Первая мысль: «Сука!» Жгучая боль в боку пульсировала в такт сердцу. Глубокий вдох, и рёбра отозвались острым уколом. Я сжал зубы, подавляя желание скривиться.
Взгляд скользнул по лицу женщины. Точёные черты, безупречная кожа, глаза — тёмные и глубокие.
Лучше бы он был рухом или со Злом внутри. Серьёзно. Посланник? Пальцы непроизвольно сжались в кулак. Ногти впились в ладонь, оставляя полумесяцы следов. Боль отрезвляла, помогала сосредоточиться.
Почему в этом мире так интересно? Будто кто-то специально выстраивает лабиринт, заманивая меня всё глубже. Кто следующий? Боги?
Что я о них знаю? Почти ничего. Перебрал в голове всё, что слышал от Казимира. Они помогают магам зачем-то двигаться дальше. Этот путь через серые зоны, их разорение. В итоге выпускают Зло. Такова их цель? Или что-то более экстравагантное?
Мысли выстраивались в ряд, как солдаты на плацу, одна за другой, чёткие, упорядоченные. Задачи, угрозы, возможности…
В голове тут же всплыли образы тех магов, которые недавно пытались меня поймать. Может быть, смысл в том, чтобы растить сильных и их подчинять? Картина постепенно складывалась. Посланники находят магов высокого ранга, помогают им «развиваться», толкают на разрушение серых зон. Зло вырывается наружу, в нагрузку себе рабов штампуют.
За окном прогремел гром. Взгляд Василисы скользнул в ту сторону. Нервничает, боится. И правильно делает.
Ветер колыхнул занавески. Прохладный воздух коснулся разгорячённой кожи, принёс запах дождя и пыли. На мгновение захотелось закрыть глаза, расслабиться. Пальцы правой руки едва заметно поглаживали заларак.
Всё не складывается. Император — посланник, Василиса со Злом внутри — его наложница. Я — с кровью, способной подчинять монстров. Слишком много совпадений для случайности.
Василиса вздрогнула, её пальцы нервно сжали край покрывала. Взгляд метался по комнате — от двери к окну и обратно. Ищет выход, не найдёт.
— Что ещё? — спросил я сухим голосом, намеренно лишённым любых эмоций.
Дождь усилился. Капли забили по крыше, словно тысячи крошечных барабанщиков. Комната заполнилась их ритмичным стуком и запахом мокрой земли, словно природа аккомпанировала нашему разговору.
— А этого мало? — удивилась Василиса, прикусив губу.
— Да, — кивнул, не спуская с неё глаз. — Очень, чтобы я не захотел тебя возвращать. Тем более ты теперь не такая полноценная, как была раньше, — подмигнул ей.
Намеренная провокация. Может быть, императору она была нужна только со Злом внутри, а сейчас там капли остались.
Было забавно наблюдать, как мать возмущается, тяжело дышит. Грудь вздымается под тонкой тканью, щёки покрылись румянцем, глаза сверкнули гневом. Не сдержалась. Всё идёт точно по моему сценарию.
— У него много магов выше двенадцатого ранга, — снова покосилась на окно и дверь. — Начиная от двенадцатого, заканчивая двадцатым.
Последнее слово ударило, как пощёчина. Мышцы непроизвольно напряглись, рёбра отозвались болью. Двадцатый… Цифра обожгла сознание. Какие маги стоят за императором? Что мне с ними делать? Снова нужна сила, много силы. Твою ж… Василису!
В голове тут же начала выстраиваться стратегия. Преимущества: монстры, серая зона, союз с Тимучином, самостоятельность. Недостатки: у меня слишком низкий ранг, ограниченные ресурсы, нехватка времени. Нужно компенсировать разрыв в силе хитростью и внезапностью.
— А сам он? — задал вопрос, тщательно контролируя голос. Ни дрожи, ни страха, только деловой интерес.
— Я не знаю, но он очень силён. Очень, — продолжила мамаша.
В комнате стало душно. Воздух сгустился, наполнился напряжением. Дождь за окном затих, словно прислушиваясь к нам. Нужно избавиться от свидетелей, этот разговор — только для моих ушей.
— Витас, выйди, — приказал я.
