Экстрасенс в СССР

Глава 6 Целитель?

Когда я зашёл в пахнущий свежей колбасой и хлебом магазин, то почувствовал себя немножко олигархом.

— Нам две бутылки «Белого аиста»! — небрежно бросил я продавщице винно-водочного отдела.

В ответ получил удивлённый взгляд. Ведь неплохой молдавский коньяк по тринадцать восемьдесят за бутылку не каждому по карману. Обычно идущие с работы заводчане брали водку «коленвал» за три шестьдесят две или «Столичную» по четыре двенадцать.

— Девушка, дайте палку сервелата, вот этого, московского! — мой палец уверенно ткнул в стекло другой витрины.

Рыжий следовал по пятам, пока я переходил из отдела в отдел, и охал, предвкушая пир.

— Пять сырков «Дружба»! Пачку масла «Крестьянского»! Двести грамм красной икры и баночку чёрной на пробу.

Кроме этого я взял по паре бутылок лимонада «Буратино» и «Тархун», нарезной батон, а также банку сгущённого молока по просьбе Сани. Для полного счастья прихватил ещё бутылку полусладкого «Советского шампанского» и две коробки конфет «Птичье молоко».

Продавщицы, привыкшие к скромным работягам, с нескрываемым интересом разглядывали щедрых покупателей. Особенно привлекли внимание мой костюм и туфли.

А та же самая кассирша, что обслуживала в прошлый раз, пробивая икру, неожиданно улыбнулась. При этом я поймал обрывок её мысли: «…а вроде парень-то ничего, кажись, перспективный…»

Я вышел из магазина с туго набитой авоськой и ополовиненным кошельком. Саня, словно верный оруженосец, нёс две бутылки молдавского коньяка.

— Лёш, да мы сегодня гулять будем, прямо как баре!

— Гулять так гулять! — отвечаю с улыбкой.

Груз финансовых проблем свалился с плеч. По крайней мере, на сегодня. Оказывается, давил он на меня капитально.

Пир решили устроить прямо за гастрономом, на груде строительных плит, закрытых от посторонних глаз кустами сирени. Как положено, расстелили газету «Советский Спорт». Саня с гордостью сообщил, что взял свежий номер сегодня в киоске. После чего он достал складной нож и принялся ловко нарезать закуску. Талант не пропьёшь!

Я помог другу, намазав на хлеб масло, затем щедро наложил икру, воспользовавшись своим перочинным ножиком.

— Лёха, вот ты транжира! Куда столько наваливаешь? — не выдержал Саня, наблюдая, как драгоценные чёрные икринки гроздьями ложатся на хлеб. — Это же на десять бутеров можно растянуть! А мы её за один присест употребим.

— Саня, не ворчи. Жить надо здесь и сейчас, — сказал я, протягивая другу бутерброд. — Зато вспоминать потом будешь, как пил коньяк в подворотне, закусывая чёрной икрой. Это тебе не паточный самогон с зелёным луком.

У Рыжего, как у всякого уважающего себя советского человека, обнаружился раскладной стаканчик. Пили поочерёдно. Пахучий, мягкий молдавский коньяк ударил в голову, согрел изнутри и моментально развязал языки.

Болтали о заводе, девчонках и будущей поездки в подшефный колхоз с поэтическим названием «Привет труду». Саня требовал информации о моих планах на Свету с Лидой, а я технично переводил разговор на спорт и маленькую зарплату.

Икра оказалась вкуснее той, что мне довелось пробовать в будущем. Возможно, повлияло качественное масло или свежий батон, но бутерброды разлетелись мигом. Московский сервелат тоже не подвёл. А сырки «Дружба» и вовсе удивили. То, что я ел в конце девяностых, нельзя сравнивать с этим плавленым деликатесом.

Пить мы не спешили, больше разговаривали. Поэтому уговорили только полбутылки, когда солнышко начала клониться к закату. Вдруг Саня перестал рассказывать очередной анекдот про Петьку и Василия Ивановича, и приуныл.

— Лёш… — начал он, чертя найденным гвоздем по бетону. — А у мамки моей дела всё хуже и хуже.

После слов Рыжего я отставил стакан в сторону. Как-то сразу расхотелось пить.

— Совсем плохо?

