударить…

— Я один решил их троить побить?

— Да, ты один решил их троих побить — декан меня буравил взглядом.

— Не буду так писать. Напишу все как есть, и многое еще другое, что мне известно.

— Тогда ты вылетишь из университета. Только благодаря его доброму сердцу ты находишься здесь, а не в кабинете следователя. Ты хоть знаешь, что Фокин Алексей сейчас в больнице лежит?

Лицо скривилось в радостной гримасе.

— Поделом ему.

Декан покраснел, набрал полную грудь воздуха, и резко выдохнул. Встал и подошел к окну. Пока он стоит у окна, почему бы и мне не заняться делом. Я писал все как было. Также добавил все известные мне факты о шайке мажоров. Бумага все стерпит, а потому написал и о том, что они делали, и на что закрывала глаза администрация, о том, что из-за них Дима сейчас по уши в проблемах.

Декан подошел поближе, присмотрелся к тексту и резко выхватил лист бумаги. Его глаза быстро-быстро бегали по бумажке, а лицо медленно, но верно багровело. Не отрывая свой взгляд от объяснительной, он подошел к своему рабочему месту и сел на стул, посмотрел на меня, разорвал листок бумаги. Затем также молча вытащил напечатанную на принтере готовую объяснительную.

— Так и знал, что не справишься. Вот, подпиши — он протянул мне листок бумаги — завтра приходи пораньше в университет. Будет собрана комиссия по факту случившегося.

Как же все-таки хороший опорный университет! Даже объяснительную подготовили. Спасибо!

Я прочитал текст и совершенно не удивился. В ней было написано, что стоял у окна, и увидел, как Алексей, Герасим и Александр шли по коридору. Мне стало завидно, что у них все хорошо, и они богаты. Вследствие чего, я начал кричать и оскорблять их. Они попросили меня не кричать, так как идут пары. Алексей пытался меня успокоить, но меня это еще больше раззадорило, вследствие чего с моей стороны произошло нападение. Они удивились этому, и не давали мне отпора, потому что не хотели покалечить. Когда я их бил, оказывается, хотел всю вину свалить на них, мол, они начали драку, поэтому нанес себе повреждения. Но потом раскаялся, и сейчас признаюсь в объяснительной, как именно все было.

Почему ублюдков выгораживают, а я виновен во всех смертных грехах?

Проходящий с моим участием концерт уже поднадоел. Я скомкал объяснительную и бросил в лицо декану. Он не ожидал такого, и объяснительная угадила ему ровно между глаз. Отличный бросок!

- ВОН ИЗ МОЕГО КАБИНЕТА, СУКИН ТЫ СЫН!!! ТЫ БУДЕШЬ ИСКЛЮЧЕН, ЗАРАЗА — я спокойно и без спешки встал и вышел из кабинета — МОЖЕШЬ СОБИРАТЬ СВОИ МАНАТКИ ИЗ ОБЩЕЖИТИЯ И ЕХАТЬ В СВОЮ ДЫРУ, ОТКУДА ПРИЕХАЛ, ПОДЛЕЦ!

Возле двери стояла бледная Настя.

— Что ты наделал? — я едва услышал дрожащий шепот — Что ты наделал? Извиняйся. Проси прощения. И к Алексею в больницу езжай и проси прощения. Тебя же исключат.

— Тебе следовало быть на парах.

— Разве ты не понимаешь?

Мне нечего было ответить. Впрочем, и не хотелось. Пора уже ехать.

Она всхлипывала и шла за мной, прося извиниться перед всеми. Одевшись, я посмотрел на Настю. Ее поникший взор был устремлен вниз. Казалось бы, в такой ситуации мне не следовало поднимать глаза, а тут вот как вышло. Боится больше тот, кто ни в чем не виноват.

От ее взгляда становилось не по себе. Голову терзала мысль, что это наша последняя встреча.

Я взял ее за плечи, притянул к себе и, убедившись, что за нами никто не наблюдает, поцеловал. Отодвинув Настю от себя, приготовился получить по заслугам, услышать злой крик обиды, но была тишина.

Наверное, пора сваливать.

Я уже собирался выйти из раздевали, как в этот момент Настя подошла ко мне, встала на носочки и поцеловала.

— Мне пора идти.

Она кивнула и расслабила свои объятия.

Я посмотрел на нее, потом на часы — время было тринадцать часов десять минут. Уже надо не идти, а бежать! Я двинулся к выходу. Позади были слышны всхлипывания, которые старался не слышать.

Как же все не вовремя.

Всю дорогу до следственного управления голову занимали мысли о том, как могу помочь Диме. И ни одной толковой мысли не посетило! Вереница результата экспресс-теста не принесла абсолютно никакой пользы.

И как может положительно для Димы повлиять мое присутствие на следствии? И с чего вообще решил, что меня кто-то будет слушать, да и вообще пустит на порог управления? Попроситься свидетелем? Я же слышал о его планах в канун проклятых событий. Ну, ничего, я буду напористым.