Лейпниш кивнул и оставил нас одних. Звук закрывающейся двери — мягкий щелчок, шаги удаляются по коридору, молчание.
— То, что в тебе было, — его рук дело?
— Да! — кивнула она, и в этом движении было какое-то странное облегчение.
Правда, наконец-то! Кусочек головоломки встал на место. Император помещает Зло в своих женщин. Для чего? Контроль? Эксперимент? Часть большего плана?
— Зачем это ему? — подался вперёд, игнорируя протест рёбер. В висках застучала кровь.
Близко. Я близко к чему-то важному.
— Все его наложницы и даже жёны со Злом внутри, — ответила она. — Теперь я мусор, бесполезна! Моя красота не спасёт. Меня отдадут на потеху магам.
Голос сорвался на последней фразе. Впервые я увидел в ней настоящий страх. Не игра, не манипуляция, а первобытный ужас перед возвращением к тому, кто использовал её как сосуд для чего-то чуждого, древнего, голодного.
Сжал челюсти так, что заныли зубы. Головоломка складывалась, но картина напрягала своими масштабами. Гарем женщин со Злом, армия магов высшего ранга и посланник на троне.
— Может быть, это и неплохо. Ты, во всяком случае, будешь занята и не станешь мешаться под моими ногами, — пожал плечами, возвращая контроль.
Спина выпрямилась, маска равнодушия вернулась на место.
— Это будет вначале, а дальше только мучения и смерть. Тебе не жалко маму? — у неё на глазах снова появились слёзы.
Молчание стало моим ответом.
Дождь снова усилился. Капли разбивались о стекло с яростью, словно пытаясь прорваться внутрь.
— Что же ты за сын такой? — вопрос повис в воздухе. В нём слышалось искреннее недоумение. Она действительно не понимала.
— Твой, — хмыкнул в ответ.
Улыбка вышла кривой, холодной. В её глазах мелькнула тень узнавания. На мгновение она увидела в моём лице отражение собственной безжалостности. И это напугало Василису.
— Павел, император… Он, его связи, сила… Лучше не вставай на его пути. Он пока лишь развлекается. Как только почувствует в тебе угрозу — убьёт. Ему нужна лишь твоя жила, — Василиса произнесла это тихо, почти шёпотом.
— А кровь? — поднял бровь.
Интуиция подсказывала, что здесь есть ключ к чему-то важному. Моя кровь, моя способность подчинять монстров. Зачем это императору? Почему Василиса так жаждала её получить?
— Она была нужна мне, — ответила женщина. — Я думала, что так смогу освободиться и уйти, стать сильнее. Буду сама решать, что делать дальше.
Вот оно… Правда, обнажённая и простая. Кровь как ключ к свободе, как защита от императора и его планов, как билет в новую жизнь.
— Бедная мамочка. Сама раздвинула ножки перед мужиком, который впихнул в неё Зло, а потом решила скинуть ошейник. Всего-то нужно убить сыночка. Эх, было бы время, вручил тебе награду «Лучшая мать». Этой информации недостаточно, чтобы я сохранил тебе жизнь. Ладно… Его слабости? Как убить? Что сдержит? Какие у него планы?
— Я не знаю… — опустила она голову.
Пальцы нервно комкали ткань покрывала, плечи поникли. Волосы упали на лицо, скрывая выражение. Сломалась? Или снова играет?
Я шумно выдохнул. Часы отсчитывали секунды: тик-так, тик-так. Время утекало сквозь пальцы.
— Но… — Василиса резко вскочила, и с неё слетело покрывало.
Демонстративно отвернулся. Манипуляция на манипуляции — примитивно. Она играет женской картой, будто я подвержен таким простым уловкам.
— На севере что-то есть, — начала тараторить. — Османская империя, Джунгария, Монголия — это всё его союзники и подчинённые. Но север — враг! Он хочет его уничтожить. Там что-то, чего он боится.
Слова срывались с её губ лихорадочно. В голосе — отчаяние человека, хватающегося за последнюю соломинку. Глаза расширены, дыхание частое. Она цеплялась за возможность выжить любой ценой.
Я повернул голову. Вгляделся в её лицо, игнорируя наготу. Не врёт.
