Договор

Глава 8

Когда мы с Валероном вернулись домой, обнаружили, что весь особняк стоял на ушах в поисках пропавшего песика. Маменька лежала в перманентном обмороке, из которого выходила, только чтобы нюхнуть ароматических солей и опять благородно отключиться. Все остальные создавали видимость суеты. Разумеется, кроме отчима, тот благоразумно слинял, причем подозреваю, еще до пропажи Валерона.

К поискам были подключены даже мой сводный брат Леня, на редкость благоразумный юноша, студент политехнического университета, и единоутробная сестра Ниночка, младше меня на пять лет и не менее восторженная и эмоциональная, чем маменька. Валерона сестричка увидела первой и сразу завопила:

— Нашелся! Нашелся. Петя его принес.

Маменька сразу перестала имитировать обморок, выскочила нам навстречу, заохала и протянула руки к Валерону. Тот грозно оскалился.

— Ты мой лапушка. Расстроился, что потерял бантик? Я другой подберу.

— Маменька, оставьте Валерона в покое, — твердо сказал я. — Ему бантики не нужны. Он серьезный пес.

Леня засмеялся.

— Для серьезного пса он слишком мелкий.

— Сожрать тебя мне это не помешает, — проворчал Валерон. — Буду упираться, но в несколько приемов от тебя не останется даже недогрызенной косточки.

— Все, понял, серьезный пес, — хохотнул Леня, для которого возмущенная речь моего помощника прозвучала забавным рычанием. — Говорят, что тебе все же удалось разжиться магией?

— Да же, Петя, да? — умильно заглядывая мне в лицо, наседала на меня Ниночка.

— Да, — признал я. — Но ваш отец считает, что лучше бы этого не было, потому что артефакторика и механика — не для меня.

— Эка тебя угораздило, — посочувствовал Леня. — Согласен, не для тебя.

Леня неоднократно пытался вбить в голову сводного брата основы точных наук, поэтому лучше, чем кто другой, знал о его способностях. И был совершенно прав по отношению к Пете прошлому.

— Петя будет сильным боевым магом, — уверенно заявила маменька. — Мы сообщим Вороновым, они должны быть заинтересованы в сильных магах в роду, пусть вкладываются.

Повторяла она сейчас слова супруга, такие сложные размышления были для нее нехарактерны. Хотя мне казалось, что дурочкой иной раз она притворяется намеренно, чтобы создать образ беспомощной красивой куклы, которую хочется опекать и ни в коем случае не напрягать грубой прозой жизни.

Корзинку Валерону так и не купили, потому что первым делом маменька украсила песика бантом, а потом его искали по всему особняку, пока он бегал по городу, спуская пар от злости и обворовывая Фырченкова. Я подозревал, что душеприказчик утерял не только часы, но, чтобы сохранить хоть какие-то иллюзии относительно спутника, решил не уточнять.

Отчим подошел строго к ужину, который у нас получился праздничным: меня все поздравляли, сияя улыбками. И хотя в семье наблюдалось явное разделение на умных и красивых, я чувствовал себя любимым ребенком в родном доме. Жаль, что так долго не продлится…

Время до сна я провел, высчитывая по атласу оптимальный путь до Дугарска. Нет, если Вороновы выразят желание взять на себя траты по моему образованию, я к ним тоже заеду, но исключительно за осколками, потому что класть свою жизнь на алтарь воинского дела не было никакого желания. Да я даже в первую свою сознательную жизнь не служил, обошелся военной кафедрой при вузе.

— Так, я на полу спать не буду, — оскорбленно тявкнул Валерон и одним прыжком забрался на кровать, где демонстративно занял одну из подушек.

Ругаться с ним я не стал. Все равно он не настоящая собака, подушку не испортит и не испачкает, если не захочет. Да и ожидал я этого, если честно: не то создание Валерон, чтобы претендовать на роль собачьего йога.

А вот что ожидаемым не было, так то, что горничная придет согреть мою одинокую постель. Почему-то я напрочь забыл, что она практиковала такое и раньше, получая от Пети денежные подарки. Причем инициатором был не Петя и точно не она. И ведь чувствовал повышенное внимание от неё во время ужина и всё равно оказался не готов к тому, что она скользнёт в мою постель и томно прошепчет:

— Петр Аркадьевич, возьмите меня с собой.

