Дверь № 3

26

Я проснулся с таким похмельем, что больно было даже дышать. С трудом приподнявшись и разлепив глаза, я обнаружил, что все шторы открыты и комната полна слепящего света. Постель Сола была даже не разобрана. На телефоне у кровати назойливо мигала красная лампочка. Это меня раздражало. Я поднял трубку и вызвал портье. Трубку взяла вчерашняя нервная дама.

– О, мистер Доннелли! Доброе утро! – сладко пропела она. – Для вас оставлено сообщение от мистера Кифера. Вам прочитать?

– Да, пожалуйста, – с трудом прохрипел я.

– «Беги».

– Что? – не сразу понял я. – Как это беги?

– Это и есть сообщение. «Беги», больше ничего. Ничего не понятно.

– Когда он звонил?

– В два часа ночи.

Я потер лицо, медленно приходя в себя.

– А сейчас сколько?

– Одиннадцать ноль-пять.

– Спасибо.

Я повесил трубку. Слово каталось в моей больной голове как тяжелый шар с надписью «беги». Может, я еще пьяный? Что мог иметь в виду Джек? До чего же надоели эти проклятые интриги! В животе творилось черт знает что. Я сполз с кровати и на коленях пополз к туалету.

Уже стоя под душем, я вдруг вспомнил. Где Сол? Почему он ушел и не оставил даже записки? Или опять хлопнулся? Слава богу, хоть хватило ума оставить на тумбочке три таблетки тайленола… С благодарностью проглотив их и натягивая брюки, я заметил на полу в пятне солнечного света синюю гидеоновскую библию. Она стояла на ковре «домиком», будто ее случайно уронили. Ничего особенного, но я почему-то страшно перепугался. «Беги»? В смысле, «убирайся отсюда»? Боже мой…

Вот тут-то дверь затрещала, и они вломились. Крепкие парни, сияющие чистотой, остриженные по-военному, в черных костюмах и белых рубашках с галстуками. Действовали они очень слаженно. Один, здоровенный блондин, толкнул меня на кровать и многозначительно поднес палец к губам, хотя, впрочем, необходимости в этом не было. Другой задернул шторы и стал рыться в моем чемодане, не забыв распороть подкладку. Третий методично обследовал ящики комода, потом выдвинул их полностью, проверив, нет ли чего снизу, и высыпал все содержимое в пластиковый мешок. Еще один вырвал из стены телефонный провод, обмотал его вокруг кулака и аккуратно притворил дверь, поправив сбитые петли. На поясах у всех висели маленькие черные рации, но пистолетов почему-то не было.

Однако самым сильным потрясением для меня оказался старший из них – пузатый тип в мешковатом синем костюме, – мой старый знакомый. Он молча подошел к шкафу, поднял с ковра все еще валявшуюся там библию, зачем-то понюхал и перебросил через всю комнату своему коллеге, который ловко подхватил ее и положил в мешок к остальным вещам. Пузатый сел на стул и начал задумчиво щелкать суставами пальцев. Пока не было сказано ни слова. Он лишь пристально смотрел на меня, будто чего-то ждал. На его большой куполообразной голове коротким ежиком топорщились седые волосы. Старый вояка, подумал я. Остальные гости остались стоять, сидел он один.

Покончив со своими обязанностями, подчиненные молча повернулись к нему, ожидая дальнейших указаний. Подумав еще, он слегка кивнул, и тогда белобрысый снял с пояса рацию и сухо произнес: «Готово».

Мой ошарашенный разум наблюдал всю сцену, находясь вовсе не там, где принято считать, а где-то далеко сзади. Мне хотелось взять пульт и переключиться с этого жуткого боевика на другой канал. Скорей бы рекламный перерыв. Мышца на правой икре почему-то начала подергиваться.

Допрос начал блондин. Он произносил фразы с южным акцентом, очень вежливо, как бы между прочим. Роль «доброго» следователя в классическом варианте.

– Если вы не возражаете, мы зададим вам несколько вопросов, мистер Доннелли.

– О вашей матери, – добавил другой, продолжая накручивать на руку телефонный провод. Тон его был резким и саркастическим, под пиджаком вздувались грозные мускулы, кулак он старался держать все время на виду… «Злой» следователь.

