16

И вот я сидел на кушетке с кардиналом Аймишем на плече и слушал, как хозяин дома раскрывает тайны невероятных пришельцев.

– Холоки не просто делят с нами сны, – начал он. – Они питаются снами. Сосут их как леденцы. Высасывают. Вот почему мы не можем потом ничего вспомнить. Сон съеден – его больше нет! Это для них как наркотик. А что самое страшное для наркомана? Ломка! И вдруг выяснилось, что в определенный момент в будущем сны прекратятся. Совсем. Как телефонный разговор, когда бросают трубку. Они чуть не обделались со страху. Запас сладостей на исходе, что делать? Пришлось в срочном порядке разрабатывать технику физического перемещения, основанную на тех же ментальных скачках, и посылать экспедиции.

– Погодите, можно помедленнее? – Я попытался осмыслить то, что услышал, потом попросил повторить. Все равно непонятно. – Экспедиции? С какой целью?

– Чтобы научиться видеть сны, – объяснил Сол. – Они испробовали все, что могли, но безрезультатно. Где-то к началу века созрела новая идея – создать путем клонирования собственную расу людей. Если не видеть сны самим, то хотя бы иметь каждому своего «сновидца» – вроде домашнего животного – и доить его в свое удовольствие. Однако взятые образцы оказались слишком нежными. Живые особи либо не переживали путешествия, так же как сперма и яйцеклетки, либо не могли привыкнуть к новой среде. Попытки создать гибриды воспринимались как игра, не более. И вдруг родилась Лора… Повторить этот результат так и не удалось. Холоки до сих пор не понимают, как такое могло получиться. Короче, остались они ни с чем. А потом узнали самое страшное…

– Что?

– Нашли своих предков.

– Кого?

– Меня всегда поражало, как это им удается смотреть наши будущие сны, – усмехнулся Сол. – А потом я понял. Все очень просто: холоки сами живут в будущем – нашем будущем! Они путешествуют не в пространстве, а во времени. Понимаете? – Я молча покачал головой. – Они открыли, что живут на той же планете, что и люди! Наши сны должны прекратиться, потому что прекратимся мы, и наша последняя война положит начало эволюции холоков!

– Значит, никакие они не инопланетяне?

– Прямо в точку.

– И все эти разговоры о тарелках…

– Прикрытие. Дымовая завеса. Хорошо поставленная пропаганда. Зачем им нужно, чтобы мы знали правду? Так или иначе, холоки настолько отличаются от нас, что вполне могли бы быть инопланетянами. – Я в ужасе закрыл лицо руками. Старик невесело рассмеялся. – Это еще только начало. Таким образом, приоритеты сменились: теперь уже речь шла не о «леденцах», а о самом существовании их расы, которое напрямую зависит от того, произойдет ли ядерная катастрофа. Тут, казалось бы, беспокоиться особо и не о чем, – снова усмехнулся он, – но существует одна неприятная для них вероятность. Один из вероятных сценариев прошлого полностью исключает появление холоков. Они тщательно исследовали эту возможность и сумели точно определить, с каким временем и местом она связана. И с каким человеком, – добавил Сол, торжественно подняв палец.

– С человеком? – недоверчиво переспросил я. – С одним человеком?

– С одним-единственным. А что тут удивительного? Освальд изменил историю одной пулей.

– Значит, этот человек… Он убийца?

– Можно сказать и так. Только не простой. Он убьет идею.

– Как идею?

– Вот именно, – кивнул Сол. – Наша цивилизация страдает от одного массового заблуждения, так глубоко укоренившегося, что мы его даже не замечаем. Началось это, видимо, еще в те времена, когда наши предки жили в пещерах и страх был важной составной частью их жизни. Вокруг бродили хищники, которых приходилось бояться, ничего не поделаешь. Постепенно мы научились защищаться, переселились в города, торговля и специализация производства сделали нас более зависимыми друг от друга, по страх никуда не делся. Суть границ изменилась: теперь они окружают то, чем мы владеем, нашу собственность. Та же самая идея теперь существует в форме конкуренции, а полем битвы стал мировой рынок. Маркс пытался что-то изменить, но в результате лишь натравил один класс на другой. Теперь у нас есть военно-промышленный комплекс, идеальное сочетание конкуренции и механизма уничтожения. Америка тратит четверть бюджета на военные нужды, называя это «обороной». Почему так происходит? Потому что человек по-прежнему верит, что война неизбежна. Да возьмите хоть спорт…

– А спорт-то тут при чем?

– Подумайте сами. Много ли видов спорта допускают возможность ничьей? По пальцам можно перечесть. Если что, назначают дополнительное время. Время! – захохотал он. Потом, заметив, что я не смеюсь, откашлялся и продолжал: – Непременно должен быть победитель и проигравший. Нам обязательно нужен враг! Вот идея, которая должна уйти! Экономика, политика, религия, индустрия развлечений – все у нас пронизано идеей борьбы, образом врага. Нам даже» голову не приходит от нее отказываться, потому что привыкли, потому что когда-то она была необходима для нашего выживания. А теперь все наоборот. Чтобы выжить, нам всем нужно быть вместе: или вес выиграем, или все погибнем!

