Дорогой парадокса

19

— Привет, Джейк, — сказал Сэм.

Он сидел за обеденным столом вместе с Джоном и Зоей и уплетал рогалики с кофе. Он встал из-за стола с той улыбкой, которая всегда жила в моей памяти. Его лицо было лицом моего отца, но это было то лицо, которого я не видел с детства, потому что человеку, который шел ко мне с распростертыми объятиями, было около тридцати пяти. Волосы были темно-каштановыми, почти черными, глаза — карими. Он был приблизительно шести футов росту (что-то в последнее время я слишком часто использую эту древнюю систему мер), плюс-минус дюйм или два. Линия челюсти была сильной, широкие плечи расправлены, а руки и ноги, в точности, как у меня, слегка крупнее, чем надо. Рот был энергично сжат, подбородок слегка раздвоен. Нос, прямой и тонкий, достаточно крупный, но не уродливый. Привлекательный мужчина. Он был одет в рабочий костюм — блузу и брюки — немаркого серого цвета с черным поясом и черными сапогами.

Он обнял меня, а я не мог говорить. Хотя Кларк сделал все, чтобы меня успокоить и приготовить, очень мало что можно сделать, чтобы в такой ситуации уберечь человека от самого большого потрясения в его жизни.

— Сын, — сказал он, — как же хорошо снова с тобой увидеться.

— Отец, — наконец прохрипел я.

Я положил голову ему на плечо и зажмурил глаза, чтобы не разрыдаться.

Мне кажется, на несколько минут у меня просто поехала крыша. У меня было совершенно потрясенное состояние. Я не помню, что говорилось в этот момент, кто что говорил, но рано или поздно я заметил Прима, который стоял немного в стороне, с удовлетворением и одобрением наблюдая за происходящим.

— Рад видеть вас снова! — сказал он бодро.

Я кивнул и оглянулся по сторонам. Рагна и Они сидели за столом вместе с Зоей и Джоном. Рагна улыбался, его широкие розовые глаза сияли. Зоя радостно мне улыбалась. Джону, казалось, было скучно: еще одно чудо — ну и что?

Дарла стояла в стороне. Она наконец подошла и сказала:

— Ну, вот мы и встречаемся во плоти.

— Иди сюда, Дарла, солнышко, — сказал Сэм, и они обнялись.

Я не мог отпустить Сэма, не мог отказаться от ощущения его реальности под пальцами. Если бы я не привык к тому, что личность Сэма все время со мной, пусть в бестелесном виде, то зрелище его ожившего наверняка заставило бы мое сердце остановиться, и я бы помер прямо как есть, на глазах у всех.

А так я просто-напросто с большим трудом восстанавливал дар речи.

— Как… как вы это сделали? — я уставился на Прима.

— Искусственное тело — это ничего удивительного, и никакого чуда тут нет, — ответил он. — Проблема состоит как раз в том, чтобы добиться полной совместимости и взаимодействия между этим телом и мозгом, который его контролирует. В данном случае такой мозг представлял собой Влатузианскую матрицу личности. Вы прекрасно понимаете, какие возможности собраны на этой планете. Я просто использовал те, которые были нужны для выполнения этой работы. Мне кажется, мы вполне преуспели. Вы согласны, Сэм?

— Еще бы! — Сэм ударил себя в грудь. — Я еще никогда не чувствовал себя так хорошо, — он повернулся ко мне. — Мне сказали, что это совсем не обычное, заурядное человеческое тело.

— Нет, — отозвался Прим. — У него нет кое-каких тонкостей биохимического цикла человеческого тела — даже наука в самом расцвете не может сравниться с гением Создателя. Например, Сэм никогда не сможет иметь, скажем, еще одного сына и вообще никакого потомства. Но у его тела есть и ряд преимуществ. Сэм никогда не постареет. Он не будет болеть…

— Но я не бессмертен, — ответил Сэм.