Карта мира развернулась в воображении. Османская империя, Джунгария, Монголия — южные и восточные соседи. Все подчинены императору, если верить её словам. А север… Что там, на севере? Легенды говорят о суровых землях, льдах, странных магических аномалиях. Это могло быть чем угодно. Но если император боится… Значит, там действительно что-то есть. Что-то достаточно могущественное, чтобы держать в страхе мага двадцатого ранга. Союзник? Оружие? Древняя сила?
— Я клянусь кровью и родом, что больше ничего не знаю! — Василиса попыталась приблизиться.
Клятва сработала, глаза вспыхнули. Магия крови проверила её слова на истинность и подтвердила: не врёт.
— У тебя нет рода, а кровь испорчена Злом, — пожал плечами.
Слова прозвучали как приговор. Её лицо исказилось от боли — не физической, а той, что глубже. Удар по самой сути. Ей нечего предложить, кроме этого обрывка информации о севере.
— Умоляю! — упала она на колени.
Обнажённая, уязвимая, без малейших следов той гордой и опасной женщины, которой была.
— Витас! — крикнул я.
Мужик зашёл, и снова реакция на голую женщину. Тут же укрыл её покрывалом.
— Отправить в особняк и закрыть, — сказал ему.
В голове было несколько планов насчёт Василисы. Пока она полезнее живой, чем отдать её императору или убить. Возможная приманка, а может, и разменная монета, если переговоры зайдут в тупик.
Женщину увели. Пальцы одной руки стучали по кровати. Ладно, будем разбираться с этими посланниками. Встал. Чувствовал я себя… Обычная медицина не помогла.
Оглядел комнату. Скудная обстановка: кровать, стол, пара стульев, стены голые, только одно окно с видом на город. Дождь почти прекратился, лишь редкие капли стучали по стеклу.
Я достал из кольца пару десятков лечилок, восстановление магии и выносливости. Первое зелье — прозрачная жидкость с лёгким голубоватым оттенком. Сорвал пробку зубами, опрокинул содержимое в рот. Вкус — как будто жуёшь сырую мяту, смешанную с металлической стружкой. Горло обожгло холодом, магия заструилась по венам, направляясь к повреждённым рёбрам.
Пил, лил на раны, и так по кругу. Кожа зудела, мышцы подёргивались, кости ныли. Регенерация — это больно. Всегда.
Зажмурился, сжал челюсти. В источнике заворочалось что-то, магия отзывалась на зелья, усиливая их действие. Я чувствовал, как она струится по каналам, латает повреждения, восполняет потери. Минута, две, пять… Дыхание постепенно выравнивалось. Боль отступала, превращаясь в тупое ноющее ощущение где-то на краю сознания.
Примерно за час я закончил. Пустые флаконы отправились обратно в кольцо — пригодятся. Источник почти восстановился, физическое состояние — терпимое.
Бинты присохли к ранам. Приходилось отдирать медленно, осторожно, чтобы не разбередить только что затянувшиеся порезы. Некоторые участки приходилось смачивать водой из стоявшего рядом кувшина. Слой за слоем, виток за витком белая ткань, пропитанная кровью, медленно отделялась от кожи. Под ней проступали рубцы — красные, воспалённые, но уже не кровоточащие. Рёбра срослись неидеально, я чувствовал небольшие бугорки в местах переломов. Но с этим придётся жить.
Последний виток бинта. Глубокий вдох — проверка. Лёгкая боль, но уже терпимая. И выдох. Можно работать.
Подошёл к зеркалу и посмотрел. Нормально, готов дальше двигаться. Тело испещрено шрамами, выгляжу старше своих лет — война делает это с каждым. Но глаза — те же, холодные, расчётливые, решительные.
Пора бы уже тут заканчивать и нужно ехать в Османскую империю. Достал из пространственного кольца костюм — чёрный, строгий, идеально подогнанный. Пальцы ловко застёгивали пуговицы, поправляли воротник, расправляли складки. Отражение в зеркале изменилось. Уже не раненый воин, а граф, дипломат, политик.
Источник стабилен. Я готов. План выстроился чётко: сначала переговоры с империей, затем — Османская империя, потом джунгары и подготовка к путешествию на север. Если там действительно что-то, чего боится император, я должен это найти, использовать против него.
