Егор Смирнов: каникулы в СССР. Том 2

Глава 17

Вполне довольный состоявшимся разговором Виктор Михайлович удалился на кухню, а я остался в большой комнате ждать, пока участковый допишет протокол.

— Вот чего я никак не пойму, Смирнов, — Роман Евгеньевич оторвался от исписанного листа и внимательно посмотрел на меня, — почему это вокруг тебя постоянно что-то происходит? Каждый день во что-то влипаешь. Тебе не кажется это странным?

— Вы так говорите, Роман Евгеньевич, словно я в чем-то виноват. — Я непонимающе посмотрел на участкового. Внутри меня начал закипать гнев. — Мне вообще-то всего одиннадцать лет. И меня не устраивает, что кто-то постоянно хочет меня побить или пырнуть ножом. Не знаю, в курсе ли вы, но это дело милиции — пресекать такие вещи.

— Поучи меня еще, Смирнов, работу выполнять, — хмуро буркнул участковый и вернулся к протоколу. — Ты что, всерьез думаешь, что эти ваши… — как ты их там назвал? — спортивные дружины избавят район от преступности? А вот мне кажется, что они, наоборот, станут благоприятной средой для появления таких же точно беспредельщиков, как Быков. Когда каждый начнет решать, что правильно, а что нет, без оглядки на законы, знаешь, что получится? — И Роман Евгеньевич снова пристально посмотрел на меня и поцокал языком. — Вот то-то и оно. Не знаешь. А я тебе скажу. Каждый будет сам себе закон. Я сильнее, значит я прав! Вот какой будет принцип. И знаешь, чем все это кончится? Ты все равно прибежишь ко мне. Потому что, как бы неэффективно мы не работали, альтернатив нет. Либо так, либо полная анархия, когда человек человеку волк. Вот так-то, Смирнов.

В чем-то Роман Евгеньевич был, конечно, прав. Но мне, если честно, было до лампочки. Если кто-то обижает моих друзей, моих близких, мою девушку, то я готов стать волком, готов подняться над законом и наплевать на него. Если написанные на бумаге буковки не могут защитить моих родных, то зачем они вообще нужны? Для меня важнее те законы, что записаны у каждого человека в совести. А там сказано: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь.

Отвечать участковому я ничего не стал. Не видел в этом никакого смысла. Я просто сидел и ждал, пока он закончит с протоколом. Когда он передал мне исписанную бумажку, я быстро пробежал ее глазами и поставил подпись.

— Ты точно все внимательно прочитал, Смирнов? Как-то уж очень быстро, — с сомнением в голосе спросил Роман Евгеньевич.

Опыт работы с документами у меня был большой и навыки быстрого чтения я освоил довольно хорошо. Но как объяснить такую прыть у ребенка? Получается, снова я прокололся.

— Все я прочитал, Роман Евгеньевич. Подчерк у вас хороший, — попытался выкрутиться я.

— Ладно уж. Мать позови, пусть тоже распишется.

Облегченно вздохнув, я вышел из комнаты. В это время Ира с отцом уже стояли в прихожей и собирались уходить.

— Егор, ты гулять пойдешь? — неожиданно спросила Ирка и посмотрела на меня умоляющим взглядом. Похоже, ей совсем не улыбалась перспектива возвращаться домой с отцом и выслушивать его нотации.

— Пойду, — с готовностью кивнул я. Мне тоже хотелось сменить обстановку и развеяться. До тренировки с пацанами оставалось еще больше часа. Так что прогулка с красивой девчонкой — не такая уж и плохая идея.

— Пап, можно я с Егором погуляю? — Она так пронзительно посмотрела на отца, что тот сразу растаял.

Похоже, устоявшееся мнение, что отцы больше любят дочерей, а те пользуются этим и веревки из них вьют, только что подтвердилось на моих глазах.

Виктор Михайлович ласково посмотрел на дочь, погладил ее по голове, потом строго взглянул на меня и сказал:

— Егор, помни, что ты мне обещал. — И он многозначительно повел бровями в сторону дочери. — И обязательно заходи в гости. Я тебя с Ириной мамой познакомлю. Она у нас хорошая, правда, Ириска?

Ирка изумленно посмотрела на отца. Видимо, она и предположить не могла, что тот так резко поменяет свое отношение ко мне.

— Ага, — только и смогла ответить она.

— Ладно, я тогда пошел. А ты долго не гуляй. У нас сегодня еще дела. Надеюсь, ты не забыла?

— Да помню я, пап! — в Иркином голосе прозвучало смущение, и она слегка покраснела.

Виктор Михайлович понял, что сболтнул лишнего, немного помялся на пороге, не зная, что еще сказать, но потом все-таки со всеми попрощался и вышел за дверь.