— Ага, — Саня махнул рукой. — Почти не встаёт. А местные докторишки только разводят руками. Мол, не знаем, что с ней, и всё. Нормальный диагноз так и не поставили. Батя выбивает ей направление в Москву. А заведующий поликлиникой дал понять, что без взятки там маму даже смотреть не станут. И нужно не меньше тыщи. Вот скажи, где нам взять столько? Уколы югославские дорогущие покупали, но они не сработали. Мы её лечим, лечим… По бабкам даже возили, но всё без толку. Денег тоже ушло немало.

Саня замолчал, уставившись в пустоту, а я налил ему коньяку. Выпили еще по пятьдесят без пожеланий и тостов.

— Пошли, — сказал я, повинуясь порыву, и начинал собирать закусь.

— Куда? — удивился Саня.

— К тёте Тамаре, конечно. Ты сам говорил, что она меня вспоминала. «Птичье молоко» ей отнесём. Пусть порадуется, конфеты-то хорошие.

Саня отрицательно качнул головой, но уже через секунду начал мне помогать:

— Да! Она про тебя вчера спрашивала. Мол, как там твой Лёшка? Думаю, мама конфетам обрадуется.

Дорога до «старого города», где в частном доме жил Саня с родителями, заняла минут сорок. Шли по большей части молча, погруженные в свои мысли, лишь изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. В частном секторе воздух пах иначе. Не городской пылью и горячим асфальтом, а дымком из печных труб, яблонями и высоким бурьяном, росшим у грунтовой дороги.

Во дворе дома, обнесенном забором из горбыля, на цепи сидел крупный пёс, помесь овчарки с дворнягой. Я сразу вспомнил, что кличка собаки Бим. Увидев меня, он не залаял, как обычно, а забрался в свою будку, откуда начал коситься в мою сторону.

— Чудеса! — удивился Саня. — Обычно он на всех бросается и лает, как сумасшедший.

Не став отвечать, я прошёл во двор. Под ногами заскрипели ступеньки крыльца. Дверь в дом, к моему удивлению, оказалась не заперта.

— Ты же говорил, что батя во вторую смену? Почему не запер?

— А от кого? От соседей, что ли? — не понял Саня. — Мамка одна дома. Почти всегда лежит. Сама никуда не ходит, но соседка баба Зина или тётя Наташа могут прийти. Бим только их до крыльца пропускает.

Пройдя через веранду в комнату с русской печкой, я увидел тётю Тамару. Она полулежала на панцирной кровати, укрытая одеялом. Лицо бледное и осунувшееся. Женщина отрешенно смотрела на чёрно-белый экран «Рекорда».

— Здравствуйте, тётя Тамара.

— Лёшенька! — слышу в ответ после небольшой паузы. — Заходи. Спасибо, что не забываешь.

Я положил коробку конфет на стол, и она улыбнулась:

— «Птичье молоко»? Ой, спасибо! Мои любимые!

Затем она посмотрела на замершего на пороге сына, и в её голосе проступили нотки властности:

— Саша, чего застыл? Завари свежего чаю. Гостя надо напоить.

Рыжий кивнул и поплелся на веранду, где стояла газовая плита, подключенная к баллону пропана.

Я присел на табурет, пытаясь сосредоточиться, пока тётя Тамара расспрашивала о работе и жизни. Коньяк притупил осторожность и вроде обострил чувства. Закрыв глаза, я легко переключился на иное восприятие. А когда открыл их, увидел картину, которую не может передать даже аппарат МРТ.

Внутри головы женщины пульсировала аневризма. Мешочек с кровью, вздувшийся на стенке сосуда, будто резиновая грелка. Он давил на определенный участок мозга, нарушая кровообращение, вызывая сонливость, забывчивость и слабость. И самое страшное — стенки аневризмы были настолько истончены, что в любой момент могли прорваться.

В этом случае произойдёт кровоизлияние и неминуемая смерть. Понятно, что опытный хирург справится с заболеванием. Это если пациентку вовремя привезут в больницу. Но я не уверен, что в нашем захолустье есть врач нужной квалификации. Ведь потребуется трепанация черепа. Я сразу решил помочь и начал действовать.

Не касаясь головы, попробовал воздействовать на аневризму дистанционно. Как ни странно, но метод сработал. Кровь начала выдавливаться в сосуд, а роковой мешочек стал уменьшаться. Мистика!

При этом видно, что освободившийся от давления участок ткани скукоживался прямо на глазах, срастаясь со стенкой сосуда. Энергетический поток разгладил место воздействия, направив ток крови по правильному пути. Я провел практически ювелирную операцию, повинуясь лишь инстинкту и остаткам знаний недоучившегося медика.

