Я стоял и смотрел на дверь. Металл потемнел от времени, петли заржавели, на поверхности виднелись царапины. Похоже, кто-то до меня пытался выбраться отсюда. Вот только безуспешно…
Ещё одно подтверждение, почему я не взял с собой никого из своих людей и монстров, — враги добрались даже до адвоката.
Жалко ли мне Сюсюкина? Да. Почему-то понравился этот мужичок. Тихий, заикающийся, но с железной хваткой в вопросах права. И то, что с ним сделали… Зря! Мысли искали выход, искали способ отомстить. Мой суд продолжится с ним или без него, и это факт, но теперь у меня есть личные счёты.
Я прошёлся по камере. Четыре шага в длину, три — в ширину. Тесно, как в гробу. Сел на койку. Матрас жёсткий, пружины скрипят, подушка плоская, как блин.
Брать адвоката от суда я не планирую. Уверен, у него другие задачи и цели в моём деле. Но зачем тогда решили прислать? Передать какое-то сообщение?.. Кивнул сам себе. Ладно, подождём, послушаем, что там приготовили.
Снова взял документы, которые оставил Сюсюкин. Бумага шуршала в тишине камеры. Мужик словно чувствовал, что может не дожить до суда. Каждая страница исписана его мелким, аккуратным почерком.
— И ведь, собака, не боялся… — хмыкнул я в пустоту.
А может, боялся, но делал свою работу. Это ещё более достойно уважения.
Бумаги легли в руки, и я начал внимательно изучать всё ещё раз. Стратегия защиты, ссылки на законы, прецеденты. Феноменальная память адвоката работала безотказно: он помнил даты, номера дел, точные формулировки статей. План был хорош, даже очень хорош. Но теперь мне предстоит воплощать его самому.
Минуты тянулись медленно. В камере не было окон, поэтому судить о времени суток приходилось по звукам за дверью. Изредка проходили охранники, их шаги эхом отдавались в коридоре.
А я всё думал о том, как мои враги добрались до Сюсюкина. Авария? Конечно же! Водитель врезался в столб — как удобно, как предсказуемо.
Дверь моей камеры открыли. Вошёл мужик лет тридцати, с залысинами и в помятом костюме — слишком дешёвом. Ткань блестела от частых носок, локти протёрлись. На запястье — старые часы на кожаном ремешке.
Он огляделся и тут же сам сел за стол — без приглашения, без церемоний. Поставил на столешницу видавший виды портфель, щёлкнул замками.
— Краснобогатько Станислав Кириллович, — представился он голосом, в котором слышалась усталость. — Адвокат столичного суда Российской империи.
Я кивнул ему и ничего не ответил, посмотрел внимательнее. Лицо обычное, ничем не примечательное — такие теряются в толпе за пять секунд. Глаза серые, водянистые. Взгляд неуверенный, бегающий.
— Я ознакомился с вашим делом, — достал он бумаги из портфеля. Листы были помятые, с загнутыми углами. — Суд равных?.. — поднял бровь мужик. — Очень хорошая задумка — убрать тех, кто, скажем так, вам завидует. Большая жила в стране, молодой аристократ…
— Ага, — согласился, продолжая наблюдать.
— Давить на то, что вы военный, честно отслужили, оставили род, воевали и даже заключили мирный договор… — продолжил Краснобогатько и замолчал на мгновение. — Павел Александрович, настоятельно советую вам завтра молчать. Я буду за вас говорить, попробуем продавить обвинение.
В его голосе послышались нотки нервозности. Пальцы барабанили по столу, взгляд не фокусировался ни на чём конкретном.
— Вы делаете вид, что пытаетесь мне помочь? — поднял бровь.
— Почему делаю? — хмыкнул адвокат. — Если думаете, что я как-то связан с теми, кто напал на вашего предыдущего юриста… То страшно ошибаетесь. Я обычный клерк по факту, работаю в администрации. Был бы и рад, чтобы меня кто-то подкупил или денег дал. Но где там, шиш!
Последние слова прозвучали с горечью. Мужик явно не купался в роскоши.
Я воспользовался моментом, достал иголочку правды из пространственного кольца — маленький артефакт, тоньше обычной швейной иглы. Подавил в себе смешок и бросил.
Краснобогатько замер. Глаза его стали стеклянными, пустыми. Он не маг — хватило десяти секунд, чтобы артефакт подействовал.
— Кто вас послал? — спросил я спокойным голосом.
— Суд, — ответил юрист механическим тоном.
— Что вам приказали?
— Представить ваши интересы.
— Вы связаны какой-то клятвой?
— Только преданности государству и суду.
— Каковы мои шансы, что я выиграю?