Возле входа разговаривал мужчина средних лет в красивом строгом костюме с сотрудником полиции в форме с майорскими погонами, а чуть поодаль со стороны мужчины в костюме, стоял Дима.

— Да, все понимаю. Все будет как надо — мужчина в костюме в чем-то уверял сотрудника полиции.

— Вот и хорошо — ответил майор, и скрылся за дверьми следственного управления.

Как только Дима увидел меня, он нервно улыбнулся, и вяло помахал рукой, пряча свои глаза. Они были красными и опухшими. Ему было неловко начинать разговор, а потому пришлось взять инициативу.

— Привет, балбес.

— Что ты здесь делаешь? От балбеса и слышу! Не ожидал, что придешь.

— Конечно приду. И не собирался тебя одного в такой ситуации оставлять.

— Спасибо — тихо сказал Дима. На его лице появилась слабая улыбка — пары ведь еще не закончились. Как, кстати, в университете дела?

— Отпросился, чтобы уйти пораньше. Все равно там остались только пары по теории государства и права, которые и так знаю на отлично — я немного замешкался — А в универе все отлично. Утром пары прошли нормально.

— Понятно, и ничего не говорят про меня?

— Да ничего почти. Все заняты учебным процессом. Скоро же пора экзаменов. Ты же знаешь.

— Ясно. Вот и хорошо.

Мой друг смотрел на меня как на дурака. Как педагог на первоклашку, который несет околесицу. Неужели он стал догадываться? Вроде бы мой голос не дрожал, никаких подсказок ему не давал.

— А синяки откуда? С кровати ночью упал?

— Представляешь! Да. Внезапно мой сосед вернулся. Я аж перепугался от такого события и грохнулся. Ты же меня предупреждал не класть вещи возле кровати.

— Сильно Алексею вмазал?

Никогда не понимал, как Дима читает мои мысли и чувствует настроение. Все что мог, это кивнуть в ответ. Он улыбнулся и похлопал по спине, которая тут же отозвалась. Я зашипел от боли.

— Хорошо же ты упал.

Улыбка друга стала шире. Мы рассмеялись.

Позади меня раздались шаги. К нам подошел тот самый мужчина в костюме.

— Дмитрий Геннадьевич, сейчас мы с тобой пойдем к следователю. Мы с тобой уже обговорили что нужно говорить. Повторяться не буду.

— А что делать с показаниями, которые я давал в ту ночь?

Адвокат краем глаза посмотрел на меня.

— Это будет определено после показаний, которые ты дашь сегодня. Ты же помнишь, что в случае отказа от вины, о меньшем сроке и думать не придется.

Дима кивнул.

Мужчина в костюме повернулся ко мне и сделал вид, словно только сейчас заметил присутствие другого третьего лица.

— А, Вы, как понимаю, его друг? Петя, насколько помню.

Я кивнул и протянул ему руку.

— Да, так и есть. Петр.

— Кожавин Сергей Валерьевич.

— Сергей Валерьевич. Я хочу поучаствовать, и пойти с Вами. Мне известно, что сейчас будет происходить. Видел Ваш разговор на улице со следователем. Думаю, такой опытный адвокат сможет организовать мое присутствие без проблем в качестве помощника!

— Помощником? — Сергей Валерьевич начал тереть пальцами свой подбородок, сдвинув брови — не думаю, что это возможно.

— Тогда заявите меня свидетелем по делу. Я перед тем, как Дима ушел устанавливать программу, был с ним. Поэтому могу пояснить, о чем мы разговаривали перед случившимся. Да еще и характеристику ему могу дать как личности!

— Свидетелем? Не думаю, что Вы можете дать какие-либо полезные сведения. А характеристика? Зачем ему характеристика от Вас — в голосе прозвучало усмешка.

— Пожалуйста, возьмите меня хоть кем-нибудь.

— Это невозможно.

— Ну, пожалуйста!

— Петр. Будет сделано все необходимо. Вам незачем беспокоиться. Поверьте, если Ваша помощь пригодится, то обязательно Вас привлечем к участию.

Адвокат посмотрел на Диму и двинулся ко входу здания.

— Ну, пожалуйста!

Дима положил руку на плечо.

— Не надо. Все будет хорошо — он улыбнулся и пошел следом за адвокатом.

На улице было многолюдно. Все куда-то шли. Меня постоянно обходили сотрудники полиции в форме, а я все также стоял на одном месте, не зная что делать и как поступать. Ну почему в голову не приходит ничего, кроме как пойти следом за ними?

Думай, давай, думай!

Ай, была, не была! Разве может быть уже хуже?

Стоило их силуэтам исчезнуть за дверью, как я тут же помчался за ними. Большое спасибо доводчику за медленное закрытие двери. Именно благодаря ему получилось увидеть в какую сторону мой друг пошел с адвокатом.

