Долина костей

Глава восемнадцатая

Паз очень редко приводил в ресторан своих кубинских друзей мужского пола, и его мать (от которой ничего не ускользало) частенько выговаривала ему по этому поводу: «Неужели ты стыдишься меня?» Однако истинная причина крылась в том, что сейчас происходило с Моралесом. Кубинское национальное блюдо zarzuela, уминаемое в данный момент молодым детективом, хозяйка лично притащила ему на сковороде размером с автобусное колесо, и если бы сторонний наблюдатель попытался определить, кто тут любимый хозяйский сын, а кто так, сбоку припека, он, скорее всего, дал бы маху. Моралеса угощали по-королевски, миссис Паз сама накладывала ему на тарелку самые сочные кусочки морского лакомства, предоставляя Джимми подбирать остатки. За двадцать минут сидения за особым столиком, приберегаемым для самых желанных и почетных гостей, миссис Паз выудила из юноши всю его подноготную вкупе с родословной и биографиями его родичей. Выяснилось, что Моралес живет с матерью, две его старшие сестры замужем и имеют детей, сам он помолвлен (фотография была продемонстрирована под восхищенные вздохи миссис Паз), а также слушает лекции в университете Майами-Дэйд и готовится к получению степени бакалавра. Паз о напарнике таких подробностей не знал и поймал себя на мысли, что лучше бы Моралесу оказаться тайным насильником и педофилом. По мере того как разворачивался этот праздник любви, мать все чаще бросала на него многозначительные взгляды: видишь, каким должен быть хороший кубинский сын!

Паз в ответ лишь подцеплял себе еще вкуснятинки, что, естественно, лишний раз свидетельствовало о его несовершенстве, ибо Моралес сметал все обеими руками. Но в конце концов законы физиологии воспротивились воле Маргариты Паз, и молодому человеку пришлось остановиться. Поглотив гору изысканных морепродуктов величиной с его собственную голову и будучи очень близок к тому, чтобы лопнуть, Моралес встал из-за стола и удалился в туалет.

– Знаешь, мама, – заметил Паз, – я думаю, что, если офицер полиции взорвется, да еще прямо на людях, это сочтут уголовным преступлением.

– Приятный юноша, – улыбнулась мать, проигнорировав слова сына. Она кивнула официанту, и тот мигом убрал остатки угощения. – Жаль, что его сестры уже замужем.

Последовал глубокий вздох разочарования, после чего атака возобновилась.

– Ты ел как птичка. С тобой что-то неладно.

– Ничего подобного, мама. Просто сейчас середина дня. Если бы я ел, как он, у меня бы отключились мозги.

– По-твоему, у Тито они отсутствуют?

– Ему нет в них надобности, пока он мой напарник. Послушай, мама, я хочу попросить тебя об одной услуге…

– Нет, ты плохо выглядишь, сынок. Сначала ты убиваешь того brujo, а уже на следующей неделе стреляешь еще в кого-то. Разве ты не знаешь, что после таких событий необходимо очиститься?

– Мама, о своем иле можешь не говорить.

– Конечно, ты и без меня все знаешь, зачем только я воздух сотрясаю?

Накрашенный красный ноготь указал на его глаз.

– А еще у тебя появилась новая женщина.

У Паза на лбу выступили бусинки пота, и zarzuela в животе принялась исполнять фанданго.

– И конечно, ты стыдишься своей старой матери, не желая нас знакомить. Я знаю, духи сердиты на меня, чем еще можно объяснить такое обращение…

– Мама, в воскресенье. Я пригласил ее на ужин в воскресенье.

– Мм… Я приготовлю langosta a la crema. А о какой услуге ты хотел меня попросить?

– Мне нужно поговорить с Игнасио Хоффманом.

Маргарита неожиданно смутилась и отвела взгляд.

– Он сюда больше не приходит.

– Мама, я знаю, что он этого не делает. Он в бегах. Послушай, лично до него мне дела нет, и я не собираюсь устраивать ему неприятности. Мне просто нужно поговорить с ним.

– А с чего ты решил, что я могу найти его?

– Брось, мама, Игнасио годами практически безвылазно сидел в этом закутке. Кресло еще хранит тепло его задницы.

– Следи за языком!

– И кроме того, ты наверняка знаешь его. Он омо-ориша.

Это было предположение. Паз не знал, был ли Хоффман приверженцем культа сантерия, но алтарь в доме Джека Уилсона наводил на мысль об этой связи. Где его мог взять англосакс, если не у своего бывшего босса? А вот то, что его мать знала всех, кто играл сколь бы то ни было заметную роль в этом культе, Пазу было прекрасно известно.

Теперь ее взгляд снова вернулся к нему, полный уверенности, и ему потребовалось усилие, чтобы бестрепетно встретить мощные лучи этих глаз.

– Я подумаю об этом.

– Мама, это связано с расследованием убийства. Я прошу тебя по-хорошему, но суть в том, что каждый гражданин обязан помогать копам в случае необходимости.

Она вытянула руки и сложила запястья вместе, заставив тихонько звякнуть золотые браслеты.

– Ну так арестуй меня.

– Мама, перестань…

– Я же сказала, что подумаю.

