Совершенные. Эхо Равилона

Глава 27. Холодные камни Неварбурга

Глава 27. Холодные камни Неварбурга

Оказаться в беспамятстве два раза за один день, пожалуй, многовато даже для Совершенной. Я открыла глаза и некоторое время моргала, пытаясь сообразить, где я. Свет солнца медленно таял, у горизонта горела яркая оранжевая линия, сдаваясь во власть сумерек.

Я дернула руками и поняла, что они связаны. Крепко. Шею холодил металл ошейника, сдерживающего силу. Попытки призвать Дух и воплотить хоть какое-то оружие бесславно провалились.

Снова моргнув, я осмотрелась. Мы где-то на возвышении. Скала? Нет… Какой-то осколок, торчащий посреди города. Вдали виднеются макушки сосен. За ними – дома… странное место. Пугающее. Какое-то… гнетущее?

Взгляд зацепил выбитую на гранитном монолите золотую северную корону – и понимание ошарашило. Да это ведь Неварбургский Обелиск! Место, где когда-то стоял первый императорский дворец, сожжённый во время Снежного Бунта. После казни мятежников, напавших на монаршую семью, здание уничтожили, а на его месте воздвигли огромный монумент – кусок черной скалы с площадкой, над которой реяло полотно с пламенеющим мечом инквизиции. Как напоминание о трагедии и силе Святого воинства, уничтожившей ренегатов. В том сражении едва не погибла моя мать, а тело Юстиса разделилось с его Духом.

Жуткое место, лучше любых слов говорящее о торжестве инквизиции. О ее победе над мятежниками, ренегатами и деструктами.

Похоже, именно Обелиск выбран для того, чтобы и сегодня поставить точку в противостоянии со скверной.

Что ж, символично.

Туман перед глазами отступил, я приподнялась на локтях, а потом с трудом села.

– …за преступления перед Империей, злодеяния, направленные на… свержение… ужесточение… бесчеловечные деяния и… следует наказание во имя всех людей нашей страны… и нашего императора…

Ветер доносил бубнящий голос. Я повернулась и вытянула шею, пытаясь увидеть больше. С верхней площадки просматривался кусок выбитой в граните лестницы, ведущий на Обелиск и ее подножие. И ряды стоящих на коленях людей: золотые доспехи, светлые, заляпанные грязью одежды… Эмиры из Оазиса и пустынники во главе с Мадрифом. Все, кто остался жив в сражении, сейчас были здесь: связанные и обездвиженные.

А напротив застыли шеренги инквизиторов в черных мундирах и теневых масках, почти полностью скрывающих лица.

Многочисленные точки прицелов десятками сошлись на связанных людях.

За шеренгами военных высился подиум, на котором сидели люди. Император Константин – бледный, прямой до хруста, мундир с золотыми эполетами и орденами наброшен поверх грязных брюк. Неужели он тоже участвовал в сражении? Или пытался найти во дворце тело Юстиса? Теперь уже не узнать. Рядом застыли изваяниями генералы, советчики, несколько Совершенных. И кардинал за их спинами. Но его фигура словно куталась в тень подступающего сумрака. Так что казалась размытой и едва различимой.

А за подиумом уже толпились неровные ряды остальных. Военные, инквизиторы, миротворцы, горожане, которые все еще оставались в Неварбурге. Их число все увеличивалось и увеличивалось, люди спешили к обелиску со всех сторон. Каждый хотел своими глазами увидеть окончание этой истории. Удостовериться, что скверна окончательно повержена.

Мощные прожекторы залили Обелиск белым светом, а в темнеющем небе развернулся экран, и я догадалась, что происходящее сейчас транслируется по всем каналам Империи. И тысячи, сотни тысяч людей застыли в напряжении, наблюдая то, что происходит в Неварбурге.

– …за преступления против Империи и монарха… приговор… привести в исполнение… – продолжал зачитывать невысокий плотный мужчина. Его голос, усиленный динамиком, разносил ветер. – Величайшие злодеяния… использование и насаждение скверны… разрушитель… главный враг мира и безопасности…

Я глотнула сухим горлом.

Казнь. Вот что это такое.

Не верилось, что все происходит на самом деле. Не верилось, что мы проиграли и сейчас все закончится. История еще одного разрушителя станет страшной легендой Империи, и спустя десяток лет юные студенты Аннонквирхе, сидя в синей гостиной академии, будут рассказывать ее шепотом, со страхом вспоминая жуткого разрушителя и гордясь великой Инквизицией, которая его остановила. Мир будет жить дальше. Раны города затянутся. Возможно, появится новый Обелиск – еще одно напоминание и устрашение. Повзрослеют новые студенты и новые воины будут ловить чудовищ-деструктов, чтобы заточить их в клетку.

Империя отряхнётся, как промокшая под дождем псина, и двинется дальше.

Уже без нас.