— Нулевые, — ответ прозвучал без эмоций. — Как я понял, у обвинения есть доказательства, которые вы не сможете опровергнуть. Ваш Сюсюкин мог бы поиграть с его знаниями старых законов. А вы?.. Я? Кто-то другой?.. Вряд ли.
— Что советуете?
— Перед слушанием поговорить с обвинением и пойти на сделку. Уверен, я смогу выторговать вам жизнь, сохранение всех ваших денег. Но титул, земли, жила — увы, всё перейдёт государству.
— Без вариантов?
— Я их не вижу. Пусть и не лучший адвокат, но кое в чём разбираюсь. Знаю, когда есть шансы, а когда они отрицательные. У вас второй случай.
О, рост! Сначала нулевые, а теперь отрицательные. Математика у них интересная.
Я достал из его тела иголку правды. Мужик вырубился и лёг на стол лицом вниз, через двадцать минут пришёл в себя.
— А? — вскочил он, оглядываясь по сторонам.
— Вы уснули, — улыбнулся я. — Видимо, тяжёлый день.
— Если бы… — протёр глаза Краснобогатько. — Сложные годы. Вот документы, — достал из портфеля смятые бумаги. — Нужно их подписать, чтобы я смог представлять вас в суде. Также я принесу вам временную клятву, на тот период, пока идёт процесс.
— Благодарю, — кивнул в ответ. — Но я, пожалуй, сам.
— Но!.. — тут же попытался возразить адвокат.
— Всё в порядке, — остановил его поднятой рукой. — Как видите, с моими… юристами случается всякое. Уверен, что вас заставили взять моё дело, поэтому упрощу жизнь вам и себе. Я сам буду защищать свои интересы в суде.
Мужик облегчённо выдохнул. На его лице отразилась неприкрытая радость.
— Как скажете, граф, — поднялся он, собирая бумаги. — Желаю вам удачи!
Краснобогатько постучал в дверь, и её открыли почти мгновенно. Через пару секунд я остался один.
Значит, даже нормального адвоката прислали? Неплохо! Хотели, чтобы я согласился на сделку, отдал всё в обмен на жизнь. Думают, что испугаюсь и сдамся?
Пальцы постучали по матрасу. Я поднялся и подошёл к столу. Из пространственного кольца достал лист с гербом Амбиверы. Бумага была особенная — плотная, с едва заметным перламутровым отливом. Аккуратно разложил её на столе, расправил углы. В папке Сюсюкина нашёл карандаш.
Кинжал из пространственного кольца скользнул в руку — лезвие холодное, острое. Полоснул себе ладонь быстрым движением, а перед этим снял защиту своей кожи. Боль резанула, но терпимо. Кровь выступила тёмно-красными каплями. Я собрал небольшую лужицу в ладони, ткнул грифель в красную жидкость. Карандаш пропитался кровью, оставлял на бумаге следы тёмными, почти чёрными буквами. И я начал писать медленно, выводя каждый символ с особой тщательностью.
Слова ложились на бумагу тяжело. Каждая буква требовала усилий, словно я выцарапывал их на камне. Кровь густела, приходилось снова макать грифель.
Когда закончил, пробежался взглядом по тексту. Вроде всё. Бумага тут же засветилась — сначала тускло, потом ярче. Буквы, написанные кровью, вспыхнули золотым огнём. Лист задрожал в воздухе, поднялся на несколько сантиметров над столом, потом вспыхнул. Яркая вспышка на долю секунды ослепила меня. Когда зрение вернулось, от письма остался лишь пепел — серая пыль осыпалась на столешницу.
Я убрал остатки крови с руки рукавом, промыл стол водой из кувшина, вытер насухо. Следов ритуала не осталось.
Завалился на кровать. Пружины заскрипели под весом. Всё, что мог, я сделал. Если Амбивера получит послание, они среагируют, если нет — буду выкручиваться сам. Осталось дождаться завтра.
Закрыл глаза и попытался уснуть. Сон приходил тяжело. Мысли крутились, не давая покоя: Сюсюкин, суд, враги, планы мести…
Проснулся раньше, чем принесли завтрак. В камере по-прежнему царил полумрак. Подъём оказался тяжёлым: тело затекло за ночь, мышцы ныли. Прошёлся по камере, размялся. Четыре шага туда, четыре — обратно.
В замке загремели ключи, дверь отворилась. На пороге стоял охранник с подносом.
— Завтрак, — буркнул он и поставил еду на стол.
Овсяная каша в металлической миске, компот в стакане — мутный, сладковатый. Белый хлеб, уже немного зачерствевший. Аппетитного мало.
