Итак, Паз снова занимался сексом. С прошлого раза миновало немало времени, и ему вроде бы следовало испытывать большее возбуждение, однако, хотя он старался изо всех сил, а женщина под ним издавала вздохи и стоны, он чувствовал себя как бы отстраненным от собственного полового аппарата и, что особенно тревожило, никак не мог вспомнить имя партнерши. Акт завершился, оставив его опустошенным, но не удовлетворенным.
«Как же ее, на хрен, зовут?»
– Это было здорово, Джимми, – хихикнула женщина.
Выходит, она знает, кто он такой, так почему же ему никак…
– Может, включить свет? – предложил он.
– Ты точно этого хочешь? – спросила она хрипловатым голосом.
– Ага, включай.
Он почувствовал, как она движется, тянется к выключателю, а потом загорелся свет, маленькая розовая прикроватная лампа. Паз слетел с постели, в один миг оказался у двери, дернул ее и стал пинать, хотя было очевидно, что дверь лишь нарисована на стене, к тому же неумело, примитивно, как будто детской рукой. Выхода из комнаты не было. Женщина все еще продолжала хихикать, хотя непонятно, как ей это удавалось, поскольку лицо ее было при этом гладким и белым, как яйцо.
Проснулся он от боли и тут же разразился бешеной бранью на двух известных ему языках, обнаружив, что стоит в маленьком коридорчике, ведущем к задней двери его собственной квартиры, а палец правой ноги разбит в кровь о дверной косяк. Нетвердой походкой Паз направился к кухонной раковине, сунул голову под холодную струю, потом, завернув кран, вытер волосы кухонным полотенцем и прислушался. Миссис Руис, его соседка с верхнего этажа, расхаживала по своей квартире. Сон у старухи чуткий, и не исключено, что он, как уже бывало, разбудил ее своими криками и ударами. А возможно, потревожил и других соседей. Остается надеяться, что никто не вызвал полицию.
У него был пунктик насчет своего положения в департаменте. В настоящее время он являлся неприкасаемым благодаря тому, что практически в одиночку раскрыл дело о самом крупном массовом убийстве в истории города, но это уже стиралось в памяти, или, скорее, забывалась ложная версия так называемых ритуальных убийств вуду. Воспоминания о том, что произошло на самом деле, были все еще свежи в памяти Паза.
Прихрамывая, он дотащился до кухонного стула и осмотрел ступню. Большой палец на правой ноге был почти вдвое больше своего собрата на левой и прямо на глазах превращался в некое подобие сливы. Ноготь, окаймленный казавшейся в просачивавшемся сквозь кухонные жалюзи свете черной, как тушь, кровью, точно слезет.
Он вытер кровь бумажной салфеткой и ею же утер пот со лба и шеи. Всю прошедшую неделю Паза мучили кошмары и приступы лунатизма. Это, конечно, можно было списать на последствия перенесенных испытаний, но времени с тех пор утекло немало, его состояние вроде бы стабилизировалось, и вот все началось по новой. Как ни крути, а это проблема, угроза его психическому здоровью, и хорошо, если здесь нет ничего, кроме отголоска той истории. Но… что-то ведь произошло тогда, в комнате для допросов, во время разговора с Эммилу Дидерофф. Неужели безумие заразно? Или в его случае присутствует нечто более пугающее? Возникшую мысль Паз постарался затолкать как можно дальше, применив всю свою интеллектуальную и эмоциональную энергию. Главное, не допустить повторения. Когда в следующий раз по спокойному, добропорядочному кубинскому кварталу помчится с завываниями черный парень в одной футболке, не придется удивляться, если какой-нибудь домовладелец пристрелит его. А нет, так сцапают копы – и конец карьере. Кто доверит пушку лунатику?
По этой причине он, хотя сам понимал, что стоило бы, не отваживался проконсультироваться с психологом департамента полиции, да и мысль о том, чтобы поделиться с матушкой, повергала его – брр! – в ужас.
Он глянул на встроенные в плиту часы (десять минут пятого, слишком поздно, чтобы возвращаться в постель), накинул купальный халат и взял номер «Геральд» с крохотной лужайки, отметив про себя, что в конце недели нужно будет ее подстричь, чтобы миссис Руис не нажаловалась его матери. Двухквартирный дом, в котором он жил, принадлежал миссис Паз, что избавляло его от арендной платы и за счет такой экономии давало возможность одеваться по своему вкусу. Правда, сказать, что ему вообще не приходилось расплачиваться, было нельзя, поскольку помимо обязанностей по поддержанию порядка на придомовой территории Маргарита Паз требовала, чтобы сын помогал ей в ресторане. Паз вообще-то ничего не имел против, но матушка решительно не понимала специфики полицейской работы и изрядно огорчалась, когда он предпочитал ловить убийц, вместо того чтобы тушить фасоль. Она не считала полицейскую работу настоящим делом.