Перед рядами сверженных мятежников стоял на коленях еще один человек. Черное экрау, рассыпанные по плечам волосы… Август. Его голова была опущена так низко, что пряди закрывали лицо.

– … во имя добра и справедливости… во славу императора и для защиты мирного населения…. на страже порядка! Святая Инквизиция воистину…и навсегда…

Я против воли поморщилась. Сколько пафоса.

– Солнце садится, – произнес знакомый голос, и я обернулась.

***

Когда все катится в бездну и становится невыносимым, каждый задается вопросом: где именно он свернул не туда. Где тот злосчастный поворот, после которого новый шаг лишь приближает падение к пропасти. Точка невозврата, делящая жизнь на до и после.

У него было вполне неплохое «до». Идеалы, в которые он верил. Путь, по которому мечтал пройти. Мечты и цели, которые должны были осуществиться.

И люди, которых он любил.

Да. Это самое главное.

Люди.

Когда все пошло не так?

В отличие от многих, он прекрасно знал свою роковую дату. Свою точку обратного отсчета. О да, он знал и помнил тот день так ясно, словно все это случилось лишь вчера.

Проклятая чайная «Клевер и роза». Все началось именно с нее. Там он изменился, став другим. Там принял решения, которые определи жизненный путь. Но был ли он верным? Когда-то он отчаянно верил в собственную избранность, в свои идеалы. А что сейчас? Кем он стал и куда пришел?

Ответ лежал у его ног.

Мог ли он в тот день предположить, каким станет после? Что однажды будет стоять, окруженный заледенелыми камнями, и смотреть на девушку у своих ног. В ее глаза – испуганные, с расширенными, топящими радужку зрачками. На ее тело – сжавшееся от паники, все еще пытающееся сбежать. Не верящее, что это возможно. Что он это сделает.

На веревки, связывающие ее тело.

И на нож в своей руке.

Мог ли в тот злополучный день он хотя бы предположить, что однажды убьет ее?

Конечно, нет.

Тогда это казалось нереальным бредом, способным вызывать лишь смех.

Увы. Бред обернулся жуткой воплотившейся реальностью. А он больше не смеется. Впрочем, она тоже.

– Ты не сможешь…

Ее слова скользнули шелестом, и их унес ветер.

Он не стал отвечать. Он смотрел на верхушки сосен, на оранжевую линию горизонта, где таяло солнце. Девушка на камнях дрожала – от холода или страха, он же не ощущал ничего. Ветер облизывал руки, колючим языком трогал рукоять, зажатую в ладони, осторожно касался пока еще чистого лезвия.

Солнце ухнуло вниз, и закат вспыхнул на скалах нестерпимо-алым, разбрызгивая кровяные всполохи. Пора.

***

Я повернулась. Поморщившись от боли в связанных запястьях. Чем их стянули? Стальными тросами? Неужели так боятся меня? Я бы возгордилась, пожалуй, но не в этой ситуации.

Закатное солнце и яркий прожектор били прямо в глаза, так что фигура мужчины показалась размытой. Но я моргнула и образ сложился. Высокая и крепкая фигура, мундир, алый аксельбант. Светлые волосы и зеленые глаза. А еще нож в руке.

– Дамир? – не сдержалась я. Образ лже-Брайна исчез, инквизитор вернул свою внешность. Но почему так укололо то, что именно он сейчас держит оружие против меня? Почему от этого стало больно? Ведь именно Норингтон активно поспособствовал тому, чтобы все случилось именно так. Он изготовил и поднес нам с Августом Проклятие крови, не просто ослабившее разрушителя, но и лишившее его почти всех способностей.

Вероятно, кардинал высоко оценил это достижение, и в историю Империи Дамир войдет как тот, кто нанес скверне окончательный удар. Великая честь! Возможно, Норингтону даже дадут какое-то звучное прозвище, Дамир Несгибаемый или даже Великолепный. Я против воли усмехнулась. Дамир Великолепный! Ужасно глупое прозвище, но юным адептам Кастела наверняка понравится!

И все же видеть сейчас Дамира оказалось болезненно.

Я облизала сухие губы, прикидывая, что могу сделать. Выходило, что в этом чертовом ошейнике, блокирующем действие нейропанели, а значит, и все мои способности – очень мало. Разве что прибегнуть к моему любимому оружию – женскому коварству? Вряд ли сегодня оно мне поможет, но что еще остается?

Я опустила голову, желая погасить воинственный блеск в глазах и издала тихий всхлип. Рыдать я сроду не умела, но получилось довольно правдоподобно.

***

Он повернулся, чтобы еще раз посмотреть ей в лицо – знакомое до самой крошечной черты, до самой прекрасной мелочи. Изученное так же хорошо, как и собственное.

Как он любил это лицо… Как желал видеть его каждый день, рассматривать, просыпаясь, любоваться. Ловя отблески ее эмоции. Ее любви. Мечта, которая так и не свершилась. Девушка, оставшаяся недосягаемой.