— Куда взять?

— Куда поедете, туда и возьмите. Не будете же вы сами следить за своими вещами? А я все могу.

Похоже, Глаша уверилась в собственной неотразимости и решила вести собственную игру? Или же это был план отчима? Ему нравилось контролировать окружающих, пусть он и действовал всегда в их интересах, как он это понимал.

— Сколько тебя платит Юрий Владимирович?

— Наймом прислуги занимается ваша маменька, — сделала она вид, что не поняла.

— Сколько он тебе платит, чтобы ты приходила ко мне?

— С чего вы взяли, Петр Аркадьевич? — оскорбленно сказала она.

— С того, что в этом доме ничего не происходит без его ведома. Зачем он подсунул мне тебя?

— Какой вы стали подозрительный, Петр Аркадьевич. — Она повела плечом, с которого свалилась шаль. Красивая, шелковая, одна из старых маменькиных. Плечо тоже было красивым, как и то, что находилось ниже. Глаша точно собиралась меня отвлечь от неприятного разговора куда более приятным занятием. — Вы мне просто очень нравитесь.

— Не хочешь признаваться? — я деланно зевнул. — Утром пожалуюсь маменьке, что ты ко мне в комнату в голом виде явилась. Вылетишь с такой характеристикой, что тебя ни в одно приличное место не возьмут. Только туда, где выдают желтые билеты.

— Раньше вас мой вид не смущал, Петр Аркадьевич.

— Пошла вон.

Одна дернулась и зло ответила:

— Юрий Владимирович доплачивает мне червонец.

— За меня и Леонида Юрьевича? — прикинул я.

Потому что она точно делила внимание между мной и еще кем-то, а отчим не идиот, чтобы заниматься прелюбодеянием под носом у маменьки. Он на горничную не первой свежести размениваться не станет. Хотя Глаша, пожалуй, была очень даже свеженькой. И хотя мы ее делили со сводным братом, но за это уже было уплачено. Никакого принуждения, исключительно на добровольной основе.

— Да, — обиженно сказала она. — Он заботится о том, чтобы у вас был правильный опыт.

— В общении со шлюхами? Пошла вон.

— Петр Аркадьевич… — простонала она.

— Никому не скажу, если сейчас быстро уберешься из моей комнаты и забудешь сюда дорогу.

Она выскользнула беззвучно и даже дверь прикрыла за собой так, что можно было усомниться, открывалась ли та или девушка просочилась прямо сквозь полотно.

— Ты ее из-за меня выставил? — тихонько тявкнул Валерон, выпутываясь из одеяла. — В следующий раз могу под кровать залезть и не отсвечивать.

— Из-за себя. Я не Петя, она поняла бы. Нам подозрения не нужны.

— Тю, отнес бы на пробудившуюся магию.

— Да ну ее в задницу, — я поморщился. Разговор с Глашей оставил тошнотное послевкусие. Я еще раз понял, как тщательно старается отчим контролировать всех вокруг себя. — Не люблю донашивать за другими. И вообще, зачем врать про любовь?

— Чтобы платил больше, чего не понятного-то? — удивился Валерон. — Она так-то вообще хорошо устроилась: деньги лупит с троих, все беспокоятся о ее репутации, а она зарабатывает на безбедное будущее. Ты вон с ней вообще жестоко поступил — лишил трети дохода, у нее на эти деньги уже были планы.

Он что-то еще нес, но я не слушал, просто вырубился. Утром проснулся рано, потому что Валерон отжал у меня половину одеяла и скрутил из него подобие гнезда, или в чем там собаки спят? Спалось помощнику точно сладко, в отличие от замерзшего меня — он даже не шелохнулся, когда я встал и принялся делать короткую гимнастическую разминку, к которой нас с Леонидом приучил Юрий Владимирович.

— Какие у нас планы на сегодня? — приоткрыв глаз, поинтересовался Валерон.

