Экстрасенс в СССР

Глава 9 Колхоз

Я проспал как убитый остаток дня и всю ночь. Может, продрых бы до звонка будильника. Однако у соседей, включивших с утра пораньше радио, своё мнение на этот счёт. Пора заканчивать с этой бесцеремонностью. Ладно, будни. Но выходные предназначены для отдыха, а вчера было то же самое. Только народу всё равно. Завел, было, разговор, чуть ли не высмеяли. Не дойдёт по-хорошему, врублю субботним вечером проигрыватель погромче. Хватит терпеть откровенное хамство и снисходительное отношение. Мол, можно шпынять алкоголика и неудачника. Только моя адаптация в прошлом закончилась. Пора показывать когти.

Утром попробовал вызвать дар, но безуспешно. Похоже, надорвался. Надеюсь, связь с силой потеряна временно. Иначе надежды на изменение статуса пойдут прахом. В общем, настроение, мягко говоря, скверное.

Как назло, с понедельника резко активизировались девушки. Лида якобы случайно натыкалась на меня по несколько раз в день. Звала на политзанятия. Однако за этой комсомольской мишурой я чувствовал личный интерес. Отказать ей сложно, тем более меня к девушке тянуло. Однако я смог остановиться, сославшись на занятость и усталость.

Света обошлась без идеологии, но применила безотказное оружие, действующее на любого мужика. Призывы зайти на чай с пирожками, перемежались с намёками о походе в кино.

Как результат, меня зажало между комсомольским молотом и наковальней из пирожкового изобилия. Теоретически можно было ответить на флирт. Но все мои мысли занимал пропавший дар. Поэтому поведение девиц казалось излишне навязчивым. Я даже решил не идти в столовую. Пообедал в среду бутербродами и запил чаем.

Ко всему прочему атмосфера коммунальной квартиры, давила словно пресс. Запахи чужой еды, бегающие по коридору дети, требования не занимать телефон и ванну, сливались в сплошной белый шум, не дающий сосредоточиться на восстановлении сил. Даже редкие встречи с родителями, не приносили никакой радости. Я ведь не знаю, можно ли изменить их судьбу.

Спасительной соломинкой должна стать поездка в колхоз. Во-первых, это возможность прекратить бесконечный водоворот событий. Во-вторых, четыреста рублей в месяц — сумма не просто приличная, а отличная.

Выяснилось, что я чуть ли не единственный воспринимаю поездку, как средство заработать. Многие женатики хотели попросту сбежать от постылевшего быта. И дело не в поиске интрижки. Мужики хотели переключиться с монотонной работы на заводе и отдохнуть от семьи.

Первую часть бригад сформировали к среде, поэтому в четверг за нами приехал колхозный транспорт. Товарищ Михеев лично вышел проводить заводской десант. Закурив фирменное «Мальборо», он проверил списочный состав, что-то пробурчав под нос. Вдруг сработал дар или его остаточные эманации.

— За четыреста рублей и я бы лет десять назад в колхоз сорвался. Да хоть на целину.

После осмотра первой партии механизаторов в количестве восьми человек, начальник цеха остался доволен. Он только задержал на мне взгляд, удовлетворённо кивнув. Конечно, Михеев не знал о наших контактах с Лидой. Скорее всего, дело в племяннице. С глаз долой, короче.

Загрузка в тентованный «ЗИЛ-130» напоминала эвакуацию. Рабочие быстро зашвырнули в кузов вещевые мешки и принялись за ящики с инструментом. Я занял место в углу, прижав спортивную сумку, привезённую из ГДР. Рядом устроился Саня. Сияющий Рыжий вновь завёл разговор о своих амурных планах. Счастливый человек! Кроме девок, его ничего волнует.

Колхозный шофёр, представившийся Степаном, предупредил, чтобы мы держались крепче. Мол, дорога за городом только называется асфальтированной. А водитель колоритный! Усатый мужик чуть за тридцать, в рабочем комбинезоне и похожий на киношного Василия Ивановича Чапаева. Обветренное лицо с «Примой» в зубах дополняли образ. Казалось, сигарета является продолжением его тела. А вот взгляд у товарища тяжёлый и какой-то усталый. Закрыв задний борт, он залез в кабину, и грузовик рванул с места.