Выбравшая не его.

Он понял это еще там, в проклятой чайной. Увидел в серых глазах Кассандры, ощутил каждой частицей своего разбитого сердца. Она выбрала. Парня в синей сутане церковника. Она словно в один миг стала иной, превратившись в компас, нацеленный лишь на одного человека.

Дамир осознал это всем своим нутром, но не пожелал с этими смириться. Да, он хорошо помнит свою точку отсчета. День, который все изменил.

Но сегодня все закончится.

У подножия Обелиска бормотал глашатай, описывая преступления деструктов, разрушителя и той, кого он так сильно любил. И кого должен убить, вонзив лезвие в тонкое тело.

Его гранд-святейшество милорд Иваз Фамон доверил великую честь, и род Норингтона отныне встанет на одну ступень с Пантеоном. Сам Дамир уже завтра пройдет ритуал Возвышения, чтобы не только обрести славу, но и статус Совершенного. Он прославит свою семью в веках. Империя будет гордиться своим лучшим клинком и прославленным инквизитором Дамиром Норингтоном.

Тихо всхлипнув, Кассандра дернулась в сторону, отползла на несколько шагов. Словно все еще надеясь. Все еще пытаясь сбежать. Но позади молчаливыми стражами высились камни. Впереди темнел обрыв.

И стоял он.

Закат сплясал джигу на лезвии, и алое потемнело до чернильного сумрака.

Выхода не было.

И спасения – тоже.

Если бы не та проклятая чайная. Если бы не та встреча.

Все могло быть иначе.

Словно поняв, что освободиться не получится, Кассандра прекратила глупые попытки. Подняла голову, облизала сухие губы. И встретила его взгляд, когда он наконец повернулся.

Усмешка исказила ее лицо.

– Теперь я вижу, – сказала она, неотрывно глядя в глаза своего убийцы. – Ты изменился. Теперь ты сможешь.

– Да. Теперь – да.

Голос показался совсем чужим.

Она прикрыла глаза, словно больше не могла смотреть на него.

– Я хочу… запомнить тебя другим. – Слова давались ей с трудом. – Нас обоих. Запомнить, какими мы были. Помнишь наш первый бал? Мне тогда исполнилось восемь. А у тебя были кудри, как у нарисованного мальчика с открытки. Мы были такими… юными.

Он не ответил. Он давал ей время. Им обоим.

– Еще – наивными. – Она снова облизала губы. – Хотя нет. Ты никогда не был наивным. Ты всегда был особенным. Я знала это с самого начала. За золотыми кудряшками и сладкой улыбкой скрывались огромное честолюбие и непомерные амбиции. Ты метил очень высоко, да, Дамир? Теперь ты получишь то, чего хотел. Может, однажды ты станешь самим кардиналом? Тебе пойдет новый титул, Дамир.

Она улыбнулась, уже не отводя сухих глаз. Несгибаемая, невыносимая Кассандра.

– Солнце село, – сказал он.

Его гранд-святейшество настаивал на очередности смертей. Проклятый разрушитель должен увидеть, как гибнут те, кого он любил. Он уйдет, зная, что стал причиной всех их несчастий.

Дамир сжал невыносимо тяжелый нож.

***

Зоя металась внутри тесного пространства. Сражение закончилось, военные отступили, оставив заграждение перед рвом и часовых. Но в готовое обрушиться здание никто больше не совался. Возможно, придут утром, когда все закончится. В крошечное оконце Зоя видела лучи прожекторов и огромный экран, сейчас показывающий пленников. Она лишь чудом не оказалась среди них.

Они проиграли.

И все, кого Зоя знала и любила, оказались там, под светом прожекторов и прицелом многочисленных винтовок.

Арчи и Мишель, Бригитта и ее брат. А еще один стряпчий с невыносимо синими глазами, из-за которого Зоя и пропустила все сражение. Когда на дворец посыпались первые снаряды, а из окон вырвался обращенный скверной легион, Игла тоже рванула на поле битвы. Она даже сумела одолеть слишком близко подобравшегося инквизитора! Но пока поджидала в тенях колон следующего, успела услышать то, что лишило ее душу не только азарта битвы, но и кажется – самой жизни!

Она узнала голоса: за колоннами стояли архиепископ и Кассандра. И то, что сказала Аманда, едва не отправило стойкую Иглу в обморок!

А пока она втягивала воздух, пытаясь переварить услышанное и понять, что ей делать дальше, налетел ужас с волчьими лапами, когтистыми крыльями и безумной синевой в глазах. Михаэль! Это несомненно был он, хотя искры скверны изменили его облик. Стряпчий подхватил Зою нижними лапами, взмахнул крыльями, унося прочь, а потом провалился в дыру на крыше небольшого флигеля в стороне от основного здания. Внутри оказались две пустые комнаты и крепкая запертая дверь. Единственный выход теперь был там же, где и вход, – на крыше, до которой Зоя не могла добраться!