Встав у турникета, я увидел ждущее лицо дежурного сотрудника полиции. Так, нужно выглядеть естественнее, иначе заподозрят и не пустят.

— Добрый день. Мне нужно в отдел кадров. Попросили подойди, чтобы уточнить вакансии, и какие документы необходимо принести.

— Сегодня попросили подойти? — дежурный внимательно осматривал меня.

— Да, знают.

— Паспорт.

Я протянул свой паспорт в окошечко, где он тут же исчез. Сотрудник поднял трубку служебного телефона и набрал какой-то номер.

И, судя по раздраженному лицу полицейского, его встретил лишь повторяющийся гудок.

— Мымры ту…. — выругался дежурный и посмотрел на меня — уже ходил в отдел кадров?

— Да, но давно. Честно говоря, я не помню, где находится — и тут меня осенила мысль, как можно обыграть возникшую ситуацию — в прошлый раз ходил без сопровождения, и сразу нашел кабинет. Может, и сейчас найду.

Через минуту в окошке появилась рука с моим паспортом.

— Отдел кадров находится на первом этаже. Вот здесь направо повернете — он начал мне указывать рукой — а потом идите прямо по коридору, и в конце налево.

Турникет засветился зеленым сигналом, пропуская меня.

— А, ну точно! Большое спасибо. А потом я хочу зайти к следователю.

— К какому следователю?

— Не помню имя. Он сейчас ведет дело. Там Остриков Дмитрий идет подозреваемым.

Дежурный посмотрел с недоверием.

— Понятым являюсь. Он мне сказал подойти, чтобы что-то исправить. Но так и не понял, что именно он хочет.

— Сейчас я позвоню и спрошу. Ждите.

Я заволновался. Если он успеет дозвониться до него, то тот скажет ему, что никакого понятного не ждал, а что будет дальше, даже не хочу и представлять.

Дежурный поднял свои глаза наверх, и начал набирать внутренний номер.

Так, сто тридцать два. Внутренний номер сто тридцать два. Глаза от перенапряжения чуть не вывалились, буравя телефон дежурного.

— Стойте. Не надо звонить.

— Вам не надо к следователю? — дежурный положил трубку, а я внутри себя выдохнул.

— Мне сначала надо к операм зайти, а потом к нему. Сейчас я только в отдел кадров. Там опера ко мне придут, и вместе с ними пойдем уже к следователю.

Дежурный ничего не сказал, и принялся работать со следующим пришедшим человеком.

Дабы не вызывать еще больше подозрений, я уверенным шагом пошел в сторону отдела кадров. При этом спиной явственно чувствовал взгляд дежурного. Однозначно он меня заприметил, и будет следить за временем пребывания в здании. Не удивлюсь, если уже сейчас вспоминает какие опера присутствуют в здании, и какие из них работают со следователем.

Так, теперь нужно определить к какому кабинету принадлежит внутренний номер сто тридцать два.

Внутри здание впечатляло своими размерами и площадями. Сказать, что коридоры были большими, это ничего не сказать. Думаю, три человека спокойна могли бы идти в ряд. На полу лежала плитка, избитая временем, вся покрытая небольшими трещинами. На стенах висели картины каких-то людей в синих пиджаках с погонами, облаченных медалями разных видов и форм. Конечно, можно было узнать кто они такие — внизу были небольшие таблички с надписями — но я предпочел остаться в неведении.

Дверь в отдел кадров была открыта, и оттуда доносились женские голоса, чувствовался запах свежесваренного кофе. Встав у двери, я прислушался к их разговорам, прежде чем зайти.

- Да ладно тебе, Люба. Пошли его уже. Ему вечно в прапорах ходить.

— А ты видела как он себя ввел на выезде, Люб? Он как расчленёнку увидел, то его вырвало. Ну что это за мужик.

— И все равно мне нравится. Он очень мягкий и добрый.

Весь кабинет разорвало от гогота.

Понятно. Ничего интересного. Типичные разговоры ни о чем. Под гогот зашел в кабинет.

— Добрый день. Я хотел бы узнать про вакансии, которые в настоящее время имеются.

Повисла тишина, и на меня уставилось три пары глаз, явно не ожидавшие моего появления. Все три девушки, одетые в синюю форму, держали в руках чашки с кофе. Одна была пухлой азиаткой, другая высокой и тощей татаркой, а третья маленькой, но в теле, судя по очертаниям лица, русской.

— Что именно? Кто-то послал сюда? — обратилась ко мне высокая татарка, которая тут же слезла со стола, а остальные женщины разбрелись по своим рабочим местам.

— Любые вакансии. Но лучше место следователя.

— У нас есть вакантные должности дознавателей, следователей и оперуполномоченных. Но, учтите, Вас могут сразу в район направить. Там совсем людей не хватает.

— В городе было бы лучше, потому что сейчас только учусь, но готов сразу, по возможности, приступить к работе. Или к подработке.

— Вы целевик?

