Экстрасенс в СССР

Глава 10 Снова в деле

Последний болт с характерным скрипом поддался гаечному ключу. Закончив работу, я выпрямился, ощущая на себе два пристальных взгляда. Один тяжёлый и властный, принадлежал председателю колхоза. Жуков стоял немного поодаль, заложив руки за спину, и его молчание давило сильнее любых слов. Второй взгляд, спокойный и оценивающий, принадлежал бригадиру.

Все звали его дядей Колей, мужик и сам так представился. Он оказался фундаментально деревенским персонажем. В смысле, основательный и классический такой колхозник. Натруженные, узловатые пальцы доказывали, что бригадир до сих пор пашет наряду с подчинёнными. Николай тоже наблюдал, как присланный с завода парень, возится с прицепной системой косилки.

Я смахнул со лба каплю пота, явно оставив на лице грязную полосу. Но сейчас не до этого. Внутри меня всё бурлило. Сознание из будущего с изумлением наблюдало, как человек, видевший сельхозтехнику лишь в телевизоре, только что отрегулировал навесное оборудование для трактора. А здешнее тело или мышечная память просто выполняли поставленную задачу. Мистика!

Пальцы сами находили нужные агрегаты, глаза безошибочно определяли степень натяжения тросов, а в голове всплывали чужие знания. Я никогда не знал, как выставить угол или высоту, и тем более, как проверить люфт в подшипниках.

И это ещё не всё. У меня оказалось и другое умение — управлять зерноуборочным комбайном. Всплывшее знание ощущалось смутно. Но одновременно появилась уверенность, что стоит оказаться в кабине, и я найду, какие тумблеры переключать и рычаги нажимать.

Ловлю себя на мысли, что стараюсь не для галочки. Возникло какое-то детское желание сделать хорошо. Заодно проявить себя перед сельскими жителями и доказать свою состоятельность.

А вдруг? Пронеслось в голове крамольной искоркой. А вдруг мне захочется здесь остаться? Мысль была пугающей и одновременно притягательной. Ведь я никогда не спал так хорошо, как этой ночью. Ни в прошлой жизни, измученный бессонницей и тревогами, ни в этой, пока чужой. У утра я проснулся с ощущением, будто заново родился. Или так на меня действует убаюкивающая советская действительность?

Размышления прервал рёв мотора. На противоположном конце полевого стана Рыжий принимал видавший виды «ЗИЛ-130». Длинный прицеп делал грузовик похожим на неповоротливую гусеницу.

Саня, весельчак и балагур, сев в кабину, сразу преобразился. Лицо друга стало сосредоточенным, а движения уверенными. Он с первого раза загнал грузовик на специальную площадку, ограниченную колышками с красными флажками. Манёвр получился ювелирным, прицеп не задел маркеры. Затем Рыжий столь же уверенно сдал вперёд и дважды повторил упражнение, подъезжая к площадке с разных сторон.

Я почувствовал гордость за друга, который неделю назад был мне никем, а теперь стал частью жизни. Это чувство такое же новое и необъяснимое, как и умение управлять сложной техникой.

Всего неделю назад я стоял под софитами и свысока взирал на восторженные вопли зала, держа в руках кубок победителя. А сейчас потею под палящим солнцем 1979 года, в шофёрской кепке, с ладонями, испачканными солидолом. И злюсь на себя. Злюсь за потраченные впустую годы прошлой жизни. Она ведь действительно была пустой. Положительно это какое-то психологическое заболевание. Шучу.

Ничего, начнём с нуля. Но это не значит, что мне нравится крутить гайки, как сейчас. Для эмоциональной перезагрузки полезно, только временно. Закончив работу, я провёл ладонью по потёртому корпусу косилки и посмотрел на председателя с бригадиром.

Фёдор Николаевич быстро обошёл трактор с косилкой. Его взгляд, казалось, ощупывал каждую заклёпку и шов.

— Николай, ну что скажешь? — бросил он, не глядя на меня.

Дядя Коля наклонился, ткнув пальцем в только что отрегулированный узел.

— Сделано по-людски, Фёдор Михайлович. Не гляди, что парень городской. Там, где надо подтянул. Я гляжу и мелкую неисправность нашёл?

Бригадир посмотрел на меня с нотками лукавства. Значит, поломка была проверкой.

— Парень, кто тебя научил с сельхоз техникой обращаться? — спросил председатель.