Есть не хотелось. Желудок скрутило от нервного напряжения. Я попробовал ложку каши — безвкусная, липкая. Отодвинул миску. Компот оказался чуть лучше. Кисловатый привкус яблок, много сахара. Допил до дна, а вот хлеб не тронул.
Через тридцать минут меня выпустили. В коридоре ждали два охранника — здоровые парни в тёмной форме, с автоматами на груди, дубинками на поясах. Лица каменные, профессионально безэмоциональные.
— Граф Магинский, пройдёмте, — сказал вежливо старший.
Меня сопроводили до зала суда. Длинный коридор, множество дверей с номерами. Здание жило своей жизнью — слышались голоса, скрип половиц, звук печатных машинок.
У зала номер тринадцать нас встретили уже другие люди. Проверяли документы снова, хотя вчера уже всё досмотрели. Размахивали жезлами-детекторами, щупали одежду.
— Руки в стороны, — приказал один из них.
Я покорно расставил руки. Металлический жезл прошёлся вдоль тела, несколько раз пискнул. Мужики переглянулись, но ничего подозрительного не нашли.
Наконец, меня пустили внутрь. Я прошёл и занял своё место за столом защиты. Стул жёсткий, неудобный, столешница покрыта царапинами и пятнами от чернил.
Зал выглядел по-другому. Вчерашние присяжные исчезли, словно их и не было, вместо них сидели другие люди — мужчины в военной форме. Ордена на груди блестели в свете люстры, выправка кадровых офицеров читалась в каждом движении. Но что-то в их позах настораживало: слишком напряжённые плечи, слишком внимательные взгляды. Это были не простые военные, вызванные по долгу службы, а хищники, изучающие свою добычу.
Майор тут же оказался рядом. Его улыбка стала ещё шире, в глазах плясали довольные огоньки.
— Граф Магинский! — обратился он с деланным сочувствием. — Примите соболезнования.
Я поднял бровь. Что ещё за театр? Интуиция забила тревогу: слишком много радости в голосе для человека, который должен соболезновать.
— Ваш адвокат сегодня ночью скончался в больнице от полученных травм, — добавил он, наблюдая за моей реакцией с нездоровым интересом.
Кивнул и сдержался. Внутри полыхнула такая ярость, что чуть не врезал ему в морду. Молодое тело требовало выхода эмоций, руки сжались в кулаки до побеления костяшек.
«Неужели не сработало?» — промелькнуло в голове. Сжал кулак сильнее и выдохнул медленно. Ничего, мне ещё ответят за смерть адвоката. Теперь это дело принципа.
— Всем встать! — огласили в суде.
Я поднялся вместе с остальными. Зал наполнился шорохом одежды, скрипом стульев. Атмосфера стала официальной, торжественной.
— Мы продолжаем процесс, — заявил мужик в мантии громким голосом. — Разрешите представить официальных присяжных по делу империи против графа Магинского Павла Александровича.
Его голос эхом отдавался от высоких стен зала. Каждое слово падало в тишину, как камень в воду.
— Граф Шереметев — воевал на турецкой границе. Князь Багратион — участвовал в подавлении восстания. Барон Нессельроде — служил в гвардии. Суд переквалифицирован в суд равных, так как Магинский военный и потребовал именно такой формации.
Тем временем я изучал этих военных земельных аристократов.
Граф Шереметев сидел по центру. Мужчина лет пятидесяти, с седой бородой и шрамом на левой щеке. Ордена на груди, спина прямая, взгляд внимательный. Руки лежали на столе спокойно, но пальцы были покрыты мозолями. Настоящий боевой офицер, прошедший огонь и воду. Но в его глазах читалось что-то ещё. Усталость? Разочарование? Он смотрел на меня не как на преступника, а как на загадку, которую предстоит разгадать.
Князь Багратион моложе — около сорока. Тёмные усы аккуратно подстрижены, холодные серые глаза, как у хирурга за работой. На мундире — ордена за подавление мятежей — целая коллекция. Лицо жёсткое, непреклонное. Таких ставят командовать штрафными батальонами, где не до сантиментов. В его позе читалась готовность к жестокости. Руки сцеплены на груди, подбородок приподнят. Он изучал меня с профессиональным интересом палача, оценивающего объект работы.
Барон Нессельроде выделялся аристократической утончённостью. Высокий, худощавый, с тонкими чертами лица. Гвардейские нашивки на рукаве сверкали золотом, но руки грубые, мозолистые — не диванный воин. На левом виске белел шрам от сабельного удара. Его взгляд был самым внимательным. Он не просто смотрел, а анализировал каждый мой жест, каждое движение. В глазах мелькало что-то похожее на любопытство.