— В обед мне вручат аттестат.

— А до обеда?

— А до обеда прогуляемся, чтобы заложить фундамент ухода из зоны влияния отчима.

— Это ты про что? — Валерон открыл оба глаза и даже собрал кожу в складки на лбу, но умнее от этого выглядеть не стал.

— Про покупку одежды на вторичном рынке, — пояснил я. — Чтобы учиться в приграничье артефакторике, аттестат мне не нужен, более того — он привлечет нежелательное внимание, как и чрезмерно обеспеченный вид. Поэтому заплечный мешок и потертая одежда скроют меня лучше любого заклинания. Даже фамилию можно не менять.

Разумеется, прямо с утра я никуда не потащился, сначала позавтракал в кругу семьи, стоически выдерживая скорбный вид мелькающей на периферии Глаши. Сочувствия горничная у меня не вызывала, а вот раздражала знатно, поскольку казалось, что переживает она как раз об упущенной выгоде, которую расписала себе по графам. И сейчас в одной графе наблюдалась недостача. Разумеется, по моей вине.

Из дома я удрал сразу, как закончился завтрак, и направился прямиком на рынок, где продавали в том числе ношеную одежду и обувь. Все покупки я запихал в купленный тут же вещмешок, а вещмешок в Валерона, хотя тот недовольно проворчал:

— Чем больше я в себе ношу, тем медленнее двигаюсь и меньше способен на разведывательную деятельность.

— Это ненадолго. Думаю, получу аттестат и слиняю от греха подальше, пока отчим не усадил меня в какую-нибудь контору заполнять бумаги. А то почерк у меня красивый, а способностей к математике нет.

— Искать будут. — Валерон помахал лапой перед мордой, намекая, что его тошнит от переносимого внутри хлама. — Через полицию.

— К тому времени, как найдут, я разберусь с одной реликвией, а возможно, еще и получу начальные знания по артефакторике.

— С таким приметным мной тебя найдут куда раньше.

— Закамуфлируем под кота, — предложил я.

Валерон застыл на месте.

— Так меня еще никто не оскорблял.

— Ты сам сказал, что слишком приметен. В коте тебя точно никто не узнает с твоим навыком маскироваться.

— Не вариант, — не успокоился он. — Давай так. Я ношу твои вещи, а ты меня в своем вещмешке. Никто не видит, а я буду твоим секретным оружием. Энергия экономится, опять же.

Я приподнял Валерона. На его весе никак не отражалась солидная поклажа внутри.

— Идет, — согласился я. — Но пока я получаю диплом, сидишь в моей комнате. Тебе в гимназию все равно нельзя. Еще захочет тебя кто-нибудь обидеть — куда мне девать потом трупы?

Возмущенно вскинувшийся при слове «обидеть», Валерон тут же успокоился, услышав завершение фразы. Наверное, сообразил, что столько не сожрет, а значит, улики прятать будет некуда. У меня было подозрение, что его внутреннее хранилище должно прокачиваться. Но времени для проверок не было. И прокачивать его на трупах как-то не комильфо.

На вручение аттестата пришлось отправляться в компании маменьки и сестры. Друзей в гимназии у меня не было, разве что приятели. Так что дальше вежливых приветствий разговор не зашел.

Маменька сияла как на собственных именинах. Еще бы: всё, что она любила прорицать, сбылось наилучшим образом. И теперь ее ребенок займет достойное место среди магов.

Вручение мне красного аттестата ажиотажа не вызвало. Разве что пара одноклассников бросили на меня завистливые взгляды. Собственно, завидовать там пока нечему было. Само по себе сродство к определенной магии ничего не давало, если не развивать. И кто знает, удастся ли мне развить хоть что-то.

— Маменька отправила Глашу в кондитерскую за самым большим тортом, — прошептала мне на ухо Ниночка, пока наша родительница общалась с другими, не столь везучими на детей. Да, у кого-то там трояков в аттестате не было, но сам аттестат — пфф, всего лишь синий. Стоит ли удивляться, что у всех нашлись срочные дела, а мы вскоре торжественно отправились домой. Пешком — чтобы все видели, как мы счастливы.