Мама тем временем пошла подписывать протокол. Из комнаты донесся ее удивленный возглас. Я ей не рассказывал, что конкретно вчера произошло между мной и Быковым. Просто сказал, что подрался. И вот теперь она читала обо всем случившемся в самых неприглядных подробностях. Ее реакция была полностью предсказуема.

— Весь в отца! — донеслось из комнаты сокрушенное восклицание.

— Что вы имеете в виду? — тут же напрягся участковый.

— Ничего. Это я так… — Мама поняла, что сболтнула лишнего.

— Людмила Федоровна, если ваш муж поднимает на вас… — начал было участковый.

— Все нормально, Роман Евгеньевич. Я совсем не это имела в виду, — уже совсем твердым голосом отрезала мама.

Когда за участковым закрылась дверь, мама строго глянула на меня, но, к моему огромному облегчению, не стала меня пилить за вчерашнее.

— Егор, пока не поешь, на улицу не пойдешь! — грозно отыгралась она на мне за потраченные нервы. После этого ласково улыбнулась Ире и елейным голоском проворковала: — Ириш, ты уже покушала? Если нет, то у нас на завтрак яичница с колбасой. Будешь?

— Нет, спасибо, — Ира вежливо улыбнулась в ответ, — я уже позавтракала. Можно я в комнате тебя подожду? — обратилась она ко мне.

— Конечно, проходи. — Я провел ее в нашу с Аней комнату. — Вон там журналы сестры, если интересно, — кивнул я в сторону стола. — «Работница» с выкройками. Или хочешь — телик включу?

— Не-а, я здесь подожду. Только давай быстрее. — Ирка лукаво улыбнулась, схватила журнал и забралась с ногами на диван.

Завтракал я молча, и старался расправиться с едой побыстрее. Укоризненные мамины взгляды очень напрягали.

— Мам, ну ты что? Я же за девушку вступился, — наконец, не выдержал я гнетущего молчания.

Мама вдруг горестно вздохнула и подсела ко мне за стол.

— Знаешь, Егор, твой отец тоже как-то за меня заступился. Давненько это было. Мы тогда только поженились. А рука у твоего папки тяжелая. Не рассчитал он тогда силы своей. Да и ярость нашла на него какая-то нехорошая. В общем, обидчик очень долго потом лечился. Хорошо, что вообще в живых остался. Так вот, твой папа тогда только чудом тюрьмы избежал. Многие хорошие люди за него поручились. В том числе и Сережи Сабурова дедушка, которого вы спасли. Короче говоря, нехорошая история там была. Много нам нервов вымотала.

Мама пронзительно посмотрела на меня и замолчала.

— Ну что ты, мам, — я встал из-за стола и крепко ее обнял, — не переживай, я же просто ребенок. Посмотри на мои кулачки, такими и нос-то разбить сложно, не то, что человека покалечить.

— Что-то я этого не заметила, когда читала протокол, — немного резковато ответила мама.

— Мам, я постараюсь больше не влипать в неприятности. Буду очень осторожен. Ты только не волнуйся, хорошо? — Я, как мог, постарался ее успокоить.

Мама нехотя кивнула, погладила меня по голове и, печально вздохнув, вернулась к плите. А мне почему-то сразу вспомнилось, как после драки с Рощиным Леха Коротков крикнул ему: «Если на себя насрать, о мамке своей подумай.»

Допивая чай, я пообещал себе, что таких вспышек бесконтрольной ярости, как вчера с Быковым, я постараюсь больше не допускать.

Помыв посуду, я убрал крошки со стола и направился к себе в комнату. Понимание, что у меня в гостях девушка, которая ко мне не ровно дышит, вызывало во мне целый калейдоскоп чувств. Чувств, о которых я, признаться, уже давно позабыл. Мне с одной стороны было чертовски приятно, но с другой — весьма непривычно. Приходилось постоянно напоминать себе, что я обычный одиннадцатилетний пацан. Иначе мне просто не адаптироваться к изменившимся обстоятельствам.

Погруженный в эти мысли я открыл дверь в свою комнату и резко замер на пороге. На диване в состоянии полнейшего шока сидела Ирка. Возле нее лежал распотрошенный плюшевый медведь, а в руках была зажата толстая пачка красных червонцев. Ирка испуганно взглянула на меня и произнесла срывающимся от волнения голосом:

— Егор, прости… Я случайно. Достала его из шкафа, а потом почувствовала, что внутри что-то есть, и не удержалась. Я мигом все обратно уберу и зашью.

