Я думала, что приду первой, но оказалась неправа. Люциан не просто пришел, он уже успел закупиться ранхом, булочками, и теперь сидел за моим столиком! Наверняка ведь у тэрны Хлит все узнал заранее. Вот что за парень, а?
«Парень, которому ты очень нравишься», — раздалось в голове.
Признаться честно, я уже начинала путаться, где Ленор, а где мои мысли, поэтому отвечать не стала. Да и вообще, я сюда не болтать с самой собой во всех смыслах пришла, а драконьим заниматься.
— Отлично выглядишь, — сообщил Драгон, поднимаясь мне навстречу.
— Да, я расчесалась.
Он рассмеялся:
— И я о том. Ты всегда отлично выглядишь, Лена.
Х-ха.
— Спасибо, конечно, но мы вроде договорились до того, что мы друзья.
— Вообще-то мы не до чего не договорились, — сообщил он, отодвигая для меня стул. — Но как скажешь. Друзья не имеют права делать друг другу комплименты?
Я подозрительно на него покосилась. «Как скажешь?» Это точно Люциан Драгон, или у него в голове тоже кто-то завелся?
— Хорошо, тогда вот это вот все к чему? — я окинула взглядом стол, на котором осталось очень мало места для того, чтобы заниматься драконьим.
— К тому, что ты явно еще не ужинала, а время движется к вечеру. Решил, что перед занятиями тебе не помешает подкрепиться.
В отличие от меня, Люциан уже переоделся, и сейчас был в темно-синих брюках и рубашке навыпуск. Вообще-то здесь так не ходили, а еще здесь не по этикету было расстегивать пару-тройку верхних пуговиц, уводя девичьи взгляды в этот вырез. Почему-то считается, что только мужчина может глазеть на женскую грудь, а у женщин все по-другому. Так вот, ответственно заявляю, ничего подобного.
Но! Мне это от Ленор досталось, так что можно расслабиться. И не думать, почему я пялюсь в этот очерченный белой тканью треугольник, вспоминая, какая у него фигура под рубашкой.
— Я пила ранх у Сони, — сказала, отгоняя совершенно ненужные мысли. Но поесть действительно не успела: до того, как взяла печеньку, Соня решила провести сеанс психоанализа Валентайна.
— Как она? — Люциан устроился рядом со мной на стуле и посмотрел мне в глаза.
Когда он вот так смотрел, я терялась. Потому что Люциан безо всяких подколов и снисходительности тэрн-ара, без его бесконечных провокаций и прочего, казался мне на удивление… близким. Я даже ошалела, когда подумала это слово, с чего бы ему быть мне близким? А потом отмахнулась снова: Ленор хочет за него замуж, троих детей и собачку. Ну ладно, предположим собачку в этом мире им завести не грозит, но вот троих детей вполне. Так что неудивительно, что она считает его близким.
— Уже лучше, — ответила я. — Мы поговорили. Сейчас у нее со здоровьем все хорошо, Глатхэн постарался. Поэтому еще немного — и сможет вернуться в Академию.
Люциан кивнул:
— Хорошо. Потому что со мной она разговаривать не желает.
— Почему?! — искренне изумилась я.
— Потому что я якобы сдал ее Сезару.
— А ты сдал?
— Сказал, что ей необходима поддержка. Это было, когда вы поссорились.
— Мы не ссорились.
— Ну да. Ты просто злилась на нее из-за Ленор и игнорировала.
И он туда же?
— Мы вроде драконьим собирались заниматься? — поинтересовалась я.
— Собирались. — Он продолжал смотреть на меня. — Лена, что с тобой происходит?
Когда-то, первое время я не могла привыкнуть к тому, что меня называют моим настоящим именем. Тем самым, которым меня назвала мама. Моя настоящая мама, а не та, которая запульнула меня в другой мир, потому что я несла угрозу мирному существованию их семьи. Сейчас же это стало обыденностью, но… так меня называли только трое.
