Драконова Академия. Книга 4

Глава 25

Лена

Если коротко описать мою жизнь за последний год, то это звучало бы так: звездец-звездец-капелька счастья-звездец-звездец-счастье-звездец. И дело не в том, что я пессимист, я скорее реалист, который трезво смотрит на вещи и оценивает ситуацию. Можно было бы конечно бить себя пяткой в грудь и концентрироваться на позитиве, как предлагало большинство именитых коучей моего мира. Может, и в самом деле есть такие люди, у кого такое получается, и все работает, но, дракона вашего в чертоги Лозантира, почему-то не у меня. Если у меня счастье, я радуюсь, а если (привет, нераскрытая тема) — жопа, то я не буду улыбаться и со снисходительной улыбкой сообщать всем, что это величайший урок в моей жизни, чтобы я выросла и стала достойнее. В моем случае, как мне кажется, вообще гораздо проще сказать: что выросло, то выросло, вспоминая знаменитый анекдот.

Хотя когда я открываю дверь, а за ней оказывается Люциан Драгон, а я настолько сонная, что даже не успеваю ее закрыть, мне уже не хочется вспоминать анекдоты. И уж тем более не хочется их вспоминать, когда он выдает, что Соня беременна! Я настолько теряюсь в этот момент, что даже позволяю ему войти и закрыть за собой дверь. Люциан умудряется еще и заклинание Cubrire Silencial повесить, а я все еще стою и хлопаю глазами. Мне очень хочется верить, что такая заторможенная реакция — спросонья, а не потому что Ленор Ларо убивает мой мозг. Или свой мозг. Или одному мозгу слишком много нас двоих.

— Так, — осторожно говорю я, плотнее запахивая халат, потому что взгляд Люциана подозрительно залипает на вырезе. — И что? Сдается мне, если бы все было так просто, ты бы ко мне не пришел.

— Правильно тебе сдается, Лена. — Он наконец-то смотрит мне в глаза и произносит: — Этот ребенок — после той ночи. Вчера она чуть его не потеряла и чуть не погибла сама.

Люциан больше ничего не говорит, но мне и так хватает. Соня вчера чуть не погибла? Из-за выкидыша? Я могла ее потерять… снова. От шума в ушах становится как-то слишком громко, я отступаю. Благо, тут не так далеко, новая комната не настолько большая, как предыдущая. Опускаюсь на край кровати и вцепляюсь в него.

— Сейчас с ней все хорошо, — добавляет Люциан. — Может, уже перестанешь делать вид, что вы с ней чужие?

Я прикрываю глаза. Потому что понимаю, что он прав. Потому что понимаю, что за своими обидками напрочь забыла о том, что Соня тоже живой человек. О том, что у нее с Сезаром, в общем-то, брак не по любви. Вынужденный. О том, что она пошла на это из-за меня. О том, что Ленор сделала все возможное, чтобы с ней видеться как можно меньше, а у Сони хватало своих переживаний, чтобы параноидально искать во мне чужие черты.

Все эти мысли сваливаются на меня с таким колоссальным и неприподъемным чувством вины, что я на мгновение забываю, каково это вообще — толком дышать.

— Да, — отвечаю совсем невпопад. — Да. Хорошо. Спасибо, что сказал.

Только сейчас понимаю, что так и сижу с закрытыми глазами, а, открыв их, обнаруживаю, что Люциан стоит и мрачно пялится на букет, который доставили вчера вечером. От Валентайна. Если честно, сначала я хотела отправить его обратно, но потом поняла, что это детство. В итоге волшебство местной флористики благоухает на всю комнату, радуя глаз оттенками насыщенно-красного и белоснежного.

— Я не обвинять тебя пришел, — Люциан переводит взгляд на меня. — Но я тоже облажался. Наверное, поэтому меня это так цепляет. То, что ты не можешь ее простить. Потому что с первого взгляда, Лена — прости уж — но вас не различить вовсе. Особенно если она говорит правильные слова.

— Угу, — сообщаю я.