Я хотел быстро закрыть дверь, но было уже поздно. Мама, услышавшая с кухни тревожный Ирин возглас, уже спешила к нам. Не помня себя от накатившей паники, я подбежал к Ирке, вырвал у нее денежную пачку и закинул ее за торец дивана.

— Тихо! Маме ни слова! — только и успел шикнуть я.

В следующий миг в комнату заглянула мама. Я мысленно представил открывшуюся ей картину. Двое малолеток противоположного пола сидят чуть ли ни друг на друге и испуганно смотрят на вошедшую родительницу. А рядом валяется распотрошенный в хлам плюшевый медведь. Я даже вообразить не мог, какие мысли крутились в этот момент в маминой голове.

— Что случилось, Егор? Ира, он что, тебя обижает? — встревоженно спросила мама.

Вот такого я вообще не ожидал. Тем более от родной матери. Хотя, оценив свою позу, я взял свои слова обратно. Ира полулежала на диване, я восседал на ней, схватив за плечи, а наши лица находились непозволительно близко, почти соприкасались.

— Да все нормально, мам! — Я быстро соскочил с Ирки, не зная, что сказать.

Глянув на медведя, я с ужасом увидел торчащий из его разорванной спины кусочек двадцатипятирублевой купюры. Ирка проследила за моим взглядом и мгновенно оценила ситуацию. Быстро схватив медведя, моя догадливая подруга незаметно затолкала деньги поглубже в тушку.

— Егор! Я же вижу, что ненормально! — Мамины брови сошлись к переносице.

Я понятия не имел, что еще можно такого сказать, чтобы мама успокоилась. А вот когда она направилась к нам, у меня вообще все мысли из головы вылетели. Кроме одной: «Она сейчас по-любому увидит деньги, валяющиеся за диваном. И тогда мне капец!»

И тут Ирка внезапно вскочила с дивана, перегородила моей маме путь и жалостливо посмотрела на нее.

— Людмила Федоровна, это я виновата. Вот. — И она, опустив глаза в пол, показала разорванную спину медведя. — Простите меня. Я нечаянно. Я хотела зашить, а Егор стал отнимать. Сказал, что сам. Ничем он меня не обидел. — И она, потупившись, замолчала.

Лицо у моей мамы мгновенно просветлело.

— Ой, а я-то уж себе надумала всяких гадостей! — всплеснула она руками и глянула на меня извиняющимся взглядом. — Давайте, я сама зашью, а вы гулять идите. — И мама потянулась к медведю.

Ирка боязливо отпрянула, но тут же натянула на лицо вежливую улыбку.

— Да что вы, Людмила Федоровна! — воскликнула она. — Я сама. Иначе никогда себе этого не прощу. Вы мне только нитку с иголкой дайте.

— Ну хорошо, — мама примирительно мне улыбнулась и принесла швейные принадлежности.

Когда она вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь, Ирка накинулась на меня:

— Откуда эти деньги, Егор? — округлив глаза, зашептала она. — Я думала, это ваша семейная заначка. Но, судя по реакции твоей мамы, она вообще про них не в курсе.

Я понимал, что мне прилетит от нее этот заковыристый вопрос. Перебрав все пришедшие на ум варианты ответа, я выбрал, на мой взгляд, самый верный.

— Сестра на свадьбу копит. Попросила у меня медведя, чтобы спрятать. Родителям не говорит. Боится, что отец деньги заберет, — пытаясь глядеть Ирке прямо в глаза, ответил я.

Если честно, то за всю свою жизнь я так и не научился нагло врать в глаза своим близким. Если получалось отвести взгляд, то ложь еще как-то смахивала на правду. Но здесь был не тот случай. Иркин цепкий взгляд не оставил мне шансов.

— Смирнов, ты оборзел⁈ За дурочку меня держишь? — шепотом вспылила она. — Да здесь на пять свадеб денег хватит. — Она вытащила из-за дивана пачку и помахав ей перед моим носом, принялась нервно запихивать ее в медведя. — Мог бы просто ответить, что не скажешь, и все тут. Нафига врать? Капец!

Испепелив меня гневным взглядом, Ирка вдела нитку в иголку и быстрыми умелыми движениями начала зашивать медведя. Все это происходило в полнейшем молчании. Закончив, она яростно откусила нитку, воткнула иголку в катушку и швырнула мне медведя.

Оправив немного смявшуюся юбочку, Ирка быстро зашагала к выходу из комнаты.

Я понимал, что реально накосячил. А также осознавал, что сейчас никакие слова не помогут. Только еще больше все испортят.

Оглянувшись на пороге комнаты, Ирка смерила меня презрительным взглядом и одними губами произнесла:

— Пошел ты, Смирнов!