– Сиди здесь! – крикнул Михаэль, снова взлетая. – Я скоро вернусь!

– Ты сбрендил? – возмутилась Игла. – Выпусти меня!

В дыру сунулось лицо и верхние части крыльев: словно внутрь заглянула огромная летучая мышь!

– Не смей оставлять меня здесь! Живо выпусти! Я буду сражаться!

Подумав, Михаэль все же вернулся. Но лишь для того, чтобы торопливо обнять Зою. Нетопыреные крылья вместо рук сомкнулись у нее за спиной. Это было странно, но совсем не страшно, ведь Игла видела все те же глаза – синие, с веселыми лучиками бегущих от них морщинок. Михаэль любил смеяться и смех нарисовал на его лице эти следы.

– Сражаться за тебя буду я, не-принцесса, – нежно сказал стряпчий, и Зоя замерла.

– Но… почему?

Лицо, измененное скверной, стало удивленным.

– Почему? Потому что я люблю тебя.

– Но… как же мои шрамы?

– Какие шрамы? – сказал Михаэль.

И Зоя вдруг ощутила себя одновременно и очень счастливой, и безумно несчастной. Счастливой, потому что она вдруг осознала, что он и правда ее любит. И ведь она – тоже. Глядя в изменённое скверной лицо, она по-прежнему видела лишь своего Михаэля. И плевать, что ее обнимают ужасные когтистые лапы, плевать, что слова вылетают из черных губ. Какая разница, как он выглядит? Ведь важно лишь то, что внутри.

А несчастной, потому что из-за своей глупости она сделала величайшую ошибку. Ошибку, которая все изменила.

Но сказать об этом Зоя не успела. Торопливо прикоснувшись губами к ее щеке, Михаэль взмыл вверх и исчез в дыре.

Зоя попыталась выбить дверь, но похоже, стряпчий подпер ее кочергой! А чтобы добраться до провала в крыши, ей не хватало крыльев, хотя бы и нетопыриных!

Так и вышло, что Зоя колотилась в запертую створку да ругалась, пропустив все сражение. А когда все закончилось, смотрела в оконце, надеясь увидеть хоть кого-нибудь. Но все, кто выжил, сейчас стояли под прицелом винтовок.

Ее брат. Ее друзья. Ее стряпчий, научивший Зою любить.

И слова архиепископа, терзающие душу.

«Проклятие крови падет только если та, кто его сотворил, погибнет…»

Что же она наделала! Что натворила! Это она, Зоя, виновата в том, что все ее друзья, все, кого она любит, проиграли! Из-за ее обиды, ее предательства Август потерял силу, и они проиграли! Виновата лишь она!

Раскаяние обожгло злыми и горькими слезами. Да только ими теперь не поможешь! Если бы она сумела все исправить! Если бы…

Прищурившись, Зоя снова глянула в крошечное оконце. Она не видела подробностей, но сердцем чуяла, что Август еще жив. А раз так… надежда есть. Надо только решиться. И поверить.

Зоя кивнула своим мыслям, рывком вытащила из голенища сапога кинжал, подбросила его на ладони. Сжала крепче. Занесла руку.

И… остановилась.

Когда дверь отлетела, выбитая ногой архиепископа, Зоя улыбнулась почти с облегчением.

– Я знаю, зачем вы пришли, – сказала она, глядя в лицо Аманды. – Я рада, что вы пришли. Потому что это последний барьер, который я не смогу переступить.

Она вздохнула и протянула Аманде свой кинжал – рукоятью вперед. И увидела замешательство и печаль на лице женщины.

– Когда-то я обучалась в духовной семинарии, – тихо пояснила Зоя. – Самоубийство – величайший грех. Я не смогла это сделать. Я хотела, но я не могу! Но вы сможете.

Аманда отшатнулась, и Зоя придвинулась ближе, проникновенно заглядывая в расширенные серые глаза женщины.

– Просто сделайте это. Спасите… его. Спасите всех. Проклятие крови исчезнет после моей смерти – я слышала ваши слова. Так сделайте это. Скорее!

Аманда сжала зубы, по грязным щекам покатились слезы. Раньше она выполняла долг не думая, уверенная в правильности приказов, а вот сейчас… все изменилось. И сама Аманда тоже изменилась. Но Зоя права – остался последний шанс.

Аманда взяла протянутый кинжал.

– Это будет… быстро, – пообещала она, и Зоя благодарно кивнула.

Аманда занесла лезвие, но дверная створка хлопнула и в спину ударила когтистая лапа. Зоя закричала. В ее глазах отразился измененный деструкт Михаэль, с рычанием набросившийся на архиепископа.