– Не слишком ли просто? – усомнился я.

– Да, просто, – согласился Сол. – Поэтому никто разглядеть и не может. Слишком глубоко оно сидит – с базовыми первобытными инстинктами так просто не расстаются. Но если когда-нибудь мы все осознаем, что кошмар окончился, что враг – это просто миф, наш мир изменится до неузнаваемости.

– Трудно поверить.

– Почему? Ведьм перестали жечь на костре, когда поняли, что они просто женщины. Перестали торговать рабами, когда поняли, что они такие же люди. Когда-нибудь мы и детьми перестанем распоряжаться как своей собственностью. Может быть, и женщин перестанем насиловать. Все, что нужно, – это изменение вот здесь! – Он постучал пальцем по лбу. – Вот где сидит настоящий враг.

– У Юнга есть кое-что по этому поводу, – заметил я. – О том, что наши враги – всего лишь проекция темных сторон нашего подсознания. Мы переносим на других то, что не можем принять в себе самих. Фактически проецируем наш собственный страх.

Сол значительно кивнул.

– А если причины для страха больше нет? Как биологический вид относится к вымершему хищнику – неужели он вечно сохраняет бдительность? У человечества всегда были враги, и чувство страха было необходимо для выживания. Теперь врагов нет, а страх остался.

– Но… – протянул я, – есть же еще террористы, фанатики, расисты, наркоторговцы… Преступность существует, это не иллюзия. А вы говорите, нет врагов.

– Хорошо, давайте посмотрим. С кем воюют террористы и фанатики? С такими же террористами и фанатиками. Разве стали бы они вести себя как дикие звери, не будучи загнанными в угол? Что касается наркотиков, то это лишь средство, помогающее избежать страха. Расизм – не более чем поиск козлов отпущения, основанный на том же иррациональном страхе. А сколько преступников сделались таковыми только из-за голода и бедности – вы считали? И если мы так уж заботимся о своей безопасности и их исправлении, то почему содержим в тюрьмах среди таких же, как они, создавая целые криминальные сообщества – новых врагов, чтобы их бояться? Надо искоренить сам страх, тогда не будет и врагов!

Я задумался. Мир без страха? Легче представить себе море без воды.

– Нет, невозможно, – покачал и головой.

– Чушь! Все возможно, если только произойдет революция в нашем понимании реальности. В восемнадцатом веке автомобиль тоже показался бы фантастикой. Попробовали бы вы объяснить ученому девятнадцатого века теорию относительности! В нашем случае речь тоже идет о революции, только не политической или технической, а о революции в сознании.

– Новая утопия? – нахмурился я. – Что-то не верится.

– Теперь придется, – сурово отчеканил Сол. – Мы должны в нее поверить. Холокам во что бы то ни стало нужно заставить нас сохранить образ врага. Они нарочно наполняют наши сны кошмарами, навязывают нам дикий первобытный страх. «Враг есть, – говорят они. – Вооружайтесь!»

– Но зачем такая секретность?

– Их оружие – страх. А страх имеет обыкновение прятаться в темных уголках сознания, среди неизведанного, необъяснимого. Обычная тактика партизанской войны.

– А не легче ли просто-напросто захватить власть?

– Они не хотят управлять.

– Не хотят?

– Не-а, – с улыбкой протянул Сол. – К чему им устанавливать новый порядок? Наоборот, важно сохранить положение вещей. Само их существование требует, чтобы мы уничтожили себя.

Мне становилось все более не по себе. Наверное, я чувствовал в глубине души, к чему он ведет.

– Вы говорили об одном человеке…

– Совершенно верно. И этот человек – вы. Только от вас зависит, будут ли существовать холоки.

– От меня?

– От вас.

– Каким же образом?

– В этом году у вас родится ребенок. Холоки установили, что именно ваш потомок вызовет революцию в человеческом сознании, создаст совершенно новую концепцию, преобразит мир. С образом врага будет покончено.

– Они это видели?

– Своими глазами, – ухмыльнулся Сол. – Так что позвольте мне первым поздравить будущего папашу.

– Черт побери! Почему бы им тогда просто не убить меня и не избавиться от проблемы раз и навсегда?

– Нельзя. Ребенок у вас будет, этого они предотвратить не могут, только следить.

В памяти вдруг всплыли слова Лоры: «В моем распоряжении всего год».

– Лора?! – воскликнул я. Старик кивнул.

– Они послали Лору, чтобы она забеременела от вас. Существует два варианта. Либо она возвращается к ним вместе с дочерью, либо рожает сына и остается здесь.

– А сын…

– Правильно. Сын для них не опасен, только дочь.

– Почему Лора согласилась в этом участвовать?

– Она хочет ребенка. Где угодно – там или здесь. Вы не представляете, что он значит для нее. Она слишком много времени провела в одиночестве, в отсутствие себе подобных.

