Глава 9

Воздух сгустился.

Не просто стал плотнее. Он словно приобрел вес и субстанцию. Пыль, висевшая в солнечных лучах, замерла. Кожа на затылке ощутила легкое покалывание.

Маг будто замер на долю секунды, а потом резко выпрямился. Его тело дернулось. Мышцы шеи вздулись, на лбу проступили вены. Пальцы скрючились, как когти хищной птицы, а затем медленно, с жутковатой плавностью, расправились.

Поза изменилась. Плечи развернулись, спина выпрямилась, подбородок поднялся. Тот же человек — и одновременно совершенно другой. Осанка наполнилась достоинством и властью, каждое движение стало выверенным и значимым.

Обычные человеческие глаза превратились в два ледяных озера. Мой магический взор уловил, как аура мага трансформировалась, приобретая золотистый оттенок.

Сердце пропустило удар, но внешне я остался невозмутим.

Это был тот самый момент, которого я и ждал. Сам император Русской империи почтил меня своим вниманием, решив лично вмешаться. Значит, мои действия задели его гораздо сильнее, чем я предполагал. Это и льстило.

Мозг лихорадочно анализировал. Риск личного вмешательства для императора. Расстояние от столицы. Политические последствия. Значимость ситуации. Почему именно сейчас? Что случилось, что он решил действовать так открыто? Тысячи вопросов, но ни один не отразился на моем лице.

Мужик, что тело заняли, перестал колебаться как ветер. Его движения приобрели уверенность и размеренность. Маг-сосуд выпрямился окончательно, занимая пространство своим присутствием.

Посмотрел на меня и хана. Взгляд — острый, оценивающий. На лице так же как и у меня нет эмоций. Игра на равных. Он демонстрировал такой же контроль, как и я. Две маски, два игрока, каждый ждет первой ошибки оппонента.

В голове уже выстроился десяток вариантов развития событий. Шесть путей отступления, если ситуация станет критической.

— Встать! — приказал он Сосулькину.

Голос прозвучал как удар хлыста — звонкий, резкий, не допускающий неповиновения. Это был не просто приказ подчиненному. Это было проявление абсолютной власти, которая не может быть оспорена.

Тот тут же вскочил. Движение было автоматическим, словно тело подполковника реагировало еще до того, как мозг успел обработать команду. Военная выучка и многолетняя привычка к подчинению сработали быстрее любых сознательных решений.

Лицо Сосулькина приобрело оттенок свежевыпавшего снега. Кадык дернулся, когда он сглотнул. Руки прижаты к бокам, подбородок приподнят, спина прямая, как будто вместо позвоночника у него металлический стержень. Идеальная стойка смирно. Так, как учат в военных академиях.

Какие же из моих действий наконец-то заметили и оценили?

Василиса и ЗЛО внутри её. Потом сто теней, которых стало теперь на тридцать пять меньше и они служат мне. План с Церен о Монголии и Джунгарии. Каждый мой шаг, каждое действие — как камешек, запускающий лавину.

Я перенес вес тела на правую ногу. Рука чуть согнута. Заларак я не использую. В случае чего будет хаос. Твари все и разом.

Внешне я проявил лишь легкую заинтересованность, не более. Как будто каждый день беседую с императором, вселившимся в тело придворного мага. Обычное дело для аристократа Русской империи.

Я чувствовал, как старое тело Тимучина наполняется энергией, готовясь к бою. Опытный воин, он интуитивно ощущал угрозу и готовился встретить ее с оружием в руках. Пальцы монгола легли на рукоять меча. Плавное, едва заметное движение, выдающее многолетнюю привычку.

Игра началась. Сейчас каждое слово, каждый жест, каждый взгляд будут иметь значение. Политическая партия с императором Русской империи.

— Павел Магинский… — произнёс маг медленно, будто пробуя вкус имени.

Каждый слог прозвучал отдельно, с особым нажимом. Голос — низкий, с глубоким тембром власти, совсем не похожий на прежний голос мага. Император говорил так, словно само произнесение моего имени было актом снисхождения.

Воздух между нами казался натянутой струной. Тишина после моего имени повисла в пространстве. Я ощущал, как напряглись мышцы шеи всех присутствующих. Даже птицы замолчали, словно природа затаила дыхание.

В тот момент, когда наши взгляды встретились, я почувствовал странное давление — не физическое, а ментальное. Воля императора, привыкшая к безоговорочному подчинению, столкнулась с моим сопротивлением. Он явно ожидал увидеть страх, раболепство или, по крайней мере, нервозность. Вместо этого встретил холодный, расчетливый взгляд.

— Ты играешь в силу. Я — сам её создатель. Хочешь проверить, как глубока бездна?

Его губы изогнулись в подобии улыбки, не затрагивающей глаз. Метафора была прозрачна. Он предлагал мне заглянуть в пропасть его могущества. Классический прием устрашения.