Включив кофеварку-эспрессо, Паз нацедил себе полпинты настоящего кубинского кофе и после первого глотка почувствовал голод. Вообще-то он редко завтракал дома, но тащиться в какое-нибудь круглосуточное заведение не хотелось, и Паз полез в холодильник, где, хотя дома он практически не готовил, хранились лишние продукты из ресторана. В холодильнике нашелся десятифунтовый пакет муки, коробка с кружочками сбитого масла, пакет сахарной пудры, упаковка соленой трески и шесть дюжин яиц. Рядом с холодильником расположились три емкости арахисового масла, по пять галлонов каждая, и упаковочная клеть манго.
Паз взял муку, сливочное масло, соль, воду и замесил тесто, в которое щедро плеснул из бутылки с «Anis del Мопо», оказавшейся у него в морозилке за компанию с бутылкой водки «Кетель». Потом он разогрел растительное масло в единственной имевшейся у него большой кастрюле и, за неимением формовочного пресса, вручную вылепил пышки. Бросив их в кипящее масло, Паз, как всегда в такие моменты, вспомнил мать, учившую семилетнего сына определять степень готовности раскаленного масла на слух, брызгая на него водой и прислушиваясь к шипению.
Он испек дюжину пышек, две с половиной умял сразу, выудив их из жира и посыпав сахарной пудрой, а остальные сложил в бумажный пакет, после чего съел истекающий соком плод манго и снова вымыл лицо.
В квартире было две спальни, одну из которых он приспособил под гимнастический зал с гребным тренажером и штангами. Паз надел наушники и полчаса под афро-перуанские песни в исполнении Сюзанны Бака имитировал греблю, после чего перешел к обычному набору упражнений с двадцатифунтовыми гантелями. Зарядку он делал каждое утро, с постоянством и методичностью, плохо сочетавшимися с репутацией лихого ковбоя, которой он пользовался среди коллег.
Сверху послышались медленные шаги. Ну конечно, миссис Руис только и ждет, когда он выйдет из дома, чтобы позвонить его матери и доложить. Старушенция та еще шпионка, и Паз порой задумывался, не получает ли она от матушки за услуги соглядатая скидку по арендной плате. А может, это просто обычная служба Общества взаимопомощи кубинских матерей. Сын миссис Руис закончил Атлантический флоридский университет, работал бухгалтером, состоял в браке. Имел двоих детей и был на год моложе Джимми Паза. Правда, внешне он сильно смахивал на грушу сорта «барлет», но матушку это мало волновало, и, когда Паз пытался указать ей на столь важное обстоятельство при очередном сеансе вразумления на тему «у других сыновья как сыновья», она просто отмахивалась. Паз снова подумал, не потолковать ли с матушкой о своем сне и о некоторых других странностях, но в очередной раз отбросил эту идею. Большую часть сознательной жизни он провел, защищая свое право на личную жизнь от ее навязчивой опеки, и эта привычка укоренилась слишком глубоко, чтобы ее нарушать. Хотя следовало признать, что в снах матушка толк знала.
Одевшись, он налил себе еще одну чашку кофе, добавил горячего молока, схватил кухонное полотенце, остатки третьей пышки и вышел на маленький задний двор. Рассвет окрасил восточный небосклон в розовые тона, и наступавшее утро наполняло воздух ароматами жасмина и цитруса, к которым теперь примешались запахи свежей выпечки и кофе. За завтраком Паз читал «Майами геральд». Он пробежал по диагонали национальные новости, потом проглядел местный раздел на предмет происшествий и скандалов, добрался до некрологов (какой-то застройщик скоропостижно скончался в вестибюле собственного офиса в возрасте сорока семи лет). Вообще-то, Паз был еще довольно молод, но, в силу психических особенностей характера, довольно рано обнаружил, что не бессмертен, и потому с прошлого года начал с интересом изучать некрологи. Наконец, чтобы было о чем поболтать с парнями на работе, он прочитал спортивные страницы и с несколько большим вниманием обратился к разделу искусства. Паз не был вдумчивым читателем этого раздела, в котором освещались (если дюймы пространства колонки вообще что-то значили) основные достижения мирового искусства и рассматривались фильмы да телевизионные сериалы, но в последнее время изучал его не без интереса, особенно в части, касающейся Книжной ярмарки Майами. Полстраницы занимал анонс мероприятия, предстоявшего в кампусе Майами-Дэйд, и Паз, обнаружив нужное ему имя, отметил время, когда должен был появиться интересовавший его автор. В первый раз после своего жестокого пробуждения он почувствовал, как улыбка расцветает в его сердце.
В убойном отделе, располагавшемся на пятом этаже здания департамента полиции Майами, Паз в то утро появился первым. В отличие от телесериалов реальная полицейская работа ведется преимущественно за письменным столом, с использованием телефона, пишущей машинки, шариковой ручки и, в последнее время, компьютера. Несмотря на то что количество убийств пошло на убыль, работы у отдела оставалось хоть отбавляй, поскольку на него валили нападения с нанесением телесных повреждений и случаи домашнего насилия, а по этим типам правонарушений никакого снижения не наблюдалось.