Валентайн. Соня. И Люциан.
Люциан был последним, кто узнал о том, что я — это я, и я вдруг подумала о том, как все могло бы обернуться, если бы узнал первым. Наверное, я бы оказалась в застенках у Лэйтора гораздо быстрее, и сейчас мы бы вообще не разговаривали. Я могла бы ему рассказать об этом, обо всех своих мыслях, и о том, что рассказала Соне, но тогда получилось бы, что мы действительно близки, а в мои планы это не входило. Пусть Ленор с ним близость крутит, раз ей так надо.
— Ничего. Все в порядке, — коротко отговорилась я. — Так мы будем заниматься, или можно идти?
— Будем, — Люциан оттолкнулся ладонями от стола, взял чайничек (как ни парадоксально, здесь он и правда назывался ранхничек, а если не сюсюкать, то ранхник) и налил мне светло-золотистый напиток в прозрачную пузатую чашку. — Расскажи, в чем твоя основная проблема с языком.
— В магистре Доброе утро, — фыркнула я. — Он постоянно ко мне цепляется, что я путаю времена.
— А ты их действительно путаешь?
— Иногда бывает. Но мне кажется, если бы он меня не дергал на каждой фразе, я бы быстрее разобралась. Если честно, я не понимаю, почему так происходит. У себя я отлично справлялась с иностранными языками. У себя — в смысле, в своем мире.
— Я понял. Может быть, твое сознание просто с трудом адаптируется к местному языку, — сказал Люциан. — Именно к драконьему. То, что Ленор знала, ты восприняла как само собой разумеющееся, потому что оно записано в ней, как на виритте.
Я сдавленно хрюкнула.
«Тебя понизили до виритты».
«А тебя вообще Валентайн не узнал».
Понимая, что мы сейчас договоримся, я снова вернулась к драконьему:
— О таком я, если честно, не думала. С другой стороны, Ленор же тоже из Даррании, ее сознание должно адаптироваться.
— Ее — да, но не твое. Тем более что это не ее родной язык. В любом случае, давай попробуем, — Люциан потянулся за конвертиком с мясом, и надо же было мне потянуться за тем же самым конвертиком! Произошло это настолько быстро, что я схватила вместо конвертика его пальцы, а он сжал мои. От прикосновения, мимолетного — я тут же отняла руку, словно ударило током сквозь подушечки через предплечье и до самого сердца.
К счастью, Люциан ничего не заметил.
— Попробуем поговорить, — добавил он и кивнул на тарелку. — Как ты скажешь «Я собиралась взять паэттан»?
— Ae-var tonnare deare paettan.
— Ae-var tonnarh deare paettan.
— Да почему?! — взвыла я.
— Потому что ты сказала «Я собралась взять паэттан». То есть определила будущее время. В таком случае проще сказать: Ae-var deares paettan. Я взяла паэттан. Если ты уже собралась, ты это делаешь. То есть это уже действие. А в нашем случае, ты собиралась взять, но что-то тебе помешало. И нам непонятно, возьмешь ты его в будущем, передумаешь, или его вообще уведут у тебя из-под носа.
Подтверждая теорию практикой, Люциан стащил конвертик с тарелки, оставив там второй. С сыром. И смачно откусил.
Я даже рот раскрыла:
— То есть все это «я хотел тебя покормить» было для того, чтобы поесть самому?!
Он рассмеялся.
— Ae-var tonnarh ta-arn varre. R’a ae-var ette rreises.
Я едва успела перевести в голове «Я собирался тебя покормить, и я это сделаю», а он уже отломил кусочек сытной сдобы и протянул мне. Поднес к самым моим губам, коснувшись их мягкостью выпечки и кончиками пальцев.
Я дернулась. Вздрогнула от неожиданности и от слишком ярких ощущений, которые током прошлись по коже от этого прикосновения.
Опять Ленор балуется.