Еле сдержался, чтобы не улыбнуться. Вот так мы заговорили? Столько пафоса? Меня чуть не сдуло волной самолюбования. В прошлой жизни я видел достаточно королей и императоров, чтобы знать — за громкими словами часто скрывается неуверенность. Чем больше пафоса, тем меньше реальной власти.

— Я? — поднял брови, вкладывая в этот жест отточенное за годы удивление. — Что вы. Просто мне кажется, что ваши попытки надавить на меня, мой род… Зашли уже слишком далеко.

Каждое слово было рассчитано. Легкий прищур глаз императора выдал его раздражение. Моя сдержанность не давала ему зацепки для тирады. Он ожидал либо страха, либо открытого неповиновения. Классические реакции. Вместо этого получил дипломатический ответ, безупречный по форме.

— Связался с врагом! — хмыкнул он.

Обвинение прозвучало как удар хлыста. Короткое, резкое, бьющее в самую суть. Государственная измена — обвинение, за которым следует только одно наказание. Смерть. Но сказано было почти небрежно, с интонацией разочарованного отца, обнаружившего шалость сына. Искусная манипуляция, призванная вызвать чувство вины.

Тимучин уже почти выпустил оружие, если бы не моя рука, что его остановила. И вообще, чья бы корова мычала? Кто у нас тут заигрывал с турками и джунгарами? Сдавал интересы страны ради личной выгоды? Жертвовал людьми, как пешками? А я получается плохой?

Как же я по этому скучал. Политика… Тонкая игра намеков, угроз, демонстрации силы и слабости. Шахматная партия, где каждый ход может стоить жизни тысячам людей.

— Это вы про кого? — продолжил отыгрывать удивление.

Брови приподнялись еще выше, на лице отразилось искреннее недоумение. Даже чуть наклонил голову, как любопытный ребенок.

Даже повернулся, будто ищу. Демонстративно оглядел присутствующих, будто пытаясь найти этого загадочного «врага».

Хан оценил и улыбнулся. Его глаза блеснули искорками понимания. Старый волк сразу уловил мою игру и включился в нее. Я заметил, как расслабились его пальцы на рукояти меча. Тимучин был опытным политиком, несмотря на воинственную натуру. Он узнал хитрую дипломатическую тактику и оценил ее по достоинству.

Лицо мага, в котором сидел император, слегка исказилось. Почти незаметно, если не знать, куда смотреть. Но я видел. Дернулся уголок губ, напряглась мышца под глазом. Он не привык, чтобы его обвинения встречали с таким спокойствием. Не привык к тому, что подданный не трепещет от страха при одном его взгляде.

— С монголами или без… Ты предатель страны! — продолжил говорить император, через мага. — Пошёл против меня, народа.

Голос стал жестче, в нем зазвенела сталь. Маска благородного правителя начала сползать, обнажая истинное лицо тирана. Обвинения становились более конкретными, более личными.

— Даже так? Ну главное, что всё законно. — позволил себе улыбку.

Улыбка была холодной, едва заметной. Я принимаю его обвинения и показываю, что они меня не беспокоят. Более того, напоминаю о законе — еще один укол.

— А раз вы решили, Ваше Величество… — произнёс я.

«Ваше Величество» — были произнесены с особой интонацией. Не уважительно, не испуганно, а именно выплюнуты, как что-то неприятное, застрявшее между зубами.

— Преступать его, то для меня не остаётся другого выхода. Я был, есть и буду земельным аристократом. Свой долг я выполнял. Что касается вас…

Я видел, как побелели костяшки пальцев императора, как сжались его губы в тонкую линию. Он был на грани. Еще немного и маска полностью слетит, обнажив истинную ярость. Именно этого я и добивался. В гневе люди делают ошибки, говорят лишнее, выдают свои истинные намерения.

— Сосулькин! — рявкнул маг.

Имя подполковника прозвучало как пистолетный выстрел. Резко, неожиданно, нарушая тонкую игру намеков. Император сорвался первым — маленькая, но важная победа в нашей психологической дуэли.

— Здесь! — шагнул вперёд подполковник.

Движение было четким, отработанным годами военной службы. Однако я заметил микроскопическое промедление. Доли секунды между приказом и реакцией. Внутренняя борьба, почти незаметная для обычного наблюдателя, но кристально ясная для моего опытного взгляда.

Сосулькин вытянулся в струну. Каждая мышца его тела напряжена до предела. Не от страха, а от внутреннего конфликта. Подбородок поднят, спина прямая, руки по швам. Идеальная военная стойка, но в глазах — тень сомнения. Он понимал, что сейчас последует приказ, который может привести к кровопролитию.

— Приказываю усилить осаду города. Любого, кто будет подъезжать или выезжать считать врагом империи и убивать на месте. — продолжил император.