Отдел под руководством лейтенанта Посады входил в состав управления криминальных расследований, возглавляемого майором Олифантом. Посаду Паз считал совершенно бесполезным наростом на теле организации, а вот насчет Олифанта окончательного мнения пока не составил, поскольку майор занял свою должность недавно. После долгой череды коррупционных скандалов отцы города решили попробовать доверить столь важный пост человеку со стороны. Паза это вполне устраивало, поскольку он не водил особой дружбы со старой гвардией, но в целом в полиции Майами на нового руководителя смотрели с подозрением, как на чужака. То, что он перешел в полицию из ФБР, подозрений лишь добавляло, тем паче что слухи о том, почему он распростился с Бюро, ходили невнятные.
Паз висел на телефоне, разыскивая золотые женские часы «Ролекс» с гравировкой «Эстелле от Эдди, любовь навсегда», потому что заявленная любовь продлилась не так долго. Стараниями Эдди Эстелла оказалась в коме, а сам он мало того что смылся, так еще и самым хамским манером прихватил с собой все свои подарки. На восьмом звонке Паз нашел нужный ломбард, выяснил необходимую информацию, с улыбкой положил трубку и, как мальчишка, крутанулся во вращающемся кресле. Обнаружив, что в дверях, с любопытством уставившись на него, стоит Олифант, Паз приподнялся.
Дуглас Олифант, крепкий мужчина с кожей на пару оттенков темнее, чем у Паза, улыбнулся и спросил:
– Хорошие новости?
Паз рассказал ему о деле. Олифант кивнул и указал жестом в направлении своего кабинета.
– Пойдем, угощу чашкой кофе.
– Не хотите ли к кофе пышек?
При виде извлеченного Пазом маслянистого пакета шеф слегка заколебался, но потом пожал плечами.
– Конечно, почему бы и нет?
В кабинете Олифанта имелось большое, выходившее на север окно, но жалюзи были опущены и свет раннего утра в помещение не проникал. Начальник налил кофе Пазу, себе и сел за письменный стол. Паз заметил, что чашка начальника представляла собой памятный сувенир со съезда Национальной ассоциации начальников полиции 1998 года, а у Олифанта красовалась вытисненная золотом аббревиатура ФБР. Майор с интересом осмотрев пышку и надкусил.
– Ммм… вкуснятина. Где ты такие взял?
– Испек.
– Испек?!
– Да, сэр. Я на самом деле девушка, но меня заставили переодеться мужчиной, потому что в противном случае у меня оказалось бы слишком много преимущественных прав.[3] Пришлось бы сделать меня шефом.
Это было сказано с абсолютно непроницаемым выражением лица, и Олифанту потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что к чему, и выдавить из себя смешок.
– Хм, я слышал, что ты заковыристый малый… а, Джимми?
– Да, сэр.
– Ну-ну. А почему ты работаешь без напарника?
Неожиданный ход умелого мастера вести допрос. Впечатление это на Паза произвело, но обескуражен он не был.
– Я предпочитаю работать в одиночку, сэр. Моего прежнего напарника выперли в прошлом году, и не похоже, чтобы кто-то из новых парней мог его заменить.
– Ага, ты всех их отваживаешь. А еще я слышал, что ты мастер выпендрежа.
Паз от комментариев воздержался. Некоторое время Олифант смотрел на него поверх ободка своей кофейной чашки.
– При этом у тебя безупречный послужной список: сочетание, как я знаю по опыту, нечастое. Но суть в том, парень, что при всех твоих заслугах и льготах напарником тебе обзавестись все же придется. Я отвечаю за работу этого управления и не могу допустить, чтобы мои детективы шастали по городу в одиночку. Если расследуется дело, мне нужно, чтобы о ходе расследования были осведомлены двое: во-первых, потому что так положено, а во-вторых, случись что хреновое, нужно иметь возможность разгрести дерьмо…
Он сделал неопределенный жест рукой, и Паз закончил:
– Вы хотите, чтобы при случае можно было посадить каждого в отдельную комнату и заставить их заложить друг друга.
– Вот видишь?!
– Вы могли бы взять Барлоу назад.
– Ага, мог бы, как раз перед тем, как подать заявление об отставке и собрать свои манатки. Твой приятель держал бывшего шефа департамента в заложниках да еще нес всевозможный расистский вздор.
– Он был не в себе. Находился под влиянием какого-то препарата.
– Так говорят, хотя должен заметить, что после того, как ты организовал его захват, врачи не обнаружили в его организме ни наркоты, ни чего-то иного в этом роде.
Он помолчал, но комментария от Паза так и не дождался.
– Мне всегда казалось, что вся эта история с убийцей-вудуистом какая-то скользкая. Можешь оспорить мое мнение?
– Я представил отчет. Восемьдесят семь страниц, не считая приложения.
– Я прочел и то и другое, – сказал Олифант и подчеркнуто зажал нос.
Паз молчал.
– Так вот, – продолжил майор, – тебе нужен напарник, и я скажу, что нужно сделать. Поскольку мы можем назвать данный случай особым, я разрешу тебе выбирать самому. Любого парня в управлении, подходящего по квалификации и стажу. Мне нужно знать его имя к концу завтрашнего рабочего дня. И этот компромисс останется между нами. Договорились?