Тётя Тамара во время сеанса заснула. Дыхание её стало ровным и глубоким, даже лицо порозовело.

Завершив манипуляции, переключил восприятие в обычный режим, ощутив на лбу испарину. А ещё накатила усталость, будто я таскал мешки с цементом несколько часов подряд. С трудом справившись с головокружением, вышел на веранду. Саня мирно посапывал на старом диване с протёртой до дыр обивкой. Чайник уже вовсю шипел, выбрасывая клубы пара. Я быстро выключил конфорку, затем забрал авоську с бутылками и оставшейся закуской, после чего спустился во двор.

Бим сидел у своей будки, снова никак не отреагировав на моё появление. Проходя мимо, я протянул руку, чтобы потрепать его за ушами. Пёс не отпрянул, а даже подставил голову. Раньше он никому, кроме хозяев, такой фамильярности не позволял.

Я шел по темным улицам и не мог поверить в то, что произошло. Усталость постепенно отступила, и появилось удовлетворение от сделанного. А ещё непонимание. Что делать дальше?

Обратная дорога заняла почти час. Я шел не торопясь, погруженный в мысли. Руки ещё помнили тепло исходившей от меня энергии, а в кармане лежал оставшийся от выигрыша полтинник. Город засыпал. Окна в пятиэтажках гасли одно за другим, превращая дома в тёмные глыбы. Лишь кое-где светились одиночные огоньки.

У парка стояла одинокая деревянная скамейка. Почувствовав навалившуюся тяжесть, я опустился на неё, решив передохнуть. В горле першило. Очень хотелось курить. Я даже потянулся к карману, но там не было сигарет со спичками. Видать, тело Соколова изрядно потряхивает от отсутствия никотина.

Пытаюсь осмыслить произошедшее. Выигрыш в лотерею — это уже невероятная удача. Но то, что произошло потом… Мысленно возвращаюсь к странному состоянию, которое помогло вылечить больные сосуды. Это было одновременно пугающе и потрясающе. А ведь это дар целителя! И что с ним делать? Не давать же объявление в газету. Мигом придут, только не пациенты.

На часах полпервого ночи. Пора двигаться домой и пытаться заснуть. Хотя чую, что не смогу, несмотря на усталость. В голове такой сумбур, а душу просто переполняют различные эмоции.

Вдруг со стороны города подъехала бежевая «Волга». Транспорт для начальства и солидных граждан СССР. Не знаю почему, но мне она показалось знакомой. Машина притормозила метрах в пятнадцати, попав в круг света, исходящего от уличного фонаря. Получилось, что из-за кустов меня не видно, зато передо мной открылся отличный обзор.

В салоне сидели двое. Водитель зажёг сигарету и на пару секунд осветил салон. Я вздрогнул от неожиданности, узнав начальника цеха Михеева. А на пассажирском сиденье сидела комсорг Лида. Её строгий профиль, очки и аккуратную причёску сложно спутать.

Поздний час, безлюдное место, задворки парка. Происходящее выглядело крайне подозрительно. Михеев что-то тихо говорил, оживлённо жестикулируя. Его лицо выражало лёгкое раздражение. Лида же сидела молча, глядя в лобовое стекло. Вдруг она повернулась к Михееву, и её губы зашевелились. Теперь она что-то выговаривала собеседнику, даже отчитывала его. Жалко, что не слышно.

Ссора любовников? Начальник и подчинённая. Ведь Лида не только комсорг, но и помощница начальника цеха. Такое бывает. Но что-то не сходится. Слишком уж деловым, даже напряжённым был их разговор. Не было той интимности, которая обычно ощущается между любовниками.

Тут Михеев потянулся пальцами к лицу Лиды, но та резко отпрянула. Затем распахнула дверь и выпорхнула наружу. Ночной воздух донёс обрывок её фразы:

— … просто используешь! Я не позволю!

Михеев высунулся из машины:

— Не дури, Лидка! Вернись в машину! Обещаю, мы всё решим!

Но девушка его уже не слушала. Она с силой хлопнула дверцей, развернулась и быстро направилась в сторону пятиэтажек.

Из окна «Волги» вылетел непогашенный окурок, описав в воздухе красную дугу. Затем взревел мотор, и машина умчалась в противоположную сторону.

Вновь вернулась тишина ночного парка. Я сидел на скамейке, не в силах пошевелиться, пытаясь осмыслить загадку. Что связывает комсорга Лиду и начальника цеха? И о каком использовании шла речь? Впрочем, какое моё дело?