Я внимательно наблюдал за реакцией Сосулькина. Едва заметная тень пробежала по его лицу. Кадык дернулся, когда он сглотнул. Пальцы правой руки чуть дрогнули, прежде чем снова застыть по шву. Внутренняя борьба — он военный, обязан выполнять приказы. Но также он человек со своими принципами и понятиями о чести.

— Е…с…ть! — выдавил из себя Эдуард Антонович.

Слово далось ему с трудом, будто застревало в горле. Лицо стало еще бледнее, почти серым. На лбу выступили капельки пота, несмотря на прохладный воздух. Правый глаз едва заметно дернулся.

Поморщился. Не смог сдержать микрореакцию на внутреннюю борьбу подполковника. Его положение было хуже моего. У меня хотя бы была свобода действий, возможность сопротивляться. Он же был связан присягой, долгом, всей системой, в которой вырос и которой служил.

В этот момент Тимучин наконец не выдержал. Его терпение, и без того не безграничное, истощилось окончательно.

— Ты! — наконец-то взял слово Тимучин.

Голос хана прогремел, как удар грома. Резкий, властный, не терпящий возражений. Глаза сузились, превратившись в щелки, из которых, казалось, вот-вот брызнут искры. Рука крепче сжала рукоять меч.

— Уверен, что твоих людей хватит? Моё войско убьёт каждого. Заберёт оружие. Захватит земли. Я пройду и заберу больше. Ты этого хочешь?

Легкая улыбка тронула мои губы. Тимучин действовал инстинктивно, но эффективно. Сам того не зная, он идеально вписался в мою стратегию.

Краем глаза заметил, как Сосулькин еще больше напрягся. Его взгляд быстро перемещался между императором и ханом, оценивая ситуацию. Он явно осознавал, что находится между молотом и наковальней. Исполнение приказа императора неизбежно приведет к кровавому конфликту с монгольской армией.

Воздух, казалось, начал вибрировать от напряжения. Пространство между императором и ханом искрилось от столкновения двух могучих воль.

— Уважаемый хан… — улыбнулся маг, в котором сидел император.

Улыбка была холодной, как лезвие кинжала. Нарочито вежливое обращение звучало почти как оскорбление. В нем сквозило откровенное пренебрежение. Маг слегка наклонил голову, будто снисходя до разговора с неразумным ребенком.

— Делайте, что хотите. Я вас не боюсь. Маленькая, кочевая, недоразвитая страна. Вам бы коней своих пасти, на траву с ними кушать, а не в чужие конфликты ввязываться.

Каждое слово было отравленной стрелой, направленной прямо в гордость монгольского правителя. Намеренное унижение, вызов. Он откровенно провоцировал Тимучина.

— Сучий сын! — тут же вскипел хан.

Взрыв гнева был почти осязаемым. Лицо монгола побагровело, вены на висках вздулись, глаза полыхнули яростью.

— Хорошо! — положил руку на плечо и надавил на Тимучина, что уже пытался вскочить.

Мое движение выглядело как дружеский жест, успокаивающий прикосновение к союзнику. Но в реальности это было точно рассчитанное физическое воздействие — ровно с такой силой, чтобы хан почувствовал твердость моей руки, но не воспринял это как попытку контроля.

Пальцы нащупали точку на плече монгола. Место, где мышца соединяется с ключицей. Легкое давление именно на эту точку — незаметное для посторонних, но эффективное. Старый воинский прием, помогающий человеку взять под контроль дыхание и, как следствие, эмоции.

Внутри всё сжалось. Один неверный шаг — и мы в ловушке. Это не бравада. У императора есть план.

Внешне я оставался спокойным. Но внутри мой разум работал на пределе возможностей, просчитывая варианты, оценивая риски, конструируя сценарии.

«Не сейчас, Тимучин. Не сейчас», — повторял я себе, удерживая его равновесие между гневом и рассудком.

Я заметил, как дернулся уголок рта императора. Едва уловимое движение, выдающее разочарование. Он ожидал, что мы оба — я и хан — поддадимся на провокацию. Вместо этого получил контролируемую реакцию. Ещё одна микропобеда в этой опасной игре.

Будь на моём месте любой. Он бы попал в ловушку, которую сейчас распахнули. Все это геройство, молодость. Я это видел в прошлой жизни. Оно всегда сопровождается смертью.

Хитрость, дальновидность, ум — вот самая опасная сила. Я оценил противника и… он хорош! Одно удовольствие будет продолжать с ним соперничать. Но сначала пойму его мотивы и игру.

Глаза императора, смотрящие из-под век мага, изучали меня с холодным интересом. Он искал слабость, брешь в моей броне. Искал — и не находил. Это его беспокоило, я видел это по едва заметному напряжению вокруг глаз, по тому, как сжимались его пальцы.