Паз собрался сказать что-нибудь о том, что время очень дорого, но в этот момент у него зазвонил мобильник. Он бросил взгляд на экран.

– Это моя подружка. Я попрошу ее выйти за меня замуж и завести для тебя четырех внучат прямо сейчас.

– О, как ты прыток!

– Привет. Что? Где? Успокойся, Лорна. Поросенок Порки? Копы уже там? Ну и ну. Ладно, дай мне поговорить с ним. Эй, Джерри… ага, я. Нет, это связано с расследованием убийства. Хорошо. У тебя есть что-нибудь на этого типа? Ага, Порки, я уже слышал. Ничего насчет машины? Хм. Слушай, можешь оказать мне услугу? Попроси кого-нибудь отвезти потерпевшую ко мне. Я на углу Девятнадцатой и… да, в ресторане. Договорились, обед за мной… Нет. Я сниму показания, и мы составим заявление. Да, и все бумаги. Спасибо, Джерри. Передай телефон потерпевшей.

После нескольких успокаивающих слов Паз убрал телефон и объяснил матери, что случилось.

– Видишь, тебе не придется даже ждать до воскресенья, – сказал он.

– Девушка не пострадала?

– Нет. Но в том, чтобы подвергнуться нападению, хорошего мало.

Миссис Паз внимательно посмотрела на сына и помахала рукой, как бы обозначая нечто плавающее вокруг его головы.

– Ты беспокоишься. Она тебе нравится.

– Да, нравится, но я думаю, что вовлекаю ее в неприятности.

– Занимайся ты ресторанным бизнесом или имей хорошую профессию, тебе не пришлось бы переживать по этому поводу.

– Спасибо, мама, это обнадеживает.

– Нечего язвить, Яго.

В этот момент к столику вернулся Моралес, поглядывая на Паза вопросительно, а на его матушку – боязливо. Миссис Паз одарила молодого детектива лучезарной улыбкой и предложила отведать ягодного пирога. Он попытался вежливо отказаться, но она велела официанту принести два, с разной начинкой, и ему пришлось попробовать и того и другого. Лишь после этого миссис Паз удалилась, чтобы заняться другими посетителями.

– Я не могу это осилить, – простонал Моралес, глядя на свою тарелку. – Я умру.

– Хорошо, но учти, не доев, ты лишаешься почетного звания идеального кубинского сына. Моя матушка возлагает на тебя большие надежды и очень расстроится, если ты оставишь хоть крошку. Но я могу тебя выручить, нагрузив одной хлопотной работенкой.

– Все, что угодно, лишь бы спастись, – заверил его Моралес.

Паз рассказал о происшествии с Лорной Уайз.

– На вызов выезжал Джерри Маклин, но он не станет расшибаться в лепешку по делу о нападении, тем более что речь идет не о крупном ограблении, да и пострадавших нет. Проведи тщательный осмотр места преступления, попытайся найти кого-нибудь, кто видел, куда скрылся этот малый, на какой машине, что угодно. Займешься этим?

– Уже занялся, – ответил Моралес, приподнимаясь со стула. – Поросенок Порки, хм? Ты думаешь, это важно?

– Может быть, Тито. Это может быть Элмер Фадд, пытающийся послать нам сообщение. Или сам Багс. В общем, выяснишь. Давай!

Десять минут спустя полицейская машина доставила Лорну Уайз к ресторану «Гуантанамера», прямо в объятия дожидавшегося под навесом Паза. Выглядела она ужасно: бледная, дрожащая, с размазанной по лицу косметикой. При виде ее ему захотелось срочно кого-нибудь застрелить.

Зайдя внутрь, Лорна направилась прямиком в женскую комнату и пробыла там так долго, что Джимми уже собирался попросить одну из официанток зайти и проверить, не случилось ли чего, но в конце концов она появилась, уже более собранная на вид. Он заказал для нее кофе и тарелку torticas de Morón, но она не притронулась ни к тому ни к другому.

– Послушай, – сказал он, – я знаю, что ты потрясена, и страшно сожалею о происшедшем, но я обязан тебя спросить – успела ты прочитать ту тетрадь, прежде чем ее у тебя отобрали?

Она кивнула.

– Тогда расскажи мне, что в ней могло иметь отношение к нашему делу. Пойми, лучше сделать этой сейчас, по свежей памяти, пока ты не забыла…

– Да, понимаю. – Лорна вкратце изложила содержание третьей тетради и добавила: – Мне трудно судить, что тут имеет отношение к делу, а что нет: на мой взгляд, это просто очередная серия приключений Эммилу. Из-за нее опять пролилась кровь, она сбежала с крупным наркоторговцем, являвшимся заодно сёрвайвелистом, потом была ранена. Никаких секретов, из-за которых кому-то могло бы понадобиться бросаться на людей с ножом, если только речь не идет о золоте…

– Каком золоте?

– Тот наркоторговец, с которым она жила, переводил выручку в золото и зарывал его в землю на склонах своей горы. И ей известно, где расположены эти клады.

– Ага, и какой-то тип из Судана заявился сюда, чтобы отрыть золотишко? В этом нет смысла.

– Зато во всем остальном смысла хоть отбавляй! – сорвалась на крик Лорна.