Дома маменька артистично упала без сил на софу, но нас с Ниночкой от себя не отпустила. Мы до самого ужина поработали для нее детьми на побегушках. Отнесся я к этому снисходительно: возможно, она меня сегодня вообще последний раз видит, потому что уже этой ночью я собирался покинуть гостеприимный дом отчима. Валерон, который мог принять на себя часть удара, предусмотрительно не высовывался из моей комнаты. Как сказал, высыпается про запас, чтобы при опасности быть отдохнувшим и полным сил.

К ужину приехал отчим и всего лишь одной фразой поставил маменьку на ноги. Ему бы доктором работать — цены бы не было исцеляющему слову.

— Есть известия от Вороновых.

— Так быстро? — ахнула маменька. — Но как же? Пока письмо бы дошло…

— Я писать не стал, позвонил, благо их телефонный номер не секрет.

Маменька едва заметно поморщилась. Отчим имел целых два телефонных аппарата: один в кабинете этого дома и один в кабинете конторы. И наотрез отказывался давать хотя бы к одному из них доступ маменьке, справедливо полагая, что тогда не получит к нему доступ сам. О сотовых телефонах здесь не слышали, зато в ходу были переговорные артефакты, которые давали возможность связаться двум людям с половинками одного артефакта. Способ недешевый и ущербный, как ни крути.

— Господи, Юрочка, не томи. — Маменька прижала руки к груди. — Что они?

— Взяли на себя его образование. Предложили отправить Петра вечерним поездом. По прибытии его встретят.

Это нарушало мои планы, но рядом с Вороновыми собрать реликвию будет легче. А именно это должно стоять первым пунктом, что бы я ни собирался делать. Конечно, родственники со стороны отца были первыми подозреваемыми в покушении на Петю. Но теперь, когда кусок реликвии у меня, отпала необходимость в таких действиях.

— Этим вечером? — ахнула маменька. — Решительно невозможно. Мы Петеньке не успеем пошить костюм.

— Поедет в гимназической форме. Новый князь сказал, что полностью берет на себя обеспечение племянника. И что им не нужны наши провинциальные одежки.

Отчим проговорил это с явной насмешкой по отношению к Вороновым, которые вряд ли были богаче, но спеси имели на десяток Беляевых. Лет сто назад это имело бы под собой более весомые основания, но сейчас презренный металл значил куда больше, чем происхождение. Последнее, конечно, было все также недоступно для покупки, но и покупать его уже необходимости не было.

— Это странно… Раньше они о Петиной судьбе не беспокоились вовсе.

— Раньше главой рода был покойный князь, сейчас политика изменилась. Билет я купил, о чем Вороновым уже сообщил.

Маменька побледнела так, как будто собралась немедленно падать в обморок.

— Юра, это совершенно невозможно, — простонала она, прикладывая руку ко лбу. — Я не могу отдать им ребенка.

— Петр? — спросил меня отчим.

— Пойду собираться, — ответил я. — Нельзя пренебрегать такой возможностью.

— Петенька, ты меня бросаешь?

— Маменька, я тебе писать буду, — зачем-то пообещал я. — А по возможности — и приезжать.

— Можешь забирать мой саквояж, — щедро предложил отчим. — Но особо не заполняй. Вороновы вполне определенно пообещали, что у тебя будет все новое. Документы только не забудь, всё остальное неважно.

— Спасибо, Юрий Владимирович.

На этом я разговор закончил и метнулся к себе. Обрадовать Валерона, что мы уезжаем. В папку с бумагами добавился новехонький аттестат. «Основы магии», подумав, я все же решил тоже взять. Еще из книг я добавил Арифметику и географический атлас. Последний был небольшого размера, но все Искажения на нем были отмечены. Можно будет строить планы, куда податься после восстановления первой реликвии.

В дверь постучали.

— Петр Аркадьевич, вас ждут на праздничный ужин. Не опаздывайте, а то вам не удастся попробовать торт.

Глашин голос сочился столь выраженным злорадством, как будто она лично посы́пала торт слабительным и рассчитывала, что я съем его единолично.