– Да, сэр. – Паз встал.
– Сядь, – велел Олифант. – Я с тобой не о том хотел поговорить. – Он вынул из пакета еще одну пышку, улыбнулся, погладил себя по животу и положил лакомство на промокашку. – Съем попозже, пожалуй. Так вот, это убийство в отеле «Трианон», на прошлой неделе. Быстрая работа.
– Работы было всего ничего. Подозреваемая сидела на месте преступления, неподалеку от орудия убийства.
– И все же. У тебя нет никаких сомнений в том, что убийцей была именно эта женщина, Дидерофф?
– Вроде нет, – ответил Паз, и у него тут же возникло ощущение странного дискомфорта. – А почему вы спрашиваете?
– Да так, просто в голову пришло. А о жертве что-нибудь знаешь?
– Постоялец отеля. Прилетел из Мехико, за три дня до гибели. Вроде как арабский бизнесмен, насколько я понял из его документов. Паспорт суданский.
– Угу. Мне звонили насчет этого дела.
– Да?
– Ты знаешь, я раньше служил в Бюро.
– Да, сэр. Я слышал об этом.
– Звонил один малый, работающий на людей, которые ведут наблюдение за некоторыми деятелями из той части мира. Я имею в виду людей из Бюро. Этот Джабир Акран аль-Мувалид был как раз из тех, за кем велась слежка.
– Это интересно. А он объяснил, почему следили?
– Не больно-то, – буркнул Олифант, отбивая охоту к дальнейшим расспросам. – Он главным образом интересовался, точно ли это Мувалид. Я отправил факс в их информационный центр. А еще он хотел узнать, что говорит эта женщина, подозреваемая. Она как, собирается признать себя виновной?
– Это уже не по моей части, сэр, но вы почитайте материалы. По-моему, дело крепкое, не из тех, которые разваливаются. Конечно, поручиться зато, что произойдет в суде… – Паз выразительно пожал плечами. – Когда я ее обнаружил, она производила странное впечатление. Толковала о каких-то голосах, о всякой чертовщине. Не знаю, возможно, она попытается выстроить защиту, добившись заключения о невменяемости.
– Да, в том-то и загвоздка. Ручаюсь, дело выглядело бы куда крепче, знай мы побольше о том, что именно связывало подозреваемую с жертвой. Она говорит что-нибудь на сей счет?
– Только то, что погибший был ее врагом и что он якобы делал что-то плохое у себя дома, в Африке. Думаю, она имела в виду массовые убийства и тому подобные военные преступления.
– Вот оно что? И она рассказывает обо всех этих африканских страстях подробно?
– При личной беседе нет, сэр. Но она пишет то, что называет признанием.
– Вот как. И о чем там говорится?
– Ну, честно говоря, я пока не читал. Подозреваемая собирается изложить все в письменном виде, в особой тетрадке. – Паз произнес это с таким выражением лица, что Олифант поднял брови.
– О, это такого рода признание.
– То-то и оно. Все-таки она чокнутая.
– Хм. В любом случае, я чувствовал бы себя увереннее, будь у меня под рукой более пухлое досье. Побольше подробностей из ее прошлого. Так что, будь добр, проверь ее занятия и перемещения за последнее время. А заодно прояви интерес к жертве. Было бы не лишним понять, с чего дамочка вообще на нем зациклилась? В чем суть ее помешательства на этом малом и чего ради она его выслеживала? Чем больше у нас материала, тем меньше у нее шансов отмазаться, апеллируя к своей невменяемости.
– Хорошо, сэр. Я займусь этим. У вас ко мне все?
Олифант кивнул.
– Спасибо за… – Майор указал на пакет.
– Пышки, сэр, – подсказал Паз и вышел.
Вернувшись к своему письменному столу, Паз обнаружил, что помещение уже наполнилось обычным комплектом детективов, копов и клерков, а также привычным шумом телефонов, разговоров и стуком клавиш, сменившим царившую здесь всего несколько минут тому назад тишину. На душе у Паза спокойнее не стало. Конечно, плохо, что шеф так насел на него с вопросом о напарнике, ну да ладно, с этим он как-нибудь разберется. Что его беспокоило по-настоящему, так это интерес Олифанта к явно раскрытому делу. Обычно боссы ставят на вид те дела, с раскрытием которых дело обстоит хреново, особенно если преступление получило политический резонанс и на полицейское начальство давят сверху. Например, кто-то совершил серьезную ошибку, укокошив белого человека в штате Флорида. А раскрытые дела привлекают их внимание только в тех случаях, когда предполагается, что коп облажался, например, подбросил не тот ствол или перестарался, убеждая свидетеля дать правильные показания. Но Паз знал, что в случае с Дидерофф все чисто, как «Тайдом» отстирано, а значит, тут ветер дул с какой-то другой стороны. Впрочем, сомневаться не приходилось: свистело из Вашингтона. Кто-то в ФБР заинтересовался этой заговаривающейся особой, и этому кому-то необходимо, чтобы ее законопатили в каталажку по гроб жизни, а то и отправили на тот свет. Ладно, поглядим еще разок, что же это за мисс Дидерофф такая, медом намазанная?