– Вы последним видели ее живой? – спросил «добрый».

Я кивнул. Моя мать? Она-то тут при чем? Лицо мое сморщилось от умственных усилий. Попробуйте сделать это с похмелья, и вы поймете, как я себя чувствовал.

– Вы знаете, от чего умерла ваша мать? – продолжал южанин.

Я удивленно уставился на него, потом ответил: – Рак.

– А вы очень удивитесь, если мы вам скажем, что умерла она от перелома позвоночника? – ехидно осведомился «злой».

У меня отвисла челюсть. Закрыв рот, я с трудом выдавил:

– Не может быть…

– Не пугайтесь, это не допрос, а дружеская беседа, – продолжал он с фальшивой улыбкой. – Вас ни в чем не подозревают. Пока.

Мне хотелось прыгнуть на него и перегрызть горло. Или хотя бы расквасить нос. Надо успокоиться. С этими людьми надо быть осторожней.

– В чем вы хотите меня обвинить? – спросил я спокойно.

Он усмехнулся.

– Вы с матерью, кажется, были не в самых лучших отношениях?

Я промолчал.

– Мы вполне могли бы понять человека, который хотел избавить родную мать от лишних страданий… – пожал плечами «добрый». – Убийство из милосердия, так сказать.

Абсурдность всего происходящего заставила меня утратить хладнокровие.

– Я не понял. Вы хотите сказать, что я убил свою мать из ненависти или потому, что хотел облегчить ее страдания?

«Злой» следователь так туго затянул на руке провод, что костяшки пальцев побелели.

– Нам просто кажется любопытным, что старший сын, вычеркнутый из завещания состоятельной женщины, оказался последним, кто застал ее в живых.

Я знаю, что это звучит глупо, но до того момента мысль о завещании не приходила мне в голову. Душеприказчиком был Хоган, ему обо всем и заботиться. Расходы на похороны, долги, пожертвования в пользу церкви, благотворительность… Я никогда не думал о матери как об особе состоятельной. За двадцать лет мне не досталось от нее ни цента, да я ни на что и не рассчитывал. И мысль о том, что меня подозревают в корыстолюбии, ударила меня больнее, чем само обвинение в убийстве.

Я злобно глянул на «злого» следователя.

– Если вы меня обвиняете, то арестуйте! Если нет, выкатывайтесь отсюда!

«Добрый» достал из кармана глянцевую фотографию и бросил мне на колени.

– Мистер Доннелли, вы были знакомы с этой женщиной?

Я глянул и похолодел. На снимке была единственная женщина, убийство которой мне пришлось наблюдать. Я кивнул и спросил:

– Как она умерла?

– Откуда вы знаете, что она умерла? – тут же парировал «злой».

– Э-э… он сказал, – заикаясь, промямлил я.

– Нет, сэр, я такого не говорил, – покачал головой белобрысый. – Она могла просто уехать. Когда вы видели ее в последний раз?

Я лихорадочно соображал.

– В октябре прошлого года… А в чем дело?

– Вы ушли тогда с вечеринки вместе с ней, – сказал «злой». – Она провела ночь у вас дома?

Миссис Джордан! Соседка нас видела. Скрыть не удастся.

– Да, – ответил я, сглотнув подкативший к горлу комок. Неужели они нашли тело?

– Мисс Эдриен Джоунз пропала без вести в марте этого года, – сообщил «злой». – С тех пор о ней ничего не известно.

– При чем здесь моя мать? Ответил добрый:

– Мы надеялись, что вы можете помочь нам и в этом деле.

Я молчал. Знают ли они что-нибудь о Хогане?

– Машину мисс Джоунз несколько раз видели припаркованной возле дома вашей матери. Вы можете это объяснить? – спросил «злой».

У них машина, значит, знают и про Хогана! О Господи! Надо быть как можно осторожнее. По моей груди потекла струйка пота.

– Скажите, мистер Доннелли, ваш брат встречался с мисс Джоунз? – вкрадчиво осведомился «добрый», глядя на носки своих начищенных туфель.

– Мой брат женат, – тупо буркнул я.