– Не сме-е-й. Ее. Трогать! – зарычало чудовище. Его когти снова ударили Аманду, отбрасывая ее в сторону, оставляя на груди и животе женщины длинные кровавые борозды. Нож вылетел из руки архиепископа и со звоном покатился по дощатому полу. А Михаэль снова напал, не обращая внимания на крики Зои…

***

Его святейшество Иваз Фамон с чувством удовлетворения осмотрел прекрасно подготовленную мизансцену. Четкие ряды военных, толпа горожан за ними. Подиум с Совершенными и монархом. Черный обелиск. И сломленные, растоптанные преступники, ожидающие казни.

Все выглядело идеально и по-своему красиво. Эта красота наполняла сердце Иваза приятным теплом. Он жил так долго и прошел так много Возвышений, что человеческие эмоции давно растворились в кровавых чашах ритуала. Кардинала не интересовали развлечения или плотские утехи, он не ощущал вкус еды и не получал удовольствия от хмеля, впрочем, даже самый крепкий из напитков не мог затуманить разум святейшества. Даже жажда наживы не волновала его душу. Он жил слишком давно, и видел слишком много, чтобы расстраивать свои скудные эмоции на подобные глупости. И лишь две вещи все еще будоражили кровь Совершенного: безупречный порядок и идеально выверенная, возвышенная красота. Такими и должны быть боги: идеальными, отстранёнными, неподвластными мелким человеческим порокам и страстям. Пантеон Совершенных, любовно выпестованный Ивазом, почти приблизился к идеалу, но все еще был недостаточно хорош. Нет, недостаточно.

Кардинал даже поморщился, вспоминая милордов и миледи с их большими и малыми прегрешениями. А самое плохое, что Ритуал не был способен полностью лишить людей глупой чувствительности. Вот, например, Аманда Вэйлинг. Какие надежды она подавала! Красивая, стойкая, несгибаемая! Серебряный клинок Инквизиции, без устали выжигающий деструктивную заразу! Идеальный солдат, отринувший свою семью во благо Империи.

Разве не прекрасно? И во что она превратилась сейчас?

Иваз с досадой обвел взглядом ряды пленников. Увы, серебряных волос Аманды среди них не было. Архиепископу удалось сбежать и где-то укрыться. Несомненно, она все еще в Неварбурге. Вероятнее всего, прячется в развалинах полуразрушенного дворца. Но исследовать руины не получилось. Парадокс Хаоса окончательно завладел той частью города, где проходило сражение. Молнии избивали землю, а на изрытой снарядами лестнице вились многочисленные блуждающие вихри, грозящие обрушиться на любого живого человека.

К счастью, Парадок Хаоса – явление недолговечное и прекратится уже к утру. Вихри обуздают миротворцы, они же накроют руины гармонизирующей волной, успокаивая бушующее пространство. И военные арестуют остатки ренегатов. Если они остались, конечно.

Даже если Аманде повезло выжить, – никуда она от него не денется.

А сейчас гораздо важнее показать всей Империи, что инквизиция победила. Снова и всегда. Преступники наказаны, а скверна уничтожена. Жизнь вернется в свое привычное русло.

Некоторое время Иваз размышлял, не стоило ли сразу избавиться и от Константина, но подумав, решил все-таки повременить. Император выглядел плохо: все еще оглушенный ментальным воздействием кардинала и вестью об окончательной гибели Юстиса. Кажется, он даже не до конца понимал происходящее, сидя в кресле с отсутствующим видом. Долгие годы питая своей силой наследника и поддерживая его оторванный Дух рядом с телом, монарх почти до донышка исчерпал собственный ресурс и превратился в старика. Изменение его образа удачно объяснят силой покусившейся на него скверны. А потом… может, и избавляться от этого полутрупа уже не придется – сам помрет.

Ивазу нужно лишь подождать. Ну и выбрать нового правителя, конечно. Негласно, само собой. Род Константина прервался, а значит, стоит возвысить новую семью, с новыми ресурсами и силами.

Его гранд-святейшество удовлетворенно кивнул своим мыслям. Все сложилось удачно. Для того, кто умеет ждать и просчитывать, – все и всегда складывается наилучшим образом. Сегодня Святая Инквизиция стала еще влиятельнее и сильнее. Не только победила разрушителя, но и завладела великой тайной Равилона! Медальон, открывающий вход в древний город, согревал душу кардинала даже сквозь слои торжественной красной мантии, надетой по такому случаю.

Солнце клонилось к закату, и Иваз на миг прикрыл глаза, позволяя себе насладиться красотой момента. Его гармонией и исключительной упорядоченностью. Все так, как он задумал. Все на своих местах.

Осталось малое – казнить ренегатов. Здесь, у Обелиска, на месте памяти и другого достижения самого кардинала – Снежного бунта.

Глашатай закончил читать обвинения.

На площадке под стягом святого воинства Дамир Норингтон уже готовился нанести свой удар. Иваз слегка улыбнулся. Одна из Вэйлинг все-таки попалась в ловушку.

А вот главный удар – по разрушителю – Иваз решил нанести сам.

Новая Империя хорошо запомнит, кто держит клинок, отсекающий скверну!