Взяв с вертикальной стойки на письменном столе папку, он прочел форму А, обоснование задержания с краткими соображениями относительно того, почему вообще конкретное лицо заподозрено в совершении преступления, и обратился к расшифровке записанной на диктофон беседы, которую провел с этой женщиной в номере убитого. Читая, детектив вспомнил, что он увидел (или это ему померещилось) тогда, и у него возникло непроизвольное желание никогда больше не заглядывать в глаза данной особе. И вообще выбросить это воспоминание из головы… Переключиться на что-то другое: ага, вот и ордер на обыск.
Паз облегченно вздохнул и покинул кабинет, чтобы заняться обычными полицейскими делами.
Адрес на ордере привел его к плавучему домику, пришвартованному на Майами-ривер, в неприглядном месте под Восточно-западным путепроводом. Сам домик представлял собой ничем не примечательный продукт массового производства с плоским дном и крышей из шелушащегося бежевого стекловолокна. Спрыгнув на палубу, детектив распахнул снабженную алюминиевыми ставнями дверцу каюты, где обнаружил простой стол из огнеупорной пластмассы с умирающим филодендроном в глиняном горшке, несколько палубных стульев с нейлоновой сеткой, плиту, раковину и маленький холодильник. Вдоль противоположной переборки тянулось длинное, подбитое поролоном сиденье, под которым были устроены рундуки. Изрядно выцветшие желтые клетчатые шторы прикрывали окна, смягчая проникавший сквозь них солнечный свет. Паз проверил шкафчики, кладовую для провизии, буфетную и холодильник, но нашел только обычные кухонные принадлежности, полотенца и консервы – никаких наркотиков, никакого оружия. В тесное пространство носовой части была втиснута единственная койка, под которой, из экономии места, разместили ящики для белья и одежды. Паз быстренько переворошил содержимое – одноцветные хлопковые юбки, футболки, один свитер, носки и нижнее белье, все с ярлыками дешевых магазинов «Пенни» и «Кей март». В пластиковом мешке обнаружилось нечто похожее на поварской фартук, серое шерстяное платье, белый шарф и пара черных сапог с высокой шнуровкой. С крючка свисал дешевый макинтош.
Не упустил ли он чего? Нет, проживающая здесь была, по всей видимости, единственной женщиной в Южной Флориде, не имевшей ни купальника, ни шортов. На крохотной полочке в кабинке совмещенного санузла не обнаружилось никакой косметики, кроме лака для волос, наличие которого казалось не совсем уместным у женщины с настолько короткой стрижкой. Он поднял баллончик, потряс, не услышал дребезжания шарика и, удовлетворенно хмыкнув, скрутил крышку. Внутри обнаружились скатанные в трубочку бумажные деньги, долларов двести с небольшим. Мелкая заначка на непредвиденные расходы.
Вернувшись в спальню, Паз постоял в раздумье, как всегда делал в подобных ситуациях – в доме жертвы или подозреваемого, – и попытался прочувствовать характер владелицы помещения, первейшей особенностью которого была безупречная чистота. Пазу довелось послужить в морской пехоте, и он отметил, что здесь даже самый строгий сержант не нашел бы, к чему придраться. Ну а, кроме того, ему первый раз довелось наблюдать столь скудное убранство. У этой особы не было практически ничего.
Он встал на колени у постели и осмотрел содержимое висевшей над ней закрытой полки. Сначала книги: американская Библия в бумажном издании, зачитанная, со множеством пометок, судя по которым чаще всего владелица обращалась к Книге Иова и Евангелию от Иоанна. Другая книга, с позолоченным корешком, но сильно замусоленная, была напечатана арабской вязью, и Паз предположил, что это Коран. Житие Екатерины Сиенской с проповедями этой святой соседствовало с биографией Терезы Авильской, выпущенной издательством «Penguin». Брошюра с крошащимися пожелтевшими страницами под названием «Преданные до смерти: история ордена сестер милосердия Крови Христовой» сестры Бенедикты Кули и карманное издание книги «Бремя и благодать» Симоны Вайль. Паз быстро пролистал каждую книгу и нашел поляроидный снимок: европейского вида женщина в окружении примерно дюжины очень рослых черных солдат на фоне тонких стволов деревьев и темной листвы. Наряд загорелой особы состоял из голубого комбинезона и белого платка с убранными под него волосами, похожего на головной убор медсестры или монахини. Женщина и солдаты улыбались в камеру, зубы и глаза сверкали на фоне чуть ли не фиолетовой кожи. Солдаты были одеты в линялые кителя, шорты и сандалии. На груди скрещивались патронташи, на шеях висели начищенные до блеска «Калашниковы» или длинные темные винтовки более старого образца. Паз достал из кармана складную ручную лупу, присмотрелся и, как и ожидал, убедился, что белой женщиной была Эммилу Дидерофф. Поразительно, но все солдаты оказались молодыми девушками. Он спрятал фотографию в карман и возобновил поиски.