«Привет труду» находится в тридцати пяти километрах от города. Значит, придётся потрястись.

— Говорят, в селе девчонки кровь с молоком, простые и душевные! Не то, что наши городские зазнайки, — Рыжий мечтательно закатил глаза.

Я покачал головой, глядя на воодушевлённое лицо друга.

— Саня, ты хоть понимаешь, что там не курорт? Работа от рассвета до заката, жара, комары, грязь.

— Фигня! — отмахнулся друг. — Главное, конечная цель. А у меня она есть. Не ссы, я не дам тебе помереть от тоски.

Чего-то я далёк от оптимизма, охватившего Рыжего. И мои предположения подтвердились. Стоило отъехать от Яньково и началось! Дорога оказалась не просто плохой, а безобразной. Грузовик прыгал на ямах и колдобинах, аж зубы стучали. Поднятая пыль через многочисленные дырки лезла под брезент. Даже Саня быстро приуныл, жалуясь на тряску.

Примерно на полпути раздался хлопок, и «ЗИЛ» начал оседать на один бок. Степан, вовремя среагировал, остановившись у обочины и заглушив мотор. Выйдя из кабины, он осмотрел спущенное переднее колесо и, выплюнув окурок, выматерился.

Мужики повалили из кузова, разминая затёкшие мышцы. Белоручек среди нас нет, поэтому пауза продлилась недолго. Кто-то полез за запаской и домкратом. И работа закипела. Степан руководил короткими фразами.

— Сюда. Мля, держи. Малость поддомкрать. Держу…

В его прищуренных глазах появилось одобрение. Видать, не доверял городским, считая их обалдуями. Деревня!

Когда запаска была поставлена, а спущенное колесо заброшено в кузов, Степан достал из пачки очередную сигарету и чиркнул спичкой.

— Спасибо, мужики! — хрипло выдохнул он после первой затяжки. — А то я думал, придётся одному возиться.

А ведь его что-то гложет изнутри. Не досада из-за пробитого колеса, а давняя боль. Позже узнаю. Если помогу, то колхозный шофёр может стать полезным товарищем. В глуши, куда нас везут, такой человек на вес золота. Мысленно поставив зарубку, я полез в кузов.

Посёлок Зажолино встретил нас пыльными улицами, вдоль которых расположились сотни одноэтажных домов. Зданий повыше мало, кирпич тоже встречается редко, ибо российская глубинка к такому непривычна. Это вам не Прибалтика, являющаяся витриной СССР. Русский народ может потерпеть. Но деревянные дома, сады и огороды выглядят ухоженными. Покосившийся забор я заметил только у одной хаты. Это вам не опустевшие и сгнившие деревни двухтысячных, когда народ массово рванул в города, бросив стариков. А вообще, населённый пункт немаленький. Я думал, будет хуже.

Под лай дворовых собак грузовик прокатился по улицам, поднимая клубы пыли, и въехал на утрамбованную грунтовую площадку. Степан остановился напротив одноэтажного здания сельсовета, увенчанного самодельным фанерным щитом с названием колхоза.

«Привет труду».

Здание конторы типичное. Несколько комнат, скрипящие полы и двери, обтянутые дерматином. Нас провели вдоль коридора, а далее через приёмную в большую комнату. Только секретаря здесь не было. Это скорее помещение для ожидания, судя по расставленным вдоль стен скамьям.

Внутри нас ждал председатель, Жуков Фёдор Михайлович. Мужчина средних лет с серьёзным лицом. Товарищ одет в пиджак, накинутый поверх офицерской рубашки. Он поздоровался с каждым за руку, затем выстроил нас в подобие шеренги, и с ходу взялся наставлять.

— Добро пожаловать в наши края! Вы прибыли в самый ответственный момент. Как говорится, с корабля на сенокос! — начальник обнажил в улыбке крепкие зубы, — Работать придётся с шести утра, и пока не сделаете две нормы. Колхоз, в свою очередь, вас не обидит. Перевыполнение нормы — дополнительная премия. Это я вам гарантирую.