— Так оно дело нехитрое. Главное, не спешить, — указываю на соединение косилки с трактором. — Вот здесь, если ветошью протереть, можно увидеть трещинку. Агрегат отработал года четыре, но усталость металла даёт о себе знать. Пока не критично, однако лучше в ближайшие дни сваркой пройтись и заплатку поставить. А тут втулка почти разбита. Нужно менять. Ещё день-два работы, и всё.

Дядя Коля тяжело опустился рядом, хрустнув коленными суставами. Он снял потрёпанную кепку, вытер ею залысины и принялся внимательно изучать агрегат. Помолчал, пошевелил губами, будто пробуя на вкус мой диагноз.

— А ведь, верно! — наконец изрёк бригадир поднимаясь. — Лёха, вот ты глазастый! Трещину мелкую нашёл! Без сварки точно не обойтись.

Он повернулся к председателю.

— Фёдор Николаевич, не серчай. Это мой недогляд. Механик после обеда должен подъехать. Скажу, чтобы аппарат захватил с инструментом, парень поможет заварить. А пока… — бригадир обвёл взглядом трактор с косилкой, потом перевёл его на меня. — Пока можно в работу запускать. До обеда точно ничего не сломается.

Жуков молча кивнул. Его суровое лицо не выразило никаких эмоций. Но это было уже молчаливое одобрение.

— Ладно, — через некоторое время произнёс он. — Передавай ему косилку. Пусть работает. Посмотрим, как он в поле управится.

Эти простые слова прозвучали, как награда. Забравшись в кабину старенького трактора, я взялся за шершавую рукоятку и ощупал руль.

Работа на сенокосе оказалась непривычной, но смутно знакомой. Рёв мотора, вибрация, передававшаяся через всё тело. Я знал, когда добавить газу, а когда плавно развернуть махину на краю поля. В кабине пекло капитально. Ещё солнце слепило через стёкла. Пот ручьями стекал по спине и лицу. Попытка открыть дверь оказалась ошибкой. Пыль забивалась во все щели, прилипая к коже. Уж лучше духота.

Бригадир поначалу появлялся регулярно, наблюдая, как идёт покос. В какой-то момент он постоял минут пять, глядя, как мой трактор заканчивает очередной проход, затем развернулся и ушёл. А я услышал произнесённое про себя слово.

«Нормально».

События за стеклом менялись, как в немом кино. Из-под колёс трактора периодически взлетали птицы. Была даже пара мечущихся зайцев. Один раз я увидел лису. Рыжая плутовка наблюдала за трактором с безопасного расстояния. Картина была настолько идиллической, что на мгновение я забыл о жаре и усталости, ощутив прилив сил.

В полдень работа замерла. Трактора и остальная техника потянулись к полевому стану. Вскоре подкатил знакомый «ЗИЛ», из кабины которого выпрыгнул Степан, а из кузова, словно царевна из терема, появилась ОНА. Та самая стряпуха Наталья.

Девушка обносила комбинезон и куртку, застёгнутую на половину пуговиц. На голове платок, выражение лица сосредоточенное и даже строгое. Но эта суровость лишь подчёркивала её красоту. Даже за спецовкой понятно, что фигура у неё просто шикарная!

Появление Наташи всколыхнуло уставших мужиков как свежий ветер. Народ оживился, заулыбался, посыпались шутки, порой неуклюжие, но добродушные.

— Наташ, а ты для меня пирожки с капустой испечёшь? — спросил молодой тракторист Витька.

— Для тебя только с одним луком, чтобы запах солярки перебить! — парировала Наталья, продолжая разливать щи по алюминиевым мискам.

Народ рассмеялся. А вот Степан бросал на каждого балагура колючие взгляды. Это заметил не только я. Парни сразу начали подзуживать шофёра. Не со зла, а скорее по привычке.

— Степан, усиливай бдительность. У нас здесь новые кадры из города подкатили, — один из парней указал на нас с Саней.

Налив нам щей, стряпуха поставила рядом тарелку с чёрным хлебом.

— Городские смотрите не обожгитесь. Понадобится добавка, подходите — произнесла девушка с лёгкой иронией.

Я невольно улыбнулся в ответ, заметив, как нахмурился Степан.

Еда была простой, но невероятно вкусной. Поразило обилие мяса. А в тушёной картошке, поданной следом за супом, его оказалось пятьдесят на пятьдесят. Первое время я удивлялся, почему никто не фотографирует еду для социальной сети. Мои руки тоже иногда хлопали по карманам в поисках мобильного телефона. Потом долго смеялся. Здесь люди просто наслаждаются вкусом. И правильно делают.