Джимми забормотал что-то успокаивающее и погладил ее по руке, но она вскочила и снова убежала в женскую комнату.

Лорну рвет, что приносит ей небольшое облегчение. Сегодня это уже второй или третий раз. Может быть, думает она, тошнота является нервной реакцией на случившееся, хотя больше напоминает очередной симптом заболевания. Умывшись, женщина смотрит на себя в зеркало и думает об угасании, о том, как по мере роста в ее теле раковой опухоли это самое лицо станет изможденным, глаза западут, кожа приобретет восковой оттенок, который придется скрывать под толстым слоем косметики, а в итоге огонь превратит остатки в несколько крупинок пыли.

Она снова ощупывает шею и подмышки, что проделывает чуть ли не каждый час, и обнаруживает знакомые припухлости. Симптомы рака лимфатических узлов, такие как потливость, зуд, слабость и потеря веса, – налицо. О том, что к числу этих симптомов относится еще и тошнота, ей читать не доводилось, но, возможно, ее желудок тоже затронут болезнью, несмотря на все меры предосторожности: диеты, физические упражнения, частые визиты к врачу. Впрочем, чему тут удивляться, она ведь с ранних лет чувствовала, что обречена на это, кажется, еще до того, как недуг сразил ее мать. Как будто клетки предупреждали заранее: не дергайся, детка, долгая жизнь при таком затраханном геноме тебе не светит. Ну и что она чувствует сейчас? Лорна прислушивается к своему сердцу и неожиданно ощущает странное облегчение. В конце концов, смерть означает конец неврозам и фобиям, а она теперь в одном ряду с камикадзе и шахидами. Неземное спокойствие – вот ее удел. Кажется, пробуждается некоторый интерес к религии, хотя, возможно, это связано с ее нынешним общением со всяческими заклинателями змей и прочими мистическими фигурами. Наверное, легче умирать с мыслью о том, что тебя уносит любящий Иисус, но куда? Лорна никогда не задумывалась о вечности и обнаруживает, что не имеет ни малейшего представления о том, что это такое. А еще ее подмывает разрыдаться и реветь не останавливаясь. Или принять какой-нибудь наркоты, чтобы полностью отключиться. Ну и вообще, разные возникают желания, весьма удивительные.

В результате она приводит в порядок лицо и возвращается в ресторан, борясь с тошнотой, вызванной запахами еды. Крупная женщина в цветастом желтом брючном костюме с множеством позвякивающих золотых украшений стоит и разговаривает с Джимми Пазом, который, увидев Лорну, вежливо встает. Она получает долгий взгляд и с достоинством отвечает тем же, несколько удивляясь тому факту, что они с миссис Паз почти одного роста и со скидкой на двадцатилетнюю разницу у них практически одинаковые фигуры. Это вызывает у нее улыбку, хотя тут же мелькает мысль, что веселиться в ее положении может только сумасшедшая… Миссис Паз тоже улыбается и проскальзывает за столик, усаживая Лорну рядом с собой. После подобающих соболезнований в связи с нападением и ознакомления с краткой биографией Лорны миссис Паз делает ей комплимент относительно ее волос и других особенностей внешности:

– Знаете, вы выглядите настоящей женщиной. Честно признаюсь, что удивлена: мой сын, он всегда приводил этих, как их называют, esqueletas…

– Скелеты, – переводит Паз. Лорна невольно смеется.

– Это не моя заслуга, – сознается она.

– Si, si, я вижу, что вы серьезный человек, – продолжает миссис Паз. – У вас есть голова на плечах, профессия, чего, хоть из-за этого у меня тяжело на сердце, о моем сыне не скажешь.

– Ну спасибо, мама, удружила.

– Вот видите, не может удержаться, чтобы не надерзить матери. Хотите знать правду? Я думаю, такая женщина, как вы, могла бы найти себе гораздо лучшую пару.

– Я тоже так думаю, – отвечает Лорна невозмутимо. – Но, знаете, я ничего не могу поделать, он такой милый.

Миссис Паз бросает взгляд на сына.

– Да, неплох, – нехотя признает она. – Во всяком случае, уродом его не назовешь.

Паз демонстративно смотрит на наручные часы и встает.

– Что ж, все это здорово и интересно, но мне нужно ехать на работу. Лорна, я отвезу тебя домой, если, конечно, ты не предпочтешь голосовать на улице.

Он обнимает мать, целует ее в щеку.

– Мама, угощение, как всегда, выше всех похвал.

– Жду тебя завтра к завтраку.

– Не могу, мама. Завтра у меня дневное дежурство… Кстати о работе, ты сведешь меня с Игнасио или нет?

– Приходи на бембе завтра вечером, – говорит миссис Паз. – Там и посмотрим.

– Мама, пожалуйста…

– Я серьезно, Яго. Я должна посоветоваться на сей счет с ориша, и ты обязательно должен быть там.

Они говорят не просто по-испански, а на диалекте Гуантанамо, так что Лорна не может следить за их разговором. Однако миссис Паз, заметив это, переходит на английский и добавляет:

– Приводи и ее.

С этими словами она отплывает, чтобы поприветствовать кого-то из завсегдатаев.