Разумеется, Рыжий не выдержал до конца речи председателя.

— А как у вас с питанием, товарищ председатель? Не отощаем?

Жуков сначала опешил, но увидев выражение лица Сани, улыбнулся.

— В поле вас будут кормить два раза в день. Стряпуха Наталья готовит отлично! А Степан всегда доставит горячее. У хозяек, где вас разместят, положен ужин. Харчи у нас свои, добротные, не чета магазинным. Поэтому исхудать у тебя не получится.

Народ заулыбался, услышав столь важную новость. Между тем лицо председателя посуровело.

— Теперь о правилах. У нас для всех приезжих сухой закон! — Жуков с вызовом посмотрел на лица мужиков, ожидая возмущения, но его слова встретили лишь скептические усмешки. — Для особо непонятливых объясняю. Продавщице Зойке строго настрого запрещено отпускать вам спиртное! Поэтому без моего разрешения — ни-ни!

Возникшую паузу нарушил милиционер, всё это время, стоявший возле окна. Я его не сразу заметил, больше разглядывая добротную мебель и портреты ответственных товарищей во главе с «дорогим Леонидом Ильичом», висящих на стенах. Новый стол, свежая отделка стен и массивные шторы намекали, что дела у колхоза идут хорошо.

— Я местный участковый, старший лейтенант Панфилов Сергей Иванович — представился мент. — Предупреждаю заранее, за порядком буду следить строго. Поэтому советую не безобразничать. Пьяных дебошей не потерплю и сразу приму меры. Запомните, местным самогонщицам, как и продавщице в Сельпо, тоже велено вам спиртное не продавать. Проявите себя с положительной стороны, сделаем поблажки в выходные. Только пока отдых по расписанию не предусмотрен.

Пока участковый говорил, мужики тихонько посмеивались. Запреты, конечно, могли помешать. Но кто захочет найти в деревне пол-литра, тот всегда найдёт. Сухой закон — это так же, как запрет на дождь.

Я же наблюдал за участковым с другой целью. Милиционер произносил правильные слова, но мысли его были где-то далеко. Взгляд у него какой-то остекленевший, словно устремлённый внутрь себя.

Похоже, дома у старлея серьёзные проблемы. Скорее всего, со здоровьем близкого человека. Мне не нужен дар, чтобы понять очевидное. Хватило опыта из прошлой жизни. А ещё, как и в случае со Степаном, я почти физически почувствовал ауру чужой беды. Она будто витала рядом, сопровождая человека. Неужели начинает получаться чувствовать чью-то боль и отчаяние, даже тщательно скрываемые? Ведь старший лейтенант вёл себя естественно. Это я более внимательно его рассмотрел, остальные ничего не заметили.

После председателя с участковым, перед нами выступил местный парторг Романов Антон Григорьевич. Этот представительный товарищ лет двадцати пяти, носил слишком хороший для деревни костюм, ещё и обут в заграничные туфли. Говор и манера держаться выдавали в нём сугубо городского жителя. Чего этот молодой хлыщ с брезгливой рожей делает в деревне? Судя по прикиду, мажор не бедствует. Значит, мог устроиться в более тёплое местечко.

Говорил Романов вроде правильные вещи, но в его тоне ощущалось пренебрежение. Мне он сразу не понравился, как и его формализм. Да и председатель с участковым слушали парторга без особой радости. Как здесь кипят страсти! Мы здесь всего пятнадцать минут и уже столько информации. Вот тебе и отдых с перезагрузкой.

После объяснения политики партии наступило время расселяться. Мы снова погрузились в кузов грузовика, и Степан начал развозить народ по домам. Рыжая голова Сани, словно мигалка, вращалась по кругу, с жадностью ловя новые впечатления. И хотя женского пола, кроме тёток и бабок, копающихся в огородах, на горизонте не попадалось, друг не унывал.

Когда развезли всех, кроме нас с Рыжим, тот толкнул меня локтем, указав на пригорок, находящийся недалеко от местной речушки. Стоявший на возвышении двухэтажный дом явно выделялся на фоне остальной застройки.