— Нет. Не подумал об этом в свое время.

Тем временем мои глаза пробегали по каждой бумажке, лежащей или висящей в кабинете, но все было не то! Женщина из отдела кадров начала шелестеть листочками, что-то бубня себе под нос, а я подошел в упор к стойке в надежде увидеть содержимое ее стола.

— Вот анкета. Заполните ее, и принесите нам. Мы будем иметь в виду Вас, если по документам будете устраивать. Вы в армии служили?

— Нет, не служил — на глаза попался стоящий в углу стационарный телефон, сокрытый частью стола — я еще обучаюсь в университете.

Детально посмотрев окружающие телефон бумаги, я увидел листок с таблицей всех кабинетов и служебных номеров. Отлично!

— Но Вы же планируете служить? Без этого никак, понимаете.

— Да, планирую. Я даже хочу служить. Любой мужчина должен служить в армии, который хочет служить государству! — я улыбнулся девушкам, а затем изобразил грусть и безысходность — а есть образец заполнения? А то не хочу постоянно переделывать анкету.

У окна кабинета послышались смешки. Смешно им. Не работают, а слушают разговоры. Татарка посмотрела на меня с недовольством и ушла к дальним шкафам кабинета, начав там копаться в полочках. Воспользовавшись моментом, я нагнулся над столом. Так, сто тридцать второй номер. Кабинет, кто бы мог подумать, тридцать второй. Принадлежит следователю Юргину Дмитрию Ивановичу.

— Что Вы там смотрите, молодой человек?

Я поднял голову, и увидел, что татарка уже стоит рядом со мной с заполненной анкетой.

— Вы были заняты, поэтому побоялся спросить. Извините. Я хотел узнать номер отдела кадров, чтобы сразу позвонить.

— Номер есть у двери. Вот сюда смотрите — недовольством так и разило.

Она начала мне показывать на образец заполнения анкеты. Особо и не слушал, но нужно было выразить полное понимание ситуации, от того только и делал, что кивал и мычал.

«Кабинет тридцать два, Юргин Дмитрий Иванович».

Я повторял вновь и вновь, боясь забыть. К тому моменту уже прошло 15 минут с того времени, как зашел в следственное управление. Нужно спешить!

— Теперь все понятно. Спасибо Вам. Как заполню анкету, тут же приду. Большое спасибо!

Я улыбнулся и выбежал из кабинета.

— До свидания.

Стоило выйти из кабинета, как тут же раздался звонкий смех, но меня это нисколько не волновало.

Я огляделся вокруг. Как же мне попасть, судя по всему, на третий этаж? Возвращаться в центр ко входу?

Иногда в зданиях делают лестницы по концам этажа на случай пожара. Быстро прошмыгнув мимо отдела кадров, я дошел до конца коридора, где виднелась подходящая дверь. Ручка сразу поддалась и дверь поприветствовала легким скрипом.

Лестничная площадка оказалось не такой уж и большой — как в хрущевках. Вся мрачность и запустение говорило о том, что она практически не используется. Быстрыми шагами я оказался на третьем этаже, и также спокойно потянул дверь. К счастью, она поддалась.

Третий этаж отличался от первого. На весь коридор и до самого конца расстилался огромный мягкий красный ковер. Было достаточно тихо несмотря на то, что все двери были слегка приоткрыты. Лишь слышались тихие разговоры да стук пальцев по клавиатуре. Следствие работает. Следствие бдит и пишет.

По бокам на стенах висели лампы, освещавшие коридор до самого конца. Если делать сравнение, то, казалось, что именно на этом этаже снимались все фильмы о сороковых и пятидесятых годах.

Благодаря ковру, движения оставались бесшумным, и я без каких-либо происшествий добрался до тридцать второго кабинета.

— Вам понятны Ваши права?

— Да, поняты.

Дверь в желанный тридцать второй кабинет, как и везде, была слегка приоткрыта. Не составило труда узнать оба голоса: первый голос принадлежал тому мужчине, с которым на улице разговаривал адвокат, а второй голос принадлежал Диме.

— В таком случае, Дмитрий Геннадьевич — этот голос уже принадлежал адвокату — Вам следует написать явку с повинной, поскольку в этом случае Вам не смогут назначить максимальное наказание за преступление. Будет учитываться как смягчающее обстоятельство.

— Слушайте своего адвоката, Дмитрий Геннадьевич. Его Вам для того и назначили, чтобы помогать. И в объяснениях я укажу о том, что никакого давления на Вас не было во время оперативно-розыскных мероприятий.

— Но я же не виноват. Меня подставили. И не хотел ничего устанавливать. Меня же заставили.

— Вы же просто испугались. Вот и все.

— Испугался, но меня заставили.

— Дмитрий Геннадьевич. Нет дыма без огня. Есть видео, есть свидетельские показания — уставшим голосом говорит следователь — а Вы еще пытаетесь сопротивляться. Просто признайтесь в содеянном. Или Вам так хочется посидеть с операми в комнате допроса? Не боитесь, что после этого спина заболит?