Я видел игру императора насквозь. Он хотел столкнуть нас с монголами в открытом конфликте. Сделал ставку, что Хан будет воевать, а я его остановлю. И на этом фоне наши отношения испортятся. Классическая стратегия «разделяй и властвуй», применяемая веками.

Но было что-то еще. Что-то, скрытое глубже. Император действовал слишком открыто, слишком агрессивно.

Взгляд скользнул по лицу Сосулькина. Подполковник стоял неподвижно, как статуя, но его глаза выдавали внутреннюю бурю. Интересно, насколько далеко он готов зайти? Где проходит его личная граница, та черта, которую он не переступит ни при каких обстоятельствах?

Тимучин рядом со мной дышал тяжело.

— Я пришлю головы твоих воинов их семьям. И на каждой напишу кровью, что это ты убил их: сыновей, мужей, братьев, отцов. — старик пылал.

— Угрозы от конюха… Ха-ахаха! — засмеялся маг.

Смех был неестественным, театральным. Слишком громким, слишком резким. Не настоящее веселье, а намеренная демонстрация превосходства.

Встал.

Посмотрел на бледного Сосулькина и покачал головой. Короткий, едва заметный жест — не упрек, скорее сожаление. Я действительно сожалел о том, в какую ситуацию поставили подполковника.

Сжал кулак, так чтобы никто не видел. Ногти впились в ладонь, причиняя легкую боль. Физическое ощущение, возвращающее в реальность, когда мысли начинают слишком быстро бежать.

Первый этап противостояния завершен. Я увидел достаточно. Теперь нужно было разработать собственный план действий, учитывающий новую информацию.

— Было приятно познакомиться, Ваше Величество. — бросил я из-за спины.

Поворот спиной — демонстративный жест. Не просто прощание — вызов. В политике, как и в бою, показать спину противнику означает либо крайнюю глупость, либо высшую степень уверенности в себе. Я демонстрировал последнее.

Голос звучал ровно, с легкой ноткой иронии. Плечи расправлены, шаг твердый, размеренный. Ни намека на поспешность или нервозность. Походка человека, уверенного в своей безопасности.

На самом деле каждая мышца моего тела была в состоянии боевой готовности.

Спиной чувствовал взгляд императора — тяжелый, пронизывающий. Он явно не ожидал такого финала разговора.

— Прощайте Магинский! — ответили мне. — Ты потеряешь всё.

Угроза прозвучала почти буднично. Не крик, не рычание — спокойное обещание неизбежного.

Мысленно улыбнулся. Первый раунд оставался за мной.

Замедлил шаг, почти остановился.

— Моя мать передавала вам привет. Сказала, что очень скучает.

Упоминание матери было не просто провокацией — это был стратегический ход. Напоминание о том, что я знаю больше, чем показываю. Что у меня есть доступ к информации, которая может быть опасной для императора. Намек на то, что мои ресурсы шире, чем он предполагает.

Краем глаза заметил реакцию: маг воздуха вскочил. Движение было резким, непроизвольным. Первая настоящая потеря контроля за весь разговор. Задетая струна зазвенела, и звук этот был сладок для моих ушей.

Стул упал. Неподобающая реакция для императора — слишком эмоциональная, слишком явная. Он выдал свою уязвимость, показал, что мои слова задели его за живое.

Пошёл к воротам. Хан за мной. Шаги были уверенными, размеренными. Голова работала на полную. Эта встреча не просто так. Что добивается ублюдок? Мозг анализировал каждую деталь разговора, каждый жест, каждую интонацию. Информация складывалась в общую картину.

Слишком агрессивно. Слишком открыто. Он что-то скрывает, что-то, требующее срочных действий. Возможно, у него проблемы внутри страны? Или давление извне? Что-то заставляет его действовать более прямолинейно, чем обычно.

И эта реакция на упоминание о матери… Слишком сильная, слишком неконтролируемая. Здесь кроется что-то важное, что-то, что можно будет использовать в дальнейшем.

Мысли текли потоком, анализируя, сортируя, отбрасывая ненужное, выделяя важное.

Я уже видел контуры игры императора. Еще не все детали, но общая стратегия становилась яснее. Он хотел спровоцировать конфликт, заставить нас действовать поспешно, необдуманно. Но зачем? В чем его истинная цель?

Мы вышли за ворота, и тяжелые створки закрылись за нами с глухим стуком. Звук был почти символическим.

— Война! — крикнул на монгольском хан.

Голос Тимучина прогремел как гром. В одном слове сконцентрировались вся его ярость, все оскорбленное достоинство, вся жажда мести.

Реакция была мгновенной. Воины напряглись, руки легли на рукояти мечей и луки. Глаза сузились, взгляды устремились на ворота, за которыми остался враг. Они были готовы к бою прямо сейчас.

Это было именно то, чего добивался император. Прямая конфронтация, открытый конфликт. Я не мог допустить, чтобы его план сработал.

