Утром я проснулся и какое-то время лежал, вслушиваясь в себя и в окружающий мир. Чувствовал ли я себя единым целым? Пожалуй, нет. Если тело уже казалось моим, то знания прошлого владельца тела подгружались лишь при изрядном напряжении, что сопровождалось болью. Возможно, причина была в том, что на виске обнаружилась шишка, дюже болезненная при прикосновении. Но тут, как и говорил мой наниматель, часть процессов должна завершиться сама, поэтому были убраны только критические повреждения. А дальше — организм молодой, справится сам.
Я опять прикрыл глаза, пытаясь осознать всё, что случилось. Получалось плохо. Не знаю, сколько я пробыл в виде бесплотной души, но часть личных воспоминаний оказалась стерта, а часть были такими размытыми, что казались чужими. Наверное, это к лучшему: не буду страдать по тем, кто остался в прошлом мире. Потому что сейчас они казались актерами в давно просмотренном фильме. Совершенно чужими людьми, почти все ниточки к которым оборвались после моей смерти. Странное чувство… Предаваться философским размышлениям я не мог: жизнь продолжалась и надо быть готовым к любым поворотам.
За окном серело, а значит, совсем скоро мой полет закончится, поэтому я поторопился дойти до туалета в уверенности, что сейчас на меня никто не нападет. Был бы у убийцы сообщник — у меня не получилось бы спокойно проспать всю ночь. Но револьвер с собой я прихватил: если не испугаются вида, то всегда можно стукнуть увесистой рукояткой.
Пугать оказалось некого. В туалете я умылся и почистил зубы, разглядывая в зеркале не столько себя, сколько злополучную шишку, которая выделялась не так сильно, как болела. Воду из крана пить не стал, вспомнил, что поутру должны разносить чай. Но рот прополоскал несколько раз, чтобы убрать повышенную сухость.
Закончив в туалете все необходимые утренние дела, я вернулся в каюту, где с новыми силами принялся изучать оставшиеся чужие вещи. Поскольку голова теперь худо-бедно соотносила увиденное со знанием местной жизни, я сообразил, что и фляга, и коробка под бутерброды являлись вещицами артефактными. И если функцией коробки было всего лишь сохранение продуктов в том состоянии, в котором заложили, то во флягу можно было залить три вида напитков и выбирать нужный, всего лишь передвигая рычажок. Бывший владелец залил только две жидкости: воду и коньяк, но я ничуть не жалел, что вчера попробовал не то, на что первоначально рассчитывал. Сегодня же спиртное, каким бы качественным оно ни было, будет лишним. Так что я отпил лишь немного воды, удивляясь ее вкусу и прохладе.
Затем приступил к осмотру несессера. Он не только казался новым, но и был им. Похоже, бывший владелец утерял часть багажа и перед полетом спешно обзаводился новым имуществом: металлические предметы блестели, а мыло вообще не было распаковано. Расчесок было две, и одна явно предназначалась для усов. Помазок и зубная щетка тоже были новехонькими, как и опасная бритва. Очень острая — такой бритвой не только щетину можно сбривать, она пойдет и как оружие. Жестяная коробочка с зубным порошком ни разу не открывалась.
Все содержимое я выложил на стол, но второго дна в несессере не обнаружил, как и каких-либо подозрительных уплотнений. Он был именно тем, чем выглядел: новой вещью, впопыхах заполненной тем, что попалось под руку. Поди, еще и за счет денег, заплаченных за мое убийство. Потратил мои деньги, сволочь, на расческу для усов. Мог бы остаток своей жизни обойтись без ненужных приспособлений.
Пачку папирос я тоже вскрыл, но и там оказалось именно то, что было заявлено на этикетке: папиросы. Соответствие содержимого этикетке я проверить не мог, и не только потому, что зажигалки не было: убийца уронил на землю вместе с собой. Но и потому, что раньше Петя курением не баловался, не стоит начинать и сейчас. Пачка полетела в приоткрытое окно, я лишь удивился, что не сделал этого ночью.
Ни одна из оставшихся вещей не указывала на бывшего владельца, а значит, не несла для меня опасности, поэтому я вытряхнул все из моего саквояжа и принялся заполнять его правильно. Поместил на самое дно револьвер и чужие деньги, отложив несколько купюр в свое портмоне, прикрыл картонкой, сложил все остальное, кроме бумаг, среди которых нашлись: обратный билет на вечер этого дня, паспорт, копия экзаменационного листа и обязательство по уплате сбора на прохождение Лабиринта. Все остальные листы были результатами проверки на магию традиционными, так сказать, способами: когда приезжий маг с сертификатом на выявление дара обследовал за небольшую плату желающих. Петя с завидным постоянством желал, но ни разу не получил то, ради чего платил сбор.