Всех троих объединяло одно — они смотрели на меня с профессиональным интересом. Не враждебно, но и не дружелюбно. Оценивающе, как на тактическую задачу, которую предстоит решить.
— Где ваш?.. — уставился на меня судья с плохо скрываемым раздражением.
— Ваша честь! — тут же поднялся Каменев, и в его голосе звучало едва сдерживаемое торжество. — Адвокат обвиняемого, Сюсюкин Эдуард Эдикович, вчера попал в ДТП и сегодня ночью скончался. Суд предложил Магинскому бесплатную замену, но он отказался. Я бы хотел, чтобы граф подписал заявление, что у него не будет претензий к суду.
— Будут, — хмыкнул я спокойно.
Каменев на секунду растерялся. Видимо, ожидал покорности или паники.
— Раз он сам себя будет защищать, — закончил офицер, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией, — это его выбор и ответственность.
— Граф, — внимательно посмотрел на меня судья. — Вы подтверждаете, что добровольно отказались от юридической помощи, предоставленной судом? Что не будете иметь претензий в ходе слушания, если вашей квалификации не хватит, чтобы защитить себя должным образом?
В его тоне слышался скепсис. Мальчишка-граф против опытного обвинителя? Исход предрешён.
— Да! — кивнул твёрдо.
— Обвинение, вам слово, — махнул рукой мужик в мантии.
Каменев поднялся и вышел из-за стола. Походка уверенная, спина прямая.
— Господа земельные аристократы, военные, — чуть кивнул он присяжным с подчёркнутым уважением. — Благодарю, что вы нашли время и силы для этого суда. Я постараюсь не отнять много времени. Дело простое и понятное. Вы уже ознакомились со вчерашней частью, моими доводами и доводами стороны защиты.
Я посмотрел на присяжных. У всех в руках были толстые папки. Они внимательно читали, что там написано. Лица сосредоточенные, серьёзные.
Граф Шереметев медленно перелистывал страницы. Время от времени хмурился, делал пометки на полях ручкой. Движения его были точными, экономными.
Князь Багратион читал быстро, схватывал суть на лету. Его глаза скользили по строчкам с механической точностью. Иногда он поднимал взгляд на меня, словно сверяя написанное с реальностью.
Барон Нессельроде изучал каждый документ тщательно. Тонкие пальцы постукивали по столу в размеренном ритме. На мгновение наши взгляды встретились, и я увидел в его глазах что-то похожее на сочувствие.
— Итак, позвольте, я продолжу, — обратился Каменев к суду торжественным тоном. — Граф Магинский — предатель страны, это понятно из материалов дела. И наша Родина позволяет защищать свои интересы даже таким людям, как он. В военное время — трибунал и смерть! Но мы цивилизованные люди.
Слово «предатель» эхом прокатилось по залу. Каменев специально сделал паузу, позволив ему прозвучать в полной мере.
Я анализировал, как воспринимают речь обвинителя земельные аристократы. Пока они холодно реагировали на эти слова. Наблюдали, смотрели, не выносили поспешных суждений.
Шереметев прищурился, изучая Каменева так же внимательно, как до этого изучал меня. Багратион откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди, — поза человека, готового выслушать обе стороны. Нессельроде продолжал делать пометки.
— А теперь, — повернулся ко мне Каменев с победоносной улыбкой, — граф, ответьте, нападали ли вы на имперских людей на вашей территории?
Первый удар — прямой, без затей. Каменев играл на публику, выставляя меня в роли агрессора.
— Когда они мешали мне защитить свой род, — начал я спокойно, не поддаваясь на провокацию.
— Простите! — улыбнулся офицер ещё шире, как кот, загнавший мышь в угол. — Отвечайте конкретно: да или нет.
Классический приём — запереть в рамки односложного ответа, лишить возможности объяснить обстоятельства.
— Да! — кивнул без колебаний.
В зале раздался шорох, присяжные переглянулись. Каменев торжествующе кивнул — первая кровь его.
— Хорошо, — он стал довольным. — Это договор, который вы заключили с империей? — продемонстрировал мне документ с театральным жестом.
Я пробежался глазами по тексту. Знакомые формулировки, печати, подписи, всё правильно, всё официально.
— Да, — согласился.
— В нём чётко указано, что вы обязаны допускать людей до жилы, обеспечивать их безопасность, — вернул бумагу на свой стол майор. — Но мало кто знает, что ваши условия были… скажем так, весьма дерзкие. Повышенный процент от добычи, плата за аренду земли, плата за охрану.
Теперь игра переходит в другую фазу. Каменев бил по самому болезненному месту — зависти присяжных.