В комнате тепло, да и вообще осень на удивление теплая. Погода стоит летняя, будто природа тоже решила, что задолжала мне, пока телом рулила Ленор. Как бы там ни было, но меня это радует, радует то, что я не мерзну сейчас в этом халатике. Хотя все тело покрылось мурашками от осознания того, что могло произойти. От осознания того, что я могла потерять Соню. Возможно, из-за своего безразличия и зацикленности на себе. Да, мне было больно, но и ей тоже. Сколько раз за последние дни она пыталась со мной поговорить…

Да, я вполне очевидно в ударе, потому что даже не отодвигаюсь, когда Люциан приближается и садится рядом со мной.

По ощущениям он сейчас начнет говорить, и говорить будет просто бесконечно, фиг зактнешь — все как я привыкла, но вместо этого он накрывает мои сжавшиеся на ткани пальцы: мягко, и от его ладони идет тепло. Бесконечное тепло, которое втекает в меня через это прикосновение, расслабляя, словно сжавшуюся внутри пружину медленно отпускает. Я перестаю дрожать, хотя мне не холодно, уходит чувство вины, отступает чувство безысходности, в которое я почти-почти себя вогнала через эту самую вину.

— Лен, я не представляю, через что ты прошла, — говорит он. — И мне очень жаль, что меня не было рядом.

Я дергаюсь и изумленно смотрю на него, потому что изначально мне казалось, что этот разговор о Соне.

Нет.

Он обо мне. А ладонь Люциана на моей становится обжигающе-горячей, или мне просто так кажется? Потому что его глаза знакомо раскаляются, от светло-медового до кипящего золота. Светлая королевская магия — это характерное ее проявление, но почему у меня сейчас такое чувство, что это вообще не про магию? Мы сидим слишком близко, если он чуть подвинется, то коснется моего бедра своим. Но хуже всего даже не это. Хуже всего то, что он пришел с такими словами… с такими правильными словами, которых мне никто так и не сказал.

До этой минуты.

Это не жалость, это не попытка уговорить меня, что все хорошо, и не желание вернуть все, как было.

Это просто сочувствие и констатация факта. И сожаления — искренние — о том, что его не было рядом, чтобы помочь. Почему-то я сейчас думаю об этом, а еще о том, что я до сих пор помню, как играет искрами на его ресницах золото магии. О том, что в этой комнате я чувствовала себя бесконечно и безгранично одинокой, пока не пришел он.

О том, насколько все это неправильно.

— Можешь организовать мне переход к Соне? — спрашиваю я. Получается хриплым шепотом, и я быстро вытягиваю пальцы из-под его руки.

Ленор ни разу не была у Сони в гостях, обычно они встречались либо в городе, либо дома у Валентайна, поэтому я понятия не имею, как там устроена система безопасности.

— Она будет спать минимум до обеда. Глатхэн поставил высшее заклинание исцеления, для человека это очень серьезно, поэтому требуется время.

— Хорошо, а потом?

— А потом я все сделаю, Лена. Можешь на меня положиться.

Он сказал это как-то слишком легко, слишком просто. Так же просто поднялся, снял заклинание и вышел раньше, чем до меня успело дойти, что я только что добровольно согласилась на помощь Люциана Драгона. И не просто согласилась, а попросила о ней. Сама.

На занятиях я, естественно, сосредоточиться не смогла. На мое счастье, первой у второкурсников сегодня была лекционно-теоретическая пара по новому предмету: магической биологии, которая требовалась, чтобы на третьем курсе мы могли изучать целительские зелья. Половину из того, что говорила магистр Солаус я пропустила, но решила, что наверстаю потом. А вот второй парой у людей был — ха-ха-ха, драконий язык. На котором магистр Доброе утро решил, что давно не разговаривал на исторические темы именно со мной.

В итоге я здорово развлекла Клаву с Ликой, которые хихикали, пока я пыталась подобрать правильные времена в отсылках к прошлому, определенному и неопределенному, а еще, видимо, погладила тайные садистские наклонности магистра, которому нравилось смотреть, как адепты тупят. Признаюсь, тема была внезапная, лексику нам к ней дополнительно не давали, а я и в лучшие времена путалась во временах, что уж говорить о том, когда все мои мысли сходились на Соне.

К счастью, пар сегодня было всего две, после которых я, наверное, должна была встретиться с Люцианом. Чисто теоретически, если он пообещал все уладить. Поэтому из аудитории я выходила, даже пропуская мимо ушей летящее вслед от Клавы:

— Ларо, ты говорить начиная смогла!