– Приговор будет приведен в исполнение, а имена преступников преданы анафеме и навсегда стерты из нашей великой истории!

Глашатай замолчал и в наступившей тишине его гранд-святейшество медленно спустился с помоста. Он не торопился, наслаждаясь торжественностью момента. Приблизившись к разрушителю, Иваз так же медленно взял поднесенный ему кинжал. Кара Вечности – клинок, напитанный чужими душами, оказался тяжелым. Синяя сталь лезвия и простая черная рукоять, оттягивающая ладонь. От лезвия за версту фонило чем-то потусторонним и страшным, а стоило всмотреться, и можно было заметить искаженные в муке силуэты, заключенные внутри лезвия.

Иваз помнил, как создавалась Кара Вечности, и эти воспоминания тоже согревали его холодную душу.

– Предатели и отступники сегодня познают силу и власть Империи! – торжественно произнес Иваз, и его слова разнеслись громогласным эхом. – Силу и власть Святой Инквизиции!

Косматый деструкт, стоящий на коленях впереди остальных пленников, смачно плюнул в сторону кардинала.

Иваз поднял руку, давая сигнал застывшим военным.

– Приготовиться!

На телах пленников расцвели точки прицелов.

– Пощади их! – выкрикнул вдруг разрушитель. – Они лишь выполняли приказы! Мои приказы! Они не виноваты!

– Пощадить? – Кардинал сделал театральный жест и повернулся к подиуму с Совершенными, словно ожидая ответа. Конечно, все промолчали, и кардинал слегка улыбнулся. – Империя милосердна, это правда. Империя умеет прощать тех, кто раскаялся. – Несколько деструктов подняли головы с немой надеждой в глазах. Иваз улыбнулся шире. Его голос взлетел. – Но не к тем, кто поднял на нее оружие! Не к тем, кто выполняет приказы скверны! Казнить ренегатов!

Грянули выстрелы. Первая шеренга ренегатов – деструкты из дворца – упали. Ближайший – светловолосый здоровяк-северянин, словно не желая умирать, вскинул вверх сжатую в кулак руку и выкрикнул:

– За тебя, Жнец…

И тоже упал – лицом в грязь. На его рубашке расцвели красные пятна.

– Нет. Нет… – прошептал Август. По щекам разрушителя катились золотые потеки, словно беспомощная, запертая внутри человеческого тела сила – плакала.

Иваз Фамон осклабился, глянув в сторону золотых доспехов эмиров из Оазиса. На шеи всех надели ошейники, сдерживающие любое проявление силы и Духа.

– Приготовиться! – рявкнул Фамон, и военные снова вскинули винтовки.

Старик Исхан, стоящий впереди, словно пытаясь закрыть худой спиной своих людей, вскинул в молитвенном жесте связанные ладони:

– Пощади моего сына, инквизитор! Он последний в роду, он лишь мальчишка…

– Отец, не надо. – Смуглый юноша с золотой вязью на лице поморщился.

– Прошу тебя! – выкрикнул старик, неотрывно глядя на кардинала.

Тот склонил голову, рассматривая эмиров и деструктов из черных песков. Кто-то стоял, опустив голову, кто-то скалился, дергаясь в путах. Один выглядел особенно дерзко – высокий мужчина с бельмом. В его позе не было и капли смирения или страха, а единственный черный глаз сверкал неповиновением.

Кардинал тонко улыбнулся. Поднял руку. И сказал:

– Огонь!

Новый залп расчертил воздух и разукрасил тела павших. Деструкты из дворца, посмевшие противиться властям, пришедшие сквозь портал эмиры и чудовища черных песков – все они остались лежать на холодных камнях Неварбурга. Их кровь станет новым напоминанием и новым устрашением для последующих поколений. Никто не смеет противиться силе Инквизиции. Инквизиция не щадит своих врагов!

В оглушающей тишине кардинал снова улыбнулся. Дело почти сделано, осталось самое главное.

Он повернулся к разрушителю.

– Вот наш ответ преступникам! Наш ответ всем, чью душу поработила скверна! Вот наш ответ – и пусть его запомнит каждый житель Империи! Скверна будет уничтожена!

Стоящий на коленях Август вскинул голову. Бледное лицо, темные провалы глаз.

Не обращая внимания на стянутые за спиной руки и колодки на ногах, разрушитель медленно выпрямился. Ряд военных всколыхнулся, но Иваз поднял ладонь, запрещая стрелять и понимая, что опасности нет. У разрушителя больше не было силы. Ни один из датчиков низких вибраций не издал ни звука. Перед Ивазом стоял всего лишь человек. Но вот взгляд этого человека гранд-святейшеству не понравился – в нем не было страха. И это нарушало красоту момента, ведь преступник обязан бояться и каяться.

– Даже без скверны я вижу, что ты из себя представляешь, – негромко и с отчетливым отвращением в голосе произнес разрушитель. – Твоя душа подобна болотной жиже, в которой давно сгнило все человеческое. Осталась лишь мерзость.