Я глянул на военных земельных аристократов. Они поджали губы и разозлились. Ожидаемо… Мои условия намного выгоднее, чем у остальных. Зависть — это то, что можно использовать, но она же способна и погубить.
Шереметев нахмурился, его шрам побелел на покрасневшем лице. Багратион сжал кулаки так, что костяшки хрустнули. Нессельроде покачал головой с неодобрением, его лицо исказилось гримасой отвращения.
Каменев попал в точку — аристократы считали мои условия несправедливыми. Молодой выскочка получил больше, чем заслуживают они, ветераны войн.
— Император через своего ставленника пошёл на эти уникальные условия, — хмыкнул Каменев театрально, разводя руками. — Пожалел вас. Молодой аристократ, единственный наследник в роду… Проявил милость. А чем отплатили вы?
Пауза. Каменев медленно обошёл мой стол, как хищник, кружащий вокруг раненой добычи.
— Чем? — задал вопрос спокойно.
— Предательством… — выдохнул театрально майор, поднимая руки к потолку. — Доступ к земле закрыт, кристаллы не добываются, деньги не поступают, нападение на людей императора — вот цена вашей благодарности. И ведь это только начало.
Присяжные переглянулись, в их взглядах читалось осуждение. Каменев умело играл на эмоциях, выставляя меня неблагодарным предателем.
— Всё! — поднял руку судья. — Сядьте. Думаю, стоит дать слово графу.
— Как прикажете, — кивнул Каменев и сел, довольный собой.
Настала моя очередь. Я встал медленно, собираясь с мыслями. Оглядел зал, присяжных, судью. Все смотрели на меня выжидающе.
Шереметев откинулся назад, скрестив руки на груди. Его взгляд стал внимательнее — профессиональный военный оценивал, как противник будет защищаться.
Багратион наклонился вперёд, положив подбородок на сцепленные пальцы. В холодных глазах мелькнул интерес — палач хотел посмотреть, как жертва будет бороться.
Нессельроде отложил ручку и полностью сосредоточился на мне. Его аристократическое лицо было непроницаемым, но в глазах читалось любопытство.
— Что ж… — хмыкнул я. — Хорошая история. Очень… Но у меня тоже есть своя.
Пауза. Дал словам повиснуть в воздухе, привлечь внимание.
— Итак, было ли зафиксировано, что предыдущий ставленник императора состоял в сговоре с другими родами против меня?
Первый удар, и сразу в болевую точку — коррупция во власти.
— Дело ведётся, — холодно ответил обвинитель, стараясь уйти от прямого ответа.
— Я не об этом спросил, — остановился рядом со столом, глядя майору прямо в глаза. — Вы же профессионал, в отличие от меня, дилетанта. Есть ли обвинение в том, что господин Запашный превышал полномочия и состоял в сговоре с другими родами?
Каменев заколебался. Отрицать нельзя — документы есть, подтвердить — значит, признать, что система дала сбой.
— Да! — фыркнул он с раздражением.
Отлично! Первая брешь в обвинении пробита.
— Итак, господа земельные аристократы и военные, — повернулся к присяжным, встречаясь взглядом с каждым. — Вот и начало истории. Ставленник императора, тот, кому мы должны доверять, пошёл против меня и моего рода. Такой вот я предатель.
Усмехнулся, давая сарказму прозвучать в полной мере.
Реакция была мгновенной. Шереметев выпрямился, его брови сошлись к переносице. Для кадрового офицера коррупция среди начальства — болезненная тема.
Багратион наклонил голову, изучая меня с новым интересом. В его глазах мелькнуло понимание.
Нессельроде взял ручку и что-то быстро записал. Лицо присяжного оставалось невозмутимым, но пальцы сжались сильнее.
— Следующий вопрос, господин обвинитель, — я продолжил наступление. — Позволил ли он находиться монголам в нашей империи?
— Это решение императора! — тут же возмутился майор, и голос его поднялся на октаву.
— Мне плевать, чьё это было решение, — хмыкнул я, усиливая давление. — Да или нет?
Снова ставлю в рамки односложного ответа. Пусть попробует увильнуть.
— Да! — выпалил обвинитель, думая, что поймал меня в ловушку.
— Нападали ли монголы на мой род? — прозвучал следующий вопрос. Я не давал времени на раздумья.
— Это была провокация. Расследование до сих пор ведётся, — снова заладил он, повторяя заученную формулировку.
— Суд, прошу объяснить, как должен отвечать обвинитель, — повернулся к мужику в мантии с вежливой улыбкой.
Судья поморщился. Попытка Каменева увернуться от прямого ответа выглядела непрофессионально.