Она явно пародировала то, как я разговаривала на драконьем, но мне было не до нее. Я вышла в коридор и остановилась в раздумьях, как мне поступить дальше, но, пока я об этом раздумывала, навстречу мне шагнул Люциан. Подозреваю, что он пришел после своего занятия порталом, а еще точно знал, куда идти, потому что иначе просто физически не мог оказаться здесь так быстро.

Я не стала акцентировать на этом внимание, а вот он поинтересовался:

— Как дела?

— Минутка позора на драконьем, как обычно, — ответила я. — А в целом очень жду встречи с Соней.

— Она уже проснулась, так что можем идти. — Люциан внимательно на меня посмотрел и, когда я кивнула, открыл портал.

В просторном светлом холле нас встречали слуги: дворецкий и горничная. Дворецкий — по этикету, горничная — чтобы проводить. Вот так вместе мы и поднялись на второй этаж, прошли светлыми, украшенными пейзажами коридорами, и оказались у двери. Горничная тихо постучала, и, услышав резкий голос Сезара:

— Войдите, — немедленно шагнула в комнату.

— Тэрн-ар Драгон, — произнесла она. — Тэри Ларо.

Соня выглядела хорошо. Значительно лучше, чем после той дикой ночи и после попытки отравиться. Если бы я не знала, что произошло, можно было подумать, что она просто отлично выспалась.

Но я знала.

Поэтому, забыв обо всем, смотрела только на нее, хотя по этикету нужно было должным образом приветствовать Сезара.

— Уйдите все, — неожиданно резко произнесла Соня. Настолько резко, что даже я подпрыгнула. — Кроме тебя, Ленор.

И на том спасибо.

Люциан явно собирался что-то сказать, но она посмотрела на него в упор:

— Видеть тебя не хочу!

Так. И что я, спрашивается, пропустила?

Но выяснять это не было времени, Сезар вышел, увел с собой Люциана, и мы остались одни. На удивление неловкая ситуация стала еще более неловкой, настолько, что впору удивляться, как такое вообще возможно. Рядом с подругой, которую знаешь как себя саму. Или я ошибаюсь?

— Прости меня, Сонь, — сказала я, не двигаясь с места, словно опасаясь своим приближением разрушить остатки того, что осталось от нашей дружбы. Если от нее, конечно, что-то вообще осталось.

У Сони неожиданно задрожали губы.

— Я его ненавижу! — выдохнула она. — Как же я его ненавижу!

— Кого?

— Сезара! — Она приподнялась на подушках, вцепившись в одеяло, но тут же опустилась обратно, словно что-то вспомнила. — Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу!

Из ее глаз одна за другой покатились слезы. Крупные, они просто хлынули потоком, и я подлетела к ней, забралась на постель, обняла и прижала к себе. Соня вцепилась в меня и ревела, а я понятия не имела, что с эти делать! Что вообще делать в такой ситуации? Честно — не представляю, как бы я себя вела, будь я на ее месте. Не представляю и представлять не хочу, поэтому сейчас только крепче прижала подругу к себе.

— Я хочу от него избавиться, — пробормотала она мне в лацкан пиджака. Судорожно, с рваным выдохом.

— От… ребенка? — еле слышно спросила я.

— Да. От ребенка. Ты же мне поможешь? — Соня запрокинула голову. — Сезар запретил даже об этом думать. А я не могу… я не могу его носить! Не хочу… я не смогу, Лена, понимаешь… я не смогу…

Поток ее слов прервался, и она снова заревела в голос, я же прижала ее к себе, укачивая, как маленькую. Каждый раз, отклоняясь назад, я рисковала навернуться с кровати, потому что сидела на самом краешке, а Соня, должно быть, чувствовала себя так постоянно. На краю, с которого в любой момент можно сорваться.

Я не могла представить себе, что она, моя лучшая подруга, которая обожала детей, которую обожали дети — скажет такое. Но еще я никогда не могла представить, что Соня окажется в такой ситуации и перед таким выбором.

Что мы окажемся в такой ситуации.

— Я не знала… у меня стояло заклинание, и я думала, что все хорошо, — прошептала она, снова подняв голову. Мне ничего объяснять не требовалось: у меня у самой стояло такое заклинание, оно не только носило защитную функцию, но еще и избавляло от месячных. — Этот… целитель сказал, что все дело в особенности Сезара. В том, что у него двойная магия, и это могло нейтрализовать…

Она осеклась, снова судорожно вздохнула и повторила:

— Ненавижу. Ненавижу его ребенка. Ненавижу себя.