Когда Саня отправился за добавкой, то, разумеется, не выдержал

— Эх, Наташа… И почему Степан, а не я тебя возит?

Водитель, стоявший у кабины, хмуро уставился на друга.

— Эх Рыжий… Молод ты меня ещё возить, — в таком же стиле ответила девушка.

Народ беззлобно захохотал. Я смеялся вместе со всеми. В этой простой, почти деревенской идиллии, была какая-то исцеляющая сила. Ловлю себя на мысли, что не хочу никуда возвращаться. Или это первые впечатления, связанные со сменой обстановки? Напрягала только жара, не думавшая успокаиваться.

После обеда и короткого отдыха, ко мне подошёл механик. Звали его Иван. Невысокий, жилистый мужик с весёлыми глазами. Его руки покрыты чёрными узорами из въевшейся солярки и старых ожогов. Он деловито осмотрел трещину и сплюнул через щербину между зубами.

— Ну, это фигня. За полчасика управимся.

Следующие тридцать минут я ассистировал механику. Подавал что надо, пока Иван ловко орудовал сварочным аппаратом. Работа кипела под аккомпанемент негромкого ворчания мастера.

— Держи ровнее… Нет, не так. Дай я сам… Смотри, здесь тоже вроде мелкая раковина…

Было жарко, пахло окалиной, но мне нравилось участвовать в настоящем деле. Наконец, Иван снял маску и похлопал молоточком по аккуратному лапику с несколькими дополнительными швами.

— Ну, теперь проработает сто лет, — механик вытер лицо засаленным рукавом. — Езжай косить городской, не отлынивай.

Вторая половина смены прошла как быстрая перемотка. Трактор работал без перебоев. Ритм стал почти медитативным: гул мотора, вибрация, ровное гудение косилки, за которой ложилась ровными рядами трава. Я действовал механически, не задумываясь о движениях. Удивительно, но мне удалось не только выполнить, но и превысить в два раза дневную норму. Дядя Коля, сделал несколько пометок в журнале учёта и приказал гнать технику к заправщику.

Когда за нами приехал Степан, день начал клониться к закату. На ночёвку нас с Рыжим отвезли первыми. Шофёр порывался, что-то сказать, но промолчал. Без всякой телепатии ясно, о ком должна зайти речь. Однако при мужиках водитель не решился.

— Надо баню греть, — изрёк Рыжий, как только грузовик уехал. — А то у меня грязь везде. Даже там, где её не может быть.

Не стал спрашивать, о чём речь. Однако идею помыться одобрил. Я готов вообще пойти на речку с куском мыла. Настолько в кожу въелась грязь. Всё-таки работа на погрузчике более чистая.

Добравшись до жилья, мы сразу открыли заслонку и развели огонь. Дров закинули на один раз, чтобы только подогреть воду. Помывшись, обосновались в предбаннике. Саня с заговорщицким видом извлёк из рюкзака старенький радиоприёмник «Соната» и, включив его в розетку, принялся искать музыку.

— Видел аппарат? Батька дал. Говорит, он даже «Голос Америки» ловит.

— Тебе шибко нужны чужие голоса?

— Да не. Просто интересно. Раньше никогда не слушал, — ответил дружбан, продолжая колдовать над настройками.

После непродолжительных манипуляций, сопровождаемых шипением и треском, из динамика раздались звуки советской музыки. Что-то старое. Кажется, Утёсов. Рыжего это не устроило, и он продолжил мучить аппарат. Но сдался после пяти минут терзаний приёмника. Сегодня победило ретро.

— Ничего, Санька. Денег заработаем, я магнитофон кассетный куплю. Будем слушать Высоцкого и иностранных исполнителей.

— Магнитофон — это мечта! Я только пару раз такой видел. Первый, какой-то импортный, знакомый принёс общагу, где как раз свадьбу гуляли.

Развалюсь на деревянной лавке, я слушал рассказы Рыжего про жизнь в общаге. А сам вспоминал «коммунальный рай». Там было тесно, одиноко и всё пронизано тоской. Здесь же простая, но настоящая жизнь, наполненная хоть каким-то смыслом.

После бани нас ждал ужин, который выставила Матрёна. Жареная картошка с грибами и сметаной. Сало с собственным хлебом. Ели молча, чувствуя, как силы понемногу возвращаются в натруженные тела. Когда сковородка опустела, к нам подошла хозяйка.

— Алёша, пойдём, поговорим, — поманила она рукой.