Паз, оставшись с Лорной наедине, рассказывает ей о том, как связан Уилсон и сантерия, кто такой Игнасио Хоффман, какое отношение он имеет к этому делу и что такое иле. А также почему в данном вопросе матушка диктует ему свои условия: просто все остальные нити обрезаны, и Хоффман, если с ним удастся связаться, последнее звено, фактически единственный человек, который может знать, зачем кому-то вроде Джека Уилсона могло понадобиться убивать суданца, занимающегося нефтяным бизнесом.

– А почему твоя мама хочет, чтобы я пришла?

– Почему моя мама хочет того или этого? Я уже и не пытаюсь разобраться. Но это может быть интересно – путешествие в мир сумасшедших суеверий, в который я, похоже, тебя затягиваю.

– Это вроде вуду, верно?

– Не совсем. Моя мать, да будет тебе известно, мастерица по части сантерии.

– А что она делает?

– Она получает помощь от духов, – говорит Паз, – и становится одержимой santos, когда они спускаются на землю.

Наступает изумленная пауза.

– Ты веришь в это?

Паз пожимает плечами.

– Ну, не то чтобы безоговорочно, просто мне доводилось видеть диковинные вещи.

Лорна улавливает его недовольство и оставляет эту тему.

Когда они подъезжают к дому Лорны, Паз спрашивает, заехать ли ему за ней вечером.

– На вечеринку вуду? Почему бы и нет? Я в игре. А будущее там будут предсказывать?

– Может быть. Я сам ни разу там не был, так что знаю не больше тебя.

– Да ну? Стало быть, мы утратим невинность вместе.

– Ага. Ладно, я заеду около восьми. Надеюсь, с тобой все будет хорошо.

– Джимми, со мной уже все хорошо. Может, зайдешь?

– Не могу, мне нужно вернуться и кое-чем заняться.

– Жаль, – говорит она и, наклонившись, целует его. Паз готовится к обычному прощальному поцелую, но не тут-то было. Она обхватывает ладонями его лицо, припадает открытым ртом к его губам и втягивает себе в рот его язык. Задрав юбку, она крепко прижимается к нему, и ее жаркая промежность трется об его ногу.

Чуть погодя он чувствует себя обязанным отстраниться и посмотреть на нее. Ее зрачки становятся неестественно огромными, почти поглотив голубое окружение.

– Боже мой, Лорна, – говорит Паз, слегка прокашлявшись, – дай передохнуть. Мне нужно сменить шорты.

Следует атака его шеи маленькими укусами.

– Кончай, Лорна, – настаивает он и, в конце концов, чувствуя себя по-дурацки, решительно отодвигает ее в сторону и всматривается ей в лицо.

Не знай Паз, что она совершенно трезва, он счел бы ее вдребезги пьяной. Лорна сползает на пассажирское место, протяжно вздыхает, потом открывает дверцу машины и медленно направляется по дорожке к дому странной, неуверенной походкой. Паз чувствует, что не стоило бы оставлять ее в таком состоянии, но ему действительно нужно возвращаться в управление.

– Я тебе позвоню! – громко кричит он вдогонку, но она не откликается.

Войдя в отдел, Паз тут же увидел на своем письменном столе конверт, обычный, восемь на одиннадцать, манильской бумаги. Без адреса и какой-либо маркировки. Он вскрыл его, позволив содержимому выскользнуть на стол.

– Кто-нибудь видел, откуда он здесь взялся?

Четверо детективов, находившихся в помещении, подняли головы, но никто не ответил.

– Никто не заметил, как это попало на мой стол?

И снова молчание.

– Черт побери, это служебное помещение, сюда вход по долбаным пропускам! – воскликнул Паз. – Тот, кто принес эту хреновину, должен был иметь право доступа.

Ответом ему были пустые взгляды, только детектив по имени О'Конноли подал голос:

– А что это, Джимми? Детское порно?

Паз раздраженно уставился на коллег, но наткнулся лишь на враждебные взгляды да противные ухмылки.

Он схватил конверт и, выскочив из отдела, направился к кабинету майора Олифанта. Не обращая внимания на пропищавшую что-то протестующе секретаршу, он без стука вошел внутрь, заработав раздраженный взгляд начальника, который разговаривал по телефону.

– Спасибо, Артуро, – сказал майор. – Извини, но у меня тут дело, давай я тебе перезвоню.

Он повесил трубку, но взгляд его остался сердитым. Паз бросил перед майором на стол два глянцевых квадрата, восемь на десять. Тот внимательно рассмотрел их, инстинктивно держа за края.

– Что это за женщина? – спросил Олифант.

– Лорна Уайз, психолог, она работает с Эммилу Дидерофф. Некто зашел сюда и положил снимки на мой письменный стол, то есть либо он имеет пропуск, который ему не положен, либо это дело рук одного из наших ребят. Такого быть не должно.

– Согласен, – тоскливо отозвался Олифант, разглядывая фотографии.

На одной была изображена Лорна Уайз, а на другой спящий Паз, лежавший на спине. И на голове каждого из них тонким маркером было аккуратно нанесено перекрестье.

– Снято хорошей камерой, с дальнего расстояния. Скорее всего, с лодки. Ты возил ее на пляж?