— Подожди. — остановил Тимучина.

Движение было быстрым, точным. Рука легла на плечо хана.

Глаза Тимучина полыхали яростью. Зрачки сузились, превратившись в точки. Ноздри раздувались, втягивая воздух резкими, рваными вдохами. Жилы на шее вздулись. Весь его облик был воплощением едва сдерживаемого гнева, готового вырваться наружу в любой момент.

— Сражение будет! — дёрнулся хан. — Если ты…

Голос звенел от напряжения. Каждое слово было пропитано яростью, каждый звук вибрировал от сдерживаемой силы.

— Замолчи! — повысил голос. — Возьми себя в руки!

Старик дёрнулся. В его глазах мелькнуло удивление, смешанное с чем-то похожим на уважение. Тимучин не привык, чтобы с ним говорили таким тоном, но странным образом именно эта твердость подействовала на него отрезвляюще.

Тело меняет человека. Тимучин недавно в нём и не научился ещё полностью контролировать. Мудрость старого хана иногда уступала место импульсивности его оболочки.

— Полчаса. — отрезал ч. — Вот сколько мне требуется времени.

Развернулся и пошёл гулять. Не убегал, не торопился — двигался размеренно, уверенно. Показывал своим видом, что контролирую ситуацию, что у меня есть план. Это успокаивало не только хана, но и его воинов, внимательно наблюдавших за нашим разговором.

Свежий воздух, насыщенный запахами осени — прелой листвы, влажной земли, далекого дыма от костров, — прочищал сознание. Уже проработал десятки вариантов.

Возникло несколько перспективных, но слишком просто. Слишком очевидные решения часто оказываются ловушками. Император должен, что-то более изысканное задумать.

Ноги несли меня по территории. Шаги были размеренными, почти медитативными. Физическое движение помогало структурировать мысли, придавало им ритм и последовательность. Старый прием, известный многим мыслителям. Думать лучше всего в движении.

Военные и охотники мне салютовали, да что там… Даже монголы выпрямлялись, когда я проходил рядом. Их лица выражали уважение. Отмечал эти жесты мимоходом, не придавая им особого значения.

Время, которое я себе сам назначил, подходило к концу. Тридцать минут — не случайная цифра. Это оптимальный срок для первичного анализа сложной ситуации. Достаточно долгий, чтобы осмыслить все факторы.

Выбирал между двух версий и улыбался. Две основные гипотезы оформились в моем сознании, две возможные стратегии императора. Обе изящные. Хорошо, что он просчитался в парочке деталей связанных со мной и Тимучином.

Наконец-то мне попался достойный противник. Не только по силе, тут он превосходит, но по интеллекту.

— Понял! — встал на месте и улыбнулся.

Карта раскрылась. Всё, что казалось хаотичным, встало на свои места. События последних месяцев, действия императора, его необычная агрессивность. Всё обрело смысл в свете нового понимания.

Приятное ощущение, когда я увидел планы противника. Удовлетворение от интеллектуальной победы разлилось по телу теплой волной.

Вот только это всё сулит проблемы. Понимание плана противника — только первый шаг. Теперь предстояло разработать контрстратегию, способную не только нейтрализовать угрозу, но и обратить её в свою пользу.

Будем разгребать как обычно.

Направился к хану, который меня ждал. Лицо старого воина все еще выражало нетерпение, но оно уже не было слепым гневом. Скорее, это было нетерпение человека, ожидающего объяснений.

Сейчас наступал важный момент. Мне предстояло объяснить хану свое понимание ситуации, убедить его в правильности моей стратегии. И сделать это так, чтобы сохранить его гордость и статус, не превращая его в простого исполнителя моих планов.

— Слушай меня и не перебивай. — начал я.

Голос звучал ровно, с правильной долей властности.

Взгляд Тимучина вспыхнул.

— У меня будет одно дело. Никаких битв… Можешь успокоиться.

Лицо хана оставалось непроницаемым, но я заметил, как чуть расслабились мышцы вокруг глаз. Он слушал внимательно, оценивая не только слова, но и интонации, микровыражения, язык тела.

— Потом мы с тобой возвращаемся в мой особняк. Берёшь оружие, зелья, кристаллы и уходишь с войском на джунгаров. Оставляешь только тех, кого переселяешь, и то войско, что планировал и ещё немного…

Я внимательно наблюдал за его реакцией, готовый скорректировать свою тактику при первых признаках несогласия.

— Русский! — зло выдохнул монгол. — Ты хочешь, чтобы я сбежал, после того как этот… оскорбил меня и мой народ?

Гнев вернулся в его голос, но уже не слепой, неконтролируемый, а скорее намеренно демонстрируемый. Тимучин был слишком опытным лидером, чтобы полностью терять самообладание.