– Да нет, как раз представляю, – вздохнул я. – А что, если я рожу ребенка не от нее?

– Ситуацию контролирует группа поддержки, – пояснил Сол. – Они никогда не доверяют дело кому-то одному. Пара наблюдателей: один внутри, другой снаружи. Спящий и бодрствующий. Призрак и страж.

– Как это? – не понял я.

– С первым вы уже знакомы. Помните мальчишку со жвачкой?

– О!

– Доктору Стюарту достался второй.

– Который его убил?

– Ага.

Толстяк в серой машине. Только он, больше некому.

– Призрак и страж, – повторил я. Сол кивнул. – А Лора?

– Лора – это дверь номер три, – рассмеялся он, взглянув на телефон. – Впрочем, можете спросить у нее.

Я тоже посмотрел на телефон, и в тот же момент раздался звонок. Встревоженный Аймиш перелетел на верхнюю полку и принялся с остервенением клевать резинового крокодила. Старик поднял трубку.

– Салют, принцесса! – хихикнул он. – Нет… Нет… Да… Он здесь… Да-да, у меня… Ну конечно, он хочет… Ну, это уже твои проблемы. Сама ему скажи.

Ухмыляясь, он передал трубку мне.

– Лора… – начал я.

– Я очень волнуюсь, – сразу перебила она. – У меня скоро овуляция. Это последняя возможность. – Для чего?

– Чтобы забеременеть, для чего же еще! Я посмотрел на трубку, нее еще не веря своим ушам.

– Лора… А что, если я не хочу, чтобы ты забеременела? ~ Какая разница, хочешь ты или нет? Это все равно случится!

Из угла, где сидел Сол, послышалось сдавленное хихиканье.

– Что значит какая разница?! Разве у меня пет выбора? – возмутился я.

– Есть, конечно! Я думала, Сол тебе все рассказал… Ты что, спишь с другой?

– Нет. – Хотя мог бы, подумал я, вспомнив Эдриен с хэллоуинской вечеринки.

– Тогда в чем проблема?

Я начал терять самообладание. В комнате стало душно как в бане, сердце колотилось как сумасшедшее.

– Я и есть проблема, черт побери! Ты же все-таки моя пациентка! Тебе-то наплевать, я понимаю, а я могу из-за этого потерять работу. А кроме того, мне вовсе не хочется с тобой спать!

– Врет! – выкрикнул Сол, заливаясь смехом.

– Не хочешь? – убитым голосом проговорила Лора.

– То есть я хочу сказать… Ты, конечно, мне нравишься, ты вообще очень привлекательная, но… Да при чем тут это? Я не имею привычки трахаться с чужими людьми!

– Но мы знакомы столько времени… – пролепетала она.

– Опять время? – рассердился я. – Сколько можно! Возможное будущее, возможное прошлое, возможное настоящее… – Я смахнул со лба пот. – Какого черта вы ко мне пристали? Нет никаких возможностей, понятно? Не буду я спать с кем попало ни из-за какого дурацкого предназначения! Нет и еще раз нет!

Старик визжал и всхлипывал от смеха, колотя в истерике по подлокотникам кресла.

– Да! – в один голос выкрикнули они с Лорой.

– Ох уж эти люди, – с трудом выдавил Сол, ~ ничего-то они не смыслят во времени!

Я дал отбой и решительно шагнул к его креслу.

– Знаете, что я теперь сделаю?

– Догадываюсь, – прохрипел он, все еще давясь от смеха.

– Проснусь! – гаркнул я, наклонившись к самому его уху. – Мне надоел этот кошмар, и я проснусь прямо сейчас. Встану с постели, смешаю себе джин с мартини, включу музыку и буду отдыхать. Я перенес продолжительный стресс, и мне все привиделось. Вас на самом деле не существует. Ваша Лора – всего-навсего дурной сон. И я никогда не был знаком с доктором Стюартом! – Я крепко сжат подлокотники кресла и зажмурился. – Так… Сейчас тысяча девятьсот девяностый год, «Детройт Пистоне» на третьем месте, я беру с клиентов семьдесят долларов в час. В моей спальне одно окно. Под кроватью лежат два носка. У моего отца случился инфаркт десять лет назад… Сол, пожалуйста, позвольте мне проснуться! Я не хочу быть в этом сне, я сойду с ума!

– Не выйдет, сынок, – вздохнул Сол.

Я открыл глаза. Он смотрел на меня с грустной улыбкой.

– Так я не сплю? – разочарованно спросил я.

– Извини, – пожал он плечами, закуривая очередной «Кэмел». – Лучше бы ты взял деньги. Тебя предупреждали.

Я медленно выпрямился. Потом, повинуясь внезапному порыву, который по сей день не могу объяснить, вытянул вперед указательный палец и позвал:

– Аймиш! – Кардинал тут же вспорхнул на него, посмотрел на меня сбоку одним глазом и что-то довольно проворковал. Он оказался удивительно легким, почти невесомым. – Значит, и ты настоящий… – вздохнул я. – Эх ты, дурачок.

Загрузка...