– Ну да. Мы с ней в близких отношениях.

Олифант молчал, не отрывая взгляда от снимков.

– Что мы предпримем по этому поводу, сэр? – спросил Паз.

Ответа не последовало.

– Сэр?

– Что ж, Джимми, – устало произнес Олифант. – Я не знаю. Тот, кто стоит за всем этим, идет напролом и обладает немалыми возможностями. У меня была пара звонков за последний час от друзей. Похоже, мне предъявят обвинение.

– Предъявят обвинение? В чем?!

– В должностном преступлении. В растрате казенных средств. Года четыре тому назад я проводил операцию, связанную с детской порнографией, и она требовала больших затрат. Мы работали с международным размахом, сотрудничали с Интерполом и иностранной полицией… в общем, через мой офис проходил большой поток денег, все наличными, конечно. Ну, ты понимаешь, в таком деле, если тебя хотят достать, это легко сделать. Ребята с зелеными козырьками начинают сводить дебет с кредитом и находят, что у тебя не хватает тысячи здесь, пары тысяч там. Они предъявляют какого-нибудь стукача, утверждающего: «Эй, я получил только пять штук», тыкают тебя мордой в эти показания и говорят: «А ты списал на него восемь». Так все и происходит. Потом, этот последний звонок… Старый приятель сообщил мне, что по министерству юстиции ходят слухи, что все это могут и похерить, если история с Эммилу закончится так, как надо, а мы не будем совать нос, куда нас не просят. Тем более что они хотят забрать ее к себе по старому ордеру. Всплыло что-то связанное с операцией против наркоторговцев в Виргинии, в ходе которой погибли несколько офицеров. Тебе понятно, о чем идет речь?

– Да, но узнать о том, что наша Эммилу и та Эмили Гариго одно и то же лицо, можно было только из тетради, которую вооруженный грабитель отнял у доктора Уайз сегодня днем. Лорна успела ее проглядеть.

– Мм… Как я и говорил, они идут напролом. А еще это значит, что между Бюро, министерством и тем, кто совершает здесь все эти преступления, существует прямая связь.

Олифант поднял свои большие коричневые руки на уровень плеч вверх ладонями, а потом уронил их.

– Ну и дрянь же все это, Джимми… Даже не знаю, какого черта нам теперь делать. Я открыт для предложений.

– Ну, босс, надо признать, что нас побили по всем статьям. Мы продули, как «Красные носки» в матче с «Янки». Остается только уйти в душевую.

– Ты серьезно?

– Абсолютно. Вам следует безотлагательно продиктовать прямой письменный приказ мне и Моралесу, предписывающий не терять больше драгоценного времени отдела на раскрытое дело и официально его зарегистрировать. А копию послать своему приятелю в Вашингтон.

– Это помогло бы мне соскочить с крючка, – сказал Олифант. – А что делать с тобой?

– Ну, вы заметили, что я до крайности вымотан. Возможно, именно усталость и перенапряжение стали причиной того, что я впустую потратил столько сил на это расследование. Переутомление так сказалось на моей работоспособности, что вы решили дать мне возможность восстановить силы, в связи с чем отправляете меня в отпуск, на месяц или около того. Оформите это отдельным приказом, чтобы подшить его к личному делу.

– Что ж, можно и так. А чем ты займешься во время отпуска?

– Чем и положено – буду отдыхать и расслабляться, сэр. Захвачу с собой подружку, эту самую Лорну, и махну с ней на острова.

– Звучит здорово, прямо позавидовать можно. Но, надеюсь, ты не собираешься использовать свободное время, чтобы втихаря вести собственное расследование?

– Господь с вами, сэр, как можно? Это было бы нарушением приказа. Если вы только услышите о чем-то подобном, можете наложить на меня серьезное взыскание. Даже вернуть в патрульную службу, если захотите, или вывести за штат.

– Да, могу. – Теперь Олифант ухмылялся, зато Паз сохранял невозмутимое выражение лица. – Что ж, я думаю, тут вопрос решен, осталось оформить все документально. Этим я и займусь. Спасибо за ценный совет.

Паз торчал в убойном отделе до тех пор, пока секретарша Олифанта не принесла ему документы, после чего заполнил заявление на отпуск сроком на двадцать восемь дней и обратился к лейтенанту Посаде, своему непосредственному начальнику. Тот не глядя подмахнул бумагу: похоже, перспектива избавиться от детектива Паза почти на месяц его несказанно обрадовала.

Пока Джимми шел к машине, Моралес позвонил ему по сотовому и сказал, что служитель парковочного гаража на Джексон-стрит видел, как примерно в то же время, когда напали на Лорну, оттуда выехал белый «эксплорер» с тонированными стеклами.

– Номера?

– Никаких номеров. Он как раз отметил, что с машиной непорядок. – Помолчав, Тито добавил – Ты видел такую машину, когда мы ехали на встречу с тем типом, Заброном.

– Ага, значит, тачка объявилась снова. Жаль, но мы, наверное, так и не узнаем, кто сидел за рулем, – вздохнул Паз, а потом проинформировал напарника о содержании своего разговора с майором: сам он отправляется в отпуск, ну а Моралесу тем временем присмотрят какую-нибудь работенку в отделе.