Хан прожигал меня взглядом. В его глазах читался вызов. Он требовал объяснения, требовал доказательств того, что мой план лучше немедленной атаки. Требовал причину, достаточно вескую, чтобы отложить месть за оскорбление.

Легко не будет. Я это знал с самого начала. Хан — воин старой закалки, для него честь и репутация значат не меньше, чем победа. Убедить его отступить, не нанеся ответный удар, — сложная задача, требующая особого подхода.

— Если хочешь потерять свою только что обретённую империю… — посмотрел в его глаза. — Воюй! Мешать не буду.

Сменил тактику, чтобы он сосредоточился.

— Потерять? — ухватился за слово Тимучин.

Голос изменился. В нем появились новые нотки — настороженность, любопытство, начатки понимания.

Морщины на лбу углубились, глаза сузились.

— Да! — кивнул. — Всё это было для отвлечения внимания. Императору плевать на войско под городом. Да они нужны на другой войне. Но оставить тебя тут ему важнее.

Лицо хана постепенно менялось. Гнев уступал место сосредоточенности, ярость — холодному расчету. Опытный воин, он быстро переключался с эмоций на стратегическое мышление, когда ситуация требовала этого.

— Почему?

Я выдержал паузу перед ответом.

— Джунгары… — хмыкнул я. — Его план провалился. Почему-то ему очень важно, чтобы они устояли. И для этого он тебя и провоцировал. Оставить тут. Пока… Я думаю, что уже сейчас к ним направляются наши войска и оружие. Задержишься тут на неделю две и воевать тебе придётся уже с абсолютно другими людьми там.

Излагал свои выводы спокойно, логично, последовательно.

Тимучин открыл рот и его узкие глаза расширились. Выражение лица изменилось полностью. Теперь это было лицо человека, внезапно увидевшего опасность там, где раньше ее не замечал.

— А я… — хмыкнул. — Эти похищения нужны, чтобы я остался тоже тут. Воевал, праздновал маленькую победу. А потом мне в спину ударят джунгары, когда бы они разобьют твоё войско.

Продолжил развивать мысль, показывая полное понимание ситуации.

Говорить про то, что у плана императора была ещё одна цель, не стал. Османская империя… Не просто так там началась активность. Не хочет монарх, чтобы я туда отправился. Почему? Это я очень хочу узнать.

— Тогда что делать? — зачем-то спросил Тимучин.

— Мы начнём тут битву. — кивнул я. — Меньшими войсками. Изматывающую и долгую. Ты защитишь свою страну и поглотишь джунгаров. А потом я найду тебе русскую жену. Родишь себе наследника.

Последнее, чтобы разрядить обстановку. Небольшая шутка, намек на будущее, выходящее за рамки текущего кризиса. Напоминание о том, что наш союз — не только тактическое соглашение для решения конкретной проблемы, но и долгосрочные отношения, взаимовыгодное партнерство.

Хан внимательно слушал мои объяснения час.

Тимучин кивал и хмурился. Смотрел на стену города и снова хмурился. Лицо отражало сложную работу мысли.

Я дал ему время обдумать всё сказанное, не торопил с решением.

— Мы выжмем из их армии каждую каплю крови, не проливая ни своей. — Подытожил я. — Ты хочешь честь? Я тебе её дам. Ты хочешь месть? Она будет долгой. И больной. Они захотят убежать.

Слова были подобраны тщательно, каждая фраза точно бьющая в цель. Не пустые обещания, а конкретный план действий, который удовлетворял и практическим, и эмоциональным потребностям хана.

— Ты хочешь убить волка? — продолжил я. — Сначала сломай ему зубы. Потом когти. Потом заставь его реветь… в клетке.

Метафора была выбрана идеально — понятная, яркая, соответствующая менталитету слушателя.

— Ты опасен! — заявил он.

В голосе звучало не осуждение, а уважение.

План был принят, стратегия одобрена. Теперь оставалось перейти к конкретным действиям, к материальной стороне вопроса.

— Витас! — позвал я. — Оружие сорок процентов от всего нашего запаса передаём нашим братьям монголам. Двадцать процентов от всего запаса кристаллов, зелья пятьдесят процентов.

Лейпниш выпрямился, словно проглотил штык. Его лицо приняло сосредоточенное выражение человека, полностью погруженного в выполнение задачи. Он не задавал лишних вопросов, не выражал сомнений.

— Понял! — записал в свой блокнот мужик.

Тимучин наблюдал за этим с едва заметной улыбкой. В его глазах читалось одобрение. Он ценил четкую организацию, дисциплину, умение командовать людьми. Качества, необходимые любому успешному лидеру, независимо от культуры и эпохи.

— У границы стоит армия в пятьдесят тысяч. — продолжил. — Берём половину. Остальная охраняет новых жителей. Помогают расстраиваться. Теперь это земли рода Магинских. Наших людей туда направь. Всё организуй. Иерархия подчинения, взаимодействия. По нашей схеме. Зелья и оружие тоже туда перебрасываем.