— Лёха, нас походу туда везут. Ух ты! Какие хоромы! Заживём как бояре!

Восторг Сани понятен. Дом, обнесённый высоким забором с настоящими резными воротами, больше напоминал жилище зажиточного купца, чем простого колхозника.

Нижний уровень сложен из камня и оштукатурен по углам. Вместо окон нечто похожее на бойницы. Второй этаж деревянный, но выглядит солидно. Окна верхней части дома большие, и обрамлены разукрашенными ставнями. Крыша покрыта новым шифером. На шесте возвышался металлический петух, покрашенный в синий цвет. Из крыши этого архитектурного гибрида торчали аж три кирпичные трубы, намекая на наличие такого же количества печей.

Грузовик не стал взбираться по засыпанной гравием дороге, остановился у подножия пригорка. Степан выбрался из кабины, разминая спину. Неизменная сигарета торчала из-под жёлтых усов.

— Мужики, вам двоим к бабке Матрёне. — выпустив струйку дыма, шофёр заговорил тише, но так, чтобы работающий на мотор, не мешал расслышать, — Сразу предупреждаю, ей лучше не перечить. Она, в общем-то, нормальная. Это повитуха местная и знахарка. Половине посёлка бабка помогла на белый свет появиться. Ну, из старшего поколения. Молодёжь предпочитает роддом. Заговоры Матрёна тоже знает. От сглаза там, или от зубной боли. Вы осторожнее, и лучше не злите её. Может порчу навести или проклянёт, век мучиться будете. Всё ступайте с богом, вас уже ждут.

Забавное напутствие. И ведь он не шутит. Судя по спокойному тону, для деревенских — это обыденность. Зато Саня слушал водителя, уже с опаской, посматривая на странный дом.

— Проклянёт? — переспросил он шёпотом. — Это как?

— Я откуда знаю? Так, наши бабы болтают, — отмахнулся Степан. — Ладно, ступайте, сдавайтесь Матрёне. Завтра к шести утра выходите сюда, я вас подберу. Поедем технику на полевой стан принимать. Сразу предупреждаю, если проспите, ждать не буду и тем более сигналить. Старуха шум не любит.

Не став отвечать, я подхватил сумку и зашагал вверх по дороге. Рыжий также молча последовал за мной.

Поднявшись, мы остановились перед воротами. Калитка тут же отворилась, и на пороге появилась хозяйка. Ею оказалась отнюдь не хрупкая старушка, а крепкая, кряжистая бабка невысокого роста. Волосы убраны под цветастый платок, лицо испещрено морщинами, но не дряблое, а словно вырезанное из дерева. В руках повитуха держала не клюку, а здоровенный ухват, будто только что отлучилась от печи.

— Ну, здравствуйте, гости городские, — произнесла она низким голосом.

Рыжий, моментально забыл про свои страхи, и начал разговор с самой обаятельной улыбкой.

— Здравствуйте, бабушка! Мы к вам на постой при…

Саня вдруг запнулся, наткнувшись на тяжёлый взгляд хозяйки.

— Бабушка я для своих внуков, — резко сказала она. — А для вас, Матрёна Ивановна. Запомнили сразу, чтобы не переспрашивать.

— Как скажете, — спокойно отвечаю старухе.

Вроде ситуацию надо исправлять, но гнуться под кого-то я не собираюсь. Саня не сказал ничего оскорбительного. А меня подобными взглядами не проймёшь.

Будто прочитав мои мысли, Матрёна посмотрела мне в глаза. Этот взгляд был не просто внимательным, а пронизывающим. Этакий деревенский сканер. Тёмные глаза старухи буравили насквозь, будто пытаясь проникнуть в душу. В ответ я просто усмехнулся, выдержав столь дешёвый психологический приём. Там, где она училась, Иннокентий Белый преподавал.

— Ладно, негоже гостей в пороге держать, — сразу сдала назад бабка, или действительно увидела что хотела. — Заходите во двор, покажу, где вы будете обитать.

Матрёна развернулась и повела нас мимо большого дома, летней кухни и огромной раскидистой яблони.