— Да, на ваш род нападали монголы, — согласился он нехотя, сжав зубы.
Отлично. Ещё один факт зафиксирован.
— Итак, что у нас выходит? — я повернулся к присяжным, расставляя руки в театральном жесте. — Ставленник императора плетёт против меня интриги, разрешает монголам заехать на территорию нашей страны. Потом они нападают на мой род. И предатель я? Хотя это же было решение императора. Хм…
Сделал паузу, изображая глубокие размышления.
— Странно выходит. После этого должен был упасть в ноги и отдать свою жилу? Да, усилил свою позицию из-за действий против меня.
Остановился и посмотрел на военных земельных аристократов. Чаша весов качнулась в мою сторону.
Шереметев медленно кивнул. Логика военного: если на тебя напали, защищайся всеми доступными средствами.
Багратион прищурился задумчиво. В его холодных глазах мелькнуло одобрение. Палач уважал жертву, которая не сдаётся без боя.
Нессельроде делал пометки на бумаге быстрыми движениями. Он выглядел беспристрастным, но в глазах читался профессиональный интерес.
— Совсем забыл добавить… — я шмыгнул носом, изображая внезапно возникшее в мыслях воспоминание. — Когда нападали монголы, ни ставленник императора, ни СБИ не помогли мне. Вот такая вот поддержка и милость императора.
Последние слова произнёс с едва заметной горечью. Предательство — тема болезненная для всех военных.
— Магинский! — оборвал меня судья резким окриком. — Следите за языком.
— А что я сказал? — поднял бровь с невинным видом. — Это констатация фактов и ответ на слова обвинителя.
— Я вас предупредил, — холодно произнёс мужик в мантии.
— Потом приезжает господин Жмелевский, — продолжил, не обращая внимания на угрозы. — Под предлогом защиты моих земель от монголов вводятся войска императора, о чём вчера сообщил адвокат. Вот только письменного разрешения я не давал. Приезжаю в род, а на моих людей напали. Я отвечаю и защищаю его всеми доступными средствами, как и полагается хозяину земель.
Присяжные довольно кивнули. Для военных логика была железной: защищай свою территорию любой ценой.
— Протестую! — рявкнул Каменев, вскакивая с места. — Устное согласие приравнивается к письменному, если были свидетели, а они есть.
— Принимается, — кивнул судья с облегчением. — Магинский, данный довод некорректен.
Первое поражение, но некритичное.
— Хорошо… — улыбнулся, не показывая огорчение. — Скажите мне, когда были разведаны мои земли на наличие жил кристаллов? — повернулся к Каменеву.
— Полгода назад, — ответил он уверенно.
— А документы, найденные у Запашного? — уточнил, делая вид, что проверяю записи.
— Полтора года назад, — тихо произнёс обвинитель, понимая, к чему я веду разговор.
Тишина в зале стала гуще, присяжные переглянулись — разница во времени выглядела подозрительно.
— Что ж выходит? — начал медленно, смакуя каждое слово. — Ставленник императора узнал о моей жиле, не передал информацию монарху и начал действовать против моего рода. Использовал других аристократов, ещё и монголы напали…
Сделал драматическую паузу, обводя взглядом зал.
— Как-то это подозрительно, не находите?
Шереметев нахмурился глубже. Его военный опыт подсказывал, что слишком много совпадений — не совпадение.
Багратион наклонился вперёд, и холодные глаза заблестели. Охотник почуял след большой дичи.
Нессельроде отложил ручку и полностью сосредоточился на происходящем. На его аристократическом лице появилось выражение человека, разгадывающего сложную головоломку.
— Расследование ведётся, это не относится к вашему делу, граф! — тут же выдал Каменев заученную формулировку.
— Ну конечно… — улыбнулся с нескрываемым сарказмом. — Сообщите, пожалуйста, суду, почему были остановлены работы на жиле.
— На ваш род напали люди из другой страны. По нашим данным, вы нарушили границу монголов, за что они ответили именно вам. По договору вы обязаны были предоставить безопасность и обеспечить работу, — выдал майор очередную заготовку.
— Маги! — я повернулся к присяжным с возмущением в голосе. — На мой род нападали маги, господа. Кровяши, преступники в нашей стране. И что сделала СБИ? Гвардия? Жандармы?
Дал паузе повиснуть в воздухе, создавая напряжение.
— Это я у вас спросил, господин Каменев.
— Мы расследуем ситуацию, — механически ответил обвинитель.
— Ничего! — воскликнул я, разводя руками. — Спасибо! Смотрите, как у нас выходит: всё, что касается меня и что было направлено против меня и рода, расследуется — долго, упорно и тщательно. А вот моё дело уже в суде. Какая оперативность…
Присяжные зашептались между собой. Двойные стандарты были очевидны даже для непрофессионалов.