– Это нам известно, – ухмыльнулся «злой». – Речь идет о супружеской измене, не так ли? Они трахались?

– Откуда мне знать?

– Говорят, что ваш брат очень темпераментный человек… – протянул он.

«Добрый» прервал его:

– Скажите, сэр, когда ваша мать скончалась, ваш брат тоже находился в больнице?

Голова у меня шла кругом. Мать, Эдриен, Хоган… Что случилось? Почему все сразу?

Новый вопрос «доброго» прозвучал как эхо моих мыслей:

– Какова связь между вашим братом, вашей матерью и мисс Джоунз?

– Это вы мне скажите, – хмыкнул я.

– Хорошо, скажем, – расплылся в улыбке «злой». – Когда ваша мать скончалась, Хоган Доннелли имел интрижку с Эдриен Джоуиз. Он должен был унаследовать кучу денег. Вы знали, что его автомобильная фирма близка к банкротству? Только наследство могло позволить ему расплатиться с долгами и содержать свою куколку.

Я скрипнул зубами.

– Мать и так могла умереть в любую минуту. Зачем Хогану было убивать ее? Он любил ее, черт побери!

«Гости» переглянулись. Могу поклясться, что на их лицах было такое выражение, будто я сделал невесть какое признание.

– Так вы думаете, что это ваш брат убил се? – спросил «злой».

Последовала пауза. Слишком долгая.

~ Нет… – ответил я. – Он не мог.

Человек, стоявший в углу, принялся что-то писать в блокнот. Что за чертовщина тут творится?

В руках белобрысого южанина появилась папка с бумагами.

– Скажите, сэр, вам было известно, что мисс Джоунз работала на правительство? – Он раскрыл папку и показал мне досье. Специальный агент. Особое задание. Под прикрытием. Папка исчезла, будто ее и не было. – Вам знаком человек по имени Сол Лоуи? – продолжал он.

Я ничего не понимал. Убийство матери, убийство Эдриен… Теперь еще и Сол! Что им известно? Чего они хотят?

– Да, знаком.

– Фактически вы живете у него, так? – спросил «злой», делая шаг вперед.

– Да.

На лице «доброго» отразилось удивление.

– Сэр, вы уехали из Детройта вместе с ним и довольно поспешно. У вас была особая причина?

Я не ответил.

– С какой целью вы прибыли в Чикаго?

Я продолжал молчать.

– Где Сол Лоуи? – спросил «злой».

Молчание.

– Где Сол Лоуи? – повторил вопрос «добрый».

Я опустил глаза.

В комнате стояла мертвая тишина. Лишь за окном был едва слышен шум машин на Мичиган-авеню двенадцатью этажами ниже. Я чувствовал себя как игрок на площадке, окруженный несколькими противниками. Вздумай я сделать пробежку, не продвинулся бы ни на шаг. Рот пересох, словно набитый песком.

– Где Сол Лоуи? – прозвучал новый голос. Пузатый человек, сидевший на стуле, перестал щелкать суставами и поднял глаза на меня. Голос у него был особенный. Чувствовалось, что не ответить ему означало нарваться на крупные неприятности.

Я промолчал.

– Приведите его, – скомандовал пузатый.

«Злой» следователь поднес к лицу рацию и что-то тихо произнес.

«Добрый» зашел в ванную, оттуда послышался шум воды.

Дверь распахнулась, и двое очередных «гостей» втащили худого высокого мужчину в футболке и спортивных брюках. Его босые ноги были стянуты у щиколоток серой изоляционной лентой, руки скованы наручниками за спиной, рот заткнут белой тряпкой. Глаза покраснели, будто он только что плакал. Его усадили на стул и повернули лицом ко мне.

Мы сразу узнали друг друга.

– А он здесь зачем? – удивился я.

Пузатый долго молчал, потрескивая суставами, потом ответил:

– Говорят, вчера вам было что сказать друг другу…

– Да он тут вообще ни при чем! – запротестовал я. – Это просто сумасшедший изобретатель с конференции! Мы вчера только познакомились.

Связанный дернулся и что-то промычал. Похоже, я выразился не совсем удачно. При слове «изобретатель» глаза толстяка тревожно застыли, как будто я сказал «шпион», «террорист» или «гомосексуалист».