Мы с Саней зашагали следом вглубь обширного двора. Если честно, ожидал, что нас поселят в одной из комнат огромного дома. Но хозяйка прошла мимо высокого крыльца, ведущего на верхнюю часть дома, направившись к бане, стоявшей у забора.

— А вот и ваши хоромы.

Толкнув ухватом мощную дверь, она позволила осмотреть огромный предбанник, а затем покачала головой, заметив взгляд Сани, направленный на особняк.

— В этот дом люди за советом приходят, там мне спокойнее одной быть. А вы парни молодые, да ещё в поле допоздна пропадать будете. В баньке вам жить намного удобнее. Обмыться после работы тёплой водой всегда можно. И я не буду мешать своим брюзжанием.

С этими словами она щёлкнула прикрытым резинкой выключателем, и махнула рукой, чтобы мы вошли внутрь. Вопреки ожиданиям, воздух в предбаннике оказался нормальным и не пах старыми обмылками. Он насыщен ароматом висящих вдоль стен дубовых веников, высушенных трав и древесины.

Как сразу выяснилось, баня топилась по-белому. Справа от входа в парилку, возвышалась добротная кирпичная печь с вмурованным огромным баком. Кроме этого, в помещении имелся грубо сколоченный, но добротный стол и две широкие лавки, на которых лежали тюфяки, судя по запаху, набитые сеном. Под потолком горела единственная лампочка без абажура, отбрасывая жёлтый свет на стены. Ничего, так пойдёт. Я думал, будет хуже.

— Розетка внутри есть, свет жечь не бойтесь, я за киловатты ругаться не буду, — пояснила Матрёна. — Печку лучше подтапливать каждый день, чтобы вода в баке оставалась тёплой. Кстати, можете помыться с дороги, я вчера топила. Но предупреждаю, бак всегда должен быть полным. Уборная за садом, не промахнётесь.

Старуха ушла, но буквально через минуту вернулась, неся в одной руке глиняную крынку, а в другой краюху домашнего пшеничного хлеба. У нас сразу слюнки потекли от одуряющего запаха выпечки.

— Подкрепитесь с дороги.

Молоко оказалось не парным, а волшебным! Почти сливки. Хлеб плотный, душистый, с хрустящей корочкой. Мы ели молча, чувствуя, как усталость и напряжение понемногу отступают.

Матрёна же стояла у двери, опершись на ухват, и излагала правила проживания.

— Правила у меня простые. Ночью не шуметь. В бане не курить. Дух табачный на вениках оседает и потом портит пар. Девок сюда не водить. Здесь не постоялый двор. Водку пить можно, но только если я разрешу. И чтобы при мне не сквернословили. — Она немного помолчала, давая нам усвоить информацию. — Теперь о ваших обязанностях. Про воду в котле уже сказано. То же самое касается дров. Поленница, колода и колун за баней. Чурбаки свалены рядом у забора. За неделю всё порубите. Далее, ко мне гости разные приходят. Запомните, не вашего ума дело, кто и зачем. В разговоры не влезать и не мешать. Дом не заперт, но без моего разрешения — не входить. Вам всё понятно?

Мы оба кивнули, и Матрёна первый раз улыбнулась.

— В свою очередь, — бабка продолжила менее строго, — Утром буду выдавать вам крынку молока и краюху хлеба. Вечером после работы, вам положен ужин. В выходные получите обед, если останетесь дома. Короче, с голоду не помрёте.

Завершив речь, Матрёна молча вышла из бани. После чего Саня шумно выдохнул. Мне показалось, что он вообще не дышал.

— Ты видел? Царица полей и огородов! Лёха, я от её командного тона, аж вспотел, и ещё кое-чего. Надо срочно пойти сортир опробовать.

Я же слушал Рыжего краем уха, пытаясь понять силу, исходящую от бабки. Её мысли уловить не удалось, но нутром чую, что это не просто местная повитуха. Ладно, разберёмся по ходу пьесы. Чего сейчас гадать?