В кабинете возникла тишина.

— Хорошо — в голосе Димы отразились нотки сломленности и слабости.

В кабинете послышался звук передаваемой бумаги, и щелчок автоматической ручки.

— Вот явка с повинной. Необходимо поставить здесь подпись. Я пока закончу Ваши показания.

Дима совершает большую ошибку! Почему он должен сознаваться в том, чего не делал?

Я резко открыл дверь и вошел в кабинет.

- Нет, Дима, не пиши это. Дело развалится, у них ничего не выйдет.

С большим удивлением на меня посмотрело две пары глаз — адвоката и следователя. Как я и подумал с самого начала — следователем оказался именно тот мужик, с которым адвокат разговаривал на улице. А у Димы взгляд был сломленный и безучастный. Он совсем не удивился моему появлению.

— Дима, не пиши. Они выбивают из тебя признательные показания.

— Вы кто такой, и кто Вас сюда пустил? — строгий голос следователя не дал мне закончить свою тираду — Представьтесь немедленно.

— Я Сибиряков Петр Евгеньевич. Являюсь близким другом Дмитрия Геннадьевича. А потому могу быть свидетелем. Я очень хорошо знаю Диму. Он не совершал того, что Вы пытаетесь ему вменить. На него надавили оперативники.

— Дежурного ко мне — тихим голосом сказал следователь по стационарному телефону, а затем обратился ко мне — Вы не должны здесь находиться. Вы никто, и не вмешивайтесь. Сейчас придет дежурный, и Вас сопроводят на улицу. Только от того, что Вы являетесь другом Дмитрия, я не буду поднимать вопрос о нарушении тайны следствия и законности Вашего присутствия здесь.

— Дима, пошли.

— Идут следственное действие.

Адвокат с интересом наблюдает за происходящим. Не хватало только дать ему попкорн в руки.

— Вы разве не понимаете, Петр Евгеньевич, что Вы нарушаете тайну следствия? — голос следователя с каждым сказанным словом наполнялся нотками злости, появилась угроза. Стоит признать, не смотря на всю мою дерзость, вел он себя спокойно и сдержанно — и за это могут быть последствия?

Я посмотрел на Диму, который до сих пор находится где-то в прострации. После пары шагов в сторону Димы, передо мной возник следователь.

— Ждать и разговаривать будете на улице.

— Постойте — адвокат посмотрел на меня — он может быть свидетель по делу. По характеризующим данным. Более того, он был накануне с подозреваемым. Вы не сможете его не допросить. Мы несколько раз отобразим его имя, и прокуратура обяжет Вас его допросить.

Следователь цокнул языком.

— Хорошо. Вернемся к этому позже. А сейчас, Вам необходимо покинуть здание. Я Вам не намерен сегодня допрашивать.

— Дима — я не обращал внимания на следователя — ты что-нибудь уже подписывал?

Дима кивнул.

Ну все. Парень отработан, жернова активированы, делу дан полный ход.

В кабинет зашел сотрудник полиции, но это был не тот дежурный, который сидит на контрольно-постовом пункте.

— Проводи этот парня — следователь показал на меня и кивнул дежурному — на улицу.

— Составить протокол?

— Не надо — следователь отмахнулся — просто выпроводи его. Можешь подзатыльник дать.

Не сказав больше ни слова, дежурный подошел ко мне. Я почувствовал сильный удар по голове.

— Что вы себе позволяете? — невольно обхватил голову руками — без Димы никуда не пойду, разве не понятно? Он уже подписал все необходимое. Отпустите его.

Нервная система была на пределе. Как мне стоит поступить? Что делать?

— Дима, пошли — я еще раз обратился к нему, но он молчал.

Рука взорвалась сильной болью.

— Пошли, иначе хуже будет. Что за детский сад.

В последний раз окинув всех находящихся в кабинете, я последовал за дежурным. Он сопроводил до контрольно-постового пункта, где на меня удивленными глазами смотрел знакомый дежурный.

— Этот парень был у Димки.

— Он заходил, и говорил, что ему надо в отдел кадров — уполномоченный на контрольном пункте ненадолго замолчал, а потом продолжил — но он что-то говорил, что ему надо встретиться со следователем, а затем отказался от своих слов.

— Его друга сажают.

— Вот, зараза. Протокол составлять будем?

— Да не, пускай идет.

Турникет пискнул, ознаменовав свободный выход, и меня проводили на улицу, которая встретила множеством людей, снующих то туда, то сюда. Дверь позади с лязгом закрылась, ударив по моим нервам. За ней остался мой друг.

Я был опустошен, мысли не связывались, сердце болело. Ноги подкосились. Уперев локти на колени, я закрыл лицо руками. Что делать? Как поступать? Ответов нет. Ничего нет.

— Парень. С тобой все в порядке? — кто-то потрепал мое плечо— скорую вызвать? Голова кружится?