Вышел из комнаты и понял, что меня разместили в здании администрации. Оказался на улице. Ночь. Свежий воздух ворвался в лёгкие. Пахло мокрой землёй после дождя, дымом костров и чем-то жареным. Желудок отозвался напоминанием, что еда была бы не лишней. Потом. Сейчас есть дела поважнее.
Ночной воздух звенел от возбуждённых голосов и смеха. Костры освещали широкий круг, в котором происходило состязание. Монголы толпились вокруг, подбадривая соперников выкриками и свистом. Пар от их дыхания поднимался вверх, смешиваясь с дымом.
Я огляделся. Двое в круге, раздеты по пояс. Шла битва.
Тимучин двигался неестественно для своего возраста. Тело — вяленое мясо, натянутое на стальной каркас. Мускулы под кожей перекатывались, словно живые. Каждый шрам рассказывал историю: удар саблей по левому плечу, клык волка на шее, след от стрелы под рёбрами.
Интересно наблюдать. Хан контролировал дыхание: выдох на атаку, вдох при отступлении — классическая техника. Ноги расставлены чуть шире плеч, центр тяжести занижен. Готов к броску в любую сторону.
Ам атаковал прямолинейно. Голова опущена, плечи подались вперёд. Сила есть, техники нет. Руки обхватили старика поперёк туловища, мышцы подростка вздулись. Попытка медвежьего захвата. Ошибка.
Тимучин не сопротивлялся, позволил взять захват. В его глазах вспыхнула хитрость. Старый волк знал, что делает.
Ам напрягся, попытался поднять противника. Лицо покраснело от усилий, на лбу вздулись вены, зубы стиснуты в оскале. Странно, почему? Где его сила?
Момент истины. Хан резко присел, отцентровался. Бросок через бедро, движение — молниеносное, точное. Ам взлетел. Глаза расширились от удивления. Гравитация сделала своё дело: спина врезалась в землю, глухой удар.
Толпа взорвалась криками. Монголы колотили друг друга по плечам, деньги переходили из рук в руки. Ставки были сделаны заранее.
Я проанализировал их технику. Тимучин — классическая борьба. Использует вес противника, перенаправляет силу, экономит энергию. Ам — грубая мощь без понимания механики тела. Полагается на физические данные.
Подросток поднялся, отряхнулся. На лице — азарт, не обида. Хороший признак. Значит, он учится.
Второй раунд. Ам изменил тактику, попытался схватить за руку. Тимучин ушёл в сторону. Подножка, снова падение.
Третий раунд. Теперь подросток действовал осторожнее. Изучал движения противника, искал слабые места. Нашёл.
Левая нога хана чуть волочилась — старая травма, едва заметная, но есть. Ам атаковал именно туда. Захват за голень. Тимучин потерял равновесие на мгновение. Этого хватило, хан упал, но сгруппировался. Перекат назад, мгновенно на ноги. И улыбнулся.
— Хорошо, волчонок. Видишь слабость.
Голос звучал без раздражения. Наставник оценивает ученика.
— Павел Александрович, — обратился Витас, возникший рядом, как тень. — Ваша… отправлена в особняк с охраной. С ними…
— Ничего не случится, — успокоил его. — Она под моим контролем.
Взгляд Лейпниша выражал сдержанное сомнение. Витас знал о Василисе достаточно, чтобы не верить в её безобидность, но доверял моим решениям.
Я дёрнулся, словно меня ударили током. Кое-что вспомнил.
— Жди тут! — сказал Лейпнишу.
Мужчина кивнул, в его глазах мелькнуло понимание. Он уже привык к моим внезапным решениям, к тому, что я иногда действую, повинуясь интуиции.
Достал морозного паучка и забрался на его спину. Хитиновый панцирь холодил ладони. Восемь ног беззвучно переступали, готовые сорваться с места по первому сигналу. Создание, рождённое серой зоной, абсолютно преданное мне.
Направил его к стене. Паук двинулся — сначала медленно, затем всё быстрее. Ноги перебирали с удивительной скоростью, тело слегка покачивалось на ходу. Обзор с его спины — отличный, выше человеческого роста, можно видеть через головы толпы.