Платил деньги отчима, других источников дохода у парня не было. Мог ли отчим таким образом решить вопрос с пасынком? По воспоминаниям Пети, отношения в семье были хорошими, а стоимость попытки пройти Лабиринт была куда ниже обнаруженной во вражеском саквояже суммы. Так что если отчим и заказал пасынка, то уж точно не из-за денег. В этом вопросе он был щедр, правда, и лишнего не давал.
Как бы еще понять, связано ли покушение с разбитыми реликвиями или нет? В воспоминаниях гимназиста ничего не позволяло пролить свет на этот вопрос. Стук в дверь отвлек от размышлений. Меня вычислили или пришли убивать? Внутри все сжалось от страха, но я постарался этого не показать и внешне спокойно сказал:
— Войдите.
В дверь торкнулись, но она не открылась: вернувшись из туалета, я ее опять запер. Пришлось вставать и открывать.
— Добренького утречка, сударь, — залебезил стюард. — Чаевничать будете?
Не вычислили и не пришли убивать — уже хорошо. Но нервы ни к черту. Того и гляди сорвусь.
— Буду.
— Один стаканчик или два?
Я вспомнил, что один стакан входит в стоимость билета, но одним я точно не напьюсь, а деньги у меня есть. И вообще, чаепитие успокаивает. Меньше, конечно, чем коньяк. Но напиваться с утра — прямая дорога на тот свет.
— Два. Один сейчас, второй чуть позже.
Я сгреб бумаги со стола, порадовавшись, что остальное убрал раньше.
— Чай с сахаром? Сливками? Или, может, лимоном? — оживился стюард
— С сахаром и лимоном.
— Доплата гривенник1, — сообщил он. — За вторую чашку будет пятиалтынный2.
Я отсчитал сразу тридцать копеек, решив, что при таких ценах и пятак — хорошие чаевые, и спросил:
— Что за шум ночью в коридоре был?
— Шум? — удивился он и выставил на стол стакан в серебряном подстаканнике, после чего щипчиками ловко забросил в чай сахар и тонюсенький ломтик лимона. — Не было никакого шума. Приснилось вам, сударь. У нас этот рейс на редкость спокойный: ни скандалов, ни драк. Благодать-с. К чаю чего посущественней желаете?
Я покрутил головой. Вряд ли продукты здесь хранились в артефактных холодильниках — заполучить кишечное расстройство проще простого. Маменька мне при отлете твердила, чтобы ни в коем случае в дирижабле ничего не ел — лучше по прилете зайти в трактир при причале. Мол, там проверенное заведение. Маменька… Да уж.
— Не желаю. Вы мне только второй стакан не забудьте принести.
— Как можно, сударь, — оскорбился стюард. — Остальные каюты обойду — и к вам вернусь.
Он наклонил голову, имитируя поклон, и покинул каюту, не забыв прикрыть за собой дверь.
Звуки из коридора все равно доносились, так что я услышал, как стюард постучал в пятнадцатую каюту — ответа не дождался, постучал в шестнадцатую с таким же результатом и пошел дальше. Похоже, исчезновение одного пассажира пока не заметили. Меня это беспокоило только в части наличия у убийцы сообщников. Это было достаточно маловероятно, но сбрасывать со счетов не стоило, как и то, что кто-то меня может встречать с желанием доделать проваленную ночным неудачником работу. Умирать категорически не хотелось: для меня это означает запуск цепочки коротких, но мучительных перерождений. Но как этого избежать, если я не понимал причины нападения?
Я отпил чай, одобрил, достал коробку с бутербродами и начал есть, рассматривая с интересом подстаканник. В руках я их не держал уже черт знает сколько лет, а этот еще был изящно сделан и с гербом. Соколовых, услужливо подсказал мозг, именно на их дирижабле я сейчас лечу.
Доев бутерброды, коробку я убрал, и вовремя, потому что буквально через минуту стюард опять постучал в дверь, забрал пустой стакан и выставил полный. Чай оказался таким же обжигающе-горячим, как и в первом стакане. И необычайно ароматным.