И не только Ленор. Люциан тоже балуется. Я ведь не шутила, когда сказала, что ему жизненно необходимо затащить меня в постель. Именно меня. Зря я ему тогда рассказала про Ленор, глядишь, сейчас бы уже успокоился и отстал от меня, наконец. Но теперь…
Я сама не поняла, как это случилось. Просто накрыла губами кусочек булочки вместе с его пальцами и втянула в себя.
Как тебе такое, а, Драгон?
Лена-шарахающаяся-от-тебя вызывает спортивный интерес. А что будет, если Лена перестанет шарахаться?
Я снова увидела вспыхнувшие в его глазах звезды. Те, от которых золото в радужке становилось более тягучим, густым, более раскаленным. Оно набирало силу и цвет, билось о границы зрачков, и в этом ритме сейчас почему-то билось мое сердце. На миг стало нечем дышать, потом воздуха стало слишком много, и закружилась голова. Особенно когда он провел пальцами по моим губам, с нажимом. Бесстыдной лаской утверждая на меня свое право.
Я забыла о том, что мне еще и жевать полагается. Сглотнула сухой кусочек сдобы целиком, закашлялась и отстранилась, откинувшись на спинку стула.
Губы горели, как после самого что ни на есть откровенного поцелуя. Хотя я бы сказала, как после часового сеанса этих самых поцелуев с короткими перерывами на подышать.
Чтоб его!
Чтоб их всех!
Мне даже тело досталось со встроенной хотелкой Люциана Драгона, и как теперь с этим жить? В смысле, мне-то понятно, как с этим жить. Или нет?
— Я действительно не хочу быть твоим другом, Лена, — хрипло произнес он. — У меня это просто-напросто не получится.
— Ну, с друзьями разобрались. Значит, ты все-таки пойдешь к магистру Доброе утро и откажешься?
— С чего бы? Мне все понравилось.
Я чуть не взвыла. Опять!
— И тебе, насколько я вижу и чувствую, тоже.
Он так тактично сказал это «чувствую», что впору вытирать слезы платочком умиления. Нет, правда. Я ощущала себя наэлектризованной настолько, насколько это возможно. То ли магия осознания Ленориной зависимости от этого парня сработала, то ли что-то еще, но вся моя клеточная память сейчас разом активировалась на все мгновения близости с ним. Телом я определенно хотела повторения, и от этого хотелось побиться головой о столик. Нет, это просто драхец какой-то!
— Это понравилось Ленор, — охладила его пыл я.
— При чем тут Ленор?
— При том, что я в ее теле. А она была влюблена в тебя еще давно, кажется, с того самого поцелуя в беседке. Может быть, даже раньше. Тело запоминает реакцию на притяжение, поэтому…
— Успокаивай себя этим, Лена, — он зло усмехнулся.
Знакомо. Настолько, что я тоже разозлилась.
— Успокаивай себя тем, что это не так.
— Мне это не надо. Я и так знаю. Научился различать тебя и Ленор.
— С биохимией и гормонами ты явно не знаком, — отмахнулась я. — Хорошо, как скажешь.
— Скажу еще только то, что ты маленькая лгунья.
От такого заявления я раскрыла рот:
— Ты… ты вообще берега попутал, Драгон?
Люциан продолжал смотреть на меня, прищурившись, а я с трудом удержала себя на месте. Я пришла сюда заниматься! За-ни-мать-ся! Если я сейчас встану и уйду или вскочу и убегу, что уже больше похоже на то, что я собиралась сделать, только подтвержу его слова. Он так и будет считать, что мне есть до него дело, что я от него горю, завожусь и все такое.
Если останусь — время все расставит по своим местам. Особенно когда мы с Ленор наладим посменное существование. Пусть попробует отличить ее реакции от моих на уровне тела!