Ярость – подобную которой Иваз Фамон не испытывал уже сотню лет, взметнулась внутри, нарушая вечное спокойствие разума. Он и не думал, что слова этого безумца способны разбить панцирь его безразличия. Его демонический консорт – невидимый для обычных людей, – вырвался из тела, и множество щупалец пронзили голову наглеца, пытаясь заставить упасть на колени и молить о пощаде. Да только не вышло. Со все возрастающим ужасом Иваз смотрел на бледного до синевы, но остающегося на ногах разрушителя. Чужая воля оказалась крепче стали в руках кардинала, а душа – чистой водой, которую не мог поработить его демонический консорт. Напротив, он словно тонул в этой воде, дергая уже бесполезными щупальцами, неспособными прикоснуться к чужому разуму. Черные глаза разрушителя затягивали в свою глубину, и кардиналу показалось, что он падает. Несется в бездну, ускоряясь с каждым мгновением.

И в той бесконечной, темной глубине чужая воля вдруг крепко сжала демонического консорта кардинала, не давая ему выбраться на волю, а потом медленно, но неотвратимо забрала себе контроль. Кардинал пытался сопротивляться, не веря, что подобное вообще возможно.

Краем глаза Иваз заметил, как на постаменте люди подались вперед, а Константин вдруг нахмурился, сбрасывая свое оцепенение, и встал с кресла.

Все пошло не так. Не так!

Внутри гранд-святейшества вдруг полыхнуло чувством опасности – за долгие прожитые годы он научился доверять собственному чутью. Еще миг – и разрушитель сломает его волю, каким-то неведомым образом уничтожив внутри своей души демонического консорта. И уже не думая о красоте момента, а пытаясь лишь спастись, кардинал тонко, как-то задушено заорал:

– Казнить Кассандру Вэйлинг!

***

Солнце погасло.

А прожекторы стали еще ярче. Дамир навис надо мной. Свет бил ему в спину, пряча выражение лица. Но я заметила, какое оно бледное.

– Приговор привести в исполнение! – рявкнул внизу глашатай, и я все-таки вздрогнула.

Норингтон схватил меня за локоть, заставляя подняться. Подвел к краю площадки. Мельком я увидела на экране свое лицо и успела с досадой подумать, что надо было надеть утром яркое платье. Вот так выберешь разочек неподобающий наряд и окажешься в нем под прицелом миллионов взглядов! Ну что за напасть…

Я усмехнулась своим мыслями, надеясь, что они отвлекут меня от иных. Тех, что заставляли сердце нестись вскачь, а голову кружиться от паники.

У подножия Обелиска лежали тела, и я не выдержала – закрыла глаза. Всего на миг. На миг…

– Повернись.

– Дамир…

– Молчи.

Я развернулась лицом к обрыву и выпрямила спину. Император Константин на подиуме привстал из своего бархатного кресла. Выглядел правитель неважно. Впрочем, на него я уже не смотрела. Я видела лишь одного человека. До одури хотелось увидеть его глаза, и словно почувствовав, Август встрепенулся и медленно повернул голову. Похоже, он был ранен сильнее, чем я думала, и движение отразилось в его глазах болью.

Или это была боль иного рода.

Наши взгляды встретились, и я услышала за спиной вздох Норингтона.

– Всегда лишь он. Да, Кэсси?

– Да, Дамир.

– Что ж… да будет так. А сейчас…

Я не отвела взгляда от любимого лица, даже когда ощутила прикосновение стали.

***

Август дрогнул, теряя контроль. И кардинал рванул в сторону изо всех сил, обрывая связь с уже неподвластным ему демоническим консортом. Потеря фантома, бывшего частью души Иваза, отозвалась внутри мучительной острой болью. Кардинала словно разорвало напополам, и лишь воля позволила не сломаться и сдержать рвущийся с губ крик.

Дамир Норингтон занес руку и ударил.

Хрупкое тело девушки в черном платье полетело с Обелиска на холодные камни Неварбурга, а разрушитель, проклятый разрушитель, наконец закричал. Отчаянно, так, как и хотел Иваз Фамон.

Он торжественно поднял руку с Карой Вечности.

И ударил – со всей силы. Синяя сталь вонзилась в грудь разрушителя. И… Клинок сломался. Словно не в силах преодолеть преграду шелкового экрау и человеческой кожи.

А разрушитель вдруг закрыл глаза и лицо его на миг исказилось.

– Зоя, – тихо выдохнул он. – И ты тоже…

А когда открыл, Иваз Фамон завизжал, испытывая первородный, не подвластный контролю ужас.