— Нет, не бессмертны, — сказал Прим, подходя к нам. — Я предлагал Сэму сказать ему примерное количество лет, на которое рассчитано это тело, но он не хотел и слышать.

— Даже если это и миллион лет или только неделя, — ответил Сэм, — мне не хотелось бы знать. Пусть меня живьем черти заберут, если я собираюсь прожить свою вторую жизнь, подсчитывая, сколько дней мне осталось. Так жить нельзя.

— Я понимаю и согласен с этим, — сказал Прим.

Я спросил:

— Как вам удалось сделать так, чтобы его тело выглядело точно так же, как и его бывшее?

— Создание внешнего облика потребовало нескольких источников — но главным среди них была трехмерная фотография, где вы стоите с Сэмом. Она занесена во вспомогательные банки памяти компьютера. Вы знали, что она там?

Я сказал:

— Да, мне помнится, я велел несколько старых фотографий перевести в пикселы и сохранить в памяти компьютера.

— Помогли нам и ваши воспоминания о Сэме, — добавил Прим.

— О'кей, — сказал я смущенно и довольно нелепо, словно мы с ним говорили о погоде. Я уселся и налил себе чашку кофе. Я не мог оторвать глаз от Сэма, который уселся за стол и отхлебнул из своей чашки.

Он подмигнул мне.

— Кто говорит, что однова живем?

— Сэм, а у тебя был выбор, воплощаться или нет? — спросил я.

— Только не тогда, когда меня вытаскивали из тяжеловоза. Когда я пришел в себя, то понял, что меня загружают в какой-то странный компьютер… мне так показалось, — Сэм посмотрел на Прима, ища подтверждения своим словам.

— Это по сути и был компьютер, — отозвался Прим.

— Как бы там ни было, — продолжал Сэм, — я был в контакте с нашим любезным хозяином, и он спросил меня, не хочу ли я присоединиться к Кульминации. Я сказал спасибо, но что-то не хочется. Он тогда спросил меня: ладно, пусть так, но как насчет нового тела? И я ответил: конечно, почему бы не попробовать?

Я рассмеялся.

— Конечно, почему бы и нет.

— Я уже стал немного уставать от того, что я тяжеловоз с прицепом. Мне нравится быть человеком куда больше.

— Не могу тебя винить. Но то, как ты пропал из машины, меня страшно напугало.

Прим уселся за стол.

— Наши извинения. Но, если бы я сказал вам наши намерения в отношении Сэма, я сомневаюсь, что вы поверили бы мне.

— Можно было бы и рискнуть сказать, — ответил я.

— Я и пытался, — сказал Прим, — и преуспел бы в этом, не покинь вы нас столь внезапно.

Не беря во внимание то, что объяснение Прима хромало на обе ноги — можно было бы спросить, не слышал ли он о том, что связаться можно и по радио, — мне невозможно было на это что-либо ответить. Казалось, что в любом отдельно взятом споре Прим всегда успевает так построить свои аргументы, что он неизменно оказывается на твердой почве, оставляя своего противника в зыбучих песках. Не могу точно сказать, как у него это получалось, но с ним невозможно было просто согласиться, а мне не хотелось спорить с ним заново.

— Где вы были, ребята? — с любопытством расспрашивал Сэм.

Я осмотрелся.

— Как долго нас не было?

— Примерно дней пять, — ответила Зоя. — Мы уже начали волноваться.

Дарла рассказала им, что с нами было, пока мы завтракали.

— Значит, Карл наконец добрался домой, — сказал Сэм. — Ну и хорошо. И мне кажется, что Лори там будет счастлива, — он отодвинул свою чашку и откинулся на стуле. — Представить только, — сказал он ностальгически, — Земля, черт знает в каком времени. Наверное, было на что посмотреть. Тысяча девятьсот шестьдесят четвертый год. Господи, это же за семьдесят лет до моего рождения.