— Хорошо, — настолько спокойно, насколько во мне хватало терпения, отозвалась я. — С моими моральными качествами и правдивостью тоже разобрались. Ну а теперь, может быть, уже продолжим занятие? На этот раз только давай сосредоточимся на временах и на разговорном, а не на процессе моего кормления.
Подтверждая свои слова, я забрала себе целый конвертик, отодвинув его подальше от Люциана.
— Хорошо, — подтвердил он. — Что тебе больше всего нравится, Лена?
— Ты опять?
— Я про процесс обучения. Объяснять что-либо гораздо проще на том, что тебе интересно. Когда я был маленьким, одна из моих воспитательниц работала со мной по такому методу, и, признаюсь честно, ни у кого я так быстро не запоминал, как у нее. Так что выбери какую-то одну тему, которая тебе интересна. От нее будем отталкиваться.
Какая тема мне интересна? Я вдруг задумалась об этом всерьез. Что мне нравится? Здесь как-то не до приложения сферы своих интересов было, сначала пришлось разбираться с мироустройством, потом — с магией и с тем, чтобы себя не выдать, потом с тайнами Ларо, с Люцианом и с Валентайном. С последними я до сих пор разбираюсь.
Но если так говорить, что мне нравится по-настоящему? Соня вот фотографией увлекалась, а я…
Я всегда хотела научиться рисовать. Но у тети Оли не было денег на художественную школу, а еще у нее не было денег на планшет. Тот, который я себе купила, насобирав с карманных, почему-то сломался в процессе моего обучения по роликам из соцсетей. Я почти закончила иллюстрацию, которая мне очень нравилась, и, когда я отнесла его в сервис, мне сказали, что восстановлению он не подлежит. Нужно только менять.
Иллюстрация, моя первая иллюстрация, которая мне толком нравилась, канула в Лету, а новый планшет отправился на полку с книгами до лучших времен. Наверное, можно сказать, что я отказалась от мечты. А может быть, просто не захотела смотреть, как мою мечту в очередной раз пожирает нестабильная техника. Как бы там ни было, на сменном я почеркала еще несколько месяцев, но уже без энтузиазма и без детальной проработки чего бы то ни было, и забила.
А еще очень некстати вспомнился портрет Люциана, который писала Ленор, и который я уничтожила.
«Прости», — абсолютно искренне подумала я.
В ответ не получив ничего.
— Рисование, — сказала я Люциану. — Что-то связанное с изобразительным искусством… с созданием картин.
— Принято, — без малейших проволочек ответил он. — Тогда начнем с повторения. Как ты скажешь: «Я собираюсь написать картину»?
Надо отдать ему должное, дальше мы действительно занимались драконьим. Поесть, правда, тоже успели, что меня определенно радовало. Я чуть не пропустила время, когда надо было выдвигаться в сторону дома Ларо, то есть и в сторону моего дома соответственно. Когда я поднималась, сидевший за соседним столиком парень поставил чашку мимо блюдца, и джмерг расплескался по столу, вызвав у него поток местных ругательств.
Люциан, разумеется, поднялся вместе со мной:
— Я тебя провожу, Лена.
— Не стоит, — категорически отказалась я.
Рано или поздно ему придется принять тот факт, что между нами (между ним и мной) ничего быть не может. Когда он его примет, возможно, у нас получится общаться нормально. Друзьями нам не стать, но мы можем быть просто хорошими знакомыми: нам все равно придется пересекаться так или иначе, а всю жизнь таскать багаж начала нашего знакомства невозможно. Как минимум на время учебы нужно принять тот факт, что мы будем встречаться, будем оказываться в одной аудитории, и так далее. Не говоря уже о том, что если Люциан поможет мне подтянуть драконий — объяснял он и правда на удивление доходчиво, и в конце я уже говорила не как подбитый заклинанием дракон — от наших встреч еще и польза будет.
— Благодарю, — сдержанно произнесла я, когда мы прощались.
И, к счастью, Люциан внял моей просьбе сразу, потому что на выходе из ранховой мы направились в разные стороны.