— Нет, все нормально — я отмахнулся и поднял свой взгляд.

На меня смотрел пожилой человек. На вид ему было лет шестьдесят, невысокого роста, подтянутый, с добрыми чертами лица. Голова была усыпана седыми волосами, бородка недлинная, но аккуратная. Яркие светящиеся янтарные глаза притягивают и вызывает сильный интерес. Они живые, словно принадлежат ребенку, который видит в каждой мелочи волшебство. Чем дольше смотришь в его глаза, тем сильнее возникает чувство рассказать ему о проблемах и мыслях, пытающих голову, травящих душу. Старик улыбнулся мне, и протянул руку. Убрав руку, я самостоятельно встал рядом с этим странным и загадочным типом.

— Точно все хорошо? — старик похлопал меня по плечу.

— Да, спасибо за внимание. Но все хорошо.

— Эти ваши стражники…полицейские, совсем не работают — заворчал старик — у человека горе, и он сидит прямо на лестнице их обители! Всем своим видом просит о помощи…о честности. А эти защитники справедливости проходят мимо. А советский человек никогда не пройдет мимо — он засмеялся — меня Гордей зовут, а тебя?

— Петр.

— Твой друг попал в беду, и не знаешь, как ему помочь?

Изумительная интуиция — с первого раза угадал в чем дело. Моя голова изобразила кивок, который скорее был похож на судорогу. У меня отняли все: отца, учебу, а теперь еще и друга.

— И теперь ты думаешь о том, что не принадлежишь этому миру. Что произошли все несчастья и невзгоды, оторвавшие нить, ведущую к счастливой и полной жизни. Все плохо, да?

Я снова кивнул. Его глаза дурманили, и язык, сорвавшись с места, хотел поведать старику все, о чем спрашивал, и даже о том, что он и не спрашивал. Мне кажется, он…может помочь…

— Давай прогуляемся немного. Позабавь старика, удели немного времени. Да и ты проветришься. Может, новые мысли или новые планы на будущее появятся.

Я кивнул и пошел следом за ним.

Почему все происходит именно так, как происходит? Успешная учеба. Общался с другом. Навещал отца. У меня как у всех имеются цели, планы на будущее. Никому зла не желаю, никого не подставлял. Карма, насколько могу судить о своей жизни, чиста. Оснований, чтобы оставлять на меня заявку Бумерангу Судьбы тоже не имеется. И в это время что происходит в жизни? Отец сидит в тюрьме. Друга вот-вот посадят. Меня выгоняют из университета. Я не знаю, какие нанес побои Алексею Фокину, но, судя по всему, очень сильные. А значит, и в отношении меня уголовное дело возбудят. Он лежит в больнице в реанимации, и тут простым «Нельзя так делать!» не отделаешься. Да еще…

— Настя — шепот нарушил тишину, дотронулся до моих ушей и теплой волной ринулся в душу, одарив ее пучком теплоты.

Она чувствует некую вину передо мной, что не предупредила меня раньше. Можно ли ее винить за это? Нет, нельзя.

Отголоски юношеского максимализма кричат, что можно смело говорить о том, что жизнь закончена. Что делать дальше? И как поступать? Не знаю.

Нет. Так нельзя говорить. Всегда надо искать пути выхода. Готов ли к тому, что ждет? Нет. Почему? Потому что слишком слаб. Кто во всем виноват? Ответ очевиден. Если был бы умнее, проворнее, то ничего бы не случилось. Я бы не отпустил Диму ремонтировать компьютер. Я бы с самого начала общался бы с Настей. Я бы не позволял мажорам насмехаться и приставать к Диме. Я бы много сделал. Но все начинается с «я бы» …

Воздух потяжелел, сердце заныло.

Я бы помог отцу.

Я бы все смог. Но теперь являюсь лишь наблюдателем своей лени, халатности. Мое поведение стало причиной того всего происходящего. Человек отвечает за все, что происходит в нем, и то, что происходит вокруг него. Любой человек своими действиями или бездействиями изменяет окружающую его действительность. У кого-то это окружающая действительность два человека, у кого-то целый мир, но это так.

Я ничего не делал. Позволял другим людям своим бездействием менять мою окружающую действительность, и в итоге она стало такой, какую я заслуживаю. Просто ничтожество.

— Я хочу умереть.

— Я хочу умереть.

Фраза от меня и от старика сорвалась с языка одновременно.

Я поднял глаза. На меня смотрело два ярких зеленных глаза. И они улыбались.

Подождите. До этого у него были янтарные глаза.

Осмотревшись, я увидел, что находимся в небольшом лесочке. Темнота накрыла собой все пространство. Часы показывали девять часов вечера. Мои попытки вспомнить, как мы сюда попали, и как долго шли, не увенчались успехом.

— Что Вы сейчас сказали? — обратился к деду— и где мы сейчас?