Доев хлеб, мы принялись устраиваться под любопытными взглядами бабкиных кур, пытающихся понять, что за жильцы появились в их королевстве. Обойдя баню, Саня обнаружил, калитку, выходящую на реку, висящую на одной петле и жутко скрипящую.

— Непорядок, — с важным видом изрёк Рыжий, доставая из сумки футляр с инструментом.

После чего он принялся устранять проблему. Я же снял рубашку и направился к поленнице, аккуратно сложенной под навесом за баней. Старый колун, оказался удобен. Поэтому я сразу принялся колоть чурбаки, ставя их на колоду.

Тут же появился Саня, починивший дверь. Работа закипела. Ритмичный стук топора успокаивал и разгонял кровь в теле. Я рубил, а Рыжий относил дрова и аккуратно складывал.

Пока мы трудились, жизнь в усадьбе шла своим чередом. К бабке начали приходить люди. Сначала две женщины с озабоченными лицами. Старшая, что-то жалостливо рассказывала, размахивая руками. Младшая молча кивала. Матрёна выслушала их на крыльце. После этого завела в дом и пробыла там полчаса. После чего тётки ушли, оставив на лавке корзину грибами.

Сразу же появился старик с тщедушным мальчишкой лет десяти. Дед говорил тихо, почти шёпотом, а мальчик стоял потупившись. Матрёна подозвала ребёнка, положила руку ему на лоб, подержала с минуту, что-то шепча, потом вынесла старику свёрток с сушеными травами. В благодарность тот вручил повитухе трёхлитровую банку мёда.

Присев на чурбак, я наблюдал за этой пьесой. Процесс похож на отлаженный конвейер. Матрёна не выставляла счета пациентам и не требовала платы за свои услуги. Она брала то, что приносили, будь то грибы или мёд. Позже человек оставил корзину яиц.

Несмотря на такую странную систему оплаты, бабка явно не бедствовала. С виду её хозяйство вообще образцовое. В сарае явно обитает корова, которая сейчас на выпасе, а по двору важно расхаживали три десятка кур. Среди пернатых выделялся огромный петух. Его алый гребень напоминал корону, а похода отличалась неторопливость и важностью.

Забавно, что петух отнёсся к нам избирательно. Когда я проходил мимо, он бросал подозрительные взгляды и отходил в сторонку. Зато при виде Саньки преображался, растопыривал крылья и пытался догнать Рыжего, чтобы клюнуть в ногу. Под вечер он куда-то пропал. А когда Саня расслабился, чуть не подловил его, вылетев из-за угла. Я ржал, как конь, не пытаясь помочь другу. Хоть какое-то развлечение.

После таких атак, Рыжий стал обходить птицу стороной и ворчать.

— Вот ведь фашист пернатый. Моей комсомольской крови хочет.

Ещё в доме жила кошка невероятной расцветки. Чёрные, белые, рыжие и серые пятна перемешались на её теле и умной мордочке. Она появлялась на крыльце, свернувшись калачиком. Или бесшумно выскальзывала из дома, чтобы понаблюдать за нашей работой с крыши бани или ветки яблони. Взгляд её огромных зелёных глаз был такой же оценивающий, как у хозяйки.

И лишь одна вещь выбивалась из общей пасторали. У ворот стояла добротная будка, сколоченная из толстых досок, но она оказалась пуста. Ни цепи, ни миски, ни следов присутствия собаки. Почему в таком большом дворе нет сторожевого пса? Не знаю.

К вечеру мы закончили проявлять себя с положительной стороны. А ещё с улицы раздалось возмущённое мычание. Хозяйка тут же открыла одну створку ворот, запорхав вокруг здоровенной коровы.

Устроив бурёнку в хлеву, Матрёна позвала нас ужинать. К этому моменту я зверски оголодал, поэтому дважды звать не пришлось. Тем более аромат еды, доносившийся с летней кухни, сбивал с рабочего настроя.

На столе под яблоней нас ждал чугунок и две глубокие миски. Борщ явно густой и наваристый, с крупными кусками мяса. Рядом стояла глиняная крынка со сметаной. А на доске лежали хлеб, сало и пучки свежей зелени, дополняющие картину. Матрёна указала на угощение и села, напротив. Нас с Рыжим дважды уговаривать не надо.