Под чай я решил почитать трофейные газеты.3
Вопросы питания
Вчера наш сотрудник был свидетелем ужасного случая смерти от употребления в пищу свинины.
Покойный (молодой человек довольно приятной наружности, с открытым честным лицом), проходя по Лазенской, спер у торговки четыре свиных отбивных, засунул их в рот и бросился бежать.
Возмущенные граждане догнали покойного и долго били его по открытому, честному лицу, после чего покойный внезапно скончался. Предположительно от отравления свининой.
Мы уже неоднократно писали о вредном влиянии свинины на человеческий организм. Может быть, этот трагический случай заставит вас одуматься.
Сурово здесь с ворюгами. Били по лицу — скончался от отравления. Этак и покойный убийца скончался от аллергии на лесную флору, а вовсе не от того, что его выбросили за борт. Судя по прочитанной заметке, вполне себе жизнеспособная версия.
Жертва дамской шпильки
Сегодня в вагоне трамвая с мещанином Васильченковым произошел несчастный случай: шляпной булавкой проезжавшей дамы у мужчины выколот глаз. Пострадавший отправлен в больницу.
Да уж, на шпильки местных дам лучше не попадаться. И на трамваях тоже лучше не ездить.
24 июня в восьмом часу утра скоропостижно скончался небезызвестный своим противостоянием с потусторонними выходцами князь Воронов. Дней десять назад было кровоизлияние желудочное, приглашен был лейб-целитель Никитин. Здоровье улучшилось. Но вчера князь встал с постели, умылся, вдруг почувствовал себя дурно: произошло второе кровоизлияние, вызвавшее скоропостижную смерть, Покойному был 81 год. Его безутешные супруга, дети и внуки…
Так, стоп. Князь Воронов — это же Петин, а теперь мой дедушка? Разве не должны были сообщить нам о его смерти и вызвать меня на похороны? Не в этом ли причина нападения? Вдруг он что-то завещал? Ну да, внуку, которого ни разу не видел, от сына, на похороны которого даже не приехал…
Обдумать это как следует я не успел, потому что за пустым стаканом пришел стюард. Как оказалось, во время снижения дирижабля вся посуда должна быть жестко зафиксирована.
— Прибудем по расписанию? — уточнил я у стюарда, который уже собрался уйти.
— Обижаете, сударь, — оскорбился он. — Мы никогда не опаздываем. Через час двадцать минут окажетесь на земле, помяните мое слово.
Он опять ушел, а я спохватился, что так и не дошел до второго пункта инструкций. Первый был — выжить при появлении, его я даже перевыполнил. А вот про второй — замаскировать выданные умения — напрочь забыл, слишком был увлечен отходняком от первого.
Навыков мне отсыпали всего пять. Сокрытие сути, Поиск осколков, Божественное слияние осколков (рецепт артефакторики), Артефакторика, Воззвание к богу. Последнее — возможность общаться с выбранным богом через алтарь в Лабиринте. Первоначально мне только его и хотели дать. Мол, слишком энергозатратно будет забросить душу с кучей умений. Но я задал резонный вопрос: «А что если мне не удастся попасть в Лабиринт?» Бог же не знал, что сейчас происходит на его землях — может, Лабиринтов вообще не осталось. Не сказать, чтобы после этих слов мой собеседник расщедрился. Скорее, дал необходимый минимум и сказал, что что-то еще получу только через беседу с ним в Лабиринте, иначе он меня отправить не сможет: с душой нельзя провести слишком большой груз. Информация о всесильности богов оказалась очень и очень преувеличена.
Итак, Сокрытие Сути — вот что мне сейчас необходимо. Для стороннего наблюдателя я не должен выглядеть носителем магии вообще, а уж носителем таких специфических навыков — тем более.
Чтобы применить Сокрытие, нужно сначала разобраться с магией в принципе. Теоретических знаний наниматель отсыпал, но было все это второпях, и я не уверен, что что-то важное не было пропущено.