Приказы следовали один за другим. Я говорил размеренно, давая Лейпнишу время записать каждый пункт.

— Есть! — вытянулся мой барон.

Монголы, наблюдавшие за нашим разговором, заметно впечатлились. Их лица выражали смесь уважения и легкого удивления. Они привыкли к другому стилю командования — более эмоциональному, менее структурированному.

— Работы много. — хмыкнул я. — Из монголов взять людей для добычи кристаллов. Мы должны увеличить скорость в десять раз. Дороги, инфраструктура. Всё. Растим военных и охотников и пополняем наши ряды.

Пальцы непроизвольно отбивали ритм по бедру. Мозг работал на предельных оборотах, выстраивая сложные логистические цепочки, просчитывая потребности в ресурсах, оценивая возможные узкие места.

Каждое решение принималось с учетом множества факторов — текущих ресурсов, потенциальных угроз, долгосрочных целей, особенностей местности, психологических аспектов.

— Лихо ты… — улыбнулся Тимучин. — Ты к этому готовился?

Дёрнул щекой. Я много к чему готовлюсь. Всегда, постоянно. Планирование стало второй натурой.

— Тут остаётся войско в двадцать тысяч. Ещё наших семь тысяч. Плюс двадцать пять с границы. Итого… Пятьдесят две тысячи. Они будут воевать с имперскими. Никаких крупных сражений. Диверсии, подрыв боевого настроя, и уничтожение по чуть-чуть.

Продолжал выдавать распоряжения, четко обозначая численность, задачи, тактику. Не просто сухие цифры — за каждым числом стояли реальные люди, реальные жизни. Я осознавал это в полной мере, принимая на себя ответственность за каждое решение.

Пальцы Лейпниша летали по блокноту, фиксируя каждую деталь.

Монголы вокруг нас обменивались короткими фразами на своем языке.

— А кто… — замялся Лейпниш. — Почти все наши люди там.

В голосе Витаса прозвучала нотка беспокойства. Не страх, не сомнение — практический вопрос опытного администратора, понимающего объем работы и ограниченность ресурсов. Он мыслил конкретно, оперировал реальными возможностями.

— Ты и Медведь разделите обязанности. — выдохнул. — Что касается остальных… Будем их вытаскивать.

— Вы хотите проникнуть на территорию врага? — удивился Витас.

— Что-то типа того. — помассировал виски одной рукой. — Когда вернётся Жора, Фирата и Тарим, будет чуть попроще. И мой костяк алхимиков… Он мне нужен.

Это не было просто констатацией факта — это было обещание. Я верну своих людей, чего бы это ни стоило, и те, кто их забрал, заплатят сполна.

Свёл хана и Лейпниша для координации остальных действий и шагов. Отступил на шаг, наблюдая, как они начинают обсуждать детали. Расположение войск, линии снабжения, системы связи. Два профессионала быстро нашли общий язык, несмотря на культурные различия.

Хотел всё сам, но зачем мне род и люди, если я не могу на них положиться и разделить ответственность? Важный урок, который я усвоил за годы лидерства — умение делегировать, доверять компетентным подчиненным, позволять им проявлять инициативу в рамках общей стратегии.

Тем более у меня дела в разных местах. Османская империя, Джунрагия, ещё и на север бы прогуляться. Мысли уже бежали вперед, выстраивая следующие шаги, планируя будущие операции. Разум работал на нескольких уровнях одновременно — тактическом, оперативном, стратегическом.

Уверен, после этого император начнёт действовать жёстче. Нужна сила против него. И вообще информация про этих посланников. Что за черти и с чем их едят?

Лейпниш и Тимучин быстро погрузились в обсуждение деталей. Я наблюдал за ними с удовлетворением. План начинал воплощаться в жизнь, из абстрактной концепции превращаясь в конкретные действия. Первый шаг сделан, процесс запущен.

А сейчас пора доставать своих людей. Всё, что я хотел, узнал. Мои ставки сработали. Благодаря вмешательству монарха я понял, что он хочет и чего не хочет. Буду бить по всем направлениям сразу.

Посмотрел на стену и перевёл взгляд на место, где моего голема разорвало. Камней не было. Поднял бровь. Не понял… А где? Они же не могли раствориться? Ладно, когда вернусь, тогда и разберусь с этим.

Выпустил морозного паучка и залез на него.

Монстр материализовался из холодного тумана. Идеальный транспорт для скрытной операции.

Я устал. Тело не болело, оно просто… не реагировало. Мышцы казались свинцовыми, движения давались с трудом, словно через силу. Ещё толком не восстановился и уже снова в бой.

Холодное прикосновение паучка к коже действовало бодряще, посылая волны морозной энергии по телу.

Легко не получится. Там маги пятнадцатого ранга. И они пусть и не видят моих монстров, но чувствуют их. Придётся действовать немного по-другому.