Книги удерживались на полке половинкой кирпича и большой розовой раковиной. В створке раковины обнаружились четки с крупными бусинами, а позади книг фотоснимок в дешевой рамке. Изваяние женщины, вид в три четверти.
Ее голову окутывало монашеское покрывало, лицо четко очерченное, красивое, с примечательно длинными узкими глазами, которые казались то ли прищуренными от солнца, то ли сфокусированными на какой-то внутренней реальности. Паз подумал, что где-то видел эти глаза, но не смог связать их с конкретным человеком. Между стеклом и рамкой был засунут цветной снимок привлекательной веснушчатой женщины в сером платье, белом переднике и белом головном платке и стоявшей перед резным дверным проемом. Несомненно монахиня, подумал Паз и поморщился, поскольку, по его мнению, для обета целомудрия эта женщина была слишком хорошенькой.
Рядом с морской раковиной стояло распятие, которое Паз взял, чтобы рассмотреть получше. Оно было искусно вырезано из какого-то темного, твердого и тяжелого дерева. И отличалось тем, что тело Иисуса не располагалось неподвижно на кресте, как в большинстве подобного рода изображений, а изгибалось в агонии, скривившись почти в форме буквы «S», и даже каждый отдельный палец скрючивался, указывая на боль. Мало того, фигурка Христа была приколочена к кресту самыми настоящими металлическими гвоздями, причем вбитыми не в ладони, как обычно, а в запястья. Распятый был невероятно худ, так что выступали все ребра, черен лицом и на каждой щеке были нанесены надрезы. Паза при виде этого ритуального предмета пробрало холодком: сначала какие-то странности при допросе, теперь жуть африканская. Он не мог отделаться от ощущения, что неизвестный резчик не просто изобразил символическую сцену, а, судя по тому, какое впечатление производила его работа, действительно был свидетелем сцены распятия.
Найдя парусиновый мешок, Паз сложил туда книги и личные вещи, включая деньги. Конечно, не его дело, почему она так живет, но кража на реке дело самое обычное, и в ее отсутствие сюда наверняка наведаются, а ему почему-то показалась непереносимой мысль о том, что человек, владевший столь скудным имуществом, может и его лишиться.
Плавучий дом качнулся, оторвав Паза от раздумий.
– Эй, вам помочь? – послышался с палубы чей-то голос.
Паз вышел из спальной каюты и оказался лицом к лицу с невзрачным мужичонкой лет сорока. За очками в роговой оправе бегали нервные, неуверенные глаза, а правую руку незнакомец старался держать не на виду.
Паз неторопливо вынул из нагрудного кармана футляр и показал жетон.
– Паз, полиция Майами. А вы кто?
Мужчина подался вперед, внимательно, пристальнее, чем большинство людей в такой ситуации, рассмотрел жетон, а потом, видимо удовлетворившись, выпрямился и перестал прятать правую руку.
– Я Давид Паккер. Это моя лодка.
– Вы сдаете ее в аренду Эммилу Дидерофф?
– Да, – ответил он, после чего озабоченно нахмурился. – Эй, неужели что-то… я хочу сказать, с ней все в порядке?
– Когда я видел ее в последний раз, была жива-здорова. А как она в качестве съемщика?
– Идеально. Не курит, не пьет, хахалей не водит, вечеринок с наркотиками не устраивает, как та последняя, которой я сдавал раньше. Никакой битой посуды и всего такого. Но если у нее все в порядке, почему вы здесь?
– Она подозревается в причастности к преступлению, и мы проводим проверку. Послушайте, может, нам подняться на палубу, а то здесь становится душновато?
– Давайте поднимемся. Вообще-то, кондиционер здесь есть, но она его почти не включает.
Паккер повернулся и вышел. Обтягивавшая его дородное тело футболка не столько скрывала, сколько обрисовывала рукоятку засунутого за ремень его линялых джинсов пистолета. На палубе он сказал:
– Если вы хотите потолковать, можно не торчать на солнце, а пойти ко мне.
Он указал на следующий причал, у которого высилось внушительное сооружение, покрытое кровельной дранкой из красного дерева. Тоже плавучая постройка, но не лачуга, а настоящий дом с плоской крышей, большими окнами, балконом и палубой, уставленной садовой мебелью и ухоженными растениями в горшках.
– Ведите, – согласился Паз.
Они покинули плавучее жилище Дидерофф и поднялись по трапу на более крупную баржу. Чтобы выбраться на палубу со стороны реки, им пришлось протиснуться мимо здоровенного мотоцикла.
Паккер подвел Паза к мягкому шезлонгу из красного дерева, но детектив предпочел парусиновый складной стул. Хозяин опустился в другой шезлонг, поморщился, вынул из-под себя пистолет и аккуратно положил его на столик.
– Прошу прощения, офицер, – сказал он, – но у нас тут, на реке, всякое случается – и грабежи, и вандализм. Приходится быть настороже.
– Угу, – буркнул Паз. Ну конечно, при виде черного парня как не схватиться за пушку. Он посмотрел на пистолет – «вальтер».