Мои люди по-прежнему в полной боевой готовности. Стоило только пересечь стену, как увидел новый столик, и пока за ним никого нет. Белая скатерть, два стула. Символ перемирия, нейтральная территория для переговоров.
Спустился. Нашёл место, где Ам убил мага. Вот только там ничего не оказалось. Тело забрали, как и то, что я надеялся получить. Жаль. Земля впитала кровь, оставив лишь тёмное пятно. Трава примята, видны следы борьбы, но никаких ценных артефактов. Где труп второго мага? Того, который со мной сражался?
Сканировал территорию магическим зрением, искал следы недавней битвы. Кровь впиталась в землю, трава примята, видны борозды от упавшего тела. Металлический блеск, полузакрытый комом земли, — тонкая цепочка. Как её не заметили?
Наклонился, пальцы подхватили находку. Отряхнул от остатков яда. Холод металла. Работа ювелира высочайшего класса. Звенья — микроскопические, каждое — отдельная руна. Цепочка сама по себе артефакт. Кристалл на конце размером с ноготь мизинца. Внутри — завихрения энергии подчинения. Четырнадцатый ранг минимум.
Приблизил к глазам. Структура кристалла нестандартная. Что это такое? Огляделся. Странно, что не осмотрели место битвы, артефакт-то редкий. Империя богата или глупа? Возможно, и то, и другое.
Сосредоточился и только сейчас почувствовал магию. Да это же ментальная! Да ещё и с… некромантией. Интересная комбинация. Кто в империи создаёт такие вещи? Придворный маг? Мастерская при дворце? Или частная лаборатория? Я бы заказал таких несколько десятков. Пока сделал мысленную заметку узнать, вдруг можно обменять на кристаллы.
Убрал артефакт в пространственное кольцо, отдал приказ возвращаться. Встречу я планировал раненько, с утра. Вывесим свой флаг, и тогда представитель придёт.
Паук развернулся одним плавным движением. Скорость нарастала постепенно, переходя в размеренный бег.
Интересно, кого в этот раз пришлют? Снова генерала? Или рангом пониже, чтобы не рисковать? Или вообще дипломата? Император не дурак, он должен понимать, что потеря ещё одного высокопоставленного офицера будет выглядеть как слабость.
Слез с паучка рядом с Витасом. Бросил взгляд на Ама с Тимучином. Подросток тужился, пытаясь сбросить хана с себя. Лицо покраснело от напряжения, на лбу вздулись вены. Тимучин же расположился сверху, фиксируя противника болевым захватом. На его морщинистом лице играла довольная улыбка.
Странно видеть их вместе. Соревнуются, как обычные люди. Будто в этом мире нет ни рухов, ни Зла, ни посланников, готовых уничтожить всё живое. Для них сейчас существует только схватка, только момент. Чистое соперничество без примеси политики или магии. Что-то в этом есть… правильное, настоящее.
— Вывешивай флаг, — приказал я.
Лейпниш кивнул и удалился выполнять распоряжение. Его фигура растворилась в толпе монголов.
Подошёл к хану.
— У нас дела, — сказал я, когда лысый пытался схватить старика, а тот его бросил.
Монгол тут же вскочил и оскалился.
— Я готов! — сказал он и ещё раз бросил Ама, который попытался на него напасть. — А тебе, волчонок, учиться и учиться. Сила есть, но вот тактики, стратегии и мастерства не хватает.
Тимучин говорил без снисхождения или высокомерия. Просто констатировал факт, как наставник, оценивающий успехи ученика. В его глазах светилось что-то вроде одобрения. Он видел потенциал в этом странном мальчишке.
— Я медвежонок! — тут же заявил подросток.
Гордость в голосе заставила меня внутренне усмехнуться. Ам всегда будет Амом.
— Как скажешь… Как скажешь… — хмыкнул Тимучин.
Удивительно. Хан, который построил империю, был духом много лет, сейчас дерётся с монстром в человеческом обличье, чтобы доказать себе и остальным, что он ещё сильный, что он не старик. Хотя мог бы занять другое тело, но, как я понял, ему комфортнее именно в такой оболочке.