Мы снова очутились в каменном мешке с печью. Старуха указала на лавку, а сама подошла к деревянным полкам, уставленным склянками и свёртками с травами.

Плеснув в кружку какого-то настоя, Матрёна передала его мне. Цвет отвара оказался янтарным, а запах с нотками горечи.

— От усталости, — коротко пояснила бабка и снова принялась перебирать свои запасы.

Я сделал глоток. На вкус отвар оказался терпким, с древесным послевкусием. И странное дело. Через несколько минут мне действительно начало казаться, что усталость уходит, уступая место спокойной, приятной истоме. А ещё я с удивлением понял, что снова готов исцелять. Или показалось?

Матрёна сняла стоптанную обувь и устроилась напротив. Она смотрела на меня, и её взгляд, пронзал насквозь, выискивая что-то спрятанное глубоко внутри. В каменном мешке воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком сердца.

Наконец, старуха с видимым усилием, протянула ко мне правую руку.

— Лёша, я пятерню разжать до конца не могу. Совсем скрутило, — тихо и безо всякой жалобы произнесла Матрёна. — С детства серпом в поле махала. Зимой воду из проруби таскала. Иной раз кажется, что тот серп в руке навсегда и остался. Вот, посмотри.

Она попыталась распрямить ладонь, но пальцы замерли в неестественном положении. Я взял её руку. Кожа оказалась шершавой, как наждачная бумага.

В этот миг моё сознание, будто настраивающийся радиоприёмник, поймало потерянную волну. Я снова увидел не просто морщины и мозоли, но начал видеть сквозь них. Перед внутренним взором, словно на рентгеновском снимке, проступила структура — кости и уродливые наросты в местах соединения суставов.

«Экзостоз» — доброкачественное новообразование, представляющее собой патологический нарост на поверхности кости, состоящий из костной или костно-хрящевой ткани.

Знание, заложенное ещё в медицинском институте, тут же всплыло в голове. Частые последствия старых костных и суставных травм. Почти у каждого человека есть такие. Кто не верит, просто проведите рукой по малой берцовой кости. Обязательно найдёте неровности, оставшиеся с детства, от травм и падений.

Но в нашем случае экзостоз появился вследствие однообразной работы в поле, с сопутствующим травмирующим эффектом. Он буквально смыкал кости, не давая им двигаться свободно. Остановив порыв выплеснуть энергию для лечения, лучше не спешить.

Представив, как наросты медленно рассасываются, я понял, что это не вариант. Так, ничего не выйдет. Это похоже на попытку растопить речной лёд дыханием. Наросты, укреплялись десятилетиями и стали прочнее гранита. В отличие от случая с футболистом, всё слишком застарелое. Убрать не смогу. А вот с суставами, которые от хронического воспаления окрасились багряным, можно поработать.

Я сосредоточился, не на избавлении от проблемы, а её смягчении. Подав силу, мне показалось, что ничего не происходит. Ощущались лишь лёгкое покалывание в собственных пальцах, и едва заметная дрожь между нашими ладонями. Почувствовав, что перебарщиваю и багрянец с суставов почти сошёл, быстро одёргиваю руку.

— Простите, Матрёна Ивановна, но полностью убрать наросты не смогу.

Старуха не ответила. Она с недоверием рассматривала свою руку, а затем попыталась сжать и разжать кулак. Пальцы послушно сомкнулись, а потом разжались.

На суровом лице бабки появилось выражение глубочайшего изумления.

— Ну, ты даёшь! — сказала она, разглядывая кисть, будто видя её впервые. — А ведь у тебя и, правда, получилось! Даже мне, старухе, помог! Силён!

Матрёна снова посмотрела на меня.

— Дар у тебя нужный, лечебный. Только опасный для его обладателя. Можно себя истощить, если переусердствовать. Давай-ка, Лёша, аккуратнее с этим.

Она сделала паузу, собираясь с мыслями.

— Без излечения ты жить не сможешь. Мне это точно известно, но следующего своего пациента с умом выбирай. А я помогу тебе всю энергию не выплеснуть. И ещё одно, Алёша. Мне терять нечего, своё отжила. Давай лучше за меня прячься. Сделаем так, чтобы твоё участие никто не заметил. Если кто узнает правду, то пиши, пропало. Кто наверху сидит, себе служить заставит. И сгоришь ты там, как свеча. Им здоровье нужно любой ценой, жалеть не будут.

Матрёна снова налила в кружку отвар.

— Пей и иди спать. Завтра на работу, силы набирайся.