Старик удовлетворенно крякнул, поправил волосы на голове и улыбнулся.

— Мы в парке на окраине города. Один из немногих парков, где есть озеро.

Я всмотрелся в темноту, и увидел на самом деле в метрах ста от нас берег небольшого озера.

— Вы здесь недалеко живете?

— Я всегда дома. Я одновременно живу недалеко и далеко.

— Пойду домой. Мне уже пора.

— Ты ведь хотел умереть.

Сделав пару шагов в сторону, как мне казалось, выхода их парка, я остановился и повернулся к старику. Он снова улыбнулся и протянул мне руку.

— Пошли, поговорим.

— Хорошо — Меня все не покидало чувство, что старик может сказать что-то нужное. Неимоверно важное, а то и вовсе, может помочь разобраться с проблемами.

— Рано или поздно всем людям приходят мысль умереть, осознав свою никчемность — старик убрал руки за спину, отчего стал выглядеть как профессор на паре — А почему они чувствуют себя никчемными?

— Потому что они и есть такие?

Зеленые глаза сверкнули. Вроде бы зеленые.

— И нет и да одновременно — дед поднял указательный палец вверх — Люди чувствуют себя никчемными, потому что не смогли реализовать свой потенциал. Не смогли стать тем, кем они себя чувствовали. Именно поэтому они разочаровываются в себе, и чувствуют себя никчемными. Заметь! Чувствуют! Но не являются. Никогда не поздно стать тем, кто ты есть. В то же время, они и есть никчемные, потому что они у себя, У СЕБЯ не смогли увидеть потенциал, и направить энергию в нужное русло, продолжая и продолжая заниматься тем, что им противит. Понимаешь?

Я кивнул. Может, это и так? Может, на самом деле так?

Мы подошли к берегу, где стояла одна единственная лодка.

Всего одна лодка на все озеро? Если бы на этом озере были бы прогулочные маршруты, или прокат лодок, то их было бы больше. Тогда была бы пристань или что-то напоминающее ее, но ничего не было.

Старая кривая и скрипучая лодка спокойно ждала нашего прибытия на берегу озера. Она была неокрашенной, дно покрывала небольшая лужица.

— Полезай в лодку, прокатимся с тобой.

— Э-э-э?

— Полезай, полезай. Прокатишь старика по озеру. И мне хорошо, и тебе хорошо.

Интересно, мне то чем хорошо? Но суждения старика звучали настолько логичными в моей голове, что даже не мог назвать причину, почему не следовало полезать в лодку.

Я шагнул в лодку и веслом оттолкнуться от берега.

Кое-как, сопротивляясь качению лодки, едва не упав за борт, лодка стала отдаляться от берега, а я уселся.

— Иди на тот край и бери весла — скомандовал старик. Старик как юный матрос двигался свободно по лодке, как по земле. Могу поклясться, что он парил. Когда старик залезал в лодку, она даже не покачнулась. Я взял весла и начал медленно грести.

— Ты хороший человек, Петя. Умный и добрый, и в тебе есть хорошие задатки, но ты ими не пользуешься. А зря. Много чего толкового может из тебя выйти.

— Плохой человек. Никчемный и бесполезный.

— Все мы люди созданы для достижения цели. Поэтому имеем таланты. Правда! И не надо смотреть так на меня. Талант живет в каждом, но не каждый видит его.

— А во мне какой талант? — невозможно было не съехидничать. Слишком уж уверено говорил незнакомец.

— О! — воскликнул старик — у тебя волшебный талант. Вот только я тебе его не скажу. Ты должен сам его увидеть. Само их перечисление ничего не даст.

Мы плавно раскачивались в лодке. Тишина, спокойствие и уют окружили незаметным покрывалом, отделив от окружающего ужасающего мира. Разум витал где-то вдалеке. Озеро оказывало успокаивающее действие. Проблемы казались маленькими и несущественными.

— Очень хорошее место.

Старик кивнул и жестом показал на весла и помог уложить их в лодке.

Ни с того ни с сего начали появляться волны. Они медленно-медленно наращивали свою силу. Лодку стало раскачивать.

Я огляделся вокруг, и мои глаза ни за что не смогли уцепиться. Куда пропал берег?

Если бы верил в фантастику, то сказал бы даже, что мы очутились в другом месте. Словно это какой-то бермудский треугольник.

— Согласен. Сравнение не подходит. Это немного другое, хотя и имеет общие черты — улыбнулся старик. Его разноцветные глаза сияли — Ты бы хотел очутиться в другом месте? Пожить другой жизнью?

— Э? Это мираж? Сон?

Словно неведомая сила отгоняла разумные мысли. Поэтому я задумался совсем о другом. Если говорить честно, то хотел бы. Я всегда мечтал оказаться в каком-нибудь фэнтезийном мире. А сейчас желаю этого больше всего. Как же мои мысли звучат по-детски. Аж стыдно становиться! Хотя…

Нужно быть честным перед собой и ответить прямо в лицо. Петя! Ты боишься проблем! Ты хочешь убегать от них, а не решать! Наверное, и книги читаешь, потому что они позволяют скрыться от настоящего мира. Да. Все так и есть.