– В самом деле, парни, тут какая-то ошибка! Боже мой, за что вы с ним так? – сделал я еще попытку.

Человек с телефонным проводом нагнулся и выдернул кляп изо рта физика. В первый момент тот скривился от боли, потом заговорил, громко и быстро:

– Это чудовищное насилие! Я профессор университета Лойолы! Мой декан председательствует в президентском комитете по высшему образованию! Мои научные труды опубликованы в Австралии! Я требую адвоката! – Он перевел дух и оглянулся, ища поддержки. Не дождавшись, простонал: – Вы изуродовали мне руки!

«Злой» следователь вернул кляп на место.

– Ребята, – снова начал я, с трудом подавляя истерический смех, – это просто смешно! Он не может ничего знать. Понимаете? Ничего!

«Добрый» следователь вышел из ванной, держа в руках мокрое полотенце, аккуратно сложенное пополам. Я взглянул на толстяка, снова перевел взгляд на южанина, потом на профессора.

У меня заныло сердце.

– Нет! – в ужасе воскликнул я. «Добрый» обошел профессора и встал сзади.

– Нет… – повторил я.

«Злой» опустился на колени и схватил пленника за связанные ноги.

– Где Сол Лоуи? – снова спросил пузатый. Я решительно покачал головой.

– Не знаю! Не знаю! Не знаю!

«Добрый» набросил полотенце на лицо профессора и с силой затянул концы сзади. «Злой» продолжал удерживать брыкающиеся ноги. Я закрыл глаза, стараясь не слушать тошнотворные звуки, доносившиеся из-под полотенца. Потом все кончилось.

Открыв глаза, я увидел, что они волокут тело в ванную. Послышался плеск воды.

Молчаливый толстяк медленно поднялся со стула. Подчиненные уважительно отошли в сторону. Он подошел и встал передо мной. По его лицу ничего нельзя было прочитать.

– Вы не полицейский, – тихо проговорил я. – Кто вы? Он наклонился ко мне, приблизив лицо почти вплотную.

– Я человек, который хочет получить ответы на свои вопросы. Что случилось с Эдриен Джоунз? Кто убил вашу мать?

Что делать? Если дернусь, меня убьют. Если буду молчать – тоже. Внезапно в мозгу вспыхнул яркий свет – вот оно! Единственный выход: алиби, которое спасет Сола и нас всех, – то самое, за которое меня благодарил Хоган. Козел отпущения – вот кто нам нужен!

– Лора Джонсон, – ответил я.

Лежа скрючившись на полу и кашляя, я не сразу осознал, что получил удар в живот. Словно с далекого расстояния до меня доносился рев толстяка:

– Остановить запись! Стереть все, начиная с последнего вопроса!

– Что он сказал? – спросил кто-то.

– Не важно! – рявкнул он. – Все вон отсюда! Живо!

– Но, полковник…

– Живо! Идиот! Я сам с ним поговорю! Десяти минут хватит. Пишите что хотите, но это вне протокола. Вон!

Торопливые шаги. Стук закрывающейся двери. Меня поднимают за шиворот и кладут на кровать…

Когда я открыл глаза, толстяк сидел рядом со мной у изголовья. Пружины матраса тяжко стонали под его весом.

– Курить будете?

Я кивнул, он прикурил и сунул мне сигарету в зубы – мои руки еще не действовали.

– Джон, – начал он, помолчав, – меня зовут Питер. Вы правы: я не полицейский. Я полковник из специального подразделения, которое официально не существует. Судя по вашему политическому досье, этот факт должен подтвердить ваши худшие подозрения насчет – как вы там говорили в университете? – правящих кругов.

Я слабо улыбнулся и тут же сморщился от боли. Ударил он меня сильно.

– Вы опасный человек, Джон, – продолжал толстяк. – Находитесь в самом центре событий, но понятия не имеете, что на самом деле происходит…

Я кивнул. Мне больше не хотелось с ним ссориться.