– Не беспокойтесь, офицер, – сказал Паккер, заметив этот взгляд. – С лицензией у меня все в порядке.
– Детектив, – поправил его Паз. – Я не беспокоюсь. Итак, мистер Паккер, давно вы знакомы с Эммилу?
– С тех пор, как она здесь. Примерно год. Могу уточнить по записям.
– Она что, просто появилась ниоткуда и обратилась к вам?
– Нет, она… Я хочу сказать, что мне порекомендовали ее общие друзья. Она собиралась поселиться здесь, в городе. У меня как раз сдавалась лодка… ну а съемщик она, как я уже говорил, просто посланный небесами.
– А вы проводите здесь большую часть времени?
– О, я то здесь, то там. У меня мотоцикл на кормовой палубе, вы, наверное, заметили.
– Да, «харлей». А вы кто? Богач, живущий в свое удовольствие?
Паккер рассмеялся.
– Хотелось бы мне им быть, но нет. Я всего лишь гражданский служащий, сделавший по уходе на покой несколько удачных инвестиций. И, разумеется, получающий пенсию.
– Мм… А в каком ведомстве вы работали, позвольте спросить?
– Прошу прощения, но я думал, что мы собирались поговорить о моей жиличке, – сказал Паккер. – Вы сказали, что она причастна к какому-то преступлению?
– Да, сэр. К убийству.
– Эммилу кого-то убила?!
– Это-то мы и собираемся установить, сэр. Так вот, вы видели ее когда-нибудь с человеком, который мог быть африканцем или арабом?
– Нет, мы общались только по поводу платы, я никогда не видел, чтобы кто-нибудь наведывался на эту лодку.
– А вы когда-нибудь знали или слышали о человеке по имени Джабир Акран аль-Мувалид?
– Нет. Это тот, кого она предположительно убила?
Оставив этот вопрос без ответа, Паз вынул из нагрудного кармана блокнот и ручку.
– Мы хотим выяснить кое-что об Эммилу, ее прошлом, откуда она взялась. Вы можете в этом помочь?
– Нет, боюсь, не смогу. Как я уже говорил, мы не находились в приятельских отношениях. Перекидывались несколькими фразами, когда случайно встречались, а раз в месяц она приносила мне деньги. Платила наличными и всегда без задержки.
– Ну, тогда общие друзья…
– Хильда и Стюарт Джеймсон. У меня есть номер их почтового ящика во Всемирной миссии методистов, который я могу вам дать, но не имею ни малейшего представления о том, как вам с ними связаться. Они постоянно в разъездах.
– В Африке.
– Собственно говоря, да. А как вы узнали?
– О, случайно догадался.
Пазу не нравилось, когда ему канифолят мозги, а он не сомневался, что сейчас Паккер занят именно этим, но на данный момент средствами воздействия на этого человека он не располагал. Поэтому, запомнив на всякий случай номер мотоцикла, детектив покинул баржу и поехал в моторную мастерскую братьев Уилсон, которую Дидерофф указала как место своей работы. Мастерская представляла собой большой сырой ангар у реки, пропахший выхлопными газами. Владельца Паз нашел в его офисе, маленьком закутке, отделанном дешевым пластиком. На стенах красовались расписание работы, вставленные в рамки фотографии катеров и лодок, календарь с рекламой водных моторов «вольво» и еще один, с обнаженной девицей, испещренный заметками и телефонными номерами. Хозяин сообщил, что Эммилу Дидерофф проработала здесь около года.
– Что она собой представляла? – спросил Паз.
Джек Уилсон, здоровенный загорелый малый с длинными, зачесанными назад и собранными в хвостик золотистыми, но не слишком чистыми волосами, носил обрезанные по колено, вымазанные в солярке холщовые солдатские штаны и обычную для водников футболку без рукавов. На его мощных бицепсах красовались татуировки «ЖИВИ СВОБОДНЫМ ИЛИ УМРИ» (слева) и листок марихуаны (справа). Шею украшал подвешенный на шнурке акулий зуб.
– Я ждал вас, ребята, – произнес он после того, как Паз представился. – Когда Эммилу не вернулась с моим грузовиком, я понял: что-то случилось. Позвонил, и мне сказали, что она арестована.
– Мы допрашиваем ее. Она находилась на месте преступления и либо причастна к нему, либо оно произошло на ее глазах. Так что расскажите мне немного о ней. Хороший работник? Надежный?
– Да. Она была классная. Да почему была, просто классная. Я хочу сказать, что все мы здесь очень ее любили.
– Случалось ей упоминать об арабах? О человеке по имени Джабир аль-Мувалид?
– Я такого не слышал, – сказал Уилсон. – А какого рода преступление?
– Почему бы вам не позволить мне задавать вопросы, сэр? В этом случае вы избавитесь от меня гораздо быстрее. Как вышло, что вы взяли ее на работу?
– Один человек, наш заказчик, послал ее к нам, когда у меня освободилось место.
– Значит, вы взяли ее на работу по рекомендации вашего друга?
– Не то чтобы друга – клиента. Дэйва Паккера. Она снимает у него лодку.