— Протестую! — вскочил майор. — Домыслы!
— Это личное мнение графа, оно бездоказательно, — добавил судья, пытаясь сгладить неловкость.
— Допустим, — согласился я с видом человека, идущего на компромисс. — Скажите мне, пожалуйста, а когда начались эти нападения, господин Каменев?
— Полтора-два месяца назад, — сухо ответил он.
— Скажите, а где я был в это время? — улыбнулся самой невинной улыбкой.
Майор понял ловушку, но было уже поздно.
— На войне и в Османской империи, — процедил сквозь зубы.
Гул раздался в зале. Присяжные переглянулись с явным неодобрением происходящего.
— Пакт о защите служащего земельного аристократа… — начал я задумчиво. — Им можно подтереться, если выставить так, что это не внутреннее нападение, а внешнее, — сдержал горький смешок. — Мы едем отдавать долг Родине, вот только почему-то она забывает выполнить свой.
— Магинский! — рявкнул судья. — Последнее предупреждение.
— Я закончил, — вернулся за стол с видом человека, сказавшего всё, что хотел.
Земельные аристократы смотрели на меня уже совершенно другими глазами. Теперь я не предатель, а парень, которого пытался раздавить коррумпированный ставленник, причём не один. На скамье обвиняемых сидел тот, кто за нарушение выторговал себе лучшую цену по жиле. А потом меня ещё и предали, пока я служил.
Шереметев одобрительно кивнул. Взгляд был такой, словно он думал: «Этот мальчишка умеет драться».
Багратион откинулся назад с заинтересованным видом. Жертва оказалась не такой лёгкой добычей, как он думал.
Нессельроде быстро что-то записывал, на его лице отразилась сосредоточенность.
Вышло очень неплохо. Наверно, не так профессионально, как у Сюсюкина, но его записи сделали работу. Если бы не он… Пришлось бы действовать по-другому.
А Каменев не собирался сдаваться. Лицо обвинителя приняло решительное выражение — время доставать тяжёлую артиллерию.
— Граф Магинский, — подошёл ко мне с новой папкой, тщательно скрывая злость. — Скажите, что это за документ?
Он протянул бумагу. Я пробежался по ней глазами и сразу узнал. Это…
— Мирный договор между нашей империей и Османской, — ответил и удивился. — Ваша честь, мы же вчера выяснили, что это гражданский суд, а не военный.
— Так-то оно так, — улыбнулся майор с хищным блеском в глазах. — Вот только вы потребовали суда равных. Вы военный, присяжные военные, я и мой помощник — тоже, даже наш уважаемый судья. Так что…
— Суд равных, если он для военного земельного аристократа, может стать военным не по сути, а по рассмотрению фактов, — дал комментарий мужик в мантии.
Ловушка. Красивая, изящная ловушка. Я сам попросил суд равных, теперь они могут рассматривать военные аспекты моего дела.
— Вы его подписали? — уточнил Каменев, держа документ так, чтобы все видели.
— Нет. Султан и наш император. Я лишь был дипломатом и доставил документ.
— Хорошо, — кивнул майор, в его голосе появились торжествующие нотки. — Скажите, что вы получили после подписания этого важного мирного договора? Молчите?.. Ну что ж, я отвечу за вас. Капитан Магинский стал графом. Ему пожаловал титул за заслуги перед страной сам князь Ростовский. Высокая честь для провинциального барона, не находите? Снова милость от нашего императора. Но вам стало этого мало? Правильно, граф?..
Все уставились на меня. Атмосфера в зале изменилась мгновенно. Недавнее сочувствие присяжных испарилось, как утренний туман.
Шереметев выпрямился, его лицо окаменело. Графский титул за дипломатию, когда он проливал кровь на полях сражений за гораздо меньшие награды?
Багратион сжал кулаки. В его холодных глазах появился знакомый блеск — так он смотрел на мятежников перед казнью.
Нессельроде отложил ручку. Лицо аристократа исказилось гримасой отвращения. Покупка титулов — вещь для него неприемлемая.
Так вот что вы, суки, придумали! Но ничего, я подготовился к этому моменту ещё на фронте.
— Султан пожаловал мне титул бея, жену-турчанку и земли, — ответил спокойно, глядя Каменеву прямо в глаза.
Гул в зале стал оглушительным. Присяжные переглянулись с нескрываемым ужасом.
— Представляете, — начал обвинитель, делая паузу и обводя присутствующих торжествующим взглядом, — враг жалует дипломату… — ещё одна пауза. — Нужно было что-то предложить взамен. Не находите? Может быть, предательство Родины?