Я ничего не ответил старику, но, встретившись с ним взглядом, заметил на его лице улыбку. А волны тем временем не просто раскачивали лодку, а бились об ее бока с леденящим сердце звуком. Пришлось ухватиться за лодку, чтобы не упасть.

— Что происходит? Нам нужно плыть обратно. Помогите спустить весла.

— Знаешь, Петр. Ты хороший человек, и сердце твое сильное. Ты можешь добиться небывалых высот, но сила воли твоя слабая. Как сказал бы твой любимый персонаж, ты мог быть добиться силы, которая «и не снилась твоему отцу». Та сила, которая в тебе имеется не может пройти через стену страха, которой ты окружил свое нутро.

Я слушал старика, и мне казалось, словно он перед встречей со мной, изучил всю мою жизнь. Его слова звучали не так, словно он говорит общими словами, а словно каждая его фраза опирается на тот или иной период моей недолгой жизни.

— Ты бы хотел начать жизнь с чистого листа? — спросил меня уставшим голосом дед.

Почему меня не волнуют волны и отсутствие на горизонте берега?

Я немного помолчал.

— Хотел бы — мне стыдно признаваться в своей слабости, но только не этому старику — хочу сбежать от той реальности, которая окружает.

— Реальностей много, и ты от нее никуда никогда не сбежишь — проронил старик — Поверь мне. Многие хотели бы сбежать. Причем, все хотят сбежать туда, где у них будет все получаться. Где они будут успешны. Само по себе или от удачи, но успешны. Но никто при этом не хочет меняться.

Лодку стало раскачивать сильней, ее начало мотать из стороны в сторону, и мне приходилось буквально вцепляться в нее, чтобы не вылететь. Я упал на колени, цепко взявшись за борта.

— И один из способов начать трудиться над своей жизнью — я снова услышал голос деда через шум волн — это полюбить свою жизнь, и хотеть ее изменить.

Похоже, старик и не собирался помогать.

— Слушай — я потянулся за веслами — тут откуда-то появились волны, нам надо уплывать на берег.

— И у тебя все получится, потому что ты силен душой, Петр. Верь в себя. Очень тебя прошу. Вере тебе очень пригодится.

— Что Вы имеете в виду? — я крикнул деду, доставая весла, но мои слова были наглым образом сворованы, не возьми откуда-то поднявшимся ветром.

Сильная волна ударилась об борт лодки. Я уронил весла. Лодка со скрипом резко накренилась, и я вывалился за борт.

Холодная соленая вода вселяла ужас. Я пытался ухватиться за лодку, но ничего не выходило. Старик сидел в ней, и смотрел на меня с улыбкой. Он был спокоен. Как можно быть спокойным, когда бушует буря?

Я пытался попросить его помощи, но вода тут же закрывала рот. Волна накрыла, и неизвестные руки уволокли под толщу воды. Все попытки всплыть оказались тщетными — меня с силой тянуло вниз. Воздуха не хватало, и вода устремилась по моим легким. Взгляд затуманился, тело ослабло.

Умираю? Наверное, умру. Лучше умереть. Легкие рефлекторно попытались вдохнуть хоть крупицу кислорода, но встретили лишь тонны воды.

***

Ночь была необычайно спокойной для крупного города. Даже не слышно привычного пения сирен скорой медицинской помощи. Дул легкий ветерок, приятно перебирая волосы на голове. В такую погоду обычно приходит Муза или ее сестра — Романтика. Именно в такую погоду совершаются великие дела, и мистические происшествия, переворачивающие с ног на голов вашу или чью ту жизнь.

Думаю, многие могут вспомнить о таких моментах своей жизни, когда был вечер, приятная погода, дул ветер, и все казалось идеальным и правильным. Мысли текли в своем русле, заряжая тело гармонией и тихой радостью.

Именно в такую ночь по озеру медленно плыла лодка в сторону берега. На озере не было ни одной волны. И в этой лодке, если присмотреться, можно увидеть одинокого старика, медленно, но верно перебиравшего весла по воде.

Этот дед пел себе что-то под нос. При должной тишине можно было даже понять его бормотание.

— Эй! Хой! Весело сжимай свой меч — пел он плохо, но старался — Эй! Хой! Дай магу кастетом в нос.

Старик улыбался, и его волосы цвета лунного отражения солнца, светились при каждом движении головы.

— Эй! Хой! Пришел черед колдунских чар.

Лодка коснулась берега, вогнав свой нос в толщи песка. Старик медленно сошел на берег и поднял вверх свои коричнево-зеленые глаза.

— Эй! Хой! Пришел герой, драконий час.

Оставив весла в лодке, дед медленными шажками побрел из парка, продолжая что-то бубнить себе под нос.