Монстр нёс меня к стене. Движения паучка были плавными, почти гипнотическими. Восемь ног работали в идеальной координации, создавая ощущение полета над землей. Ни одного лишнего звука, ни одного резкого движения.

Мы перелезли через неё и уже спускались вниз. Стена, казавшаяся неприступной снаружи, для паучка не представляла никакой сложности. Его конечности находили малейшие выступы и трещины, а там, где их не было, создавали опоры из тонкого ледяного покрытия, моментально тающего после использования.

Задача была четкой, последовательность действий — логичной. Найти магов, определить их расположение. Они единственные кто может нас почувствовать. Оценить охрану, уровень угрозы. Затем найти пленников, изучить местность, спланировать маршрут эвакуации.

Паучки выскользнули из пространственного кольца — сначала один, затем второй, третий… Восемь серебристо-голубых силуэтов, каждый размером с небольшую собаку.

Мысленная команда и монстры рассредоточились, двигаясь в разных направлениях.

Сам я остался в относительной безопасности, незаметный, но контролирующий ситуацию. Позиция была выбрана идеально. Хороший обзор, несколько путей отступления, минимальный риск случайного обнаружения.

Сосредоточился, закрыл глаза. Сознание расширилось, разделилось на восемь потоков.

Первый паучок скользил между палатками в северном секторе лагеря. Его восприятие передавало мне картину военного порядка. Ровные ряды палаток, часовые на постах, оружие, сложенное в аккуратные пирамиды. Имперская дисциплина была видна во всем, от расположения полевых кухонь до организации караульной службы.

Второй исследовал южную часть, где располагались офицерские кварталы. Более просторные палатки, охрана строже, движения меньше. Приглушенные голоса, обсуждающие стратегии и планы. Карты, разложенные на походных столах.

Третий пробирался через восточный сектор, где размещались маги. Сразу почувствовал изменение в атмосфере — воздух здесь казался гуще, насыщеннее энергией. Магическое зрение паучка улавливало потоки силы, концентрирующиеся вокруг нескольких палаток, выделенных особой охраной.

Оставшиеся пауки методично прочесывали остальные части лагеря — конюшни, арсеналы, полевые госпитали. Каждый отправлял мне поток информации, складывающейся в целостную картину вражеского расположения.

Напряжение нарастало с каждой минутой. Я анализировал поступающие данные, создавал в уме детальную карту лагеря, оценивал силы противника, искал слабые места в обороне.

Знакомая фигура привлекла внимание одного из моих разведчиков. Подполковник Сосулькин выглядел измученным. Лицо осунулось, под глазами залегли глубокие тени, плечи сутулились под тяжестью невидимого груза.

Рука дрожала. Он держал второй её, чтобы не показать напряжения.

В голове всплыло, как мы с ним в южной компании выводили на чистую воду Топорова. Как я ему жизнь спас. И теперь…

Паучок, наблюдавший за Сосулькиным, зафиксировал движение. Из большой палатки, украшенной императорскими символами, вышли двое. Первый — тот самый маг, через которого говорил император и второй, что выжил.

Третья фигура появилась из тени палатки — меньше, изящнее первых двух. Женский силуэт, едва различимый. Паучок находился слишком далеко, угол обзора был неудачным. Я мысленно направил монстра ближе.

Кто эта женщина? Почему она находится в обществе магов высшего ранга? Случайный персонаж или важная фигура в игре императора

«Да это же Ольга!» — воскликнул про себя.

Узнавание пришло внезапно, когда паучок приблизился достаточно, чтобы разглядеть детали. Сердце пропустило удар, а затем забилось чаще.

Красное платье. Не боевая одежда. Губы ярко накрашены. Она… улыбается? Что за чертовщина? Почему она не в цепях? Почему её не охраняют? Почему они… ведут себя как будто она… одна из них?

Вопросы вихрем закружились в голове, но разум оставался холодным. Я наблюдал, как она непринужденно беседует с магами, как свободно жестикулирует, как откидывает голову в смехе.

Внутри всплыло плохое предчувствие.

Большой паучок, на котором я сидел, двинулся в сторону обнаруженной группы. Движения были плавными, осторожными. Никакой спешки, никаких резких маневров, способных привлечь внимание.

Нашел идеальное место для наблюдения. Угол между двумя пустыми складскими палатками. Отсюда открывался хороший обзор на группу, при этом риск обнаружения был минимальным.

Перешёл на магическое зрение. Глаза чуть ослепило от источников магов. А Ольга…

Следом активировал духовное. Еще один уровень восприятия открылся перед внутренним взором. Теперь я видел.

Рука сжала кристалл на спине монстра и чуть его не раздробила. Паучок подо мной вжался в землю и начал мерцать. Ослабил хватку.

— Как? — произнёс я.

Загрузка...