— Протестую! — повысил я голос. — Домыслы!
— Принимается, — нехотя согласился судья.
Но было уже поздно — зерно сомнений посеяно. Присяжные смотрели на меня, как на прокажённого.
— Так за что вы это получили? — начал давить майор, чувствуя преимущество.
— Это секретная информация, — хмыкнул я. — Задание генерала Ростовского.
— Правда? — поднял бровь Каменев с издевательской улыбкой. — Как удобно. Вот только при дворе не поверили в эту чушь! И вы знаете что, Магинский?
— Что? — улыбнулся, стараясь скрыть нарастающее беспокойство.
— За сговор с вами и султаном князь Ростовский… — майор сделал драматическую паузу. — Он больше не генерал южной армии. Император пощадил своего брата, но звание тот своё потерял. Двор не принял его попытки оправдать провал войны, как и документы о вашей секретной операции. Вот решение!
Каменев тут же отдал документ земельным аристократам и судье. Бумага переходила из рук в руки, каждый читал внимательно.
Шереметев побледнел. Руки дрожали, когда он держал документ. Опала генерала Ростовского — это крах для всей южной армии.
Багратион читал молча, но его лицо становилось всё мрачнее, а в холодных глазах плясали огоньки ярости.
Нессельроде покачал головой с отвращением. Аристократические принципы не позволяли принять предательство в любом виде.
Удар оказался смертельным. Ростовский был моей главной опорой, человеком, который мог подтвердить правдивость моих слов. Теперь его мнение ничего не стоит.
— Что ж у нас выходит, граф Магинский? — прошёлся по залу обвинитель с торжествующей улыбкой. — Титулы, земли, жёны от врага. Случайность? Секретный план? Всё намного проще…
Остановился он прямо передо мной, наклонился так близко, что я почувствовал запах его одеколона.
— Вы сами организовали покушения на свой род. Чтобы остановить добычу кристаллов и потом с помощью связей князя Ростовского и вашего титула и земель переправлять их врагу?
Тишина. Звенящая, оглушительная тишина.
Меня уже просто прожигали глазами. Земельные военные аристократы смотрели, как на предателя и врага. Как на человека, который продал Родину за чужие титулы и женщин.
Шереметев сжал зубы так сильно, что скрипнули челюсти. Его шрам побелел на покрасневшем от ярости лице.
Багратион привстал, и рука инстинктивно потянулась к сабле. Только железная дисциплина удерживала его от немедленной расправы.
Нессельроде отодвинулся от стола, словно моё присутствие оскверняло воздух. Лицо аристократа выражало такое презрение, что становилось больно смотреть.
Игра окончена? Каменев выиграл? Он превратил меня из пострадавшего в предателя, из жертвы — в преступника. Мастерски, профессионально, безжалостно.
Все мои аргументы, вся логика защиты рухнули под весом одного простого факта — я получил награды от врага.
В зале повисла атмосфера, которую я знал. В прошлой жизни она часто возникала после того, как моя страна захватывала другие. Присяжные были готовы вынести приговор прямо сейчас, без дальнейших разбирательств.
Каменев торжествовал. Его план сработал идеально. Сначала дать мне возможность выступить, завоевать симпатию присяжных, а потом одним ударом всё разрушить.
Судья поднял молоток, готовясь закрыть заседание. На его лице читалось удовлетворение: дело решено, справедливость восторжествовала.
Но в этот момент… Дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. Звук эхом прокатился по залу, заставив всех вздрогнуть.
— Прошу остановить слушание! — прозвучал хриплый, но решительный голос.
Все взгляды устремились ко входу. На пороге стоял человек, больше похожий на живого мертвеца.
Это был Сюсюкин… С перебинтованной головой и лицом, слившимся в один сплошной синяк. Левый глаз заплыл, правая рука висела на перевязи. Костюм изорван, ботинки в грязи. Но он стоял. И в его глазах пылал огонь, который не могли погасить никакие травмы.
— Я адвокат подсудимого, — прохрипел Эдуард Эдикович, делая шаг в зал, — и слушание без моего присутствия считается незаконным!
Каменев побледнел, как полотно. Его торжествующая улыбка сползла с лица, словно её стёрли тряпкой.
Судья выронил молоток. Звон металла о дерево разнёсся по мёртвой тишине зала.Присяжные замерли, уставившись на призрак, ворвавшийся в их размеренный мир.
Сюсюкин сделал ещё шаг, пошатнулся. Портфель выскользнул из его руки и упал на пол с глухим стуком. А потом он сам рухнул лицом вниз.