Печать Бога, которая заставит выполнить поручение, если мне вдруг придет в голову мысль не относиться с должным рвением к этому делу, казалась зеленым оттиском на источнике магии. Но оттиском не была: бог уверял, что увидеть печать никто, кроме меня, не сможет. Даже другие боги. Источник магии, если смотреть особым зрением, выглядел большим сияющим шаром, от которого отходили множественные жгуты, пронизывающие все части тела. Эта магия была моей собственной, было ли что-то подобное у Пети раньше, сказать было невозможно, потому что я не мог отбросить предположение, что магия у него все-таки была. Потому что его покойный отец, или папенька, как о нем всегда думал Петя, магией таки обладал, и довольно серьезной. Что не помешало ему не пережить очередной схватки с «потусторонними выходцами», после чего его супруга с малолетним сыном оказались предоставлены сами себе, потому что борец с «выходцами» денег не накопил и право на наследство утратил, женившись на неодаренной девушке. Но в этом я его, как мужчина, понимал: маменька была на редкость красивой особой. Желающие утешить вдову нашлись сразу, и, как только срок траура закончился, она вышла замуж за самого перспективного жениха.
Знания всплывали в голове хаотично и сопровождались вспышками боли, поэтому я отложил воспоминания и испытал Поиск Осколков, который ничего не показал. Это было ожидаемо: заклинание ближнего действия, а в дирижабле носитель Осколка вряд ли мог найтись.
Поиск Осколков рекомендовалось использовать постоянно, но я его отключил. Не дай бог, забуду про него перед Лабиринтом — не факт, что Сокрытие Сути прикроет работающее заклинание.
Был ли я готов к выходу в город? Однозначно, нет. Но и отсидеться в дирижабле не получится. Выйти в город все равно придется. Из оружия у меня револьвер, которым я не умею пользоваться, и опасная бритва, которой я скорее порежусь сам, чем отобьюсь. Оставалось надеяться, что враги уверены: до конца путешествия я не доберусь. Но я уже почти доехал, осталось, спустившись на землю, быстро пройти где-нибудь курс использования револьвера.
Чтобы пришвартоваться к причальной мачте, дирижаблю пришлось значительно снизиться. Снижение было плавным, но все равно хорошо ощутимым. А сама швартовка ознаменовалась несильным мягким толчком, после чего в коридоре раздался зычный голос:
— Дамы и господа, мы прибыли в Аннинск. Время стоянки час.
Я мешкать не стал, выскочил сразу, пока в коридоре еще никого не было, и бросился к выходу, старательно придавая себе вид независимый и деловой, насколько это было вообще возможно в одежде гимназиста.
Вход в лифт был замкнут на огромный висячий замок, и на землю предстояло спускаться по длиннющей спиральной лестнице внутри самой причальной башни, что я и проделал довольно быстро, а когда остановился внизу — даже не запыхался.
На площадке рядом с причальной башней стояли две пролетки. Завидев меня, извозчики оживились, и я сторговался с одним доехать до самого Лабиринта за сорок копеек. От причальной мачты хотелось убраться поскорее. Преступником себя я не чувствовал, но это не значит, что меня таковым не посчитают, когда выяснится, что я на полном ходу выбросил пассажира за борт и присвоил его имущество.
Когда отъезжали, я оглянулся, чтобы просмотреть на дирижабль. По форме он напоминал пулю острым носом и тупым концом. Блестящую металлическую пулю размера такого, под который револьвера не подобрать. А если бы удалось подобрать, выстрела бы не случилось, потому что снаружи пули были не только окна разных размеров, но и множество металлических нашлепок, которые вряд ли там находились только для украшения. Хотя, признаться, выглядело все это красиво и величественно. Не верилось, что этакая махина без парусов и крыльев может не только летать, но и маневрировать. Она казалась неторопливой и ненадежной.
Вскоре пролетка повернула, я перестал смотреть на дирижабль и уделил внимание самому городу. Ехали мы по мощеной булыжниками дороге, на каждой неровности пролетка подпрыгивала, создавая определенные неудобства седоку. Тротуары тоже казались вымощенными камнем. Дома были одно-двухэтажные, причем второй этаж часто был деревянным, даже если первый был каменным. Окна небольшие, но в резных деревянных наличниках. И палисадник при каждом доме, зеленый и ухоженный.
Прохожих на улице почти не было, а те отдельные особи, что встречались, напоминали массовку исторических фильмов. Причем ту массовку, которой костюмы достались аккурат перед списыванием на помойку.
Нет, пользуясь еще и Петиной памятью, я понимал, что это норма для бедной части населения, но мне самому казалось все это чем-то ненастоящим, чем-то постановочным.
— Приехали, барин, — подал голос извозчик. — Вот он, Лабиринт вашенский.
*Гривенник — десять копеек.
**Пятиалтынный — пятнадцать копеек.
*** Все газетные заметки — почти дословное цитирование реальных газетных заметок начала прошлого века