Он снова защелкал суставами пальцев, задумчиво поглядывая на картину, украшавшую стену над кроватью. Потом презрительно фыркнул:

– То же самое висит у меня в номере: две старухи таращатся на океан из-под пляжных зонтиков. И что эта мазня должна означать?

– Наверное, их закупают оптом, – предположил я. Он улыбнулся. Мне ни у кого прежде не приходилось видеть такого неподвижного мертвенного взгляда.

– Слушайте меня внимательно. Если вы еще раз упомянете это имя, я ударю вас уже по-настоящему. Ясно?

Я поспешно кивнул. Ему можно было верить.

– Итак, – продолжал он, – вернемся к делу. Нам нужен Сол Лоуи. Где он?

– Зачем он вам? – спросил я и тут же сжался, ожидая неминуемых последствий.

Толстяк пожал плечами.

– У нас есть общие знакомые, скажем так. Извините за таинственность, но на большее я не имею права. Наши союзники. У нас договор. Они обладают передовой технологией и делятся ею с нами. Кое-что вам, возможно, уже известно…

Я в ужасе зажмурился. Это было во сто крат хуже, чем любой из фантастических сценариев мирового заговора, о которых я когда-либо слышал. Если он решился мне об этом сказать, то только потому, что у меня не будет ни единого шанса проболтаться.

– Вся штука в том, что мы должны держать наши отношения в тайне. Таково условие.

То же сказала в свое время Лора: никто не должен знать, ни одна живая душа.

– А что за технология? – спросил я. Полковник вздохнул.

– В основном под грифом «звездных войн», но гораздо шире.

– В каком смысле?

– Зачем вам лишние подробности? Могу только сказать, что мы одним скачком опередили своих врагов на целые десятилетия. – Он попытался придать своему лицу новое выражение, которое, по-видимому, считал искренним. – Я хочу подчеркнуть, Джон, что все это секретная информация. Речь идет о безопасности каждого американского ребенка.

– А как насчет остальных?

– Каких остальных?

– Не американских.

– Это уже не мое дело, – пожал он плечами.

Боже мой, подумал я, он не шутит. Спасатель, которому глубоко наплевать, кто там тонет по ту сторону его буйка. Толстяк прищурился.

– Надеюсь, вы понимаете, что вам придется держать рот на замке. От этого может зависеть ваша свобода…

Вес, мне конец. Сол, где ты? Я принялся молиться про себя. Пепел упал с сигареты мне на грудь, толстяк торопливо смахнул его.

– Наши общие друзья… – начал я. – Это они навели вас на меня?

– Они сказали, что вы представляете угрозу. Хотите разрушить нашу систему безопасности.

– Интересно, каким образом?

– А вот это вы мне скажите.

И все-то он знает, просто зависть берет.

– Значит, по условиям договора, они дают нам эту самую систему безопасности, – заключил я.

Он помрачнел и неохотно кивнул.

– Примерно так.

– Скажите, полковник, а что нужно от нас нашим друзьям?

– Этого я сказать не могу: закрытая информация. Когда вы заперты в комнате наедине с психом, который считает себя нормальным, и смерть кажется неминуемой, храбрость становится естественным состоянием – потому что терять больше нечего. Тем более если вас мучает похмелье и любые слова и поступки окружающих жутко вас раздражают. Я сел на кровати и заорал прямо ему в лицо:

– А я вам скажу, что им нужно! Сол Лоуи, вот что! Единственный человек на этой сраной планете, который способен надрать им задницу! Тот, кто лучше всех знает, кто наши настоящие враги… – Я не решился назвать их по имени, опасаясь нового удара.

Полковник снова вздохнул.

– Кстати, где сейчас Сол Лоуи?

– Да не знаю я!

Мой собеседник начал терять терпение. Вынул сигарету у меня изо рта и ткнул ее в пепельницу рядом с телефоном.

– Послушайте, Джон… Вы же не хотите, чтобы ваш брат провел остаток своих дней в тюрьме за убийство правительственного агента. Что будет с его женой, детьми, вы подумали? – Он тяжело засопел, это было похоже на скрип наждачной бумаги. – Если захотим, можем и вас засадить за убийство или за угрозу национальной безопасности. Или же просто сообщим нашим друзьям, где вы находитесь. Какой смысл жертвовать собой ради какого-то Сола Лоуи? Кто он такой, в конце концов? Свихнувшийся спекулянт из Нью-Джерси, тьфу! Разве вы не патриот? Или слишком образованны для этого? Впрочем, понимаю, вы же пацифист… За свою страну вы умирать не собираетесь.