– Хреново, – вздохнул Моралес.

– Что-то теряешь, что-то находишь, – беззаботно отозвался Паз, поскольку единственным его ощущением на тот момент было радостное облегчение – все-таки белый «эксплорер» существовал не только в его воображении.

Лорна размышляет, что надеть на вечеринку вуду, по ходу дела обнаруживает, что еще способна смеяться над собой, и решает, что это хороший знак. Больше разрушения плоти она боится, что хворь сломит ее дух и вынудит погрузиться во вселенную недужных. Вообще-то, на определенном уровне сознания Лорна оценивает себя как не совсем нормальную: ясно же, что ей необходимо срочно составить план лечебных мероприятий, начать с посещения доктора Гринспэн, получить направление на онкологическое обследование, обсудить варианты терапии, рассказать о своей беде всем родным и близким, чтобы они окружили ее заботой и завалили советами, нужно сделать биопсию, нужно то, нужно се… Но она никуда не звонит и ничего такого не делает. Вместо этого заглядывает чудовищу в глаза, обнимает его и говорит: может быть, ты и заполучишь меня, но сначала я попробую перестать бояться. Потом Лорна ловит себя на мыслях об Эммилу, о чудесах, о том, каково это, жить не боясь. Она задается вопросом, не является ли отказ от страха одной из пресловутых стадий умирания, но во всяком случае сейчас, выбирая наряд на вечер, она вовсе не чувствует себя умирающей. Ей легко, словно наконец-то удалось сбросить с плеч тяжкую ношу.

Приезжает Паз. Лорне кажется, что он напряжен, и она предлагает ему выпить. Они садятся в патио и пьют водку с соком. Она чувствует на себе его взгляд и спрашивает:

– Я нормально выгляжу, а? А то ведь мне ни разу не приходилось одеваться для… как ты там это назвал?

– Бембе, – отвечает он, – церемония призывания духов. А ты свой наряд только что выбрала?

На ней белая хлопковая юбка с запахом, желтая кофточка в тонкую продольную зеленую полоску и желтые сандалии.

– Что, слишком расфрантилась? Или наоборот, надо было наряднее?

– Вообще-то у них особого дресс-кода нет. Но ты выбрала цвета Ифа.

– А Ифа, это?..

– Ориша пророчества. Уж теперь тебе наверняка предскажут будущее. – Он залпом осушил свой бокал. – Пошли.

Их ждет самый обыкновенный дом, на отнюдь не фешенебельной улице, которая называется Югоза. Это искаженное на испанский лад название «Юго-Западная зона», относящееся к значительному по размерам, но скромному по архитектуре и доходам обитателей району, простирающемуся на юг и запад от Малой Гаваны. Бывшая лужайка используется как стоянка, и обе стороны улицы забиты стоящими вплотную автомобилями. Паз паркуется вплотную к гидранту и во избежание проблем оставляет на приборном щитке полицейскую карточку.

Направляясь к дому, они слышат барабанный бой. Гостиная внутри полна людей, преимущественно женщин, и освещена множеством свечей. Пахнет благовониями, сладкими ароматизаторами воздуха и духами собравшихся гостей, но ко всему этому примешивается и другой запах. Землистый, чуть ли не тошнотворный. В углу трое чернокожих музыкантов настраивают барабаны.

Миссис Паз скользит к ним через толпу. На ней белое платье с голубой каймой по подолу и голубой тюрбан, а на шее кулон из раковины. К некоторому удивлению Лорны (не говоря о Пазе), она приветствует их объятиями и поцелуями. В свете свечей ее глаза кажутся такими огромными и блестящими, что Лорна задумывается, не приняла ли она какой-нибудь наркотик. Саму Лорну из-за скученности, духоты и множества запахов начинает слегка подташнивать. Миссис Паз берет ее за руку и ведет по комнате, представляя своего сына и его подругу остальным приглашенным, обмениваясь с ними несколькими словами на языке, которого Лорна не знает. Миссис Паз объясняет, что это лукуми, ритуальный язык, вывезенный из Африки.

Большинство присутствующих, судя по усталым лицам, люди небогатые – это простые кубинские эмигрантки, осевшие в Майами и зарабатывающие на жизнь мытьем полов, уходом за пожилыми пациентами или изготовлением и продажей сэндвичей. На многих из них одежда необычных цветов, и миссис Паз объясняет, что это указывает на конкретных santos, ориша, с которыми они связаны. Белый – это цвет Обататла Успокоителя, красный и белый – цвета Шанго, духа силы, желтый принадлежит африканской Венере Ошум, зеленый и черный – Воителю Огун, голубой и белый – Джемайе, Морской Матери.

– Это ваш, – говорит Лорна.

– Да, я посвящена Джемайе уже много лет… Смотри, у нас по всем стенам и потолку пальмовые листья, потому что в Африке мы танцевали под открытым небом в рощах.

– А зачем здесь ямс? – спрашивает Лорна, уяснив наконец, откуда пахнет землей.