Мы ели молча. Слышался только звон ложек о глиняную посуду и наше довольное сопение. Простой ужин показался лучшим пиршеством в жизни. Саня даже закатил глаза от блаженства. Когда миски были опустошены, а еда на доске изрядно поредела, Матрёна, налила нам ещё по два половника добавки. Мне такая телепатия по душе.

Между тем её взгляд перемещался с меня на Саню и обратно.

— С тобой всё ясно, — бросила она Саньке. — У тебя баламута душа нараспашку. Даже захоти, ты бы от меня ничего не скрыл.

Саня смущённо улыбнулся, не зная, обижаться или радоваться. А взгляд старухи остановился на мне. Она снова включила режим сканера, но я просто доедал борщ, мысленно посмеиваясь.

— А ты, милок, вставай и пошли за мной — скомандовала вдруг она, поднимаясь из-за стола. — Хочу на тебя по-другому посмотреть.

Больше из любопытства, я встал и последовал за бабкой. Вместо того чтобы вести меня к крыльцу, Матрёна открыла тяжёлую дверь, ведущую в нижнюю часть дома.

Несмотря на то что сегодня утром здесь пекли хлеб, воздух в помещении оказался прохладным и наполненным ароматом трав. Ещё здесь пахло землёй и камнем. Комната освещалась лишь тусклой лампочкой. Сбоку стояла исполинская русская печь. Пол на удивление земляной. На стенах висели длиннющие гирлянды сушёных трав и кореньев.

Матрёна скинула калоши и, ступив на пол босыми ногами, повернулась ко мне лицом.

— Стой и не дёргайся, — грозно приказала повитуха.

После этого она медленно обошла меня по кругу, остановившись напротив, продолжая что-то шептать под нос.

— Гляжу на тебя, и диву даюсь, — наконец, заговорила Матрёна в такой манере, будто читает стихи нараспев. — Вижу в тебе раздвоение. Ты одновременно наш и совсем чужой. Сам городской, насквозь пропитанный тамошней жизнью, а твоя душа, словно родом отсюда. Из нашей древней земли. Корни твои здесь, хоть ты их и не помнишь.

Она помолчала, позволив осознать сказанное.

— Садись, — бабка указала на лавку. — Слушай да запоминай. В тебе дар был. Скрытый. Вижу, ты о нём уже знаешь, но как правильно пользоваться не сообразил. Человек ты неоднозначный, но людям ты зла не желаешь, даже исцелять пробовал, вот и надорвался. А ещё видеть ты можешь всякое. Не глазами, а нутром. Боль чужую чувствуешь, правду и ложь, скрытую под пустой шелухой. Сила это тебе дана, чтобы помогать. Но берегись, Алёша. Сила как огонь. Если неразумно использовать, то может обладателя поджечь и даже спалить дотла. И лучше об этом никому не говори. Слишком много желающих, кто захочет использовать её не во благо, а во вред.

Матрёна снова пристально посмотрела на меня и продолжила.

— Ты хоть и случайно, но в правильное место приехал. Если обладатель силы свяжется с плохими людьми, то и сам злым станет. Ведь тебе уже хотелось её использовать, чтобы возвыситься? Не ври, то дело житейское, через которое все обладатели дара проходят, — усмехнулась бабка, — А я тебе спуску не дам. Мы ещё это обсудим. Пока в поле работай, тело трудом укрепляй, оно полезно со всех сторон. Я же подумаю, как не дать злу тебя испортить. Теперь ступай, мне подумать надо.

Выйдя и каменного мешка на воздух, я вдруг почувствовал спокойствие, покинувшее меня после пропажи дара. Может, стоило переживать, что бабка меня раскусила? Но я воспринял случившееся на удивление обыденно. Не исходит от неё угрозы.

Хорошо, что Матрёна учуяла дар, но не поняла главного — я из другого времени. И сообщать никому об этом не собираюсь.

Ещё пришло чувство родства с суровой старухой. Не кровное, а скорее духовное. Значит, продолжаем жить, а время покажет