Он замолчал, пристально глядя на меня. Еще немного – и позовет своих горилл…

– Вы правы, я не слишком высокого мнения о тех, кто работает на правительство, – поспешно заговорил я. – Большинство из них пошли туда только потому, что не способны ни на что другое…

– У меня интеллектуальный коэффициент сто сорок два, – вставил он.

– Вы помните много фактов и много секретов, – не унимался я, – но на самом деле ни черта не понимаете! Как же иначе, если вы готовы уничтожить весь мир, лишь бы получить вашу хваленую «систему безопасности»! Только я вам задам один вопрос… Что, если наши «союзники» – вовсе не союзники? Что, если они нас просто надувают, и им нужна не наша безопасность, а наша погибель? «Бойтесь троянцев, дары приносящих…»

– Данайцев! – поправил он с ехидной улыбкой. – Дары приносили данайцы, док!

– Вы сделали одну большую ошибку, Питер… – Я помолчал, стараясь выиграть еще хоть минуту времени, молясь в душе, чтобы Сол все-таки появился. – Вам не следовало оставаться со мной наедине!

Толстяк напрягся, не сразу осознав, что ему угрожают. Потом расхохотался, хлопая себя по коленям.

– Многовато триллеров смотрите, док! Многовато! Где же он? – хотелось мне крикнуть. Где? Неужели помощь так и не придет?

Отсмеявшись, толстяк погрозил мне толстым пальцем.

– Не советую вам блефовать, док… – Он снова принялся щелкать суставами. – Ах да, совсем забыл: так вас зовут только пациенты. Кстати, по какой специальности у вас докторская степень?

– По самообороне, – ответил я.

Только слова эти исходили не из моего рта, а почему-то из-за спины пузатого чудовища, сидевшего у меня на кровати. Звук удара, хруст проломленного черепа… голова полковника откинулась назад, и он тяжело сполз на пол.

Передо мной стоял человек, держа в руке тяжелую настольную лампу как дубинку. Человек улыбался. Это был я… только вроде бы старше и облепленный с ног до головы клейкой зеленой массой.

– Привет, Джон! – сказал он… я. Я оцепенел.

Он поставил лампу на место и стал вышагивать взад-вперед по комнате, поглядывая на меня.

– Не знаю, что будет с пространственно-временным континуумом… ну и хрен с ним! За дверью двое, я выскочу первым, они побегут за мной. Потом ты – в другую сторону. Сол ждет на подземной стоянке. Спускайся по лестнице в конце коридора, в лифт не садись! Понял? – Я тупо кивнул. Он продолжал: – Мы с тобой молодцы. Этот тип убил много людей… Закрой рот, у тебя глупый вид. – У двери он обернулся. – Не волнуйся, все получится! Не налети на Хуана. До встречи!

С этими словами он распахнул дверь и, проскочив между часовыми, кинулся со всех ног по коридору, выкрикивая что-то нецензурное. Часовые бросились за ним, вызывая по рации подмогу.

Глубоко дыша, я досчитал до десяти, потом выскочил тоже, по пути сбив с ног коридорного-латиноамериканца с подносом, полным еды. На пластиковой карточке, приколотой у него на груди, было написано «Хуан». Сопровождаемый потоком испанской ругани, я благополучно добежал до лестницы и помчался вниз через две ступеньки.

Сол ждал внизу в своем «линкольне», как и было обещано. Через минуту мы уже ехали по Мичиган-авеню. Начинался дождь. Спустя милю я вдруг спохватился и пересел за руль: при скромных габаритах Сола поменяться местами не составило труда.

– Куда теперь? – спросил я.

– В земной рай! – ответил он и затянул песню: – Калифорния, родной причал… Назад, к началу начал…

Я подхватил, но хора не получилось: еще до припева мой спутник снова исчез. Оно и к лучшему, все равно всех слов я не знал.