И это было последнее, что он успел сделать. Фигура Августа Рэя Эттвуда окуталась вибрирующим коконом силы, с его волос посыпались искры, а из глаз – вмиг окрасившихся светом, – потекла уже не золотая, а черная скверна, похожая на лаву пробудившегося вулкана. Она пачкала лицо и падала на ворот рубашки, но похоже, разрушитель не замечал. Он поднял ладонь, с которой спали все путы, и Дух кардинала отделился от оболочки, а безвольное тело рухнуло на землю. Жестокая, сокрушительная волна скверны вырвалась из души человека и яростным, все расширяющимся кругом пронзила пространство. Она катилась все дальше и дальше, вырывая души из живых тел имперцев и оставляя на земле еще дышащие, но уже пустые оболочки. Солдаты, выпустившие из рук оружие, военные, горожане. Подиум с Совершенными, которые безнадежно пытались сопротивляться. А потом и сам император. Константин попробовал выставить духовный щит, но волна скверны разорвала его, как цунами ломает бумажную ширму…

***

Скверна вернулась в один момент. Вернулась и выплеснулась из моей души, вся целиком, уже не сдерживаемая оковами воли. Я больше не хотел ее сдерживать. Не видел смысла. Зачем раз за разом запирать ее в клетку, если можно всего лишь поддаться и открыть замок. Разве это не лучшее решение?

Сколько дней и ночей я пытался сдержать эту силу, сохранить человечность во имя добра. И что же? Я стою здесь – на холодных камнях холодного города, окруженный трупами друзей. Все, кто сражался за свободу, все, кто просто хотел выжить, теперь мертвы. Все, кого я любил и кого так отчаянно, так безнадежно пытался спасти.

Но никого не спас.

Ведь каждый раз, когда я желал остаться человеком и избежать жертв, все становилось только хуже. Мою веру в людей топтали, мою любовь к людям предавали, а доброту использовали против меня же…

Я просто глупец. Людям не нужна доброта. Им нужна только сила.

Так пусть они получат ее!

Темная волна, зримая уже даже без нейропанели, катилась все дальше и дальше, оставляя за собой падающие тела и взлетающие к небу души. Похожие на серых призраков, они медленно заворачивались в воронку блуждающего вихря, с каждым мгновением увеличивая сонм вырванных сущностей. Военные, горожане, Совершенные… для скверны нет разницы и нет преград. Эта сила сметает каждого, и новый призрак покидал тело.

Белый свет огромных прожекторов бил в глаза, но я ощущал лишь тьму. О, я понимал, что видят сейчас на своих экранах миллионы жителей Империи – чудовище. Еще одно чудовище, не сдержавшее скверну и уничтожившее Неварбург. Нет, не только северную столицу. Оставив позади окраины города, волна скверны покатилась дальше. И дальше. И дальше!

Она не останавливалась и не слабела, она лишь набирала мощь, готовая забрать душу каждого жителя Империи. Или всей земли? Вырвать души всех людей – от северных ледников до диких южных пустошей. У силы больше не было пределов, а у меня не было желания останавливаться. Может, однажды найдется выживший, кто сможет рассказать обо мне – монстре, который сдался скверне. Вот только этот рассказчик не узнает, что скверна не победила человека. Просто я больше не видел смысла ее сдерживать. Я мог бы снова загнать ее в клетку, да только зачем? Поработить людей или уничтожить, лишить их собственной воли и посадить на цепи, заставив служить или оборвать хрупкие жизни. Решать лишь мне. Стать монстром, которым меня считают? Так пусть будет так.

Волна ширилась, поглощая под собой города. Словно лава извергающегося вулкана – неотвратимая и безжалостная. Я закрыл глаза, позволяя скверне властвовать. Пока перед внутренним взором неслись воспоминания прошлого… Юный Брайн и наставник… Дом на скале… Мишель, Паук и Фиби. Они смеются, обсуждая что-то забавное… Нейл, просящий закрыть его в подвале… Ирма в вуали, и моя сестра, надевающая белую маску. Легион, вырывающийся из окон дворца навстречу солдатам…

Розовые лепестки цветущих вишен. И силуэт, застывший в проеме двери чайной «Клевер и роза».

Кассандра…

Что-то внутри дрогнуло и снова остановилось. Сердце? Кажется, оно молчало слишком долго…

Я видел, как инквизитор ударил ножом, и она упала.

Этот мир не достоин жить, если в нем нет ее.

Небо стало черным от воронки заворачивающихся в круг душ. Несколько белых фонарей взорвалось, не выдержав напряжения.

Пусть этот мир тоже исчезнет… Я готов отпустить скверну совсем, и лишь что-то внутри – крохотная белая искра – все еще не дает мне это сделать…

Легкие шаги позади. Выдох. И тонкое тело прижалось ко мне со спины, изо всех сил обхватывая тонкими руками. Мое сознание играет, обманывая меня? Не верю… Посмотрел. Золотой браслет на одной руке. Тонкое серебряное кольцо – на другой.

Не веря, не понимая, я медленно обернулся и увидел ее глаза.

– Не надо, – сказала Кассандра.