Примерно две сотни здоровенных клубней ямса сложены вокруг пьедестала, задрапированного искусно расшитой бисером желтой и зеленой шелковой парчой. Сверху, с потолка, свисает такой же парчовый навес. Вокруг мерцают дюжины свечей, перемежаемые разрезанными кокосами и открытыми бутылками пива, соды и рома.

– Дары Ифа, – поясняет миссис Паз, – его sopera, сосуд, видишь, в нем находится его fundamentos, священные камни, и все эти маленькие статуэтки и медальоны – дары от тех, кому он помог.

Воспользовавшись тем, что миссис Паз вступает в разговор с маленьким человечком, облаченным во все белое, сантеро Педро Ортисом, Паз шепчет Лорне на ухо:

– Ну как, интересно?

– Это… очаровывает, – отзывается она, но когда смотрит на его лицо, ее поражает проступивший на нем испуг.

Спустя мгновение Маргарита Паз снова появляется рядом с ними, на сей раз в компании двух строгого вида женщин. После быстрого, короткого обмена фразами на испанском эта троица увлекает Джимми за собой, и он пропадает из виду.

Потом, без какого-то особого сигнала или объявления, начинают бить барабаны. Толпа собирается перед музыкантами, оставив свободным небольшой серповидный участок пола. Лорна никогда не слышала подобного исполнения на ударных, это разительно отличается от ритмов популярной музыки, в том числе и кубинской, своей невероятной сложностью, наложением и переплетением нескольких тем. Бой барабанов так насыщен, так призывен, что тело откликается на его волнующий ритм. Люди начинают раскачиваться в такт, распевая «аго, аго, аго», и Лорна непроизвольно присоединяется к ним.

На свободное от толпы пространство выходят танцоры, босые мужчины и женщины. Все они средних лет, но движутся с грацией профессионалов. Лорна, однако, смотрит не на них, а на группу, стоящую по другую сторону танцевальной площадки. Там она видит Джимми Паза, он весь в белом, голова его обмотана куском ткани. Лицо лишено выражения, точнее, не совсем лишено, но такого она никогда прежде не видела. Это уже не лицо темнокожего американца, а нечто, больше похожее на вырезанную из древесины маску. Лорна остро чувствует свою чужеродность, и к ней подступает страх.

«Что ты здесь делаешь? – нашептывает ей внутренний монстр растерянности. – Совсем, что ли, с ума сошла, ты ведь образованная женщина, что скажут твои коллеги, узнав про эти идиотские суеверия…»

Песнопения становятся все громче, заглушая назойливый голос чудовища, но тут внезапно обрывается бой барабанов.

Лорна безошибочно ощущает, что в помещении что-то изменилось, хотя, что именно, сказать трудно. Кажется, воздух сделался суше и прохладнее, но вместе с тем частично утратил прозрачность – видеть сквозь него стало труднее. Лица окружающих изменились, они как-то необычно отсвечивают и кажутся неуловимо прекрасными. Когда Лорна училась в колледже, она несколько раз пробовала наркотические препараты и находит свое нынешнее состояние схожим с воздействием ЛСД. Что-то происходит с ее мозгом, и она понимает, что в связи с этим следует предпринять какие-нибудь действия, но вместо этого поворачивается к стоящей рядом женщине и на своем далеком от совершенства испанском тихо интересуется:

– Что тут происходит? Почему они остановились?

– Эшу открыли путь для ориша, – отвечает женщина.

Барабаны начинают бить снова, но уже совсем в другом ритме. На свободном пространстве появляется новая танцовщица, и Лорна узнает в ней миссис Паз.

Ее танец построен на волнообразных изгибах тела, плавных, грациозных движениях, за которыми угадывается сдерживаемая сила. В сознании Лорны возникает образ моря, столь явственный, что она словно вдыхает прохладный соленый воздух. Теперь толпа декламирует: «Оке, оке, Джемайя, л'одо, л'ари оке». Барабанный бой достигает фортиссимо, инструмент с самым высоким звуком разражается несколькими взрывными очередями, и миссис Паз как подстреленная падает на землю. Женщины окружают ее, помогают подняться, после чего уводят. Барабаны молчат, присутствующие болтают, как будто в антракте представления. Когда Лорна спрашивает все ту же женщину, что, собственно говоря, здесь произошло, та улыбается и отвечает по-английски:

– Снисхождение ориша. Джемайя здесь.

Миссис Паз возвращается в комнату, и Лорна в первый раз ощущает прилив настоящего страха, потому что этого не может быть. На плечи наброшена бело-голубая накидка с тысячами нашитых на ткань маленьких морских раковин: этот наряд должен весить футов двадцать, но миссис Паз несет его с такой легкостью, словно он из шифона. Что, впрочем, естественно, учитывая произошедшую с ней метаморфозу. Сейчас она как минимум на десять дюймов выше, чем была мгновение тому назад, и на шестьдесят фунтов тяжелее, ее груди как пушечные ядра, а живот как спина кита. Лицо приобрело строгое, но неизъяснимо доброе выражение, однако это не лицо человеческого существа… Ее волосы свободно струятся вниз по спине плотными тугими кольцами, как будто вырезанные из черного дерева. Барабаны вступают снова, музыканты затягивают песню на каком-то африканском языке. Миссис Паз-Джемайя кружит по залу, приглашая людей танцевать, и что-то шепчет им на ухо. Она приближается к Лорне, увлекает ее на свободное пространство, и вот они уже вращаются и притоптывают вместе.