Ам поднялся и отряхнулся. На его лице играла азартная улыбка. Поражение не задело его гордость. Наоборот, казалось, разожгло желание учиться, становиться лучше. В этом тоже было что-то… почти человеческое.
— Ты хочешь использовать меня и моё войско как элемент устрашения? — спросил Тимучин.
Он смотрел прямо, без лукавства, понимал мои намерения, даже не требуя объяснений. Разумеется, старый волк видит стратегию насквозь.
— Да, — кивнул. — Если не согласятся, тогда будет то, что ты так хочешь… Битва!
— Надеюсь, они выберут второй путь, — хмыкнул старик.
В его глазах вспыхнул азартный огонёк. Пальцы непроизвольно сжались, словно уже держали рукоять меча. Тимучин жаждал сражения.
А я бы предпочёл первый вариант. У них мои люди, мне нужно ехать дальше по делам. Оставаться ещё… Сильно помешает, и придётся всё заново придумывать.
Мы уже шли к воротам. За нами следовала сотня монголов. За спиной слышался лязг оружия, приглушённые разговоры. Воины готовились к возможному бою, проверяли снаряжение, обменивались короткими фразами.
Створки открыли, и мы вышли. Ночной воздух был прохладным. Заметил, что листья на деревьях уже пожелтели. Хм… Как-то не увидел сразу. Осень во всей своей красе, скоро зима. Звёзды мерцали на чистом небе. После дождя всё словно обновилось, стало свежим и ярким.
Перед нами расстилалась равнина, а за ней — тёмная масса имперского лагеря. Видны были палатки, костры, часовые у постов. Они тоже ждали. Знали, что решится судьба многих.
— Кристаллы, зелья, оружие, артефакты, — начал я, обращаясь к Тимучину. — Получите, как прибудем в особняк.
— Само собой, — кивнул хан. — Я потом на джунгаров пойду. Может, ты со мной? — глаза сверкнули. — Там точно будет битва и хорошая. Разомнём кости.
— Прости, Тимучин, но есть кое-какие обязательства, — пожал плечами. — Но как только закончу, если потребуется помощь… Можешь на меня рассчитывать.
Хан понимающе кивнул. Он ценил прямоту и честность. Лучше откровенный отказ, чем пустые обещания — такова воинская этика во все времена.
Замолчали, сели. К нам кто-то вышел. Силуэт приближался от имперского лагеря. Четыре фигуры: офицер впереди, три солдата позади. Изучил идущего. Походка была уверенной, но напряжённой. Спина прямая, военная выправка, руки свободно висели. Он не готовился к бою или хотел так показать.
Лицо стало различимым. Сосулькин. Снова его! Интересный выбор. После смерти генерала могли прислать кого угодно — нового генерала, дипломата, мага высокого ранга, но отправили того же подполковника. Почему? Либо кадровый голод, либо специально. Сосулькин уже имел со мной дело, знал мои повадки. Может быть, рассчитывали на установленный контакт? Или он добровольно вызвался, желание исправить ошибки командования? Уважаю таких.
Подполковник сел за стол. Движения сдержанные, контролировал каждый жест. Руки положил на столешницу. Открытая поза, демонстрация мирных намерений.
Изучил его лицо: усталость, глубокие тени под глазами. Когда последний раз спал? Новые морщины вокруг рта. Стресс. Плечи были напряжены сильнее обычного, мышцы шеи тугие. Ожидает плохого исхода переговоров. Правильно ожидает.
Я спрятал раненую руку под столом, продемонстрировал здоровую. Пусть думает, что бой с генералом прошёл легко, пусть переоценивает мои возможности. Психология. В переговорах она важнее силы.
— Павел! — голос подполковника звучал ровно, но я слышал микродрожь в конце фразы.
Напряжение. Он помнил нашу последнюю встречу. Помнил, чем закончилась. Зрачки слегка расширены, учащённое дыхание, адреналин в крови — организм готовился к опасности. Хорошо, страх — полезный союзник.
— Эдуард Антонович, — ответил сухо.
Формальность как оружие. Подчеркнул дистанцию. Мы не друзья, не товарищи. Наблюдал за его реакцией: едва заметное напряжение лицевых мышц. Он надеялся на более тёплый приём. Не дождался.