Дарла сменила тему, сказав:

— Не могу никак оправиться от того, насколько же вы двое похожи, — она переводила взгляд с Сэма на меня и обратно. — А то, что вы выглядите примерно на один возраст, делает вас чуть ли не близнецами.

Я хотел было ей ответить, что меня всю жизнь обвиняли в том, что я не сын Сэма, а его клон, когда я сообразил, что забыл про самую важную тему.

— Где, черт побери, Сьюзен и все остальные? — выпалил я.

— Трудно сказать, — ответил Сэм, почесывая иссиня-черную щетину на подбородке. Сколько я помню, борода у него всегда бурно росла. Он посмотрел на Прима. — Ты не хочешь ему сказать, что сказал нам?

— Я бы и рад, — сказал Прим, намазывая маслом рогалик, — но… Джон, не будешь ли добр передать мне джем?

Джон передал ему джем.

— Спасибо. Джейк, Дарла… разрешите сперва вас заверить, что ваши друзья в полном порядке. Они в здравии и благополучии, в счастье и согласии, и все такое. На них не оказывали никакого…

— Ладно, ладно, — резко сказал я. — Я верю вам на слово. Просто скажите мне, где они.

— Это снова выводит на первый план вечную проблему понимания и передачи мыслей. Но давайте я попробую…

— Послушайте, — перебил я его, — я уже начинаю уставать от этих огромных философских барьеров, которые не дают вам ответить адекватно на простейшие вопросы. Например, на вопрос о том, где мои друзья. Они здесь или где-то еще?

Прим перестал даже намазывать джем на рогалик, повернул ко мне голову и спросил:

— Вы хотите их повидать?

— Разумеется.

— Тогда сядьте и успокойтесь.

Я попробовал.

— Теперь освободите свой мозг и позовите ваших друзей. Кого-нибудь из них.

Я уставился на него вытаращенными глазами.

— Просто делайте, как я сказал, — скомандовал Прим.

Я откинулся на спинку стула и нарисовал в воображении лицо Сьюзен. Ничего не произошло.

Прим улыбнулся, его черные глаза лукаво поблескивали.

— Старательнее, пожалуйста.

Я и стал изо всех сил стараться… сделать сам, не знаю что. Но я стал чувствовать, что мне не по себе в таком дурацком положении: сижу, уставясь в пространство, как идиот. Но постепенно что-то стало меняться. Трудно представить себе, что именно, но все вокруг меня стало как бы растворяться, переходить в совершенно другое окружение, словно сцена в фильме. Сперва меня это очень поразило, и процесс замедлился и пошел вспять: снова появилась столовая, лица вокруг стола. Но потом я снова расслабился и дал возможность происходящему идти своим чередом. Я обнаружил, что могу влиять на то, что происходит. И я позволил окружавшей меня действительности раствориться.

Я обнаружил, что сижу на краю крутого скалистого обрыва. Далеко внизу подо мной была полная тумана долина, обрамленная заснеженными вершинами. Надо мной была зубчатая горная вершина на фоне серого неба. Я остановился и вздохнул полной грудью. Воздух был прохладный, такой свежий, словно его создали минуту назад. Оглянувшись вокруг, я увидел кривоватые деревца, которые прижались к склонам и обрыву, среди них время от времени попадались кустики. Склон был крутой, но карабкаться по нему было нетрудно, потому что в нем были неровные широкие камни, словно ступеньки. Я поднялся повыше и оглянулся. Решив взобраться на гору и, возможно, наконец получше понять, что именно тут происходит, я стал взбираться дальше.