Лорна заглядывает в глаза ориша, в бездонное море материнства и в тот же миг переносится с этого бембе на веранду их дома на побережье Джерси. Ей четыре года, отец и брат куда-то ушли, оставив их вдвоем с матерью, и теперь они рассматривают собранную Лорной коллекцию ракушек и тихонько переговариваются. Мать читает ей из «Золотой книги раковин». Лорна ощущает йодистое дыхание моря и запах матери, сладкий пот и крем для загара. Спокойствие и любовь.

Это длится всего миг, но настолько реально!

Сейчас Джемайя гладит тело Лорны, ее руки крепкие и нежные, такое ощущение, будто они проникают в ее плоть, лаская изнутри. Она говорит глубоким, вовсе не похожим на громкий говор миссис Паз, голосом, но Лорна не может разобрать африканских слов. Она чувствует, как подгибаются колени, но женщины, стоящие по обе стороны от нее, поддерживают ее. Вместе с ощущением приставленного к горлу ножа на глаза наворачиваются слезы. Только сейчас Лорна осознает, что с того момента, как грянули барабаны, тяжесть осознания неумолимо подступающей смерти временно отступила, но теперь она наваливается с новой силой.

Барабанщики меняют мелодию на неистовую, нервозную, раздражающую. Лорна видит, что Паз вернулся в круг, его взгляд обращен к ней, однако ничто в нем не указывает, что он ее видит. Миссис Паз обнимает его, она возвышается над ним, словно поднимает его как ребенка. Лорна прекрасно осознает, что это невозможно, и в то же время видит все собственными глазами. Между тем внимание собравшихся сосредоточивается на новой танцовщице, круглолицей женщине лет тридцати: она самозабвенно кружится и танцует, делая резкие выпады бедрами и размахивая руками. «Ойя! Ойя!» – декламируют зрители, пока танцовщица не падает в обморок после очередного неистового прыжка. Пожилая кубинка помогает женщине подняться, ей на голову надевают платок из темно-бордового шелка, надевают ожерелье из черепов и вкладывают в руки длинный резной жезл из черного дерева.

Лорна опять обращается за разъяснениями к соседке, и та с благоговейным трепетом в голосе поясняет:

– Ойя, владыка мертвых.

Как оказывается, Ойя здесь, на бембе, популярная фигура: люди проталкиваются к нему, чтобы узнать новости об усопших, прижимая пожертвования (в виде наличности) к скользкой от пота коже. Видимо, удовлетворившись подношениями, Ойя исполняет с несколькими из почитателей неистовый вакхический танец, и внезапно Лорна чувствует, как непреодолимая сила вытягивает ее за руку в круг для пляски со смертью. Пот щиплет ей глаза, и вот почему, наверное, она видит не круглолицую женщину, но изможденного мужчину с глазницами, словно заполненными черным поблескивающим маслом, с ужасом вспоминая демона Эммилу. «Приготовься к тому, что эта твоя жизнь почти закончилась», – говорит ей ориша, и она не может понять, слышит ли эти слова или они звучат в ее голове. Ее переполняют противоречивые ощущения: растерянность, благодарность и отторжение, но более всего, к своему ужасу, глубокое облегчение, ибо вдруг она чувствует родной запах матери. Она знает, что если обернется, то увидит призрак и, лишившись рассудка, с криками убежит в ночь.

К горлу поднимается тошнота. Лорна резко отрывается от партнера и протискивается через толпу к выходу. Снаружи стоит осенняя ночь, обдающая потное лицо прохладой, подобно кондиционеру. Шатаясь, она прислоняется к бордюру, опускается на колени, и ее рвет.

Очистив желудок, Лорна нетвердым шагом удаляется от места проведения бембе, находит машину Паза, садится в нее и в считанные секунды проваливается в благодатный сон.

Когда она пробуждается, рядом с ней Паз, а машина на большой скорости движется в южном направлении, на Ладлем.

– Ты как, нормально? – спрашивает он, заметив, что она шевельнулась.

– Наверное. Что-то стерто, правда. А что случилось с тобой?

– О, они… я участвовал в том, что они называют лимпьеза. Меня помыли и умастили в ванной комнате. Теперь я чист.

– А что они сделали с тобой потом?

– Это трудно описать, – осторожно отвечает Паз.

– А ты попробуй.

Паз оставляет ее просьбу без внимания.

– Я слышал, что Ойя вытащил тебя танцевать.

– Да.

– Комментарии будут?

– Никаких. Ты же мне ничего не рассказываешь.

– Давай ты первая. Ойя показывается не часто и когда появляется, это большое событие. Он сказал тебе что-нибудь?

– Я ничего не смогла понять, – говорит Лорна, и с ее губ невольно срывается стон. – Но… но все равно, Джимми, это был прекрасный вечер, и я хочу заняться сексом как можно скорее!

И его и ее разбирает истерический смех, который трудно остановить. Уже ввалившись в дом Лорны, они продолжают бормотать что-то бессвязное, срывая друг с друга одежду, пока не валятся на пол прямо в холле.