Сосулькин оглядел Тимучина. Старый хан сидел, скрестив руки на груди. Его лицо, испещрённое морщинами, было непроницаемой маской. Только глаза выдавали интеллект и опыт многих десятилетий войн и интриг. Сделал правильные выводы. Хан опасен, очень опасен.
Подполковник вернул взгляд ко мне. В глазах — вопрос. Кто этот человек? Союзник? Наёмник? Или что-то большее?
Не ответил, пусть гадает. Неопределённость усиливает давление.
Изучил язык его тела. Руки слегка сжаты — готов был схватиться за оружие при первой угрозе. Ноги под столом расставлены — готовность к прыжку.
Профессионал, опытный боец. Но сейчас он был не в бою,а в переговорах, здесь другие правила.
— Кто этот господин? — наконец-то спросил Сосулькин.
— Что с моими людьми? — я проигнорировал вопрос.
Сосулькин должен сразу понять иерархию в этом разговоре. Я задаю вопросы, он отвечает. Когда я сочту нужным, он получит информацию. Не раньше.
— Насчёт этого… — поморщился подполковник. — Это была не моя инициатива. Я пытался.
Искренность прозвучала в его голосе. Он действительно не хотел этой эскалации. Военный, понимающий цену крови и сражений, но выполняющий приказы, даже если они противоречат его личным убеждениям.
— Меня слабо интересует, — оборвал его. — Это сделали.
Холод в моём голосе мог бы заморозить воду.
— Что с генералом? — задал он вопрос.
Глаза Сосулькина на мгновение вспыхнули тревогой.
— К сожалению, погиб, — выдохнул я. — Переоценил свои силы и возможности. Допустил фатальную ошибку.
Не стал уточнять, что ошибка заключалась в недооценке меня. В решении, что со мной можно играть, как с пешкой.
— Плохо… — покачал головой Сосулькин. Искреннее сожаление отразилось в голосе.
— Это была не моя инициатива, — вернул его слова. — Я пытался.
Зеркальный ответ, острый укол. Напоминание, что ответственность лежит на тех, кто начал эту игру. Я лишь ответил на агрессию.
Подполковник оценил мой жест. В его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение. Мы оба говорили на языке власти и стратегии.
— Что дальше? — спросил он.
Прямота, солдатская честность — мне это нравилось в Сосулькине. Никаких лишних слов, никаких витиеватых фраз, только суть.
— Думаю, вот как мы поступим, — наклонился. — Вы мне немедленно возвращаете всех моих людей. Если кто-то из них пострадал, то я убью тысячу.
— Дерзко! — тут же выдал подполковник.
В его голосе слышалось не возмущение, а, скорее, профессиональное уважение к смелому ходу.
— Потом вы уходите, снимаете блокаду. Если увижу кого-то на территории… Он умрёт.
Где-то вдалеке завыл волк.
— Магинский, это невозможно! Приказ императора.
Сосулькин был солдатом до мозга костей. Приказы для него — священны, даже если они противоречат здравому смыслу или личным убеждениям.
— Ты! — рявкнул монгол. — Я Тимучин, хан. Со мной войско в почти триста тысяч.
Голос Тимучина прогремел, как раскат грома — властный, не терпящий возражений. Лицо Сосулькина тут же напряглось. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но замолчал.
— Твой император, — продолжил старик, — пошёл против моего брата, моего союзника. Попытались его убить и вторгнуться на земли. Я такое не прощаю. Ты ещё дышишь, как и твоё войско, только потому что меня об этом попросили. Цени солдат. У тебя есть выбор, сдохнуть или сбежать. Решай сам.
— Павел, — посмотрел на меня Сосулькин. — Вам же доставляли сообщение от генерала.
Взгляд подполковника искал подтверждение, опору — что-то, за что можно зацепиться в этом хаосе.
— Да, — кивнул. — Так я ничего делать и не собираюсь, — хмыкнул. — Ваши действия оскорбили великого хана. И если уж он решил сражаться… То как я могу этому помешать? Моя территория лишь станет плацдармом для его войска. Как я понял, Тимучин хотел получить немного русской земли, до Томска, кажется. Прав?
Намеренное преувеличение, провокация. Ход в игре, где ставки растут с каждой минутой.