Поднялся холодный ветер. Наконец склон превратился в широкое плато, на котором кое-где росли деревца. Я прошелся по краю, заглядывая вниз, пока не оказался на узеньком выступе, по которому едва-едва можно было пройти, не сорвавшись. Я медленно прохаживался вокруг него. Уступ стал еще уже, и я стал подумывать, не повернуть ли мне обратно, но все-таки пошел дальше. Вскоре выступ стал совсем узким, не шире ноги. Осторожно я двигался дальше, а ветер между тем крепчал настолько, что стал рвать на мне куртку, но все-таки он не мог сдуть меня в пропасть. Далеко внизу, у подножия скалы, клубился туман.

Наконец я подошел к расщелине, надвое разделявшей стену, к которой я прижимался спиной. Разлом был похож на неровное У. Я шагнул в него. Разлом переходил в туннель в горе, который расширялся и становился проходом, ведущим вниз. Я прошел несколько минут, вышел как бы с обратной стороны горы и оказался на плавном склоне, который вел к опушке леса. Я выбрал тропинку, спускавшуюся вниз между высокими соснами с огромными шишками. Нежная трель раздалась из вершин деревьев. Может быть, птицы. Может быть, что-нибудь другое.

Я дошел до дна лощины и обнаружил быстрый ручей. Я пошел вниз по течению, перескакивая по гладким камням, валявшимся по берегу. Когда лес кончился, я перестал ступать по камешкам и вместо этого пошел по тропинке, которая шла параллельно ручейку и извивалась между маленькими деревцами и кустиками. Тропинка постепенно перешла в мощеную камнем дорожку и стала уходить от главного русла ручейка, изгибаясь между кустиками, почти ухоженными, словно в саду. Впереди показалось жилище. Коттедж, построенный в несколько восточном стиле. Он стоял перед большим прудиком. Там сидела Сьюзен. Я увидел ее фигуру на каменной скамье возле пруда, где она читала большую книжку, переплетенную в голубой холщовый переплет.

Она взглянула вверх, увидела меня и улыбнулась, потом подбежала ко мне.

Мы обнялись. Ее карие глаза сияли.

— Джейк! Кажется, что прошли годы! — сказала она, просияв.

— Действительно, такое впечатление, будто прошло много времени, — сказал я, проведя рукой по ее прямым, светло-каштановым волосам.

Все это было так странно, подумал я. Это не было сном, но и явью этого нельзя было назвать. По крайней мере, не совсем явь, подумал я.

— Где мы? — спросил я. — Что это за место?

— Это то место, где я живу… иногда, — ответила Сьюзен, взяв меня за руку и подведя к скамье возле пруда. — Тут тихо, и здесь можно сидеть и думать.

— О чем?

— Обо всем, о чем, по-моему, стоит думать.

— Понятно.

Мы уселись. Розовые и желтые цветы плавали на поверхности пруда, мягко покачиваясь, отражения нависающих ветвей поблескивали в глубине пруда. По краям пруда росли камыши. Трель птицы, наверное, дрозда, раздалась из деревьев. Кроме журчания ручья, вокруг ничего не было слышно.

— Где мы? — спросил я снова.

— Это время и пространство, которые мне чем-то нравятся, — ответила она. — Разве тут плохо?

— Тут очень хорошо. Скажи мне, неужели то, что ты присоединилась к Кульминации, означает, что ты никогда больше не сможешь ответить прямо на поставленный вопрос?

Она рассмеялась.

— Нет, Джейк, я действительно не знаю, где это и в каком времени находится. Это где-то вне пространства и времени — или, может быть, я сама все это создала? Честное слово, не знаю, никогда об этом не задумывалась. А это важно?

— Может быть. А может быть, и нет.

— А что ты начал говорить насчет прямых ответов на вопросы?

— Извини, — сказал я. — Это не имеет никакого значения. Но как я сюда попал?

— Я дала тебе доступ в Метафизический субстрат Консенсуса. Но это невозможно объяснить в двух словах. Поэтому давай, спрашивай, что это такое.

— И что это такое?

— Я все еще учусь этому, но в своей основе это такая реальность, с которой все согласны. Но это не обязательно подлинная реальность.