Мне в целом не нравилось ее настроение, но последнее понравилось вот вообще меньше всего.

— Сонь, ты что такое говоришь? — произнесла я, заглядывая ей в глаза, заключая лицо в ладонях. — При чем тут ты? В чем ты вообще виновата?

— Не я. Мое тело. Абсолютно бесполезное! Как можно было залететь от этого… после этого…

Она задыхалась, а еще, судя по всему, у нее явно начиналась истерика. Как бы мне сейчас пригодились способности Люциана или хотя бы практика по первой магической помощи, которая тоже начнется на третьем курсе. Вот где вообще логика — флору и фауну мы изучаем, историю тоже, а как помочь в случае чего — так это на третьем курсе!

— Со-онь. Соня! — чуть громче повторила я, наклоняясь к ней ближе. — Я здесь. Я с тобой. И я считаю, что ты самая лучшая девушка на свете, просто сейчас тебе очень тяжело. Честно — не представляю, как бы я с этим справилась. Наверное, не справилась бы, но ты одна из самых сильных людей, которых я знаю. Клянусь, что больше никогда не буду на тебя обижаться из-за ерунды. Клянусь, что больше никогда не отвернусь от тебя, что бы ни случилось.

— Значит, ты поможешь от него избавиться? — как заведенная повторила она.

Я глубоко вздохнула.

Как на такое ответить?

Что на такое ответить?

— Если ты через пару недель не изменишь своего решения, я тебя поддержу.

Меня аж перекорежило от таких слов. Представить, что я поддержу убийство ребенка… Раньше я никогда не задумывалась об абортах. Честно — даже не копалась в этом, потому что мне в голову не приходило, что можно убить малыша, который растет внутри тебя. А уж если на таком сроке, как у Сони? Как это вообще делается? Здесь, с магией, наверное, гораздо проще. В смысле, гораздо проще это сделать, магически прервать жизнь. Даже на гораздо больших сроках, чем в нашем мире.

Такое вообще возможно?! Вообще допустимо?!

По коже прошел мороз.

— Но я не хочу, чтобы ты всю оставшуюся жизнь ненавидела себя за то решение, которое принимаешь сгоряча. Сейчас ты ненавидишь себя за то, что беременна, но ненавидеть себя за то, что ты убьешь собственного ребенка гораздо страшнее. — Я говорила, и в меня словно снова втекала темная магия, добираясь до самого сердца. Хотя сейчас, разумеется, дело было не в ней. — Поэтому, Соня, подумай о нем. Или о ней. Кто бы это ни был. Подумай, как о маленькой жизни, о существе, у которого бьется сердце. О том, кто не знает, что сделал его отец, о том, кто не знает, что думает его мать. Все, что у него сейчас есть — это ты. Он слышит удары твоего сердца. И на каких-то инстинктах, я не знаю, тянется к ним. Для него ты — его мама, его защитница. Просто подумай об этом, Сонь.

Я сама не заметила, как из моих глаз тоже потекли слезы, и спустя мгновение подруга присоединилась ко мне. Так мы и сидели на кровати, обнявшись, и ревели вдвоем, пока Соня не прошептала сквозь всхлипы:

— Я не буду, Лен. Не буду… его убивать, — она шмыгала носом, а я вздохнула с облегчением и поцеловала ее в макушку.

Повторила:

— Ты очень сильная, Драгунова. Ты справишься. Слышишь? Мы справимся вместе.

— Никакая я не сильная, — Соня подняла зареванное лицо. — Я так скучаю по маме, Лен… ты даже не представляешь! Ночами она мне снится — как я ее обнимаю, а потом она растворяется в тумане. Я тянусь к ней сквозь миры и не могу дотянуться. Не могу сказать, что я жива. Не могу даже просто увидеть… узнать, как она сейчас. Просто посмотреть хотя бы разочек… хотя бы один последний раз увидеть ее…

Мне надо было промолчать. Я должна была промолчать, но я не смогла. Не сейчас.

Покачав головой, я прижала подругу к себе крепко-крепко и произнесла:

— Я видела твою маму, Сонь. И ты тоже можешь ее увидеть.