— В точку! — голос старика звенел.
Его глаза сверкнули пониманием. Старый волк сразу уловил мою стратегию и подыграл. Наше партнёрство только укреплялось в этом танце власти и угроз.
— Но… — тут же напрягся подполковник. — Это война! Магинский против твоей страны и императора.
Отчаяние мелькнуло в его голосе. Он видел, как ситуация выходит из-под контроля, как локальный конфликт грозит перерасти в полномасштабную войну.
— Моей? — поднял бровь. — Давече тут сказали, что меня и мои земли никто не признаёт. Почему-то устроили блокаду, выкрали моих людей, пытались меня убить. Эдуард Антонович, вы серьёзно?
Логика, которую невозможно опровергнуть. Империя сама создала эту ситуацию, сама загнала меня в угол и теперь пожинает плоды своей недальновидности.
Сосулькину было нечем крыть. Он это понимал, я и хан — тоже. Сейчас на него упала бремя решения. Война с монголами, когда на юге неспокойно и уже сражаются с северянами, или отход. Какой бы сильный и могущественный император ни был, три направления он не потянет, как и империя.
Я подготовился. Шахматная партия подходила к эндшпилю. Ещё несколько ходов, и будет объявлен мат. Или… неожиданный поворот.
В глазах подполковника мелькнуло что-то. Решимость? Смирение? Осознание?
— Я должен это… — начал он, но был грубо прерван.
— Сидеть! — ударил кулаком Тимучин. — Я тебя ещё не отпускал. Говори здесь и сейчас, война или нет. Людей сейчас же возвратить. Если выберешь первое, на что я очень надеюсь, ты умрёшь здесь, это я тебе обещаю. Руки чешутся кого-то убить. Всё нутро горит, как хочется битву.
Глаза хана горели жаждой крови. Рука непроизвольно легла на рукоять меча, пальцы поглаживали потёртую от долгого использования рукоять. Подполковник снова посмотрел на меня, будто искал защиту, но я никак не отреагировал. У империи был шанс. Не я пошёл войной первый.
Лицо Сосулькина менялось. Умный мужик, стратег, и он всё понимал. Даже генерал сказал, что воины нужны в другом месте. А если они тут полягут, стране это ничего хорошего не принесёт.
Да, бремя ответственности на нём. В случае чего сделают козлом отпущения, но это не мне решать. Попросит — возьму его в род, а захочет и дальше служить — его выбор.
Ветер стих, словно сама природа затаила дыхание, ожидая решения.
— Могу ли я?.. — начал Эдуард Антонович.
Голос — хриплый, напряжённый. Он искал компромисс, какой-то выход из этой патовой ситуации.
— Нет! — оборвал его хан. — Время на раздумья кончились, когда вы напали на моего брата. Говори здесь и сейчас. Или нам прислали какого-то мальчика, а не воина?
Оскорбление, рассчитанное на гордость. Тимучин умело давил на самолюбие противника, заставляя его принять решение под давлением эмоций. Тишина. Молчание. Все напряжены. Восход солнца. Новый день.
Давай, Сосулькин, у тебя только один правильный выбор. Просто скажи, и каждый дальше займётся делами. Ты сохранишь армию.
Первые лучи солнца коснулись горизонта, окрасив небо в розовые тона. Ночь отступала, уступая место дню. Символично.
В этот момент я почувствовал движение магии. Воздух сгустился, заискрился от магической энергии. Волоски на руках встали дыбом. Запахло озоном. Небо над нами рассекли две яркие вспышки, словно молнии в ясный день.
Маги высшего ранга. Демонстрация сил или… отчаянная попытка переломить ход переговоров? В любом случае слишком поздно и слишком мало.
Тимучин даже не повернул голову. Для него это был просто ещё один ход в игре — ожидаемый, просчитанный, неэффективный.
Я тоже остался неподвижен. Только внутренне собрался, готовый к бою, если понадобится. Перед нами стояли те два мага пятнадцатого ранга. Жаль, а я хотел их захватить и переподчинить себе, но не получилось. Ничего, попробую в следующий раз.
— С вами будет говорить монарх Русской империи, — сказал маг ветра. — Через меня.