— Подлинная реальность чего?

— Всего на свете. Настоящая реальность.

Я кивнул, потом повернул голову и уставился в пруд.

На дне его лежало что-то темное.

— Трудно объяснить, — сказала мне Сьюзен.

— Естественно.

Она похлопала меня по руке, и я взял ее ладонь в свою.

— А ты настоящая? — спросил я. — Мы действительно здесь, или это все иллюзия?

Она ущипнула меня за руку.

— Чувствуешь?

Действительно, почувствовал.

— Да. Но мне пришло в голову спросить: а что это доказывает? Ведь и щипок может присниться. — Я взглянул ей в глаза.

Она сказала:

— Я действительно здесь, Джейк. И ты тоже.

Я никогда не замечал раньше, что в ее глазах есть небольшие искорки зеленого.

— Я-то наверняка реален, — сказал я.

По пруду прошла рябь, и слабая волна откатилась от берега.

— Где ты был? — спросила Сьюзен. — Вы, ребята, уехали пару дней назад.

— На Земле, — ответил я, — отпуск проводили.

Она кивнула так, словно понимала.

— Все произошло, как надо, все получилось?

— Более или менее.

— Отлично.

На ней была одежда, которую она всегда любила носить: серо-коричневый комбинезон и серые высокие сапоги. Волосы, как всегда, слегка растрепаны.

Я сказал:

— Наверное, не имеет ни малейшего смысла спрашивать тебя, что такое на самом деле Кульминация и как человек себя чувствует, оказавшись ее частью.

— А тебе хотелось бы стать частью Кульминации, Джейк?

Я покачал головой:

— Нет.

Она снова кивнула и улыбнулась, словно поняла, только на сей раз она и впрямь прекрасно понимала, о чем речь.

— Это не для тебя, Джейк. Ты не сможешь присоединиться к этому. Сама мысль об этом заставляет тебя ощетиниваться.

— Наверное, да.

— Но ты не прав, Джейк. Кульминация — такая вещь, которую ты никогда прежде не встречал и ничего подобного не испытывал.

— Во мне есть нечто, что изо всех сил противится потере личности.

Она взяла обе мои руки в свои и пристально посмотрела на меня.

— Джейк, посмотри на меня. Разве я изменилась хоть капельку? Разве я веду себя по-другому?

— Нет, с тобой вроде бы все в порядке.

— Так оно и есть. Я чувствую себя замечательно. Я та же самая Сьюзен, которую ты знал раньше. Ничего не переменилось. Я не потеряла себя самое в каком-то бесконечном океане сознания. Это совсем не так. Это… это как родиться заново.

— Я это и раньше слышал.

Она отпустила мои руки, откинулась на спинку скамьи и вздохнула.

— Нет. Ты понимаешь? Я так же сумбурно излагаю свои мысли, как и всегда.

— Я понимаю, — ответил я. — То есть, мне кажется, что понимаю.

— Это совсем не сложно понять.

— Кстати, а где остальные?

— Ох, да где-то поблизости, — она посмотрела мне через плечо. — Вот, кстати…

Я повернулся и увидел Шона, который не спеша шел по садовой дорожке.

— Джейк, парень, привет!

Мы пожали друг другу руки, и он хлопнул меня по спине. Он вроде бы был вполне материальным: он едва не сломал мне хребет.

— Я знал, что ты вернешься, — сказал он. — Мы тут уже немножко волновались.

— Я волновался обо всех вас…

— И не надо было. Нам тут вполне хорошо. Справляемся, — он оглянулся по сторонам. — А миленькое местечко, Сьюзен. Очень даже миленькое.

Я спросил:

— Так ты не тут обитаешь?

— Нет, у меня своя берлога. И у всех остальных тоже, как мне кажется.

Сьюзен кивнула.

— Да, я была в гостях у Роланда. Его дом на вершине горы.