– Я знаю. Мы с мистером Паккером уже познакомились некоторое время назад. Итак, она распоряжалась у вас в офисе, получала наличность. Я гляжу, у вас тут полно дорогостоящего оборудования, приготовленного на продажу. Может, она имела доступ и к вашей чековой книжке?
– Да, ну и что?
– Просто мне кажется, что это слишком ответственная работа, чтобы давать ее незнакомой женщине по наводке какого-то малого, которого вы почти не знаете. У нее были рекомендации?
Паз вперил в парня суровый полицейский взгляд. Профессиональное чутье подсказало ему: этому малому есть что скрывать, а значит, у него появился рычаг давления, которого так не хватало при беседе с Паккером, и детектив намеревался воспользоваться этим в полной мере.
После короткой паузы Уилсон решился.
– Послушайте, я буду с вами откровенен. Это ведь прибрежный район Майами, верно? Люди приходят и уходят. Я имею в виду, что найти порядочного администратора в такую фирму, как наша, очень непросто: толковые люди предпочитают работать где-нибудь в банке: чистенький офис, кондиционеры, просто красота… А у нас тут что: эта клетушка, все соляркой пропахло, выхлопы из мастерской… поэтому я и платил ей по ее просьбе наличкой, без оформления. Она сама так хотела.
– А почему, как вы думаете?
– Ну, она была хорошим работником, а совать нос в чужие дела не в моих правилах.
Паз ждал, не сводя с него внимательного взгляда.
Здоровяк пожал плечами.
– Это теневая экономика. – Последовала ухмылка. – Есть тысячи людей, по той или иной причине не состоящих в системе. Они не платят налоги. Предпочитают пользоваться только наличными. Через Майами проходит уйма такой публики, и все концы в воду. Вы что, хотите спровадить меня за это к федералам?
Паз не стал утруждать себя ответом. Задав еще несколько вопросов, он установил, что женщину действительно послали за соединительным штоком, примерно за час до убийства, поблагодарил Уилсона и собрался уходить.
– А как насчет моего грузовика? – спросил Уилсон.
– Вы можете забрать его на полицейской стоянке. Я думаю, что он нам не потребуется.
– А мой шток?
– Боюсь, вам придется раздобыть другой, – с улыбкой ответил Джимми и ушел.
Паз сел в свою машину, запустил двигатель, включил кондиционер и предался невеселым раздумьям. Если убийство раскрыто и подозреваемая и вправду сделала то, на что указывают все улики, то проведенные сейчас допросы не более чем простая формальность. Но почему же тогда оба этих парня пытались вешать ему лапшу на уши? Ему начинало казаться, что с этим делом все обстоит не так уж просто, и хотя он гнал от себя эту вредную мысль, она не уходила, ведь все, что он узнавал, пусть по мелочам, лишь усугубляло загадку. Зачем они оба лгали? Почему коп был вызван именно тогда, когда жертва вывалилась из окна? Потому ли, что кто-то позвонил в полицию, чтобы сообщить о нарушении порядка, или этим нарушением должно было стать само убийство и кому-то требовалось, чтобы полиция прибыла к месту преступления еще до его совершения? И женщина эта, странная она какая-то… впрочем, вот об этом-то ему и вовсе не хотелось думать. Он принялся размышлять о необходимости присмотреть напарника, и тут в памяти всплыло лицо Моралеса, того полицейского из отеля.
Что ж, почему бы, черт возьми, и нет?
После того как София умерла, безутешный Жорж де Бервилль на долгое время уединился в темной спальне дома на рю д'Орлеанс в Седане. Он забросил свой бизнес, переложив ношу семейного дела на плечи старшего сына Альфонса, которому едва минуло шестнадцать, а сам долгое время практически ни с кем не общался, почти не разговаривая даже со слугами. Няне Мари Анж, мадемуазель Розьер, было дано указание держать ребенка подальше от отца, ибо вид малютки, столь похожей на мать, повергал его в такую отчаянную скорбь, что все опасались за его душевное здоровье. Однако Мари Анж даже в нежном возрасте семи лет обладала сильной волей и жгучим желанием приносить утешение страждущим, и она очень любила своего отца. Однажды вечером, пока мадемуазель Розьер клевала носом у камина, малышка тайком выскользнула из детской и устремилась по коридору к отцовской спальне. Отца она застала погруженным в беспокойный, прерывавшийся стонами и плачем сон. Присев на краешек постели, девочка взяла его за руку и стала молиться благословенной Деве Марии и святой Екатерине о даровании ее дорогому папочке покоя. И вот ее отец открыл глаза и, как он позднее признавался своему старшему сыну, узрел вокруг чела своей дочери светящийся ореол и услышал голос, возвестивший:
– Пребудь в покое, Жорж де Бервилль, ибо твоя жена обрела блаженство среди праведных, на Небесах.
Впоследствии это происшествие стало рассматриваться как истинное чудо семьи де Бервилль, явившееся первым примером той благодати, каковой Пресвятая Дева одаряла блаженную Мари Анж на протяжении всей ее жизни.