— Роланд — философ в великом и древнем значении этого слова, — сказал Шон с ухмылкой. — Он все ждет, когда его осенит зороастрийская вспышка озарения и понимания. У меня-то хижина в лесу. У Лайема тоже. Мы с ним — лесорубы до последнего.

— Так, значит, — сказал я. — Значит, вы, ребята, главным образом тут бездельничаете и… что, приглашаете друг друга на чай?

Шон хохотнул.

— Ну, среди прочего разного… — он подошел к краю пруда и посмотрел на отражение. — Довольно приятное местечко.

Сьюзен и я снова сели.

— Скажи мне кое-что, Сьюзен, — сказал я. — А почему мне пришлось карабкаться по горе, чтобы сюда попасть? Если это какая-то волшебная страна, почему ты не могла материализовать меня прямо здесь?

— Я тебя не материализовывала. Я просто впустила тебя в мое пространство. Я хочу, чтобы у людей было ощущение, что им пришлось сколько-то пройти, чтобы сюда попасть. Если хочешь, в следующий раз я пропущу эту часть.

— Нет-нет, — ответил я, — это было очень красиво.

— Да, путешествие — всегда прекрасно.

— Ну, наше-то не во всем подходит под такое определение.

— Бывало, конечно, и плохое, — признала она. — Но это дало нам определенный опыт.

— Ну, так, по-моему, можно сказать про все, что случается с человеком.

— Можно, но это и есть истина.

Я взглянул на ее псевдовосточный каменный садик. Я не так много и узнал. Но в конце концов я потерял интерес к тому, чтобы найти ключ ко всей этой истории. Я был убежден, что Сьюзен и остальные были в полном порядке, что они не подвергались никакому нажиму или усиленным уговорам, и это все, что мне хотелось знать. Я сразу же решил, что если четверо из них решили остаться здесь, то я не буду им мешать. Я собирался домой. Если они хотели, чтобы я их подвез — ради бога. Если нет — на здоровье.

И все же меня беспокоило, что дальше станется со Сьюзен, и мне хотелось узнать.

Казалось, она почувствовала мои мысли.

— Джейк, хотел бы ты хотя бы попробовать, на что это похоже?

— А это возможно?

— Разумеется. Не понимаю, почему бы и нет.

— Что, бесплатное испытание в течение месяца, а если не понравится, то вы не обязаны покупать наш товар?

Она рассмеялась.

— Ну, можно сказать и так.

Я кивнул.

— Позволь только спросить: тебе тоже такое предложили?

— Угу.

— И ты поймала Прима на слове, да?

Она кивнула.

— А всем остальным тоже предложили пробную попытку?

— Да, насколько я знаю.

— И кто-нибудь кроме четверых решил попробовать? Кроме вас, я имею в виду?

Сьюзен пожевала губу.

— Знаешь, а по-моему, никто, кроме нас, не стал пробовать.

Я наклонился, поставил локти на колени и смотрел, как круглая волна расходится от центра пруда. Ну что же, по крайней мере, у меня было хоть одно свидетельство, что не все хотели остаться.

— Ему кажется, что нас просто одурманили, Сьюзен, — ответил Шон моим мыслям.

Сьюзен серьезно кивнула.

— Странно, что все так получилось. Но это неправда, Джейк.

После долгого раздумья я сказал:

— Есть только один способ узнать, правда это или нет.

Но все время во мне шевелилась мысль: а стоит ли рисковать?

Я повернулся и глубоко посмотрел в глаза Сьюзен, пытаясь пронизать ее взглядом до самой сердцевины, которая, может быть, была выскоблена и наполнена чем-то, что вообще не было самой Сьюзен. Я искал, но не находил ничего, что не было бы нежностью, добротой, доверием, которые я всегда в ней видел.

— Что ж, возьми меня на испытание, — сказал я ей.

Она улыбнулась и взяла меня за руку.

— Пошли, — сказала она и встала.